Часть II

В настоящее время после распада СССР, представлявшего уни­версальный и уникальный канон моноэтничности, которому соот­ветствовало понятие «советский народ», происходит в противовес этноидентичности восстановление традиций предшествующих ис­торических периодов. Создаются национальные истории. Каждая национальная история является вариантом истории для себя.

Украинский вариант реставрации национального прошлого часто базируется на таком далеком и легендарном прошлом, когда украинцы еще и не были «украинцами». Скорее это воображаемая этническая общность «истинных славян». Однако действительные представления о возникновении Украины и ее появление на поли­тических картах Древнего Мира можно установить по сохранив­шимся письменным источникам, которые с большей или меньшей степенью точности позволяют воссоздать историю возникновения славянского этноса и украинцев как одного из трех братских наро­дов - белорусов, русских и украинцев.

Проблеме появления славян в Центральной и Восточной Европе уделено много внимания. В теоретических работах представлены крайне противоречивые данные. В подавляющем большинстве слу­чаев они являются отражением острой политической борьбы. Но во всех случаях приходится обращаться к древним рукописям и преда­ниям. Из многочисленных работ, в которых тщательно приводится анализ исторического материала, касающегося возникновения сла­вянского этноса и русов, следует отметить работы А.Г. Кузьмина, М.Н. Тихомирова, В.Д. Иванова, В.Г. Васильевского.

Наиболее упорядоченная и систематизированная картина воз­никновения славянского этноса и русов дается А. Г. Кузьминым в написанных им предисловиях к историческим романам В.Д. Ива­нова. Именно эти материалы и используются в специальной части, отражающей сложную картину формирования одного из предста­вительного этнического образования Европы - славян.

Подобная сложная история возникновения и развития может относиться к любому этносу. Уходя в глубь веков, за пределы до­шедших до нас рукописных источников, представления о возмож­ных народах и их отношениях могут носить только гипотетический характер. С достаточной достоверностью о появлении славян мож­но судить по иностранным источникам, которые позволяют про­следить этот процесс на границах V-VI вв.

ИСТОКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СЛАВЯН НА ТЕРРИТОРИИ ЕВРОПЫ

«Откуда есть пошла Русская земля?» Почти тысячу лет назад этим вопросом задался один из первых летописцев, составляя «По­весть временных (т.е. минувших) лет». Летописец жил в Киеве, отождествлял себя с потомками издавна проживавшего здесь пле­мени полян, которых и считал собственно «русью». Он пересказал предания о том, как теснимые волохами славяне, и в их числе по-ляне-русы, покинули Норик - римскую провинцию, расположенную между верховьями Дравы и Дунаем по соседству с Паннонией (ны­нешняя Западная Венгрия). Славяне разошлись по разным землям и обосновались на новых местах. Поляне-русы при этом заняли ле­состепную область в Среднем Поднепровье. Когда это было, лето­писец не знал. Не пояснил он и того, кто такие волохи, поскольку современники его знали, о ком идет речь.

А некоторое время спустя в Новгороде возникла другая версия о начале Руси. Новгородский летописец настаивал на том, что русы -это варяги и сами новгородцы происходят «от рода варяжска». Приходят варяги-русы с Варяжского - Балтийского - моря сначала в северо-западные земли и лишь потом спускаются к Среднему Поднепровью. Первым князем «русским» был вовсе не Кий, как уверял киевский летописец, а Рюрик, которому определены и годы правления:826-879.

Спор летописцев продолжался вплоть до конца XI - начала XII в. А потом в летописных сборниках-сводах оказались обе версии. Что-то в ходе полемики было опущено спорящими сторонами, что-то добавлено для связи позднейшими летописцами-сводчиками. Потомкам же достались разные версии с отголосками некогда жаркого и не вполне понятного позднее спора.

Со временем было забыто, чем возбуждались страсти. В тече­ние ряда веков летопись переписывали со всеми противоречиями и полемическими выпадами летописцев друг против друга, и текст ее застыл. К такому застывшему тексту долгое время и обращались в поисках истоков Руси. Одни принимали версию, что русы - это поляне, другие признавали русов варяжским племенем. Так разде­лились приверженцы южного и северного варианта начала Руси. При этом сторонники первого разошлись в определении этниче­ской природы южных русов, а сторонники второго - в вопросе о том, кто такие «варяги», где они жили, на каком языке говорили. Русские источники позднего средневековья (XVI-XVII вв.) поме­щали варягов по южному берегу Балтики. В годы бироновщины (30-е гг. XVIII в.) 3. Байером и позднее Г. Миллером была выдви­нута гипотеза, что под варягами следует разуметь скандинавов, а под варягами-русами - шведов. Так родилась «норманская теория», имеющая многих приверженцев и в современной исторической, лингвистической, археологической литературе.

Ожесточенность спора о начале Руси на протяжении двух с по­ловиной столетий проистекает из-за политической важности во­проса. Не случайно, например, Гитлер, Гиммлер, Геббельс, исходя из своих интересов, включились в полемику о народах «способных» и «неспособных» к поддержанию «порядка», к созданию собствен­ной государственности. «Организация русского государственного образования, - утверждал Гитлер в «Майн кампф», - не была ре­зультатом государственных способностей славянства в России; на­против, это дивный пример того, как германский элемент проявля­ет в низшей расе свое умение создавать государство... В течение столетий Россия жила за счет этого германского ядра своих высших правящих классов». А отсюда следовал и практический вывод: «Сама судьба как бы хочет указать нам путь своим перстом: вручив участь России большевикам, она лишила русский народ того разу­ма, который породил и до сих пор поддерживал его государствен­ное существование». Идеи эти внушали в памятке немецкому сол­дату, инструкции сельским управляющим на оккупированных тер­риториях и т.п. Подобные представления и поныне бытуют в изда­ниях на Западе (главным образом в Германии, Англии, США), и поныне они несут ту же идейную нагрузку.

В полемике всегда существует тенденция занять противопо­ложную позицию. Норманисты изначально писали о «дикости» и неорганизованности славян, отсутствии у них наследственной кня­жеской власти, неразвитости язычества. Возражая им, антинорма-нисты XVIII-XIX вв. искали доказательства относительно высокой культуры славян, приверженности их к своим наследственным вла­детелям и т.п.

Современная методология привнесла иную ценностную шкалу, поставила иные вопросы. Напрочь снимались рассуждения о «спо­собных» и «неспособных» народах, о чем бы ни шла речь. Отличия народов друг от друга не могут оцениваться понятиями «лучше» или «хуже», даже когда очевидно стадиальное различие: ускоренное или замедленное развитие одних и тех же явлений. Это в особен­ности относится к вопросу о времени возникновения государства и его характера. Дело в том, что государство не является единствен­но возможной формой организации взаимообусловленных отно­шений в условиях резкого размежевания классов и социальных групп. Идеальная форма организации - самоуправление. Оно суще­ствовало в доклассовом обществе, и к нему общество вернется с ликвидацией классов.

Форма государства во многом зависит от традиций догосудар-ственного строя того или иного народа. Традиции эти живут очень долго, и сейчас сложно представить, в какую глубокую древность уходят многие наши правила общежития.

Очень долго первичной формой организации был род или большая кровнородственная семья. Затем их вытеснили террито­риальные формы организации, в основе которых лежала террито­риальная община. У разных народов заметно различались и формы родовой организации, и характер территориальной общины, и вре­мя вытеснения первых вторыми. А эти древнейшие формы органи­зации неизбежно влияли на последующие. Поэтому нельзя понять специфики государственной системы на любой территории, если не учесть тех форм, в которых социальная организация существо­вала у проживавших на этой территории племен и народов до об­разования государства.

Не познав прошлого, нельзя познать самих себя. О прошлом можно узнать, задавая самим себе вопросы о том, что мы есть. Но пути познания и того и другого исключительно сложны.

Особенно трудны для понимания древнейшие эпохи. Сведений о них сохранилось мало, а круг вопросов, подлежащих решению, намного шире, чем при обращении к современности или к недав­нему прошлому. Почти по всем этим вопросам среди ученых суще­ствуют расхождения, так как многие из них не решены или даже не изучены исторической наукой.

Когда речь идет о прошлом, тем более об отдаленном про­шлом, нельзя руководствоваться нравственными нормами и пси­хологией настоящего времени.

О «русской загадке» говорят давно в положительном и в отри­цательном смысле. В работах В.Д. Иванова с большой убедитель­ностью объясняются потоки того особенного, что отличает Россию и русских на протяжении многих столетий. Это позволяет в значи­тельной степени уяснить, «откуда пошла Русская земля», как на новгородском Севере действовали варяги и норманны. Осмысли­вается движение славян на восток, приведшее к созданию огром­ного многонационального государства.

Заслугой В.Д. Иванова является стремление показать в своих произведениях Русь на самом широком международном фоне. Как ученый, он тонко почувствовал, что социальная психология, нрав­ственность создаются историей народа, а будучи созданными, ста­новятся активной силой, воздействующей на следующие поколения.

Главная особенность мировоззрения славян вообще и русского народа в частности - в изначальном отсутствии чувства племенно­го эгоизма, в широкой распахнутости славянства по отношению к иным языкам и народам, независимо от того, колонизуют ли сла­вяне земли, заселенные иными языками, или же иноземцы прихо­дят к ним для поселения. В славянском миропонимании совершен­но исключается расовое, кровнородственное начало, и многовеко­вое постоянное смешение с иными народами не меняло специфики народного, национального характера.

Летописцы в поисках начала Руси ставили три вопроса: «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первое княжити и от­куда Русская земля стала есть». Они, следовательно, различали происхождение народа и государственности. А такой взгляд пред­полагает первоочередное внимание не просто к социально-хозяй­ственной организации народа в пору возникновения классов и госу­дарства, но к его этническим традициям, которые накладывают отпечаток на сложение новых форм организации.

Вопрос о начале славянства и русов чрезвычайно сложен, обще­принятого решения нет и сегодня, и вряд ли оно будет в ближай­шем будущем. Далеко не ясен также вопрос о соотношении славян и русов. Вплоть до X в. большинство авторов их разделяет, что, кстати, и является главным источником, питающим норманизм. Остается крайне сложным представить, как можно соединить по­морских русов с «роксоланами» на реке Роси. Вопрос этот совер­шенно неясен, и ни в одну из существующих точек зрения он не мо­жет вписаться.

Приняв гипотезу о происхождении Руси от племени по Роси, которое должно быть малочисленным, так как больше не размеща­ется на речном побережье, следует считать, что распространение имени «Русь» на обширную территорию несло бы характер случай­ности. А ведь в этот период в Центральной Европе были племена, насчитывавшие сотни тысяч сородичей.

В.Д. Иванов в своих работах не опускается глубже VI в. Именно в эту эпоху византийские источники заговорили о славянах, кото­рые оказались самой активной силой на огромной территории от Иллирии до Нижнего Дуная и вскоре заселили большую часть Бал­канского полуострова, многие эгейские и среднеземноморские ост­рова, многотысячными группами проникли в Малую Азию. В это же время славяне доходят до побережья Балтийского и отчасти Северного моря, река Эльба становится славянской почти во всем ее течении, а с верховьев Дуная они просачиваются в Северную

Италию, в предгорья Альп и верховья Рейна. Откуда они расселя­лись? Где та территория, которая вскормила сотни тысяч, миллио­ны людей с общим языком и верованиями?

Автор VI в. Иордан поясняет, что славяне раньше назывались «венедами», «вендами», «виндами». «Венодами» называют балтий­ских и полабских славян многие германские источники. Называют они их также «вандалами», причем «вандалы» и «венеды» в этом случае понимаются как разные названия одного и того же этноса. В XV в. неизвестный польский автор пояснял, что тех, кого поляки называют «поморцами», немцы (тевтоны) зовут «венедами», галлы и итальянцы - «вандалами», а «рутены»-русские - «галматами».

В науке племя вандалов, продвинувшееся в первые века нашей эры от Прибалтики к Подунавью, обычно считается германским. Однако правильнее вопрос о языке и этносе всех прибалтийских племен оставить открытым. Конечно, не случайно, что германские источники столь дружно смешивают славян с «вандалами»: и те и другие были для них иноязычными. С «венедами» тоже вопрос не прост. Венеды известны по юго-восточному побережью Балтий­ского моря, по крайней мере, с начала нашей эры, а само море на­зывалось «Венедским заливом». Позднее так назывался Рижский залив. На его побережье венеды-венды упоминаются еще в XIII в. и даже позднее. Но славянских поселений здесь не было. Следова­тельно, венеды древних авторов - это племена с особым языком, лишь смешавшиеся позднее со славянами, растворившиеся в них, давшие славянам в некоторых случаях свое имя.

Этноним «венеды» негреческого происхождения, и из греческо­го языка он не может объясняться. «Венеты» и «прасины» в Кон­стантинополе - партии болельщиков на ипподроме - «голубые» и «зеленые» (по цвету одежды возничих).

У самих славян в памяти жило представление о дунайской пра­родине. При этом в польских и чешских хрониках называли «мате­рью всех славянских народов» Паннонию - область Среднего По-дунавья, а русская летопись, как было сказано, помещала прароди­ну славян несколько выше по Дунаю, в Норике. Историческое пре­дание - факт, с которым надо считаться, противоречия тоже фак­ты, которыми нельзя пренебречь. Любая концепция должна учесть и то и другое.

В многочисленной литературе о начале славянства обсуждают­ся обычно два глобальных вопроса: когда обособился славянский язык и где это произошло. Эти вопросы обязательно должны увя­зываться друг с другом, потому что споры о прародине теряют смысл, если имеются в вид разные эпохи. И в настоящее время хронологическую глубину истории славянства определяют от III—

II тысячелетия до н.э. до первых упоминаний славянства в VI в. н.э. Территориально прародину славянства ищут в междуречье Днепра и Западного Буга, в междуречье' Вислы и Одера, в Северном При­карпатье, в Припятье, в прибалтийской части междуречья Вислы и Одера, в Подунавье.

Лишь в самое недавнее время в нашей литературе нашли вы­ражение почти все эти гипотезы. А.Л. Мопгайт настаивает на том, что начало разных народов надо вести со времени их первого упо­минания, и вопрос о «прародине» таким образом снимался: жили там, где их застали первые упоминания. Другой автор, археолог И.П. Русанова, выделяет славян в рамках пшеворской культуры, существовавшей в южной половине Польши со II в. до н.э. по IV в. н.э. В.В. Седов ищет начало славянства в более раннее время и в более северных районах, обращая внимание на так называемую культуру клешевых погребений (IV в. до н.э. - ІІ в. до н.э.). Боль­шинство польских археологов и лингвистов помещают прародину славян между Вислой и Одером, а начало ее ведут от лужицкой культуры, возникающей в XIII в. до н.э. в Центральной Европе. Из­вестный советский лингвист Ф.П. Филин, в целом соглашаясь с та­кой датой (хотя и не определяя ее точно), искал славян в междуре­чье Днепра и Западного Буга. Б.А. Рыбаков, неоднократно обра­щавшийся к проблеме начала славянства, как бы объединил обе точки зрения, расширил зону формирования славян на обе предла­гаемые территории, связав их с более ранней культурой, так назы­ваемой тшинецкой (около 1450 г. до н.э.).

Летописная версия была популярна в прошлом столетии. Но затем она стала подвергаться критике и просто отвергаться, как отвергалось практически все, что воспринималось как объяснение средневековых авторов. Но недавно в эту концепцию вдохнул но­вую жизнь известный лингвист О.Н. Трубачев. Аргументы его поч­ти исключительно лингвистические. Он обращает внимание, в ча­стности, на одно имеющееся в литературе противоречие: славян считают «молодым» народом, потому что их язык поздно отделил­ся от общеевропейской основы, и его считают наиболее «архаич­ным» из индоевропейских языков. О.Н. Трубачев разрешает это мнимое противоречие простым допущением, что область форми­рования индоевропейцев совпадает с прародиной славян. Как пря­мые наследники давних индоевропейцев на данной территории, славяне сохраняют больше архаических индоевропейских черт, и их отрыв от языка-матери не носил такого характера, какой обычно бы­вает при дальних переселениях, ведущих к изоляции от прародины.

Антропологические исследования истории разных европейских народов существенно затрудняются тем, что примерно с середины

II тысячелетия до н.э. и вплоть до принятия христианства у многих европейских народов, включая славян, было трупосожжение, соот­ветствующее определенным языческим представлениям. Этому вопросу посвящен ряд работ Т.П. Алексеевой.

Установлено, что один из важнейших компонентов, вошедших в состав позднейшего славянства, появляется в Центральной Европе -как раз в области, где искали свою прародину сами славяне - на рубеже III и II тысячелетий до н.э. (так называемая культура колоколовидных кубков, в частности). Кроме того, в славянстве широко представлен более северный, близкий к балтийскому антропологи­ческий тип. В результате славяне предстают очень рано, может быть, даже изначально смешанным в расовом отношении народом, и это могло сказаться на специфике его характера.

Именно в изначальной смешанности, по крайней мере, двух равноправных компонентов следует искать истоки той особенной славянской психологии, которую верно выявил и в той или иной степени показал В.Д. Иванов. У славян значительно раньше, чем у германцев и многих других их соседей, исчезла кровнородственная община, уступив место общине территориальной. На территории предполагаемого расселения славян с эпохи бронзы прослежива­ются небольшие жилища-полуземлянки, которые могли вместить лишь «малую семью», тогда как по соседству жили племена, жи­лища которых принимали помногу десятков человек - «большую семью». Это исконное различие оказывается весьма существенным при становлении классового общества и государства. На западе с распадом кровнородственных общин последняя исчезает вообще, а выделяющаяся на ее обломках малая семья оказалась лицом к лицу с государством, с феодалом, с властью. У славян община была формой территориальной организации, которую государство не могло ни заменить, ни уничтожить. А потому она сохраняется на многие столетия, становясь между крестьянином или посадским человеком и государством. Поскольку община носит территори­альный, а не кровнородственный характер, она легко может при­нять «чужих», а славянин в иной среде быстро усваивает чужие обычаи. Этим и объясняется высокая способность ассимилировать и ассимилироваться.

Процесс разложения кровнородственной общины и утвержде­ния общины соседской занимал столетия, а то и тысячелетия. Не­большое племя «россичей» возможно представить уже смешан­ным: три рода из десяти идут от скифов. Скифы к VI в. давно ис­чезли, растворились в иных племенах и народах. Само имя «скифы» покрывало разные языки и культуры. Поначалу так называли все племена, подчиненные скифам, а позднее - народы, проживающие на той же территории. В составе этого обобщенного названия мно­гие историки и археологи до сих пор ищут славян.

С другой стороны, несомненно, что в Поднепровье и Северном Причерноморье славяне ассимилировали иранские и какие-то иные племена, в том числе восходящие, возможно, еще к индоарийской ветви. Известно, что многие ученые именно из Северного Причер­номорья выводят самих индоарийцев. Древнерусское божество Хо­ре, которое, как и Даждьбог, связывалось с солнцем, имеет прямую параллель с божествами Индии и, весьма вероятно, уходит в ин-доарийскую древность. Следы пребывания в Причерноморье ин­доарийцев успешно ищет в топонимике О.Н. Трубачев, причем компактные группы индоарийцев местами сохранялись чуть ли не до эпохи образования Древнерусского государства.

Большинство источников, как было сказано, обособляют русов от славян. Поэтому многие специалисты искали предков этого племени в неславянском населении Северного Причерноморья. Еще в средневековых памятниках русов отождествляли с роксала-нами - ветвью иранского племени алан. Эту версию затем принял М.В. Ломоносов, а еще позднее видный антинорманист Д.П. Ило­вайский. Наиболее привлекательной она оставалась и среди совет­ских ученых. В какой-то мере особому интересу к аланам способст­вовала их высокая активность и подвижность в эпоху великого пе­реселения: они прошли до побережья Северного моря и Атланти­ческого океана, прошли в Испанию и Северную Африку, объединя­ясь то с готами, то с вандалами, то с иными племенами, всюду уча­ствуя в сложении новых государств и народностей.

С племенем роксаланов или аорсов увязывал русов известный советский историк и этнограф СП. Толстов, причем он полагал, что племена эти изначально принадлежали к неиранской языковой группе и лишь позднее были иранизированы. Позднее украинский археолог Д.Т. Березовец отождествил русов с аланами Подолья. Развивая наблюдения СП. Толстова и Д.Т. Березовца, украинский археолог и историк М. Ю. Брайчевский связывает с «сарматской Русью» «русские» названия днепровских порогов в записках визан­тийского императора Константина Багрянородного (середина X в.), тех самых названий, которые до сего времени остаются одним из главных оснований норманизма. Иранскую подоснову, восходящую к эпохе Черняховской культуры (II—IV вв.), видит в земле полян-руси московский археолог П.В. Седов. К этой же мысли склонялся и известный археолог П.Н. Третьяков, но он предпочитал оставить вопрос открытым, так как видел в поднепровских древностях следы и западного - германского или западнославянского влияния.

О.Н. Трубачев склонен связывать русов с выявленными им остат­ками древнего индоарийского этноса.

Норманистская точка зрения также остается достаточно пред­ставительной в нашей археологии и лингвистике. Ее придержива­ются, в частности, археологи Д.А. Мачинский, Г.С. Лебедев, к ней склонялся в последние годы жизни М.И. Артамонов, к ней близок лингвист Г.А. Хабургаев. Многие лингвисты и историки, не считая русов норманнами (германцами-скандинавами), тем не менее при­знают значительную роль скандинавов в образовании Древнерус­ского государства, как раз исходя из данных, касающихся именно русов. Особенно часто такого рода подмены встречаются в общих работах или же в обзорах, имеющих целью отыскание следов пре­бывания скандинавов на территории Восточной Европы. Именно «русские» названия порогов и имена князей и дружинников «рбда русского» более всего служат убеждению в существовании «нор­маннского периода» в истории Руси. В этом, как правило, ограни­чиваются отысканием чего-то похожего в Скандинавии, игнорируя более двух столетий назад высказанное меткое замечание М.В. Ло­моносова: «На скандинавском языке не имеют сии имена никакого знаменования».

В.Д. Иванов примыкает в целом к концепции Б.А. Рыбакова. Помещая русов на реке Роси, Б.А. Рыбаков как бы включает их в историю славянства на этой территории. Но он отмечает и особен­ности выделяемой им области в материальной культуре, особенно­сти, которые могут иметь и этническое значение. Речь идет прежде всего о составе предметов Мартыновского клада, который и опре­деляется как «древности русов». Пальчатые фибулы, поясные на­боры и некоторые другие найденные там предметы не имеют ме­стных корней, но широко представлены в Подунавье вплоть до Ад­риатики, где они, по-видимому, первоначально и появляются. Ду­найские элементы прослеживаются и в культуре населения, поя­вившегося в конце V в. в восточном Крыму и на Таманском полу­острове, то есть там, где позднее византийские источники зафик­сируют росов.

Вопрос о славянской прародине сложен потому, что неизвест­но, с какого времени начинать. Вопрос о начале Руси еще сложнее, потому что нет уверенности в знании языка этого племени. А ис­точники дают столько различных «Русий», что среди них легко рас­теряться и затеряться. Только в Прибалтике упоминаются четыре Руси: остров Рюген, устье реки Неман, побережье Рижского залива и западная часть Эстонии (Роталия-Руссия) с островами Эзель и Даго. В Восточной Европе имя «Русь», помимо Поднепровья, свя­зывается с Прикарпатьем, Приазовьем и Прикаспием. Недавно Б.А. Рыбаков обратил внимание на сведения о Руси в устье Дуная. Область «Рузика» входила в состав Вандальского королевства в Северной Африке. И едва ли не самая важная «Русь» помещалась в Подунавье. В Х-ХШ вв. здесь упоминается Ругия, Рутения, Руссия, Рутегская марка, Рутония. Во всех случаях, очевидно, речь идет об одном и том же районе, каковым мог быть только известный по источникам V-VIII вв. Ругиланд или Ругия. Располагалась Ругия-Рутения на территории нынешней Австрии и северных районов Югославии, то есть именно там, откуда «Повесть временных лет» выводит полян-русь и всех славян. Возможно, ответвлением этой Руси явились два княжества «Русь» (Рейс и Рейсланд, то есть Рус­ская земля) на границе Тюрингии и Саксонии. Об этих княжествах, пожалуй, мало кто и слышал. А они известны источникам, по край­ней мере, с XIII в. вплоть до 1920 г., когда были упразднены. Сами «русские» князья, владевшие этими землями, догадывались о какой-то связи с восточной Россией, но не знали, в чем она заключалась.

Помимо названных «Русий», русские летописцы знали «Пурга-сову Русь» на нижней Оке, причем даже в XIII в. эта Русь не имела отношения ни к Киеву, ни к Владимиро-Суздальской земле.

Академиком М. Н. Тихомировым упоминалось о «русской» ко­лонии в Сирии, возникшей в результате первого крестового похода. Колония носила названия «Ругия», «Руссия», «Росса», «Ройа». При­мерно с тем же чередованием мы имеем дело и при обозначении других «Русий». Не исключено, что в каких-то случаях совпадали различные по смыслу, но сходно звучавшие названия. Но и факт широкого рассеяния родственных родов и племен тоже нельзя иг­норировать. Эпоха великого переселения народов дает множество примеров такого порядка. В сущности, все охваченные им племена в конце концов распались, рассеявшись по разным частям Европы и даже Северной Африки. Притязания одних родов на господство по отношению к другим, им родственным, побуждали последних от­деляться и уходить подальше от честолюбивых сородичей. Руги-русы, очевидно, пережили примерно то же, что наблюдалось у го­тов, аланов, свевов, вандалов и других племен. Еще в X в. визан­тийцы называют русь «дромитами», то есть подвижными, странст­вующими.

В настоящее время ответа на возникающие вопросы еще нет: никто и не пытался нанести на карту все упоминания Руси. Но и неразрешимым это тоже считать не следует: дело может сдвинуть­ся с места, если вопрос будет верно поставлен. «Правильная по­становка вопроса и есть его решение», - говорил К. Маркс. В дан­ном случае важно держать в поле зрения как раз противоречивые сведения ради отыскания закономерности в самих противоречиях.

Именно с этой целью дается подборка сведений иностранных ис­точников о Руси, причем источники XII-XIV вв. часто проливают свет как раз на процессы предшествующего времени. Наличие в Европе «Русий» в этот период может оказаться основанием для понимания сведений о «русских» графах, герцогах и т.п. в VIII-IX вв., а также для понимания сюжетов, саг и сказаний, в которых «рутены», «русские», воюют с готами, гуннами, данами еще в V-VIII вв.

Разные представления об изначальной этнической природе ру­сов сопровождаются обычно и соответствующими осмыслениями самого этнонима. Норманисты указывают обычно на финское на­звание шведов «Руотси», не объясняя, что вообще это название значит (а означать это слово в финских языках может «страна скал»), сторонники южного происхождения названия указывают на обозначение в иранских и индоарийских языках светлого или бело­го цвета, который часто символизировал социальные притязания племен или родов. Источники дают достаточно представительный материал и для иного подобного толкования. В Западной Европе Русь, как говорилось, называлась также Ругией, Рутегией, иногда Руйей или Руйяной. В первые века в Галлии существовало кельт­ское племя рутенов, которое часто называли «флави рутены», то есть «рыжие рутены». Это словосочетание в некоторых средневе­ковых этногеографических описаниях переносилось и на Русь, и, как это указывалось в нашей литературе, для такого перенесения тре­бовалось какое-то хотя бы внешнее основание. И действительно, в X в. северо-итальянский автор Лиутпранд этноним «Русь» объяс­нял как простонародное греческое: «красные», «рыжие». Во фран­цузских источниках дочь Ярослава Мудрого Анна Русская также осмысливалась и как Анна Рыжая. Название Черного моря как «Русского» встречается более чем в десятках источников Запада и Востока. Обычно это название связывается с этнонимом, служит, в частности, обоснованием южного происхождения Руси. Это не ис­ключено и даже вероятно. Но надо иметь в виду и то, что само это название осмысливалось как «Красное». В некоторых славянских источниках море называется не «Черным», а «Чермным», то есть Красным. Так же оно называется в ирландских сагах, выводящих первых поселенцев на острове Ирландии из «Скифии» (в ирланд­ском языке: «Маре Руад»). Само название «рутены» происходит, видимо, от кельтского обозначения красного цвета, хотя на ругов-русов это название перешло уже в латинской традиции.

В русской средневековой традиции тоже была версия, что на­звание «Русь» связано с цветом «русый». Традицию эту обычно все­рьез не принимают. Тем не менее у нее весьма глубокие истоки. Так, в некоторых ранних славянских памятниках зафиксировано обозначение месяца сентября как руен или рюен, то есть почти так, как в славянских языках назывался и остров Рюген (обычно Руйяа). Значение этого названия месяца то же, что и прилагательного «ру­сый»: именно коричнево-желтый, багряный (уже позднее слово «русый» станет обозначать несколько иной оттенок). По существу, все формы обозначения Руси в западноевропейских источниках объясняются из каких-то языков и диалектов как «красный», «ры­жий». При этом необязательно речь должна идти о внешнем виде, хотя и внешний вид в глазах соседей мог этому соответствовать. Красный цвет в столь важной для средневековья символике озна­чал могущество, право на власть. Красный цвет могли специально подчеркивать, как подчеркивал автор «Слова о полку Игореве» «черленый», то есть красный цвет щитов русичей. Для язычников эпохи военной демократии было свойственно и ритуальное рас­крашивание, на что обращал внимание Юлий Цезарь, говоря о бриттах (они красились в синий цвет).

О языке русов сведений пока мало, и нужна конструктивная концепция, которая позволила бы объяснить разрозненный мате­риал. Выше упомянуто любопытное сообщение неизвестного авто­ра XV в., согласно которому рутены называли поморян «галматами». В этой связи напрашивается параллель с иллирийскими далматами, тем более что и известных по германским источникам гломачей называли также делемичами. Географ XVI в. Меркатор язык рутенов с острова Рюген называл «словенским да виндальским». Очевидно, какое-то время рутены были двуязычными: пере­ходя на славянскую речь, они сохраняли и свою исконную, которую Меркатор считает «виндальской», т.е., видимо, венедской. В со­временной германской лингвистике имеет широкое распростране­ние и обоснованная версия, по которой в северных, прибалтийских пределах некогда жили не германцы, а илирийцы или венеты, так называемые «северные иллириццы».

Доказывается этот тезис главным образом материалом топо­нимики. Значительная часть топонимики северо-западного побе­режья Адриатики имеет аналогии в Юго-Восточной Прибалтике. Добавим, что та же топонимика встречается также в северо­западной части Малой Азии и прилегающих к ней европейских об­ластях.

Топонимика иллирийско-венетского облика уходит в достаточ­но глубокую древность, может быть, к концу эпохи бронзы, когда по всему Европейскому континенту происходят значительные пе­редвижения племен, в том числе передвижения, вызванные пора­жением Трои и ее союзников из Малой Азии, а также венетов (XII в. до н.э.). Именно в последней четверти II тысячелетия до н.э. на юго-восточном побережье Прибалтики появляется чуждое для это­го района узколицее население, которое и доныне отражается в облике живущих на морском побережье литовцев, латышей и эс­тонцев. Именно эта часть Балтийского моря называлась некогда Венедским заливом, и такое название применительно к Рижскому заливу сохранялось вплоть до XVI в.

Как соотносились иллирийский, фракийский и венетский языки, остается неясным, но принадлежали они, по всей вероятности, к одной группе. Близок к этой группе был и кельтский язык, хотя кельтские черты в культуре южного берега Балтики, которые вы­являются немецкими археологами в последнее время, возможно, имеют уже вторичное происхождение, наслаиваются на более ран­нюю венето-иллирийскую культуру. Имена послов и купцов «от рода русского», называемые в договорах русов с греками, Олега' и Игоря, находят более всего аналогий и объяснений именно в вене-то-иллирийском и кельтском языках. Встречаются в их числе и та­кие, которые могут быть истолкованы из иранских языков, что не­удивительно, если учесть глубокие местные традиции этого языка в Поднепровье, а также в эстонском (чудском) языке.

Вопросы для самоконтроля

1. Южная и северная теории возникновения Руси, источники о народо­населении Европы на рубеже и в начале первого тысячелетия.

1. Представления ведущих отечественных и зарубежных ученых об этнообразовании и формировании славянского этноса.

2. Индоарийская и норманская теории происхождения славян.

3. Лингвистические подходы в установлении истории возникновения славян.

4. Археологические и антропологические теории происхождения славян.

РОЛЬ МИГРАЦИИ И ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ В ФОРМИРОВАНИИ СЛАВЯНСКОГО ЭТНОСА

Исторические судьбы трех поначалу разных народов - русов, словян, венедов оказались настолько тесно переплетены, что в районе Восточной Европы они со временем стали представлять собой своеобразное единое целое. Процесс объединения (ассими­ляции) проходил на основе славянского элемента, но этнические различия сохранялись еще довольно долго, в частности, эти разли­чия отразились в «Повести временных лет». Единое целое трех народов стало основным компонентом формирующейся в ІХ-ХІ вв. древнерусской народности. В то же время наличие различных этно­сов в немалой степени повлияло на форму и характер государства Киевской Руси и народа, населявшего его территорию.

В настоящее время большинство народов Европы говорят на индоевропейских языках. Само название этой группы языков ука­зывает на районы их древнего распространения - Европа и Индо­стан. Долгое время индоевропейские племена занимали также территорию Средней Азии, значительную часть Малой и Передней Азии. В свою очередь, в Европу проникали или в ней сохранялись и племена, говорившие на иных языках. Остатком очень древнего неиндоевропейского населения являются проживающие в Испании баски. На северо-востоке Европы издревле жили племена, гово­рившие на языках уральской группы, позднее угро-финские племе­на. К последним в настоящее время относятся финны, карелы, ко­ми, марийцы, мордва, а в Центральной Европе - венгры, пришед­шие сюда из Предуралья в конце IX в. Около начала нашей эры в степи Причерноморья начали проникать с востока также тюркские племена, часто смешанные еще на востоке с уральскими и индоев­ропейскими племенами.

Вопрос о времени зарождения больших языковых групп племен остается спорным, поскольку до конца еще неясны закономерности языкового и социального развития в ту отдаленную эпоху. Можно сказать лишь, что они тесно связаны между собой. Как правило, интенсивность социального развития ускоряет и языковые измене­ния. Но воздействуют и иные факторы. Так, выделение особых диалектов неизбежно, если племена занимают обширные террито­рий. Контакты же с племенами иных языков еще более ускоряют обособленность. С другой стороны, многое зависит от прочности племенного строя. В отдельные периоды привязанность к племен­ным традициям сильнее, нежели связь с занимаемой территорией. На одной и той же территории могли долгое время удерживаться различные племена, не смешиваясь друг с другом.

Можно отметить и еще одну закономерность. Очень часто тра­диции (и в том числе язык) лучше сохраняются у отколовшейся части этноса. Особенно прочными они могут оказаться в изоляции (например, где-нибудь на острове). Изолированность может быть достигнута и искусственным путем: население держится своей тра­диционной общины либо потому, что на ее права покушается ка­кое-то большинство, либо потому, что община обеспечивает своим членам определенные преимущества.

Древнейшие эпохи жизни человечества доступны пока главным образом археологии и антропологии, в меньшей части лингвистике (в основном названия рек и других местностей) и этнографии. Письменная история народов начинается с эпохи становления классового общества и государств, хотя в историко-географические сочинения обычно попадают и народы, еще не вступившие в эту стадию.

Первым народом Северного Причерноморья, известным по письменным источникам, являются киммерийцы. Киммерийцы совершали походы в Переднюю и Малую Азию. Они участвовали в сокрушении Трои в знаменитой Троянской войне (XIII или XII в. до н.э.), то есть выступали уже в то время союзниками греческих городов, видимо, будучи заинтересованными в торговле с ними. В VII в. до н.э. киммерийцы были вытеснены из Причерноморья пришедшими с востока скифами. Разные источники сохранили све­дения об отступлении киммерийцев в Малую Азию, Кавказ и в За­падную Европу по дунайской долине. Проникали киммерийцы в Западную Европу и раньше.

Археологические следы пребывания в Западной Европе кимме­рийцев обнаруживаются в разных местах от Италии и Южной Франции до северо-запада Европы. Можно ли связать киммерий­цев с каким-либо позднейшим европейским этносом? Ответа на этот вопрос пока нет. В античных сочинениях встречались утвер­ждения об общности происхождения киммерийцев, кимеров - од­ного из ответвлений кельтов (в настоящее время это название со­храняется за уэльсцами) и кимеров, живших на рубеже нашей эры на севере Шотландского полуострова. В ирландских сагах сохрани­лась версия, что эта группа кельтского населения вышла «из Ски­фии», с территории между «Красным» (так называется в сагах Чер­ное море) и Каспийским морями, причем идет это население на запад на протяжении многих поколений берегами Средиземного моря до Испании, а затем уже переселяется в Ирландию. Предания о переселении из Восточной Европы были известны и еще одной группе кельтского населения - проживавшим в Шотландии пиктам. На севере Европы у норманнов сохранялись предания о «цветущей Азии». Правда, выводили себя скандинавские норманны из Малой Азии, из-под Трои. Но у французских норманнов - норманнов, осевших на севере Франции (в Нормандии), жила версия о том, что их во II в. вывел Роллон с Дона. Эта версия могла быть заимство­вана норманнами у ранее прибывших сюда, причем действительно с Дона, аланов - ираноязычного племени.

В науке издавна существуют два больших направления. Одни ученые объясняют практически все особенности культуры и соци­ального развития местными условиями - так называемые автохто-нисты, другие - миграциями и заимствованиями. В действительно­сти же имел место и одно и другое. Но в разные периоды менялось соотношение этих факторов. Столетиями люди могли жить на од­ном месте, а потом вдруг приходили в движение. «Вдруг» - это так нам кажется теперь. А тогда для переселении возникали веские причины. Внезапное или почти внезапное изменение климата, пе­ренаселение, давление воинственных соседей, изменение в спосо­бах хозяйствования и многие другие, теперь нам малопонятные причины могли побудить население покинуть насиженные места и искать новые места для поселения. Если при этом не меняются прежние условия, то в памяти народа остаются предания о могилах предков и т.п., как это и отмечалось у некоторых кельтских и север­ных племен. Но верования тоже могли изменяться, а с усвоением иных верований могли усваиваться и чужие предания. Поэтому-то в памяти народной часто жили весьма противоречивые сказания о собственном происхождении. В тюзднейшее время хранители исто­рии - жрецы - могли и сочинить какую-то более красивую версию. Так, у большинства народов Европы память о переселениях опус­калась до Троянской войны. Но эта война и действительно привела к большим перемещениям населения: союзники троянцев в значи­тельной части должны были покинуть Малую Азию и переселиться в отдаленные области Европы.

Война эта по времени, видимо, совпала с большими перемеще­ниями населения в Европе, вызванными другими причинами, а распространение на Центральную Европу нового погребального обряда - трупосожжения - связано с малоазиатским влиянием, где этот обряд (и соответствующие религиозные представления) заро­дился значительно раньше. Да и топонимика указывает на значи­тельное перемещение населения: языковеды отмечают совпадение большого числа географических наименований по треугольнику: северо-запад Малой Азии и примыкающие области Балканского полуострова - северо-запад Адриатики - юго-восточное побережье Балтики, хотя топономика и не позволяет установить время, когда эти перемещения происходили.

Другая большая волна переселения приходится на VIII—VII вв. до н.э. Она, видимо, была связана с вторжением в степи между Волгой и Дунаем многочисленных скифских племен. Но есть вер­сия, что киммерийцы покинули и причерноморские степи ранее появления скифов по каким-то внутренним причинам (возможно, климатическим). Незадолго до начала нашей эры начинается пере­селение племен с морского побережья северо-запада Европы. Од­ной из причин этого переселения было опускание суши. Климат в этой части Европы менялся заметнее, чем в более южных районах. В Скандинавии за сравнительно короткое время он изменялся от оледенения до почти субтропиков, а Балтийское море то заливало прибрежные территории, то превращалось в закрытое неглубокое озеро.

Период с IV по VI вв. н.э. получил название «Великого пересе­ления народов», поскольку с места снялись почти все народы Ев­ропы и произошла грандиозная перекройка этнографической кар­ты, сопровождавшаяся колоссальным перемещением разных пле­мен и народов. Именно в этот период закладываются основы со­временных народов Европы. Но из-под пепелищ великого пересе­ления в ряде случаев можно извлечь и древние традиции, пере­жившие бурное время.

Славяне появляются на исторической карте лишь в VI в., но яв­ляются одним из самых архаичных индоевропейских народов. Оче­видно, они либо не попадали в поле зрения древних авторов, либо были известны им под другими именами. Основную часть сведе­ний этого периода составляет четвертая книга Геродота - грече­ского историка V в. до н.э. Геродота часто называют «отцом исто­рии». Это не совсем верно. У него были предшественники в горо­дах малоазиатского побережья Эгейского моря. Сам Геродот ис­пользовал, в частности, труд историка и географа VI в. до н.э. Гека-тея. И тот и другой пользовались также сведениями, полученными от жрецов - традиционных хранителей исторической памяти наро­дов. Но Геродот особенно интересен потому, что он сам посетил Северное Причерноморье и дал описание Скифии во многом как очевидец. В книге «Геродотова Скифия» Б.А. Рыбаков дал самую высокую оценку добросовестности греческого историка. В этой книге Б.А. Рыбаков как раз и стремится отыскать славян па север­ной окраине Скифии. Он связывает со славянами одну из переска­занных Геродотом версий о происхождении скифов. Поддерживает Б.А. Рыбаков и выдвинутую ранее версию О.Н. Мельниковской о том, что так называемая милоградская культура VII—II вв. до н.э. была славянской и что именно племена этой культуры у Геродота названы именем «невры». Примечательно также, что лесостепная культура IX-VIII вв. до н.э. (так называемая чернолесская), сло­жившаяся еще в киммерийское время, По своей конфигурации сов­падает с архаичным слоем славянской топонимики. В целом же картина оказывается таковой, что на переходе от эпохи бронзы к железному веку славяне скрывались под разными именами и вхо­дили в состав разных в материальном отношении культур.

Но археологические и антропологические данные убеждают в том, что население лесостепной полосы не покинуло своих земель вместе с киммерийцами. Древнее население сохранилось также в Приазовье (меоты, синды и др.), которое, кстати, и могло принад­лежать к индоарийской ветви. Другое дело, что нам неизвестно, как далеко простирались славянские или другие местные языки на за­пад в Центральную Европу и где вообще эти языки зародились. Та же упомянутая выше тшинецкая культура старше чернолесской на полтысячелетия и простирается до центра Европы, а появление в Центральной Европе культуры колоколовидных кубков относится ко времени еще на полтысячелетия более раннему.

Геродот более, чем кто-либо из его предшественников, обра­щал внимание на обычаи разных племен, почему его справедливо считают «отцом этнографии». По-своему это было закономерно. Развитие классового общества и государственности в Греции отда­ляло греков от «варваров», делало более заметными отличия их обычаев от тех, что сохранялись народами с еще прочным племен­ным строем. И слушатели его «Истории» теперь уже с удивлением узнавали о таких странных обычаях, которые в большой мере были свойственны и их собственным предкам.

Необходимо помнить, что обычаи, даже самые будто бы неле­пые, чаще всего являлись спутниками определенных верований. Геродот старался понять именно религиозные истоки странных для эллина эпохи расцвета Древней Греции обычаев разных наро­дов, естественно, обращая внимание прежде всего на экзотические особенности. Вместе с тем он склонен и сомневаться в правильно­сти отдельных рассказов, если они оказывались слишком непохо­жими на то, с чем ему постоянно приходилось сталкиваться. И не верил он не только тому, что существуют, например, люди с козли­ными ногами, но и тому, что финикийцы действительно обогнули морем Африку. Геродоту показалось невероятным, чтобы солнце вдруг стало светить с другой, северной стороны, поскольку понятия об экваторе не было. Зато теперь его можно поблагодарить за столь ценные сведения, в реальность которых сам он не верил.

«История» Геродота, как и все сочинения того времени, пред­назначалась для чтения перед публикой. Поэтому в ней много от­дельных рассказов, занимательных для слушателя.

Помимо «Истории» Геродота, в данном разделе помещаются сведения античных авторов о венетах-венедах. Сведения эти не от­личаются такой цельностью, как рассказ Геродота, но это именно те сообщения, которыми пользуются в разысканиях о начале сла­вянства.

Как было сказано, в германской средневековой литературе «ве­нетами», «венедами», иногда «вандалами» именовали либо всех славян, либо их прибалтийскую часть. «Вендами» вплоть до XVIII' в. называли себя сами балтийские и полабские славяне. Вопрос об их тождестве, однако, наталкивается на очевидное противоречие: об­ласть первоначального расселения венедов не совпадает с терри­торией достоверно известных славян. Племена венедов уже в рим­ское время шли по берегам Балтийского моря, куда славяне прихо­дят лишь в VI в. Но позднее название Балтийского моря как «Ве-нетского» закрепляется лишь за одной его частью - Рижским зали­вом, то есть опять-таки областью, куда славяне не доходили. А «Венетским» эту морскую акваторию называют и авторы XVI в. Олаус Магнус и Герберштейн.

Помимо проблемы соотношения венедов и славян, выяснения причин их позднейшего смешения, существует еще проблема соот­ношения разных этнических групп, носящих название «венеты». Некогда венеты (энеты) жили на южном побережье Черного моря в Малой Азии, где их остатки находил еще и географ II в. до н.э. Страбоп. Эти венеты согласно преданию целиком или частично переселились в Европу, где во времена Юлия Цезаря существовали три группы племен с таким названием: венеты на полуострове Бретань в Галлии, венеты в долине реки По (Пад) (память о них живет в названии города Венеция), а также упоминавшиеся уже балтийские венеты. Данных о британских венетах мало, а потому трудно проводить какие-либо сопоставления их с другими группа­ми венетов. Что же касается венетов малоазиатских и адриатиче-ских, а также венетов прибалтийских, то о их связи в какой-то мере можно говорить. И римляне, и венеты адриатические считали себя переселенцами из Малой Азии, покинувшими родные места после падения Трои. Может быть, эти предания послужили причиной то­го, что венеты никогда не воевали против римлян.

В античной традиции интерес к венетам адриатическим был связан главным образом с тем, что через них в Средиземноморье поступал балтийский янтарь. Месторождение янтаря связывали с рекой Эриданом, которую отождествляли либо с По, либо с Роной (Роданом) в Южной Галлии, либо с северной рекой Рулон (предпо­ложительно Неманом). Еще в IV в. до н.э. северные страны посе­тил Пифий из Массилии (Марселя), добравшийся до «твинонов», поставлявших янтарь. Запискам Пифия многие не верили. Вів. н.э. Плиний Старший написал целое исследование о янтаре, где рас­смотрел разные версии о местоположении легендарной реки Эри-дан. В его время уже точно было известно, где именно добывается янтарь: при императоре Нероне (54-58 гг.) на поиски янтарной ре­ки было отправлено специальное посольство, которое достигло янтарных берегов и вернулось с богатейшими подарками с побе­режья Балтики.

В литературе обьино разные группы венетов-венедов рассмат­ривают как различные по происхождению племена. Но у самих ве­нетов, похоже, жили предания о связи их с малоазиатскими вене­тами. Вождем венетов в «Илиаде» Гомера назван Пилимен. У Ти­та Ливи, римского историка рубежа новой эры и уроженца адриа-тической Венеции, он носит имя «Палемон». Палемон почитался венетами адриатическими и, возможно, также венетами балтий­скими. Примечательно, что это имя носил легендарный предок династии литовских князей. Имя это греческое (означает «борец», «борющийся»), следовательно, занесенное в Прибалтику с юга. В позднейшей традиции Палемона считали племянником Нерона, в чем, возможно, отразилась память о римском посольстве эпохи Нерона. По побережью Балтийского моря были распространены предания о постройке здесь городов Юлием Цезарем Августом. Нерон был последним из рода Юлиев (все они носили имя Юлий Цезарь Август), причем род этот особенно настойчиво подчерки­вал свое родство с троянцами.

Сознанием родства, возможно, объясняется и тот любопытный факт, что именно через венетов адриатических шла торговля Бал­тийским янтарем. Плиний Старший сообщает, что у венетовских женщин янтарь был в изобилии, причем использовали его не столько в качестве украшений, сколько в виде лечебного средства от ряда женских болезней.

О времени появления венедов «по берегам Венедского залива» письменных данных нет. Но интересно, что именно в эпоху Троян­ской войны на этой территории появляется явно пришлое населе­ние, отмечаемое вдоль побережья антропологами. Население это отличалось от местного прибалтийского более узким лицом, и сей­час их потомки составляют довольно многочисленную часть в при­брежном населении Литвы, Латвии и Эстонии. Известный антро­полог Н.И. Чебоксаров, изучавший состав населения Прибалтики в 1952 г., выделял эту специфическую группу как «поптийскую», то есть причерноморскую. Давно было замечено также, что в так на­зываемой поморской культуре (VII—II вв. до н.э.) распространены «лицевые урны» - погребальные урны со стилизованным изобра­жением на них человеческого лица. Подобные урны ранее были из­вестны в Трое. Позднее они встречаются также у этрусков в Италии.

Вопрос о взаимоотношениях разных групп венетов в настоящее время не решен.

Великое переселение народов - эпоха, в которую погибает ка­завшаяся вечной Римская империя, гибнет античный мир и начи­нается средневековье, одним казавшееся мрачным, другим - оздо­ровляющим. Эпоху великого переселения датируют обычно IV-VI вв. н.э. В действительности началось оно раньше: с конца последнего тысячелетия до нашей эры устремляются на юг некоторые народы с побережья Северного и Балтийского морей, постоянно надвига­ются разные, в основном ираноязычные, племена с востока (сар­маты, аланы, роксаланы). Кельты и германцы теснят друг друга с одних и тех же территорий, то продвигаясь к границам империи, то уходя далеко на север или на восток, разорванными группами рас­селяются остатки некогда обширного фракийского мира. О многих племенах и языках и вовсе ничего не известно, поскольку у них не нашлось непосредственных наследников.

И все-таки эпоха великого переселения отличается от предше­ствующих. Отличается не столько масштабами переселений, захва­тившими огромные территории, сколько условиями, в которых они совершались. На рубеже нашей эры племена и народы часто гнали те или иные стихийные бедствия, может быть, перенаселенность и нищета. В IV в. народы снимались с насиженных мест, не выдержав первых испытаний богатством. Во II—IV в. в Причерноморье скла­дывается яркая и быстро прогрессирующая Черняховская культура. Пестрая в этническом отношении, она предстает довольно одно­образной на больших пространствах. Это свидетельство широких культурных и экономических связей. Недаром ученые говорят о процессе формирования в ее рамках новой народности, а также государственности. В Центральной Европе, вдоль границ Римской империи, возникают подобные культуры в рамках так называемого «кельтского ренессанса» - возрождение некоторых кельтских тра­диций в условиях ослабления влияния римских культур. Начало эпохи великого переселения обычно связывают со вторжением в конце IV в. в область Среднего Подунавья гуннов и союзных с ни­ми или же подчиненных им племен. Сюда уходит большая часть населения, занимавшего Северное Причерноморье, того населе­ния, которое и составило ранее Черняховскую культуру. Сюда же продвигается ряд племен с побережья Балтийского и Северного морей. Здесь смешивались и сталкивались разные языки, но не языки разделяли союзы племен.

Много загадочного несут в себе гунны. Принято считать, что это те самые племена, которые китайские летописцы еще до нашей эры называли «жун». Но название «гун» может относиться к раз­ным племенам, потому что в уральских языках оно означает чело­века, мужа вообще. В Европе были и «свои» гунны - так называлось одно из крупнейших фризских племен у побережья Северного моря, и по имени этого племени занимаемая им область называлась Гун-наланд. Этих гуннов знали по всему северу Европы, и с ними, оче­видно, связаны северные имена Гунар, Гундобад, Гундерикс и т.п.

Гунны в Причерноморье впервые упоминаются около 160 г. Дионисием Периегетом, а двумя десятилетиями позднее крупней­ший географ этого времени Птолемей помещает их между бастар-нами и роксаланами у берегов Борисфена - Днепра. Гунны, следо­вательно, изначально входили в союз племен, составивших Черня­ховскую культуру, задолго до появления здесь тюркоязычных пле­мен. Многие римские и византийские авторы IV-V вв. помещают родину гуннов на «севере». Приск Панийский, ездивший к гуннам в V в., указал на наличие у них разных языков. Собственно «гунн­ский» язык отличался от языка племенной верхушки гуннов. На гуннском языке, в частности, напиток назывался «медос», а яства ~ «стравой». «Мед» в качестве напитка известен не только славянам. «Страва» же, видимо, указывает на славян. В Древней Руси этим словом обозначалось вообще продовольствие, довольствие, а позднее также подати, выплачиваемые продовольствием. В диа­лектах слово жило до самого недавнего времени.

Предполагается, что собственный язык гуннов был тюркским. В именах гуннов есть отдельные тюркские имена, однако их не­много. Большинство имен гуннских предводителей, включая Ат-тилу, индоевропейские. «Гуннское» название реки Днепр «Вар» -одно из главных обозначений воды (реки, моря) в индоевропейских языках.

Аттиле удалось создать огромный союз племен от Черного моря до Рейна. Но союз этот оказался крайне непрочным. Римля­нам удалось взорвать его изнутри, в результате чего в знаменитой битве 451 г. на Каталунских полях в Галлии (современная Франция) Аттила потерпел поражение. Через два года он при загадочных обстоятельствах скончался, а вскоре в результате очередного столкновения варварских племен на Дунае гунны были снова раз­громлены - на сей раз своими бывшими союзниками - гепидами. Как сообщает Иордан, они вернулись назад на восток, к Причерно­морью. С ними были, очевидно, и некоторые из оставшихся вер­ными им союзников, в том числе одна группа ругов (другая часть ругов выступала на стороне гепидов). Крушение гуннской державы привело к созданию вдоль римских границ ряда варварских коро­левств. В 476 г. пала Западная Римская империя, а несколько позд­нее на территории у Италии возникает королевство остготов. Тем временем на огромных пространствах от Иллирии до Днепра при­ходят в движение славянские племена, которые вскоре окажутся у побережий Северного и Балтийских морей, Адриатики, Эгейского моря, заселят Балканы, включая ряд островов Средиземного моря, большими группами проникнут в Малую Азию, ассимилируют многие народы в одних случаях и ассимилируются сами в других. Где они жили раньше, под какими именами скрывались? Об этом историки, как было сказано, спорят. Широкое распространение славянской речи в VI в. свидетельствует о многочисленности сла­вянских племен и, следовательно, весьма широкой исконной тер­ритории, на которой эти племена разрастались. Архаичный строй славянских языков свидетельствует также о большой их древности. Но в VI в. они явно разрастаются за счет включения в свой состав иных языков, иных народов. В числе последних, по-видимому, од­ним из наиболее значительных были племена венетов, живших в римское время у юго-восточного побережья Балтики, а с первых веков нашей эры большими или меньшими группами устремив­шихся на юг, к Подунавью и Поднепровью, так что Иордану, исто­рику готов, они казались одной из ветвей славян.

В последующей эпохе в Европе завершается распад прежних племенных образований и начинается формирование новых этни­ческих общностей - народностей. В итоге великого переселения народов многие древние языки вообще перестали существовать, и их теперь трудно даже и развести по известным языковым груп­пам. Довольно скоро исчезает готский язык - один из наиболее по­пулярных в эпоху великого переселения, хотя бы потому, что готы возглавляли многие племенные союзы на разных территориях. Лишь в Крыму, где осела небольшая группа готов и где они нико­гда не господствовали, их язык сохранится до позднего средневе­ковья. Также лишь у небольшой группы венедов-венетов и, может быть, у рутенов Восточной Прибалтики сохранится свой язык до XIII и даже до XVI в. Большинство же их задолго до этого раство­рилось в иных племенах и народностях, главным образом славя­ноязычных.

Ученые считают, что процесс, приводящий через несколько столетий к формированию древнерусской народности и государст­венности, начинается примерно с VI в. Помимо славян, участника­ми этого процесса являлись и многие другие племена Центральной и Восточной Европы - балтийские, угро-финские, иранские, час­тично тюркские, может быть, еще индоарийские, германские, фра­кийские, венето-иллирийские и кельтские. Определить удельный вес их теперь не всегда возможно. Но надо иметь в виду, что про­сматривающиеся в разных источниках различия в описании обыча­ев и верований могут относиться как раз к многообразию истоков.

Иордан, живший в VI в., о многом пишет как очевидец. Расска­зывая же о предшествующей истории готов и связанных с ними племен и народов, он опирается на некоторые более ранние пись­менные источники, а также на устную традицию. Иордан одним из первых упоминает славян, причем ему известны какие-то предания, ведущие к IV в. Именно у Иордана венеты, склавины и анты рас­сматриваются как родственные племена. Именно Иордан проти­вопоставляет готов и ругов, не считая последних германским пле­менем. Мы необязательно должны верить Иордану, когда он, на­пример, относит к славянам венедов: славянской речи он, очевид­но, не знал. Но мы не можем не доверять ему, когда он исключает венедов и ругов из числа германских племен, поскольку германские языки были ему хорошо знакомы.

У Иордана, применительно к событиям IV в., упоминается и племя росомонов где-то в Поднепровье, что может расшифровы­ваться как «народ рос». Народ с таким именем упоминается в При­черноморье одним сирийским источником VI в. «Русы» в связи с событиями VI в. названы также в двух восточных источниках позд­нейшего времени. Отражались ли в них события VI в., или же позднейшие авторы перенесли в прошлое и позднейшую ситуацию, решить сейчас трудно. Но эти сведения могут быть сопоставлены с другими, воспроизводимыми в описанных источниках.

Многие географические наименования, встречающиеся у Иор­дана, с трудом поддаются расшифровке. Дело в том, что наряду с традиционными греческими он знал и современные ему названия, принадлежавшие племенам, населившим Причерноморье во II-V вв. Согласно традиции, большая часть Европы делится у Иордана на Германию и Скифию, которые граничат у истоков Дуная - Истра и бассейна Вистулы - Вислы. Восточное побережье Балтики в боль­шинстве географических сочинений средневековья включается в состав Скифии, почему иногда и само Балтийское море называется Скифским. Сами скандинавские племена подчас именуются «се­верными скифами». И означает это опять-таки не то, что они дей­ствительно были скифами, а то, что они не были изначально гер­манцами, которые проникают в этот район лишь с началом нашей эры, причем свевы, видимо, приходят сюда уже после распада гунн­ского союза.

Прокопий Кесарийский - крупнейший византийский историк середины VI в. характеризовал славян. Его данные признаются наиболее достоверными и продуманными. Византийский историк указывал на то, что славяне не знают судьбы. Действительно, пред­ставление о судьбе, столь значимое для большинства средиземно­морских и западноевропейских народов, у славян совсем иное. Язы­ческое мировоззрение знает и неотвратимый фатум - рок, и из­менчивую судьбу - фортуну. Славянское язычество принимало лишь второе. Это обстоятельство скажется позднее и на форме христианства: католичество больше акцентирует внимание на пре­допределении, нежели православие, распространяющееся преиму­щественно на славянских землях. На Руси не получит распростра­нение столь близкая Западу астрология, хиромантия, каббалистика. Отмеченное Прокопием Кесарийским отличие, с одной стороны, побуждает искать для славян какие-то отличные от романо-греческого мира условия формирования, а с другой - присматри­ваться и к особенностям отношения к судьбе, например, славян и русов.

У Прокопия Кесарийского мы находим и любопытные данные о варинах, или варнах, племени, которое позднее будет славянизи­ровано и станет славяноязычным племенем варны, но во время византийского хрониста сохраняло еще все свои этнографические и языковые особенности. Помимо Прокопия о варинах упоминал также предшественник Иордана, историк готов Кассподор. Касспо-дор указал, в частности, на то, что создатель государства остготов в Италии Теодорих назвал короля варнов сыном и получал от него оружие - обоюдоострые, широкие, косые, с изогнутыми краями ме­чи. Варны сами привозили в Италию оружие и вознаграждались из королевской казны. Упоминание это важно потому, что может ука­зывать на тот район, где производились славившиеся в Европе и за ее пределами мечи. Некоторые сведения о варинах имеются также у историка VI в. Агафия. Последний сообщает об участии отряда варинов в походе византийского полководца Нарзесса на Италию. Варнов, следовательно, в VI в. в Византии достаточно хорошо представляли.

Феофилакт Симокатта жил в первой половине VII в. В «Исто­рии» получили отражение события эпохи императора Маврикия (582-602). Приводимое описание свидетельствует о распростране­нии славянской колонизации до побережья Балтийского и Север­ного морей. Примечательно также использование в качестве по­сланников музыкантов-гусляров. У всех народов на стадии военной демократии барды-песнотворцм пользовались самым высоким уважением и авторитетом как хранители традиций народа.

«Житие святого Северина» отражает события, происходившие на территории того самого Норика, откуда летописец выводил по-лян-русь и вообще славянские племена. Северин (ум. 482) - «апо­стол Норика», видный и влиятельный деятель эпохи падения За­падной Римской империи, оказавший, как видно из «Жития», опре­деленную поддержку Одоакру, происходившему либо из ругов, ли­бо из какого-то родственного им племени и свергшему в 476 г. по­следнего императора Западной Римской империи. Автор «Жития» Евгиппий был учеником Северина и писал хотя и спустя несколько десятилетий после самих событий (в 520 г.), но в основном как не­посредственный свидетель и очевидец. Именно «Житие Северина» является наиболее значительным источником по истории Ругилан-да в V в., поскольку Йорик, по крайней мере своей северной ча­стью, входил в его состав или же являлся областью фактического господства королей ругов. Позднее этот район называется Ругией или Руссией, причем считается, что расцвет ее как особой области в составе Священной Римской империи или в сфере ее притязаний приходится на ХП-ХШ вв.

На Дунай после столкновения с готами пришла большая часть ругов из Прибалтики. Римские источники упоминают их в качестве федератов-союзников с начала IV в. В V в. руги входят в состав Гуннской державы, сохраняя собственных королей. После смерти Аттилы (453 г.) руги были втянуты в усобицы, раскалываясь, как правило, на противоположные лагеря. В результате отдельным их группам из Подунавья приходилось выселяться. В борьбе за Север­ную Италию Одоакра и Теодориха в конце V в. руги были и на сто­роне одного, и на стороне другого, хотя в целом готы считались одним из главных врагов ругов, видимо, еще со времени их столк­новений в Прибалтике.

Именно в результате многочисленных расколов, усобиц, внеш­них вторжений разные группы ругов расселяются в отдаленные районы или соединяются в союзы с другими племенами. И почти повсеместно само название «руги» позднее вытесняется именем «русы», что и заставляет внимательно отнестись ко всем упомина­ниям тех и других.

Наиболее трудным для понимания и использования источни­ком является сага о Тидреке Бернском. Сага не хроника. В ней за­писаны песни и сказания, прожившие в народе не одну сотню лет, причем записаны даже не там, где эти песни сложились и где ко­гда-то развертывались изображаемые в них действия. Подобно тому как былины о богатырях, защищавших Киев, долее всего жили на онежском или печерском Севере, так и германский эпос хранил­ся в Исландии и Норвегии.

Сага о Тидреке Бернском в России известна давно, а в начале нашего столетия под руководством известного филолога А.Н. Ве-селовского был сделан и перевод на русский язык тех ее частей, в которых идет речь о «русских» и «вильтинах». Однако используется она в литературе редко, и опять-таки потому, что содержащийся в ней материал не укладывается в основные противоборствующие концепции норманизма и антинорманизма. А ведь сага интересна уже тем, что представление о «русских» в ней - это как бы квинтэс­сенция понимания их и отношения к ним всего германского мира от юга до севера. Она непреложно свидетельствует о том, что «рус­ский» мир мыслился как внешний по отношению к германскому.

Упомянутый выше Тидрек Бернский - это основатель королев­ства остготов Теодорих, резиденция которого находилась в Вероне, именовавшейся у германских племен Берном. Около 471 г. Теодо­рих возглавил остготов в Паннонии, а в 488-493 гг. возглавляемые им остготы отвоевали Северную Италию у Одоакра. Здесь Теодо­рих и правил вплоть до кончины в 526 г.

Как это часто бывает, популярность Теодориха стала возрас­тать на фоне последующего упадка остготского государства, в 540 г. вообще прекратившего свое существование. Готы вспоминали о прошлом величии созданного под их верховенством государствен­ного объединения, а местное римское население на фоне беззако­ния византийской администрации вспоминало время Теодориха как чуть ли не идеальное с точки зрения социальной справедливо­сти. Зародились сказания о Тидреке-Теодорихе, естественно, там, где жили или куда отступили остатки германских племен, пришед­ших с конунгом в Италию. Такой областью долгое время остава­лось Подунавье - Бавария, Австрия. Еще и в начале XI в., как со­общают Квадлинбургские анналы, в Южной Германии песни и ска­зания о Тидреке знал едва ли не каждый крестьянин. И в конечном счете сага становится одной из самых популярных во всех герман­ских землях, а сам Тидрек предстает общегерманским героем.

Как и во всех других эпических сказаниях, в саге события сме­щаются во времени, а герои, жившие в разные периоды, соединя­ются в качестве современников. Так, современником Тидрека в саге называется Аттила, хотя тот умер примерно тогда, когда Тид­рек только родился. Пребывание Тидрека под покровительством Аттилы отражает другой факт: остготы занимали Нижнюю Пан-нонию до их переселения в Италию. Именно здесь, на территории бывшей державы Аттилы, был провозглашен конунгом над остго­тами и Тидрек. Сага в целом сохраняет благожелательное отноше­ние к Аттиле, и в этом такжб проявляется представление о нем, характерное для племен, живших в области среднего и верхнего Дуная. У франков и некоторых других племен отношение к Аттиле было резко отрицательным.

В саге упоминаются некоторые исторически достоверные лица. В ней действует Бледа - брат Аттилы; реальное лицо. Реальным лицом является Эрка, жена Аттилы, по саге - дочь русского конун­га (в источниках - Керка). У гуннов было многоженство, отражен­ное в саге. Многие другие имена по письменным источникам неиз­вестны. В предисловии к записи саги сказано, что имена меняются в зависимости от языков и территорий, где распространена сага. Само имя Тидрек вместо Теодориха указывает на север (сага запи­сана в Норвегии). Но этнографическая ситуация, отраженная в са­ге, во многом восходит как раз к эпохе переселения народов.

Сага о Тидреке (Дитрихе) Бернском послужила одним из глав­ных источников знаменитой «Песни о Нибелунгах». На севере она пользовалась особой популярностью именно потому, что Аттилу считали выходцем из Фрисландии, конунгом которой по саге был его отец Милиас. Имя Аттилы многие столетия звучало у балтий­ского побережья, где его признавали первым князем поморян. Версию эту, как было сказано, нельзя считать совершенно беспоч­венной: на севере знали гуннов-фризов, с которыми и связывали события, развернувшиеся в V в. на Дунае. Не случайно, очевидно, что имена гуннов были такого типа, что и имена племен, которые признавались за германские. Иордан сам готские имена считал по происхождению гуннскими. И имя Аттила до сих пор сохраняется у кельтских народов (в частности, в Шотландии), означая «отец», «батюшка».

Самое загадочное в саге сюжеты, связанные с участием рус­ских и вильтинов. Отождествление вильтинов с вяльцами или лю­тичами - одним из самых крупных славянских племен вендской, или венедской группы - кажется самым естественным. Время по­явления этого племени у южных берегов Балтики - эпоха великого переселения народов - тоже исторически достоверно. В саге отра­жен тот период, когда славянские племена господствовали там и политически. Соперниками же их были не племена северной груп­пы германцев, а русские. Именно русская династия в конечном сче­те утверждается и у вильтинов.

О каких «русских» могла идти речь применительно к событиям V-VI вв.? География походов и политической деятельности Тидре-ка-Теодориха в общем известна. Он был какое-то время заложни­ком и затем на службе в Византии. С юных лет он вождь остготов в Паннонии, затем ведет борьбу с Одоакром за Италию, где и про­ходят последние десятилетия его жизни. В Восточной Европе он, конечно, не бывал. Не возвращался туда после переселения на Ду­най и Аттила. Между тем, по саге, русские не эпизод, а постоянный политический партнер Тидрека и гуннов. Пролог саги указывает на «Россию» рядом с Швабией и Венгрией на пути с юга к Виндланду, то есть земле балтийских славян. В саге Русь чаще всего именуется Ругиландом. И очевидно, что имеется в виду прежде всего именно территория Ругиланда, позднейшей Руссии, а также тех прибалтий­ских областей, которые источники также называют Ругией или Рус-сией. Война ругов с готами на территории от Дуная до Северной Италии занимает заметное место в истории всего этого района. А для северогерманских племен не менее значительной была и борь­ба с ругами-русами у южных и восточных берегов Балтики. При этом «русские люди» четко отделяются и от скандинавов, и от кон­тинентальных германцев.

Некоторое недоумение вызывает то, что в саге не упоминается Одоакр, борьба с которым за Италию является одним из самых ярких эпизодов в биографии вождя готов. В литературе высказыва­лось предположение, что его место занял Германарих, герой ран­него готского эпоса, погибший еще в Причерноморье в результате столкновения с росомонами. Сказателям почему-то надо было принизить героя древнейших песен, прославляя Тидрека. Но какие-то черты Одоакра мог принять на себя и русский конунг Озантрикс, павший, по саге, от руки родича Тидрека.

Что касается Одоакра, то он становится героем славянских ис­торических сказаний позднего средневековья, причем его чаще все­го называют «русским» квязем. Вместе с тем потомки Одоакра позднее являлись графами Штирии, в XII в. они были также герцо­гами Австрии, имели определенный вес в составе богемского и чешского дворянства. Может быть, и это обстоятельство побужда­ло сказателей не упоминать Одоакра (Оттокара), не сталкивать Тидрека с героем, также популярным у значительной части поду-найского населения.

Имя другого русского конунга, брата Озантрикса Вальдемара, возможно, навеяно событиями уже позднейшей русской истории, в частности славянорусским эпосом, посвященным Владимиру Свя­тому. Но у гуннов и позднее у готов было известно сходное имя Владимир. Не исключено, что разное звучание, как обычно, приоб­ретало одно и то же имя, то самое, которое германские авторы объясняли из славянских языков как «обладание миром». Русский Вольдемар в саге погибает непосредственно от руки Тидрека. Если учесть, что вся деятельность Теодориха сосредоточивается на тер­ритории Северной Италии и Подунавья, перемещение Вальдемара на восток может связываться нё с походами Тидрека, а с направле­нием миграции ругов.

Примечательно, что в XIII в. была известна еще одна немецкая поэма, посвященная Ортниту, племяннику Ильи, русского по мате­ри, и этот отпрыск легендарных русских конунгов правит в Гарде, в Ломбардии (Северная Италия). В данном случае неважно, насколь­ко исторически достоверно содержание поэмы. Важно, что наличие «русских» в Ломбардии не удивляло немецких сказателей даже и в XIII в. С другой стороны, в рассказе о падениях Царьграда в 1204 г. новгородский летописец напоминает, что один из предводителей крестоносцев был родом из Берна, «идеже бе жил поганый злый Дедрик». В Новгороде, следовательно, тоже помнили о Тидреке, причем помнили как о заклятом враге Руси.

Сага о Тидреке Бернском известна по ряду оттисков. На рус­ский же язык был переведен лишь отрывок. Перевод был сделан слушателями академика А.Н. Веселовского в начале нашего столе­тия. В напечатанном тексте было унифицировано и приближено к оригиналу прочтение отдельных топонимов или названий стран (скажем, Руциланд, а не Россия или Русь), а также заменены неко­торые устаревшие, трудно понимаемые обороты. В самой саге встречаются противоречия, связанные с неоднократным редакти­рованием и соединением разных версий.

«Датская история» Саксона Грамматика (ум. 208) на русский язык не переводилась. Мало она привлекала и специалистов. Обычно используется рассказ о походе датчан на остров Руйяну (Рюген) в 1168 г., который Саксон описал как очевидец. Многочис­ленные же сведения о Руси, Рутении, рутенах из первой части сочи­нения остаются, как правило, вне поля зрения историков и филоло­гов. Дело в том, что первые книги написаны Саксоном по материа­лам устной традиции, исторических сказаний, саг. И так же как в саге о Тидреке Бернском, «русские» этой части «Датской истории» не укладываются в обычные норманистские и антинорманистские схемы: норманистов эти сведения не устраивают потому, что речь явно идет не о шведах, готах, датчанах и норвежцах, а антинорма-нисты не могут объяснить, почему столица этой Руси - Ротала -находится на восточном побережье Балтики (провинция Роталия в Эстонии), а имена рутенских «царей» нигде не находят аналогий.

Между тем Русь на Балтике известна многим источникам XII-XIII вв. Английский хронист Матфей Парижский (ум. 1259) сооб­щает о войнах, которые датский король Вальдемар II (1202-1241) вел «во Фризии и Русции» ради обращения тех и других в христиан­ство. Войны с теми и другими составляют важную тему датских хроник и эпоса, причем обычно речь идет о язычниках, каковые к XIII в. сохранялись лишь на островах и восточном побережье Бал­тики. Другой английский автор XIII в., Рожер Бэкон, упоминает о «великой Русции», которая опоясывает Левковию - Литву «с обеих сторон» Балтийского моря.

Сведения о рутенах-русах в разных районах Прибалтики встре­чаются уже в документах X в. И позднее они упоминаются в источ­никах ВПЛОТЬ до XVI СТОЛеТИЯ РутеНОВ, ЖИВуЩИХ На Севере ОТ ПО­ЛЯКОВ; упоминает в середине XII в. продолжатель хроники Оттона Фреизпингенского. О них много говорят авторы Жития Оттона Бамбергского Герборд и Эбон, сопровождавшие епископа, когда тот в 20-е гг. крестил поморян. Рутены оставались язычниками и счи­тали христиан своими врагами. В хронике Петра Дюсбургского, написанной в начале XIV в., упоминается о рутенах, которые поя­вились у устья Немана незадолго до прихода туда немецких рыца­рей, то есть на рубеже ХН-ХШ вв. Откуда они пришли, не сообща­ется. Но можно думать, что это были рутены, покидавшие остров Рюген после захвата его датчанами. В папских буллах XIII в. Ливо­ния, в которой учреждались католические епархии, именуется «Рус-сией». В середине XIV в. в ряде областей Эстонии произошло вос­стание против немецких феодалов. Наиболее успешно оно прохо­дило в Роталии, в особенности на острове Эзель. Организаторами и основной боевой силой восставших были «русские». В поздней­ших шведских источниках Роталия неоднократно называется «Рус-сией». К «Руссии» причислялась и соседняя с Роталией область Вик. Позднее в этом районе документы упоминают «русские села».

Тексты Саксона Грамматика во многом перекликаются с сюже­тами саги о Тидреке Бернском. Примечательно, что столица Рота-лии-Руссии Ротала имела тезку на Дунае, где располагался Ругиланд и позднее Руссия - Рутения. Некоторые имена рутенских вождей у Саксона Грамматика имеют явно южное происхождение, а упоми­нание «геллеспонтцев», родственных рутенам, и вовсе поразительно, так как Геллеспонт - это провинция в Малой Азии, примыкающая к Троаде, то есть и в этой топонимической детали обнаруживается реальная или легендарная связь с Малой Азией и Троей.

Легендарным родоначальником датских конунгов, по Саксону Грамматику, является Хадинг, которому наследует его сын Фротон. Постепенное «удревнение» генеалогии в средние века, дости­гавшееся часто за счет выстраивания в единый ряд частных пле­менных генеалогий, привело к тому, что Хадинга пришлось ото­двинуть куда-то в третье тысячелетие до н.э. На самом деле опи­сываемые события происходили вряд ли ранее VII-VIII вв., когда на эти территории либо вернулись, либо прибыли вновь этнические группы, рассеянные в ходе многочисленных «битв народов» V-VI вв. Кстати, на территории Юго-Восточной Прибалтики этот прилив отражается и в материальной культуре: появляются пальчатые фи­булы и некоторые другие атрибуты одежды и снаряжения дунай­ского типа. Но было ли это возвращение или бегство от врагов и родственников, теперь установить трудно.

Имена рутенов никогда не были германскими. Но и ранние имена данов тоже не являлись таковыми. Имя Фротон известно у иллирийцев (Фронтон) и у галлов (Фронту). В этом, возможно, ска­зывается древнее иллиро-венетское влияние, которое побуждает и Данию включать в область, первоначально занятую «северными иллирийцами». Долго здесь держалось и кельтское влияние. Зна­менитый датский конунг X в. Горм осуждался немецкими хрони­стами за гонения на христиан, причем имя его они объясняли от немецкого «ворм» - червь. На самом деле это кельтское имя, озна­чающее «знатный», «благородный» (от горм - кровь). Имена знати в Европе обязательно означали и социальное превосходство. А по­тому истолкования, подобные тем, что дали немецкие хронисты, просто невозможны. Значит же все это, что в X в. даже и на терри­ториях, ассимилируемых германцами, сохранялись негерманские этнические традиции, уходящие в глубину веков.

«Повесть временных лет» является главным источником по истории Древней Руси, памятником, наиболее полцо вобравшим в себя идеи и представления эпохи образования Древнекиевского государства. В литературе равнозначным этому названию является также условное наименование - Начальная летопись. Возникло такое название в начале прошлого столетия, когда предполагали, что это была именно первоначальная летопись, написанная в нача­ле XII в. монахом Печерского монастыря Нестором. Позднее было установлено, что летопись, в основном повторяющаяся в большин­стве позднейших летописных компиляций, также является сводом предшествующих исторических сочинений, сказаний, документов. Было предложено несколько различных гипотез об источниках и времени сложения различных ее частей. Наиболее популярной яв­ляется схема А.А. Шахматова (1864-1920) который, однако, на про­тяжении двух десятилетий занятий летописями постоянно менял свое понимание и сути, и этапов летописной работы, причем в ли­тературе нашло отражение даже не последнее его мнение. Он, на­пример, постоянно колебался в определении автора Начальной летописи (Нестор или Сильвестр) и установлении состава первона­чальной редакции.

По мнению Л.Л. Шахматова, первоначальное летописание за­рождается при Ярославе Мудром (древнейший Киевский свод да­тировался 1039 г.). Советские ученые М.П. Тихомиров, Л.В. Череп­ний, Б.А. Рыбаков указали на вероятность ведения летописи уже в княжение Владимира, вскоре после принятия христианства. И дей­ствительно, в летописи 996 г. является как бы завершением какого-то рассказа о предшествующих временах. Под 997 г., видимо позд­нее, было добавлено легендарное сказание «о белгородском кисе­ле». А затем, до конца правления Владимира, даются лишь от­дельные краткие сведения, почерпнутые из синодиков или погре­бальных надписей.

Позднейшие летописцы не просто переписывали предшест­вующий текст. Что-то они добавляли, что-то опускали. Летопись оставалась полем идеологической борьбы, ареной борьбы соперни­чающих политических группировок, княжеских фамилий и родов. Поэтому и текст до 996 г. не сохранился полностью в том виде, как он некогда был написан, а в летописном изложении в этих хроноло­гических пределах есть позднейшие вставки, отражающие взгляды другой эпохи.

Принципиальное значение имеет, естественно, вопрос о перво­начальном составе древнейшей летописи. Мнения ученых в этой связи расходятся. Все признают, что древнейший текст не знал ска­зания о призвании варягов, что последнее было включено в лето­пись либо в XI, либо даже в XII в., хотя на севере оно, конечно, могло жить долго и за пределами летописной традиции. Первона­чальный текст, видимо, не знал и разделения на годы. По летопис­ному тексту в пределах X в. заметно, как хронологическая канва привносится извне, разрывая связное изложение. А это обстоя­тельство может иметь и принципиальное значение. Дело в том, что «повесть» и «летопись» - это разные жанры. Повесть предпо­лагает связное изложение какой-то конкретной темы, тогда как летопись - это запись разнородных событий, происшедших в том или ином году. Практически это означает, что название «Повесть временных лет» могло относиться к недатированному сказанию о начале Руси и первых киевских князьях, тогда как авторы конца XI и начала XII в. вели «летописание», распределяя различные мате­риалы по годам.

Особенно важно правильно продатировать этнографическое введение «Повести временных лет». Дело в том, что в нем идет речь о древнейшем периоде славяно-русской истории. Если счи­тать, как это часто делают, что введение написано лишь в XII в., то ценность его как источника минимальна. Другое дело, если речь идет именно о введении в первоначальную историю полян-руси, которая явно в первую очередь интересовала составителя «Повес­ти». В таком случае летописец мог иметь дело с вполне живыми еще традициями и преданиями.

Этнографическое введение, как и весь летописный текст, также носит на себе следы неоднократного редактирования. В этом легко убедиться, обратив внимание на то, что этнонимы «русь», «варя­ги», «чудь» имеют различное содержание даже в соседних по рас­положению текстах. Но основная канва изложения все-таки должна быть отнесена именно к концу X в., когда создавался первый исто­рический труд, посвященный началу Руси. Такое заключение могло бы вытекать и из общего взгляда на задачи первого труда: расска­зать, откуда пошла Русская земля, и о первых русских, киевских князьях. Имеются и непосредственные данные, позволяющие от­нести работу первого летописца именно к концу X в. Данные эти тем более важны, что связаны с наиболее значительными по со­держанию текстами.

Много написано по «варяжской проблеме», много различных домыслов имеется в литературе о том, кого и почему именовали «варягами». А как раз в начальной части этнографического введения дается единственное прямое указание, где варяги живут. Летописец говорит о том, что к морю Варяжскому «приселять» «Ляхове, Пруси, Чудь». Уже в этом сообщении заложена большая информация. Во-первых, летописец знает у Балтийского побережья лишь три боль­ших этногосударственных образования. Преобладание Пруссии в литовских землях относится именно к Х-ХІ вв. Во-вторых, - и это главное, - Поморье вошло в состав Польского государства лишь в конце X в., в 907 г. было создано епископство в Колобжеге. Но уже около 1010 г. оно вновь отпало и вторично было включено в состав Польского государства и окрещено лишь в 20-е гг. XII в.

К этому же времени может относиться включение в состав ляшских племен поморян и лютичей. На лютичей власть польского князя распространялась всего лишь несколько лет, впоследствии они никогда в состав Польского государства не входили, более то­го, распри поляков и лютичей в конечном счете явились одной из главных причин общего поражения балтийских славян в борьбе против наступления немецких феодалов. Примечательно также, что в перечне славянских племен, даваемом по изложению в Сла­вянской грамоте, нет наиболее западных - ободритов и вагров-варинов. Очевидно, потому, что именно эти племена считались «варягами» в узком смысле слова. Летописец четко обозначает за­падные пределы расселения варягов: земля Волошская и Агнян-ская. Англы - западные соседи варинов. В IX в. англам, жившим в южной части Шотландского полуострова, и соседним варинам дана была специальная «Правда», как бы вариант действовавшего в Франкской империи законодательства. До недавнего времени по­граничная с землями балтийских славян датская провинция носила название Ангельн. «Волошской землей» здесь могла именоваться и Священная Римская империя, возникшая в 962 г. как некая преем­ница старой Римской империи. У западных же славян «волохами» именовали именно итальянцев (возможно, жителей Северной Италии, которая и входила в состав новой империи). Как раз в кон­це X и начале XI в. территория Вагрии и область ободритов входи­ли в состав саксонской «марки Вэрингов», то есть варяжской марки. Эта марка была ликвидирована около 1018 г. в связи с распростра­нением на эту территорию власти Кнута Великого, датского коро­ля, объединившего под своей властью также Англию и южноскан­динавские земли.

Вопросы для самоконтроля

1. Период зарождения больших языковых групп племен, населявших Европу.

1. Народы, населявшие территорию Европы в период с XIII по II в. до н.э.

2. Научные направления о возникновении культуры и социального раз­вития - автохтонисты и миграционисты.

3. Периоды великих переселений народов в Европе.

4. Основные племена, населявшие Центральную Европу в период до н.э. и в начале н.э.

5. Период формирования Черняховской культуры.

6. Распад племенных образований и формирование новых этнических общностей и народностей на территории Европы.

7. Первые упоминания о русских на территории Центральной и Вос­точной Европы.

8. Рутены-русы в районах Прибалтики.

10. Достоверность сведений древнейших летописей о происхождении народов.

ВЕХИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ДРЕВНЕКИЕВСКОГО ГОСУДАРСТВА

К концу X в., по-видимому, относится ограничение состава Руси всего шестью племенами или землями. В состав Руси еще не вхо­дили кривичи, хотя летописец их знал, как знал и их город Смо­ленск. За пределами Руси оставались также радимичи и вятичи.

В приведенном материале используется древнейшая часть ле­тописи, доведенная до 996 г., с добавлением сказания о «белгород­ском киселе». Именно в этом тексте отыскивается древнейшая ле­тописная основа, та самая, которую в свое время создал первый летописец полян-русов. Собственно этнографическая часть пред­ставляет экскурсы в отдаленное прошлое славян и русов. Полемика о происхождении первых киевских князей возникла, вероятно, уже после эпохи Владимира.

«Повесть временных лет» неоднократно переводилась на со­временные языки. В последние десятилетия публиковались пере­воды В. Панова, Д. С.Лихачева и Б. А. Романова, польского ученого Ф. Селицкого и ряда других. Следует иметь в виду, что перевод -это всегда и модернизация текста. К тому же древнерусский язык много теряет в образности при переводе.

Как и в других переводах, за основу здесь положен Лаврентьев-ский список. Дефекты списка исправляются по Радзивилонскому списку, а также в отдельных случаях по Ипатьевскому. Именно из них взят текст сказания о призвании варягов, испорченный в Лав-рентьевской летописи.

«Откуда русская земля стала есть?» Именно этими словами древнейший летописец определил важнейший в его понимании рубеж: устроение словянских землях, создание Древнекиевского государства.

Оценивая условия возникновения Древнекиевского государст­ва, необходимо учитывать одно обстоятельство. Известно, что главной ячейкой первоначальной организации в родовом обществе является род и большая семья. Им на смену приходит территори­альная община. Территориальное деление Энгельс рассматривает в качестве одного из признаков государства, и сам переход к такой организации общества, как правило, вызывает к жизни те или иные ранние государственные формы.

Таковы общие закономерности. В реальной же действительно­сти оба типа общины могли сосуществовать, как и было в I тысяче­летии нашей эры. Известный советский лингвист О.Н. Трубачев обратил внимание на такой факт: германские племена часто носят названия по происхождению, тогда как кельты и славяне - по тер­ритории (поморяне, висляне, поляне, древляне и т.п.), что указыва­ет на торжество у них территориального принципа перед кровно­родственным.

От чего зависело преобладание тех или иных форм общины? Причин, по всей вероятности, было много. Но на одну закономер­ность можно обратить внимание. Как правило, у племен, занятых оседлым земледелием, территориальная община вытесняет кров­нородственную раньше, чем у скотоводческих, кочевничьих. Оче­видно, тип хозяйства имеет в этом случае первостепенное' значе­ние. При достижении определенного уровня развития «малая се­мья», то есть семья, состоящая из родителей и детей - всего двух по­колений, в состоянии обеспечить необходимый жизненный уровень.

Другая причина расхождений - различные формы брака. У сла­вян и некоторых других племен Европы было многоженство (2-4 жены). У римлян, части германцев (но не у всех) - моногамия и покупной брак: за невесту полагалось вносить выкуп (как это и позднее сохранялось у многих восточных народов). Естественно, что родственные чувства слабее у тех народов, где сохранялось многоженство. А в областях оседлого земледелия такая семья фактически распадалась на ряд самостоятельных. В Киеве археоло­ги обратили внимание на обычно по соседству расположенные группки из трех-четырех жилищ, в которых и могли размещаться по существу самостоятельные семьи, имеющие одного отца, но разных матерей.

Многоженство у земледельческих племен было иным, чем у ко­чевых народов. Оно могло и не означать права собственности. Примечательно, что положение женщины у племен, державшихся моногамии, было менее свободным, чем у славян. «Покупной брак» превращал женщину в собственность мужчины, рода, причем она обычно не имела права наследования имущества мужа.

Третья причина расхождений - традиции. Складываются они исторически, но в условиях древних обществ часто принимают ре­лигиозную окраску и переживают на много поколений обстоятель­ства, некогда вызвавшие их к жизни. Так, на севере Европы, на по­бережье Северного и Балтийского морей долго соблюдались обы­чаи, напоминающие обычаи племен, населявших степь. Здесь наи­более прочно держался «покупной брак», старинный индоевропей­ский счет родства «до седьмого колена», культ рода вообще, выли­вающийся в бесконечный ряд поколений предков, а также культ коня, более всего распространенный у венедов и родственных им племен. Коней часто держали там, где они не играли никакой хо­зяйственной роли. Такова, в частности, была священная конюшня из 300 лошадей в городе Арконе на острове Рюген. Живых коней ве­неды (позднее славяне-венды) затаскивали на морские суда, веря, что они принесут им победу.

Разные типы общины в большой степени предопределяют и пути образования государств. У племен с сильными пережитками кровнородственных отношений идет расслоение внутри родов и между ними. Это примерно то, что Энгельс определил как «рим­ский» вариант. В самых последующих работах показано, что имен­но этот путь является преобладающим и для стран Африки и Азии, причем обычно он соединяется и с третьим путем: завоеваниями.

Выделение ряда племен и родов, установление их своеобразной субординации четко прослеживается в бурную эпоху великого пере­селения народов. Готы, например, разделились на восточных и за­падных (остготы и вестготы) из-за соперничества родов амалов и балтов, каждый из которых претендовал на первенство. В итоге вестготы, признавшие притязания балтов, ушли на запад в Галлию и далее в Испанию, где пытались встать над иноязычными мест­ными племенами и народами. Упоминавшийся выше историк го­тов Иордан более всего возвышал амалов, которые неизменно ки­чились своими реальными или мнимыми заслугами. Но для того чтобы добиться покорности или признания со стороны «незнат­ных» соплеменников, их надо было чем-то заинтересовать. Про­стая попытка подчинения большинства меньшинству привела к тому, что это большинство отделилось от претендентов на господ­ство и осталось Нижнем Дунае, занимаясь мирным пастушест­вом. Позднее Теодориху удалось увлечь в поход на Одоакра, пра­вившего в Северной Италии, до^цвухсот тысяч человек. Со време­нем, их осталось лишь несколько тысяч. Остальные, разочарован­ные, разбрелись кто куда. «Взаимное приспособление» попросту не состоялось.

Корпоративные притязания отдельных родов отличают прак­тически все королевства, возникшие в результате великого пересе­ления: Вандало-аланское в Северной Африке, государства вестго­тов в Испании, лангобардов в Северной Италии, бургундов, свевов, рассеянных по разным областям Европы. В их Баварской правде VIII в. прямо записаны роды («генеалогии»), которым отдается предпочтение перед остальными. В это время Бавария утратила статус королевства, войдя в состав Франкского государства как герцогство. Согласно Правде, «герцог, который стоит над наро­дом, всегда был из рода Агилольфингов и должен быть, потому что относительно их так решили короли, наши предки». Следую­щими после Агилольфингов Правда выделяет пять родов: Хози, Драоцци, Фаганы, Хахилинги, Анионы, являющихся «как бы пер­выми после Агилольфингов». Этим пяти родам положено было оказывать «двойной почет» по сравнению с остальными.

История оставила весьма любопытные факты: с этнографиче­ской карты быстрее всего исчезали племена, отдельные роды ко­торых претендовали на особенно глубокую родословную и «знат­ное» происхождение. Так исчезли готы, вандалы, лангобарды, бур-гунды и многие другие племена, чья слава гремела в сказаниях эпо­хи великого переселения. «Знатные» фамилии, придавая вроде бы первостепенное значение происхождению, на самом деле отдаля­лись от своих сородичей вплоть до полного с ними разрыва. Одна­ко из таких оторвавшихся от соплеменников аристократических семей уже в раннее средневековье складывается «голубой интерна­ционал». В рамках этого «интернационала» тоже идет борьба за место в иерархии. Отдельные индивиды образуют класс лишь по­стольку, поскольку им приходится вести общую борьбу против ка­кого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов. Фео­дальные усобицы и рыцарские турниры - в известном смысле од-нопорядковые явления. Должности и титулы каждого должны быть признаны конкурентами. Но такое признание оказывается важнее признания собственных народов, и браки заключаются лишь в пре­делах своего социального круга независимо от языка и даже рели­гиозной принадлежности, обычно более важной для той эпохи.

На землях, охваченных территориальными общинами, государ­ство возникает несколько иным путем. В рамках такой общины нет культа рода и племени. В ее состав легко принимаются выходцы из других племен. Управление здесь в большей степени связано с хо­зяйственными задачами, значительнее влияние выборных должно­стных лиц на дела всех членов общины. Расслоение в конечном сче­те возобладает и здесь: город поднимается над сельской округой, в нем выделяется привилегированный центр и т.п. Но территори­альная община как форма организации прочнее, чем род. Она спо­собна дольше отстаивать права своих членов перед наступлением внешней власти.

У славян господствовала территориальная община. Исключе­ния обычно предполагали сохранение неславянских традиций у ас­симилированного населения. У германцев такого единообразия нет, но различия в социальной организации также могут связы­ваться с заимствованиями в ходе переселений. Ближе всех к славя­нам находились франки. Как и у славян, у них не было глубоких ге­неалогий, и им не придавалось большого значения. Лишь на пер­вых порах после завоеваний франки пользовались преимуществами по сравнению с римлянами. С созданием же империи Карла Вели­кого племя и вовсе было оттеснено от ключевых должностей в ап­парате власти. Уже «Салическая правда» при Меровингах выделяет этнически безликую, но привилегированную корпорацию антру-стионов, защищенных самым высоким вергельдом (штрафам за убийство) - 1800 солидов и вместе с тем лишенных права возбуж­дать тяжбы друг против друга. Как заметил Валентин Иванов, от­рывающаяся от общества власть более всего боится именно своего народа, а потому стремится опереться на иноплеменников.

Византийские авторы VI в. многого не могли понять в быте славян. Славянская демократия казалась им неуправляемой стихи­ей. И тут же приходилось удивляться, как скоро славяне овладевали военным искусством греков и одерживали победы в сражениях с многотысячными отрядами. Можно указать и на еще одну особен­ность: завоевав практически весь Балканский полуостров, славяне нигде не устанавливают господства над завоеванными и даже ра­бов, по истечении определенного срока, либо отпускают на свобо­ду, либо оставляют у себя в качестве равноправных членов общины. У славян, следовательно, была организация, обеспечивавшая успех на полях сражений с лучшим войском тогдашнего мира, но не спо­собная стать внешней, господствующей властью по отношению к завоеванным территориям. Что же это за организация?

В некоторых художественных произведениях народное собра­ние изображается дикой полупьяной массой. Представление это глубоко ошибочно и питается оно мнением, будто «порядок» прив­носит только внешняя власть. В действительности в общине под­держивался строгий «порядок» так как к общим делам были при­влечены все ее члены, причем каждому было определено его ме­сто. Круг лиц, которым разрешалось выступать на собрании, был невелик. Обычно таким правом пользовались жрец, песнотворец -хранитель памяти племени, а также должностное лицо, осуществ­лявшее суд и следившее за сохранением обычая. Кто-то из старей­шин обычно вел собрание, и только через него можно было про­сить слова рядовому соплеменнику. Глашатай в таких случаях обра­щался к собранию, которое и решало: давать или не давать слово.

Мысль Гегеля о том, что личность может найти полное вопло­щение лишь в рамках государства, в принципе правильна. Но заин­тересованность личности в делах ближних и дальних далеко не одинакова. Хозяйственные потребности сельской общины ограни­чивались в основном пределами волости, в рамках которой надо было поделить сенокосы, леса, промысловые угодья. На более об­ширных территориях общий интерес затрагивал лишь отдельные сферы: обмен, «игрища между селами» во время праздников и в пору свадеб, поклонение общим богам, отношение с иными племе­нами. В зависимости от потребностей и строилась снизу вверх ие­рархия управления.

Письменная история застает славян с четко действующей орга­низацией управления. Б.А. Рыбаков обратил внимание на то, что к IX в. славянские «племена», «земли», «княжения» занимали огром­ные территории, превышавшие земли большинства европейских королевств. В сущности, это были государства афинского типа. Здесь существовала уже обособившаяся от общества, но еще не оторвавшаяся от него окончательно княжеская власть.

«Повесть временных лет» сохранила некоторые данные об ор­ганизации управления в древлянской земле. Во главе стоит князь, и княжеская власть является здесь давней, традиционной. Во всяком случае, древлянские послы, пришедшие к Ольге, противопоставля­ют «добрых» древлянских князей «русскому» князю Игорю как пра­вителей, озабоченных не просто сбором дани, а и процветанием земли. Древляне возделывают нивы, пасут стада, а «держат зем­лю», то есть управляют ею, «лучшие люди», которые, однако, за подтверждением прав должны обращаться к «земле». В конечном счете именно «земля» и направляет их в качестве послов к Ольге. У древлян есть города, управляемые старейшинами. Такие города обычно служили административными центрами племен и местом укрытия окрестного сельского населения в случае внешней опасно­сти. Поначалу добровольно, а затем и по принуждению сельская округа обеспечивала город необходимыми продуктами и участво­вала в строительстве оборонительных сооружений.

Сведения о Киеве конца X в. уточняют типичную картину. На­селение города и, видимо, также и сельской округи делилось на десятки, сотни, иногда на полусотни и полутысячи. В городе вер­шиной такой администрации был тысяцкий. Но существовал здесь и совет старейшин - «старцы градские», которые осуществляли руководство народным собранием - вече, а также следили за вы­полнением принятых решений.

Древняя Русь была государством изначально многоэтничным, а потому неизбежно в рамках его сочетались разные формы управ­ления. Славянская форма была наиболее распространенной и ус­тойчивой, и она в конечном счете просматривается позднее в усло­виях феодальной раздробленности. У балтов и угро-финнов скла­дывается подобная же форма, причем в значительной степени это, видимо, было следствием славянского влияния. Дело в том, что у тех и других еще не был четко отлажен племенной уровень органи­зации, а разрозненные местные общины (территориальные или родовые) включались в систему, привносимую славянскими коло­нистами, и скоро ассимилировались.

На юге Руси ассимилировались остатки ираноязычных племен. Это население издавна имело довольно развитые формы органи­зации и долго могло их сохранять. Наибольшее же значение имели русы на юге и варяги на севере Восточной Европы.

Именно вопрос об этнической принадлежности русов и варягов, а также о их роли в создании большого государственного объеди­нения на территории Восточной Европы послужил основанием длительного спора норманистов и антинорманистов. Спор этот всегда имел много оттенков от чисто научных до откровенно поли­тических, спекулятивных. Эти оттенки сохраняются и сейчас, что требует рассмотрение этой проблемы несколько подробнее.

В летописи соединены разные представления о начале Руси. Один из древнейших летописцев поставил в начале своего труда три вопроса: «откуда пошла Русская земля», «кто в Киеве нача первее княжити» и «откуда Русская земля стала есть». Ответ на эти вопросы действительно есть в летописи: русы - это поляне, некогда они, как и другие славяне, вышли из Норика - римской провинции на Правобе­режье Дуная. Первыми князьями в Киеве были Кий и его братья, после чего «род их» княжил у полян-русов. Летописец не знал точно, когда все это было, хотя до него дошли предания о дунайских похо­дах Кия, о приеме его неким византийским «царем». Не знал он и о том, почему полян стали называть русами. Но он настойчиво под­черкивал, что «поляне, яже ныне зовомая русь» - племя славянское, что вместе с другими славянскими племенами оно получило начала христианства еще в Норике от апостола Павла и т.п.

Другой летописец считал, что «русь» - это варяги, которые пришли в середине IX в. к северо-чападным славянским и чудским (угро-финским) племенам и установили господство над ними, а затем спустились вниз по Днепру и обосновались в Киеве, сделав его «матерью городов русских». Судя по «Слову о полку Игореве» и позднейшим славянским хроникам, были и иные версии происхож­дения Руси и начала Русского государства, по крайней мере, проис­хождения династии. Но две названные оставались главными, по­влиявшими и на позднейшую историографию.

Норманистская концепция зародилась в годы бироновщины (30-е гг. XVIII в.), когда правящей группировке важно было исто­рическими примерами подкрепить и оправдать свою заведомо ан­тинародную и антигосударственную деятельность. Это был эпоха повсеместного торжества абсолютизма, эпоха, когда верили, что от главы этого государства целиком зависит благосостояние государ­ства и подданных, а любой произвол монарха оправдывался его якобы обязательно благими намерениями. Это была эпоха, когда на раздавленный аппаратом угнетения народ смотрели как на «не­способный» на какую-либо самодеятельность. А начавшееся с раз­витием буржуазных отношений формирование наций придавало заключению о «способности» и «неспособности» и этнический ха­рактер: одни народы более «способны», другие - менее. Славяне попадали в число последних, германцы, у которых пробуждение на­ционального сознания началось несколько ранее, - в разряд первых.

Откровенная тенденциозность создателей норманнской теории З.Байера и Г.Миллера вызвала резкую отповедь М.В. Ломоносова, доказывавшего, что варяги-русь - выходцы с южного и восточного берегов Балтики, принадлежавшие к славянскому языку. Если учесть, что такое представление было распространено в источниках XV - начала XVIII в., причем не только славянских, то говорить о Ломоносове как о родоначальнике антинорманизма можно лишь условно: по существу, он восстанавливал то, что ранее уже было известно, лишь заостряя факты, либо обойденные, либо произ­вольно интерпретированные создателями норманно-германской концепции. Спор в это время довольно четко выявлял и позиции: немецкая часть Академии наук и бюрократии держались норма-низма, русские ученые и кое-кто из придворных - антинорманизма.

В XIX в. картина становится более сложной. Против норма-низма выступит немец Г. Эверс, а одним из столпов норманизма станет выходец из крепостного сословия М.П. Погодин (1800— 1875). Правда, его эмоциональные восклицания в защиту норма­низма слишком слабо подкреплялись конкретным материалом. Он вообще считал, что «главное, существенное в этом происшествии, относительно к происхождению Русского государства, есть не Нов­город, а лицо Рюрика, как родоначальника династии». «Младенец Рюриков, Игорь, - поясняет эту мысль Погодин, - с его дружиною есть единственный ингредиент в составлении государства, тонкая нить, которою она соединяется с последующими происшествиями. Все прочее перешло, не оставив следа. Если бы не было Игоря, то об этом северном новгородском эпизоде почти не пришлось бы, может быть, говорить в русской истории или только мимоходом». Иными словами, норманнское участие в сложении государства сво­дится у Погодина к происхождению государя.

В наше время многие из тех, кто отводит норманнам куда большую роль, кто признает норманнской не только династию, но и дружину и вообще социальную верхушку, не считают себя норма-нистами. Это произошло потому, что вопрос о составе социальной верхушки стал отодвигаться как несущественный, а внимание со­средоточилось на отыскании элементов социального неравенства, которое должно вести к образованию классов и государства.

Спор норманистов и антинорманистов действительно не мо­жет теперь восприниматься так, как это было в прошлом столетии. Возможности князя с дружиной вовсе не были столь беспредель­ными, как это казалось дворянско-буржуазным историкам и социо­логам. Внутренние законы развития общества в конечном счете преодолевают внешнее воздействие. Но только в конечном счете. А живущее поколение может и не дождаться торжества историче­ской закономерности, потому что на пути ее встанет какая-то извне появившаяся сила. Татаро-монгольское иго оказалось петлей, на­кинутой извне. А оно не только намного столетий задержало есте­ственное развитие народа, но и деформировало весь процесс. В эпоху феодализма достаточно простых случайностей, вроде втор­жений варварских народов или даже обыкновенных войн, чтобы довести какую-нибудь страну с развитыми производительными силами и потребностями до необходимости начинать все сначала.

В старой норманистской литературе обычно подчеркивался благодетельный характер норманнского завоевания или просто утверждения норманнов на верху социальной лестницы. Но в от­дельных работах и публицистических сочинениях просматривалось и чисто расистское упоение превосходством силы.

Антинорманисты обычно указывали на отсутствие германиз­мов в языке, языческих культах, вообще в культуре. Нынешние не-онорманисты часто этим аргументам противопоставляют указания на то, что норманны в Европе не оставили никакого следа. Однако это утверждение неверно. Норманны всюду оставили след, причем след кровавый, разрушительный. Правильнее было бы сказать, что они нигде не играли созидательной роли. А такой вывод будет по­лезен для сопоставления с тем^ что происходило в Восточной Ев­ропе. Он, во всяком случае, должен учитываться нынешними при­верженцами идеи «норманно-славянского синтеза», пытающимися представить дело таким образом, будто известные всей Европе кровожадные разбойники сразу «размякли», как только увидели созревших для получения государственности славян.

Выше был приведен материал об этнической природе руси и ее взаимоотношениях со славянами в разных районах, главным обра­зом в Подунавье.

Существенный интерес представляют данные источников о ру­си и варягах ІХ-ХІ вв., так как вопрос затрагивает формы органи­зации главных «действующих лиц» процесса складывания обшир­ного государства на территории Восточной Европы.

Необходимо подчеркнуть, что норманнскую теорию нельзя оп­ровергнуть общими соображениями. Исходя из теоретических по­ложений, можно лишь отвергнуть рассуждения о «способных» и «неспособных» к чему-либо народах. А эти рассуждения, вытекая из норманистской концепции, вовсе для нее не обязательны. Не име­ет особого значения и спор о роли пришельцев. Если это норман­ны, то, по аналогии с Западной Европой, ее следовало бы оценить как отрицательную. Но и такая оценка не подрывала бы норма-низма. Иными словами, норманизм опирается на самые различные методологические посылки, причем все, кто принимает фактиче­скую аргументацию норманистов, неизбежно являются ее привер­женцами, как бы далеко они ни расходились в оценке роли и влия­ния норманнов в Восточной Европе.

Некоторое время назад решающим доводом против норманизма служило убеждение, что все народы из века в век развивают­ся примерно на одной и той же территории. Теперь этот аргумент помогает, скорее, норманизму, так как факт многочисленных пере­селений и перемещений народов очевиден. В Европе не найти ни одной страны, народ которой не включал бы в свой состав выход­цев из десятка языков и племен. В Восточной же Европе следует учитывать, когда и с чем пришли сюда те или иные племена и на­родности. Это, кстати, прояснит, что привнесли германцы, если они что-то привнесли.

О форме организации славянских племен, точнее, племенных союзов в VI-IX вв. говорилось выше. По существу, это стройная, созданная снизу, прежде всего в хозяйственно-экономических це­лях, система, в которой высший слой еще не отделился от низовых звеньев. Сейчас несколько искусственно заостряется вопрос о том, можно ли эту весьма устойчивую систему назвать государством или же следует ограничиться более осторожным определением. А говорить стоило бы о возможных альтернативных государственных формах и их эффективности в данных условиях. И в этом плане ин­тересны представления о задачах высшей власти, свойственные людям той давней эпохи.

У автора «Повести временных лет» на первом месте понятие «земля», - «Русская земля». «Деревская земля», позднее также «Новгородская» и «Суздальская земля». Не род, не племя и не князь. Само понятие «племя» в этом случае предполагает тоже не кровнородственное, а территориально-историческое значение, т.е. не кровных родственников, а людей, объединенных общей терри­ториальной организацией. В заслугу Владимиру летописец ставит то, что он вместе со старейшинами радел «о строе земленем, и о ратех, и о уставе земленем». В гриднице Владимира шли пиры, на которые свободно могли приходить «бояре и гриди, и соцкие, и десяцкие, и нарочитые мужи, при князе и без князя». Здесь, правда, уже нет простонародья, но представители народа еще есть, и князь заинтересован в привлечении их на свою сторону.

Древний киевский летописец поставил и вопрос о начале кня­жеской власти в Киеве. Но принципиальное значение придавалось ему лишь потому, что кто-то оспаривал княжеское достоинство Кия и его преемников, как и княжеское достоинство правителей отдельных земель. Очевидно, сам летописец ставил выше власть, идущую от земли, по сравнению с той, которая ложится на землю извне, будь она «своя» или «чужая».

В сказании о призвании варягов, возникшем явно позднее, над «землями» возвышается внешняя и извне пришедшая власть. По летописи, потребность в ней возникла потому, что освободившись от варяжской дани, племена словен, кривичей, веси, чуди и мери утонули в усобицах. Поэтому они договорились пригласить в каче­стве третейского судьи князя извне.

Экономических потребностей в объединении обширнейшей тер­ритории союзов племен не было ни в IX в., ни много позднее. Со­единение разноязычных территорий могла осуществить только внешняя власть. Развитие частной собственности способствовало возникновению противоречий в племенной организации, но уничто­жить ее не могло. Эту организацию не сломала и внешняя власть, хотя она к этому стремилась. Именно на этой российской террито­рии вплоть до XIX в. сохранилось обычное право, противостоящее государственному законодательству. Это обстоятельство обыграл А.Н. Островский в драме «Горячее сердце»: градоначальник обра­щается к купцам с вопросом, судить ли их «по закону, или по совес­ти», пугая пухлыми томами Полного собрания российских законов. Купцы апеллируют к «совести» не только потому, что «законов у нас много», но и потому, что законы редко считались с действительно­стью. Общество откупалось от внешней власти взятками, но внутри его продолжали действовать законы, которые нельзя было обойти: законы традиции, законы взаимообусловленных отношений.

В сказании о призвании появляется и идея «права» на княжение единственного рода. Насаждалась эта идея Мономаховичами, от­стоявшими от родоначальника династии Игоря на целых семь по­колений. И похоже, что, кроме них, никто и не вел себя от Рюрика. Во всяком случае, в «Слове о полку Игореве» легендарным родона­чальником русских князей признается Троян, а главный герой -Игорь Святославович - назван его «внуком», то есть потомком.

Необходимо иметь в виду, что и слово «владение» под пером летописца означало нечто иное, нежели позднейшее феодальное или княжеское владение. В славянском языке не случайно (так же, как в кельтском) одним словом обозначалась и земля, и управле­ние на ней: власть (волость). «Владение» в этом смысле не означа­ло ни господства, ни собственности. Это была форма - почетной и доходной, но все-таки обязанности. На практике, конечно, вла­дельцы стремились стать и господами, и собственниками. Тем не менее княжеский удел никогда не сливался с государственным вла­дением. Да и в рамках домена собственность князя ограничива­лась. Не случайно, что, когда в середине XIX в. в канун крестьян­ской реформы возник вопрос, кому принадлежит земля, ясного от­вета на него никто не мог дать.

Как было сказано, экономически целесообразная земская власть не могла простираться на обширные территории. Возвы­ситься над ними могла лишь внешняя власть. Таковая, естествен­но, пользовалась противоречиями между отдельными землями-княжениями и, конечно, не забывала напомнить о своих заслугах в поддержании «порядка», а также в организации обороны или же походов на внешнего врага. На юге таким племенем-объедини­телем оказались поляне-русы.

Дунайские воспоминания древнейшего киевского летописца относятся к эпохе великого переселения. Но восстановить ход со­бытий с VI по IX в. в Поднепровье в настоящее время не представ­ляется возможным. Можно лишь предполагать, что здесь сосуще­ствовали еще не слившиеся собственно славянские и русские пле­мена вместе с остатками какого-то иного местного и пришлого населения. Кое-что летописец прояснил, сам того не подозревая. Ему очень хотелось возвысить полян, обосновать их право на пер­венство в славянских княжениях, а показал он то, что поляне сохра­няли еще черты, характерные для многих племен эпохи переселений.

Существенные отличия от остальных славян поляне сохранили в двух наиболее стойких традиционных сферах: в формах семьи и в погребальном обряде. У всех славян было трупосожжение. Поляне же придавали умерших земле, и это сообщение летописца подтвер­ждается археологическим материалом. У славян при сохранении многоженства преобладала малая семья. И это тоже подтверждает­ся археологическими данными: размеры полуземлянок (10—20 квад­ратных метров) могли вместить только малую семью. «Большие дома» Черняховской культуры (II—IV вв.) обычно достигали сотни и более квадратных метров. Летописец особое значение придавал форме брака, отметив, что у славян вообще «брака не было», а было умыкание во время игрищ между селами по договоренности с невес­той («с нею же кто совещашеся»). Браком в данном случае обознача­ется своеобразная коммерческая сделка, покупка жены. У полян со­хранилась даже такая специфическая особенность, распространенная у племен эпохи великого переселения, как «утренний дар» жениха молодой супруге после первой брачной ночи.

Летописец специально остановился на том, что молодежь древлян и других славянских племен не почитает старших, родите­лей. Молодые сами решают и устраивают свои семейные дела. Та­кое положение естественно, когда основной ячейкой является ма­лая семья, а .община строится по территориальному, а не кровно­родственному принципу. У полян положение другое. Здесь моло­дежь в подчинении у старших, которые заключают и браки, причем молодую обязательно приводят в дом родителей жениха. «Боль­шая семья» - обычно наследие кровнородственной общины. Судя по данным, относящимся к Центральной Европе, руги-русы всюду долго сохраняли ту форму общежития, которая была ранее харак­терна для готов, лангобардов и некоторых других племен. За осно­ву здесь принималась не земля, не территория, а родственная группа, которая легко могла сменить место проживания. Но по­скольку группы эти были сравнительно малочисленными, они так или иначе должны были включаться в местную территориальную структуру. Киевский летописец, прославляя полян, уже и не замеча­ет, что «большая семья» менее гармонирует с территориальным принципом организации общества, чем семья «малая».

Как отмечалось ранее, руги-русы обычно всюду отличались из­вестными претензиями на особое положение, кичились древностью рода, знатностью происхождения. С какими-то притязаниями высту­пал и «род русский» в Поднепровье. Но суть их летописец не разъяс­нил, да он и не отделял русов от славян по языку и происхождению.

Киевский летописец не слишком жаловал княжескую власть. Для него она была лишь вершиной земского устроения, а о ее на­следственном характере он говорит лишь потому, что кто-то оспа­ривал права местной киевской династии. Очень существенно, что киевские князья не могут даже и похвалиться древностью своего рода: не перед кем. Может быть, сказывается и другое: в VII-IX вв. поднепровские племена, по летописи, платили хазарам дань, а ос­вобождение от нее пришло извне, со стороны варягов-русов. Между тем в Западной Европе, где титулованию придавалось особенно большое значение, русские князья неизменно называются «коро­лями», тогда как, польские князья лишь «герцогами». Адам Бре-менский и Гельмольд специально отмечают, что у западных славян «королей» имеют только руяне (русы) с острова Рюген. Королев­ское достоинство всех русских князей уходит, следовательно, в уже забытую древность, видимо, в ту пору, когда дунайски руги получи­ли статут федеративного по отношению к Риму королевства.

По договорам 911 и 945 г. видно, что главными занятиями «ро­да русского» были война и торговля. В договоре Игоря названо 25 послов от княжеской семьи и бояр, причем от каждого индивиду­ально, и еще 26 послов-купцов, представляющих, видимо, осталь­ных русов - торговцев и ремесленников. Многочисленное посоль­ство в данном случае свидетельствует о противоречиях в корпора­ции, претендующей на первенствующее положение, о слабости са­мой княжеской власти, а также о господстве в рамках корпорации частной собственности. В сущности, у этого рода не было никакой общей собственности, если не считать притязаний на обладание славянскими землями по пути «из варяг в греки», что в X в. озна­чало сбор дани и замену в некоторых случаях местных княжеских династий сыновьями киевского князя.

«Род русский», известный по договорам, в большинстве! види­мо, состоял из пришельцев с севера, хотя в числе дружинников и купцов было много носителей имен, характерных для Иллирии и Подунавья, а в княжеской династии преобладали славянские имена. Но пришельцы с севера вопреки мнению норманистов не только сами не были шведами, но даже и в состав дружины их еще практи­чески не включали. Ведь даже после принятия христианства, до конца XI в., у шведов господствовало многоженство, тогда как у полян-русов была моногамия. Не было у шведов и наследственной королевской власти. Иван Грозный даже в XVI в. упрекал шведско­го правителя Юханана III в том, что он некоролевского рода и что в Швеции вообще никогда не было королей, а потому якобы и не могла шведская сторона претендовать на равный с московским царем дипломатический этикет.

Разумеется, из того, что шведские конунги вплоть до XIV в. из­бирались племенными собраниями, никак не может следовать вы­вод, подобный тому, что сделал Иван Грозный. Такая система -признак не «отсталости», а целесообразности. Она эффективна практически во все времена. Именно такая система помогла Скан­динавии очиститься от викингов и избежать крепостного права. Но это явно не та система, что характеризовала русов на любой зани­маемой ими территории.

С точки зрения хозяйственных потребностей, привесок в виде «рода русского» был совершенно излишним, паразитарным для славянских княжений. Тем не менее объединение оказалось доста­точно прочным. Объясняется это тем, что взяли на себя русы столь важную вообще в эпоху становления государственности и особенно важную на границе степи и лесостепи внешнюю функцию. Показа­тельно, что дань с племен нигде не превышала той, что ранее пла­тили хазарам, в ряде случаев она вообще была номинальной, а обя­занность защиты подвластных племен князь и дружина на себя все-таки принимали. Естественно, не обходилось и без конфликтов. По вине Игоря из Поднепровья ушли племена уличей, сам князь пал жертвой собственной жадности в результате восстания древлян. Каждому очередному князю приходилось заново подчинять ранее вроде бы покоренные племена. И именно в ходе этой борьбы в ко­нечном счете определялась форма взаимодействия «земли» и из­вне пришедшей высшей власти. Существование такой власти при­знавалось и оправдывалось лишь постольку, поскольку сама власть оказывалась способной поддерживать соответствующее представ­ление о ней. Рассказывая о больших походах Олега, Святослава, летописец не забывает отметить, что добыча делилась между все­ми землями, поставившими войско для походов.

Однако неизбежные конфликты между «родом русским» и соб­ственно славянским населением, по крайней мере, в X в. не несли межэтнического антагонизма. Русы ощущали себя аристократиче­ским, но славянским родом. Не случайно, что славянские имена-титулы распространялись прежде всего в княжеской семье, а дого­воры писались на славянском языке (предположительно с помо­щью глаголического, «русского» письма). Естественно, что шло и обычное в таких случаях «размывание» рода в результате брачных контактов, включения в его состав иноплеменных дружинников и, главным образом, за счет стирания различий в культурной сфере, прежде всего в верованиях. Но при этом киевские русы все-таки не забывали о своих сородичах в Подунавье, в Центральной Европе, в Прибалтике. Правда, и во всех других районах, где оседали группы ругов-русов, преобладала славянская речь, и центральноевропей-ские рутены также обычно рассматриваются в источниках как осо­бая ветвь славян.

Вопросы для самоконтроля

1. Состав Руси к концу Хв. н.э.

1. Формы общины, характерные для населения Древней Руси.

2. Значение территориальной общины в формировании славянского этноса и Древней Руси.

3. Организация управления славянских племен и племенных союзов.

4. Версии о происхождении Руси и начале Древнекиевского государства.

5. Споры норманистов и антинорманистов о происхождении государ­ственности на Руси.

6. Причины соединения разноязычных территорий.

7. Княжье и государственное владение.

8. Особенности княжеской власти в представлении киевских летописцев.

10. Появление киевских русое.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ КИЕВСКОЙ РУСИ

В традиционном норманизме этнонимы «русь» и «варяги» вос­принимались как равнозначные, а потому скандинавское происхож­дение варягов доказывалось обычно материалами, относящимися к русам. Большинство советских ученых считали русов южным, при­черноморским (хотя и неславянским) племенем, варягов же в со­гласии с норманистами признавали за шведов. Между тем, если о неславянстве русов говорят многие источники, то в отношении ва­рягов ІХ-Х вв. таких материалов вообще нет. Норманизм держит­ся на том, что послы от «кагана росов» в Германии в 839 г. вроде бы оказались «свеонами», что в 844 г. на Севилью напали русы, пришедшие откуда-то с севера, что Константин Багрянородный в середине X в. называет днепровские пороги славянскими и «рус­скими» именами, что хронист Лиутпранд в X в. отождествляет «ру­сов» с нордманнами и что сами имена «рода русского» в договорах - неславянские. Но ведь это все именно русы, а не варяги. Варяги же могут рассматриваться в этом контексте лишь в той мере, в ка­кой они русы, в какой оправданно их отождествление.

Совершенно очевидно, что именем «варяги» в разных случаях покрываются разные этносы. «Варяги-русь» - это, по всей вероятно­сти, действительно русы - русы балтийские, родственные дунайским, поднепровским и прочим. Так могли называть и обитателей Рюгена, и группы русов-ругов, рассеянных по восточному побережью Балти­ки. Может быть, особое внимание должна привлечь Роталия (Запад­ная Эстония), поскольку в русском именослове много имен явно чудского, эстонского происхождения, а такие имена, как «Игорь», «Игельд», «Иггивлад», могут прямо сопоставляться с «иговским языком», особо выделяемым Курбским еще в XVI в. на территории Эстонии. Эстония занимает особое место и во всех сагах, где речь заходит о Руси, в частности в сагах об Олафе Трюгтвасоне.

Вместе с тем киевский летописец имеет в виду нечто иное, когда говорит о варягах. В самом раннем упоминании варягов - именно свидетельстве летописца времени Владимира - они живут на восток от чуди (эстов) до «предела Симова», под которым разумелась Волжская Болгария. Это были как раз те земли, на которых утверди­лись варяги, пришедшие с Рюриком. Самих варягов и южные и се­верные летописцы выводили «от рода варяжска». Западные пределы расселения варягов киевский летописец ограничивает, с одной сто­роны, польским Поморьем (Поморье принадлежало Польше в кок X в.) и с другой - территорией Дании, называемой в «Повести врь менных лет» «землей агнян», то есть англов - германского племени, занимавшего южную часть Ютландского полуострова. Соседями англов на южном берегу Балтики были «варины», «вары», «ваары», «вагры» - племя, принадлежавшее к вандальской группе и к IX в. ославянившееся. В генеалогии саксонского рода Веттинов, состав­ленной в XIII в., в связи с событиями конца X - начала XI в. упоми­наются два маркграфа, управлявших «маркой Верингов».

Тождество «варягов» с «варинами» с языковой точки зрения оче­видно. У этнонимов один и тот же корень, а различия в этнообра-зующих суффиксах обычны для всей этой территории; в кельто-романских языках этноним должен звучать как «варины», в герман­ских - «вэринги», у балтийских славян - «варанги», у восточных -«варяги». Достаточно очевидно и значение этнонима. В немецкой литературе давно принята этимология племенного названия «вари­ны» от старого индоевропейского «вар» - море, вода. В сущности, это одно из основных обозначений воды в индоевропейских языках, вариантами которого являются также «мар» или «нар» («варангов» -варягов - в Византии иногда звали также «марангами). И только заведомо тенденциозное желание перенести «вэрингов» в Сканди­навию побуждало искать для них какую-то иную этимологию.

Варяги, следовательно, - это просто поморяне. Поэтому назва­ние это всегда распространялось на разные морские народы, и только на морские.

Каждой эпохе свойственно смотреть на предшествующие свы­сока. Сколько раз летописцам приходилось подвергаться критике и поучениям со стороны не слишком благодарных потомков! Почему это варяги, построив новый город, называют его «Новгород»? По­чему они дают название «Белоозеро» городу, воздвигнутому на территории, куда еще и славяне\то не проникали? Почему Изборск, Плесков-Псков - и ни одного «хольма», «бурга», «штадта»? А во времена, когда писал летописец, просто еще не было этой пробле­мы. Он рассказал, что приходили варяги «из-за моря», а язык их был понятен и киевлянам. В XVIII в. летописца начнут журить за наивность и простоту. И XVIII в. покажет, что даже не слишком многочисленного иноземного слоя в высших эшелонах власти доста­точно, чтобы на тех же территориях место «градов» заняли «бурги».

Сейчас главным прибежищем норманизма является археоло­гия. Но и интерпретация археологических данных оказывается под­час полярной. Известный ленинградский археолог Г.С. Лебедев в ряде работ готов был увязать с норманнами чуть ли не все погре­бения киевской знати X в. А в другой работе он признает, что к скандинавским может быть отнесено лишь одно погребение из 146. Почему-то до сих пор многие археологи просто закрывают глаза на известные археологические же факты. Так, по всему северу Руси распространена специфическая фельдбергерская керамика, харак­терная для балтийских славян VIII-X вв. На посаде города Пскова она составляет в соответствующих слоях свыше 80 процентов. Много ее в Новгороде и других городах, доходит она до Верхней Волги и Гнездова на Днепре, то есть до тех областей, где киевский летописец помещал варягов. А в Киеве ее нет вовсе. И с такого рода фактами, видимо, и связано противопоставление «варягов» и «руси», прослеживающееся в ряде летописных текстов.

Влияние Балтийского Поморья сказалось даже на антрополо­гическом облике населения Северной Руси. Проанализировав ма­териалы, относящиеся к X-XIV вв., известный специалист В.В. Се­дов установил, что «ближайшие аналогии раннесредневековым че­репам новгородцев обнаруживаются среди краниологических се­рий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы и Одера. Таковы, в частности, славянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащие ободритам». То же население дости­гало и Ярославского и Костромского Поволжья, то есть того рай­она, к которому всегда привлечено особое внимание норманистов.

Даже и в наше время сохраняются островки, где живут непо­средственные потомки тех давних переселенцев. Так, обследовав недавно население Псковского обозерья (западное побережье Псковского озера), антропологи Ю.Д. Беневоленская и Г.М. Давы­дова обнаружили группу, принадлежащую к «западнобалтийскому типу», который наиболее распространен у населения южного побе­режья Балтийского моря и островов от Шлезвиг-Гольштейна до «Советской» Прибалтики.

Колонизационный поток с южного побережья Балтики на вос­ток должен был начаться с конца VIII в., когда Франкское государ­ство, сломив сопротивление саксов, стало наступать на земли бал­тийских славян и остатки давнего местного населения. В этом же направлении отступает и часть фризов (из области нынешних Ни­дерландов), особенно после крупного поражения датчан в битве при Бравалле в 786 г. Распространение здесь христианства все бо­лее стирает этнические различия, но углубляет религиозные и со­циальные. Опорные же пункты язычества оказываются на южном берегу Балтики.

Сама Скандинавия также оказалась на пути колонизационного потока, идущего с запада на восток. В Скандинавии долго сохраня­лись славянские поселения. В поток этот неизбежно вовлекались и собственно скандинавы, не говоря уже о вооружении в предметах быта, которые можно было и купить, и выменять, отнять силой на любом берегу Балтийского моря. Необходимо только иметь в ви­ду, что в ІХ-Х вв. уровень материальной культуры на южном бере­гу Балтики был едва ли не самым высоким в Западной Европе, а варины еще в VI в. славились изготовлением мечей, которые при­возились на продажу в Италию.

В сказании о призвании варягов особенно подчеркивалась знатность рода Рюрика, хотя никаких доказательств в пользу этого не приводилось. В некоторых средневековых генеалогиях Рюрика с братьями выводили из рода ободритских князей (их считали сыновьями Годлава, убитого датчанами в 808 г.), а тех в свою очередь привязывали к венедо-герульской генеалогии, по древности уступавшей только датской. Других альтернативных генеалогий для Рюрика нет, если не считать откровенно фантастическую легенду о родстве его с римскими Августами (кстати, и в этом случае его выводили с южного берета Балтики). Но летописцы, настаивавшие на приоритете Рюрика перед другими династиями, видимо, и не могли ни на что реальное опереться, так как на севере княжеская власть явно имела меньшее значение, чем на юге, в Киеве. Варяги привносили с собой вовсе не монархическую систему, а что-то вроде афинского полиса. Древнейшие города севера, включая Поволжье, управлялись примерно так же, как и города балтийских славян. Кончанская система Новгорода близка аналогичному территориальному делению Штеттина. Даже необычно важную роль архиепископа Новгорода можно понять лишь в сравнении с той ролью, которую играли жрецы в жизни балтийских славян, по крайней мере, некоторых из них. И не случайно, что позднее, когда княжеская власть будет осваивать Волжско-Окское междуречье, в противовес старым «боярским» городам будут воздвигаться новые, княжеские, а в самой новгородской земле княжеской власти так и не удастся утвердиться.

Варяжский тип социально-политического устройства - это в ко­нечном счете тот же славянский (во всяком случае, более славян­ский, чем собственно русский), основанный полностью на террито­риальном принципе, на вечевых традициях и совершенно не преду­сматривающий возможность централизации. Отличительной осо­бенностью этого типа является большая роль города вообще и торгово-ремесленного сословия в частности. Именно высокий уро­вень материальной культуры и отлаженность общественного управления обеспечили преобладание переселенцев на обширных пространствах севера Руси, а также быструю ассимиляцию местно­го неславянского населения.

Таким образом, правы те, кто считает, что государственность на Руси сложилась ранее вокняжения Рюриковичей или каких-то иных династий. Только естественная государственность в эту эпоху не могла простираться на необозримых пространствах. Соединить их могла лишь какая-то внешняя сила, внешняя для большинства областей. Да и при этом условии единство могло сохраняться лишь при определенной взаимной заинтересованности. Например, осво­бождение от хазарской дани могло создать внешней власти необ­ходимый авторитет, а невысокие размеры дани поначалу окупались выгодами относительной безопасности и вовлечением в междуна­родную торговлю, а также в дальние походы. Внешней силой в IX-X вв. является «род русский», видимо соединивший выходцев из Поднепровья, Подунавья и Прибалтики. Варяги и отчасти фризы, включившиеся в колонизационный поток с конца VIII в., могли по­полнить княжеские дружины, но самостоятельной роли все-таки не играли, а на севере Руси именно они повлияли на создание полис­ной системы, не принимающей централизации.

Русь издавна была связана с Византией, и извечно отношение к ней было неоднозначное. В XIX в. были приверженцы Византии, считавшие, что от нее идет все лучшее на Руси. Отстаивались и противоположные мнения. В споре со славянофилами Герцен на­звал славян «варварами по своей молодости», а греков - «варвара­ми по своей дряхлости». Византия в его представлении - это «Рим времен упадка, Рим без славных воспоминаний, без угрызений со­вести». И причину этого он видел в том, что общественный строй империи «основывался на неограниченной власти, на безропотном послушании, на полном поглощении личности государством, а го­сударства - императором». В свою очередь, Г.В. Плеханов именно в «византинизме» усматривал худшие черты русского самодержа­вия. Ф.Энгельс давал общую оценку столкновению варварского мира со старой цивилизацией: «...Только варвары способны были омолодить дряхлый мир гибнущей цивилизации». «Омоложение» несла с собой община. Местами она напрочь разрушала издавна существовавшие здесь крепостнические отношения. Именно засе­ление славянами Балканского полуострова, так пугавшее визан­тийских авторов VI-VII вв., на несколько столетий отсрочило па­дение Восточного Рима.

Затем Рим стремился обезглавить варварские племена, чтобы таким образом ослабить врагов римского народа. Теперь Констан­тинополь делает побежденных и поверженных варварских вождей своими патрициями, подчиняя таким образом и варваров машине власти. И руководствовались цезари ничуть не христианскими за­поведями любви к ближнему. «Ближнего» они как раз не любили и боялись. Как гласит народная мудрость, «хозяин кормит собак, да­бы укрощать непослушное стадо». Для охраны империи нужны воины чуждой подданным крови. Вновь и вновь подтверждается закономерность: власть, оторвавшаяся от своего народа, более всего его-то и боится.

Стремление понять власть изнутри, психологически, сущест­венно обогащает и понимание ее социальной природы. У варваров власти обычно выбирались для решения каких-то общественных дел. На востоке же власть столетиями, а то и тысячелетиями ото­ждествлялась, с господством. Как господство предстает она в Вет­хом завете, и христианство принимает формулу «всякая власть от бога», стремясь примирить подданных с заведомо негодным управлением. Не только государства, народы гибли от дурного правления, как это случилось с персами. Вообще «люди связаны совестью, империи - насилием».

В работе «К критике гегелевской философии права» вскрывает­ся суть монархическо-бюрократического государства, в котором господствующий класс выдает свой частный интерес за всеобщий, а бюрократия - корпоративные интересы за государственные. «Бю­рократы - иезуиты государства и его теологи», - концентрирует мысль Маркс. «Бюрократия считает самое себя конечной целью государства... Государственные задачи превращаются в канцеляр­ские задачи, или канцелярские задачи в государственные. Бюрокра­тия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей, низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение.

Бюрократия есть мнимое государство наряду с реальным государ­ством... Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюде­ние этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархи­ческой организацией, а по отношению к внешнем миру - ее замкну­тым, корпоративным характером. Открытый дух государства, а также и государственное мышление представляется поэтому предательст­вом по отношению к ее тайне. Авторитет есть поэтому принцип ее знания, и боготворение авторитета есть ее образ мыслей».

Сначала на Руси этого не было. В годы бироновщины Измай­ловский полк в точности повторяет приемы византийских импера­торов: в нем не было не только русских офицеров, но даже и рус­ских солдат. Правительство уже не скрывало своей антинародной и антигосударственной сути. Принадлежность к «голубому интерна­ционалу» оборачивалась прямым предательством по отношению к собственной стране.

В XI в. Русь была на подъеме во всех отношениях потому, что народ еще участвовал в управлении, не позволял власти слишком обособиться. Перелом наступил позднее. Татаро-монгольское иго более двух столетий давило народную самодеятельность, часто уничтожая и хранителей традиций. Борьба за освобождение от ига укрепила авторитет великокняжеской власти и позволила ей встать над народом.

Время от времени «земля» еще заявляла о себе. В Смутное время начала XVII в. она восстановила снизу развалившееся из-за пороков «верхов» государство. А отремонтированная машина от­благодарила «землю» введением крепостного права, все более ос­вобождая общину от прав и нагружая ее всевозможными обязанно­стями. В XVIII в. разрыв стал неизбежным. Свояк Петра I, извест­ный дипломат Б.И. Куракин сокрушался: высший правящий слой поразила коррупция, и никакая перспектива на улучшение уже не просматривалась. А в России повторялось именно то, что уже бы­вало ранее, что было, в частности в Византии VI в. Оторвавшаяся от народа власть служит лишь «мнимому» государству, спекулиру­ет на идее «общего блага», занимаясь вымогательством всюду, где только возможно. «Земля» же откупается взятками, и никакие иные отношения между занятой делом «землей» и паразитирую­щей на теле государства внешней властью невозможны.

Кризис крепостнического строя - это результат полного «торжества» внешней власти и связанного с ней господствующего класса, живущих уже по принципу: «После нас хоть потоп». А прижатая к самой земле, задавленная община теперь уже не способна что-нибудь противопоставить мощному репрессивному аппарату власти. Она теперь лишь усугубляла положение своих членов. Освобождение принесли новые социальные слои, объединенные новыми формами организации.

Уже из приведенной подборки сведений о Руси видно, что за этим названием в разных случаях скрываются не одни и те же тер­ритории и, может быть, не один и тот же народ. В разные эпохи имя господствующего племени распространялось на подчиненные народы. Бывало и иначе: в арабских источниках «франгами» стано­вятся все европейцы, поскольку с франками арабы вели длитель­ные войны в Испании. В русских же источниках название «фряги» (франки) закрепилось за генуэзцами, возможно, потому, что в Вос­точную Европу первыми проникли генуэзские купцы.

Имя «Русь» многозначно также в «Повести временных лет». Под пером иностранных писателей эта многозначность нередко превращается в путаницу, а потому всякий раз надо учитывать, ко­гда сделана запись и к чему именно она относится. Вместе с тем о многих событиях ІХ-Х вв. можно узнать только из иностранных источников. Они же дают определенные указания и на формы по­литической организации славян и русов этого периода.

На протяжении ІХ-Х вв. Византия не раз входила в столкнове­ние с росами в Причерноморье. Византийские источники делятся в основном на два типа: церковные, связанные с распространением христианства у росов, и светские, говорящие о военных столкнове­ниях и дипломатических контактах. В церковных сочинениях, осо­бенно в житиях святых, много трафаретных картин, «чудес», свя­занных с исцелением, подвигами и т.п. Как правило, такие картины никакой информации не несут, они просто сочинены, причем чаще всего много времени спустя после смерти героя. Но в житиях часто содержатся отдельные обстоятельства его деятельности, важные сведения бытового характера. Именно таковым является упомина­ние русов в житиях Стефана Сурожского и Георгия Амастридского. Ценность их прежде всего в том, что они свидетельствуют о при­сутствии в Причерноморье русов задолго до «призвания варягов». Ранее этого события датируется и нападение русов на Константи­нополь, о котором сообщил патриарх Фотий в документе, предна­значенном для не слишком фанатичной византийской паствы. Фо­тий стремится преуменьшить силу «неименитого» народа, дабы объяснить успехи росов только божьим гневом за ослабление веры. На самом же деле из его послания вытекает, что у «северного Тав­ра» сложилось мощное объединение племен во главе с росами. Че­рез несколько лет, в 867 г., тот же Фотий оповестит Империю о принятии росами христианства. С IX в. в числе митрополий, под­чиненных константинопольскому патриарху, будет постоянно упо­минаться «Росия». Как предполагают исследователи, речь идет о городе Росия, располагавшемся на территории нынешней Керчи.

В византийских источниках росы часто называются или «тавра­ми», или «тавроскифами». Некогда у «северного Тавра» - Крым­ских гор проживало племя тавров, с которыми позднее смешалась какая-то ветвь скифов. Само отождествление с тавроскифами сви­детельствует о том, что византийцы считали росов местным, во всяком случае издавна в Причерноморье проживающим народом. Название также говорит, что именно с крымскими росами ранее всего вошли в соприкосновение византийцы. Позднее этноним «тавро-скифы» применяется и по отношению к киевским росам. Вообще византийские источники не различают Русь Приднепров­скую и Причерноморскую, рассматривая их как части единого це­лого. В то же время Константин Багрянородный в середине X в. выделяет две разные Руси: «ближнюю» и «дальнюю», или «внеш­нюю». «Ближней» в этом случае названа Приднепровская Русь. Во­прос же о «дальней» Руси остается до сих пор открытым.

Из западных источников наибольший интерес представляет со­общение Вертинских анналов под 839 г. о возвращении на родину посольства «народа рос», побывавшего в Византии. О местонахож­дении этой «Руси» высказывались самые различные предположе­ния. Несомненна, однако, какая-то связь ее с одним из каганатов: аварским, болгарским и хазарским, поскольку титул правителя Руси -каган - мог возникнуть лишь под их влиянием. О расширяющихся связях киевских князей свидетельствует поездка Адальберта в Киев в 961-962 гг., причем в то время в имперской канцелярии киевских русов отождествляли и с ругами.

Наиболее трудными для анализа являются восточные источники -арабские и персидские. Их авторы знали Европу главным образом с трех точек: из Булгара Волжского, со стороны Северного Кавказа и Испании. Естественно, что сведения, полученные в одном месте, переосмысливались под влиянием информации из другого района. К тому же Европа представала арабским писателям прежде всего как страна франков, славян и русов, между которыми нередко распреде­лялись и другие народы. Этим отчасти объясняется расплывчатый, а иногда - фантастическиий характер описаний русов.

Арабские авторы славян и русов то противопоставляют, то рас­сматривают как части некоего целого. Такая неустойчивость по­нятна, учитывая, что в ІХ-Х вв. процесс ассимиляции русов славя­нами полностью еще не был завершен, а почти все государствен­ные образования, возникавшие с участием русов, имели в своем составе также и славян.

Весьма любопытно приводимое ниже повествование Ибн-Русте (начало X в.) о государственном образовании у славян с центром в городе Джарваб (предположительно Хорват). Титул второго после «главы глав» (нечто вроде великого князя) лица в государстве «жу­пан» (супанедж) указывает на южных и западных славян. В литера­туре неоднократно высказывалось предположение, что Ибн-Русте воспроизводил более ранний источник, рассказывающий о прикар­патском государственном объединении VIII-IX вв., возглавляв­шемся, видимо, хорватами.

К IX в. восходят и два постоянных сюжета арабской географи­ческой литературы: сведения об «острове русов» и упоминание о «трех группах» (или «видах») руси. Титул кагана имел как раз пра­витель островных русов, отличавшихся особым религиозным рве­нием. О местоположении острова, так же как об идентификации трех групп руси, исследователи продолжают спорить, и это неиз­бежно, поскольку описания довольно туманны. Интересно, однако, что одна группа руси называется «Славней» и, очевидно, мыслится как земля славян.

Арабские авторы дают дв.а совершенно разных обряда погре­бении русов. В одном случае - это ингумация (трупоположение) в больших камерах, наподобие киевских или салтово-маяцких (в По-донье VIII-IX вв.) захоронений. В другом случае - трупосожжение, характерное для славянских, германских и некоторых других наро­дов. Разные типы захоронений предполагают разные верования, но сочетание того и другого подтверждается и археологически.

Описание погребения знатного руса у Ибн Фадлана чаще других привлекает внимание норманистов. Действительно, в Киеве по­добных захоронений нет, и у киевских русов этой поры была моно­гамия. Но некоторые детали обряда, описанного Фадланом, обна­руживаются на юго-восточном побережье Балтики у пруссов (ли­товское племя). У них, в частности, перед принесением в жертву коней специально загоняли. Этот обычай могли перенять русы, селившиеся по соседству с пруссами.

Наконец, интересен рассказ о приходе русов в Бердаа (юго-восточное побережье Каспийского моря). Он передает понимание задач власти самими русами: претендуя на первенство, они принима­ют на себя и обязанность править справедливо, обещают подчинен­ным благополучие и спокойствие. Это может дать представление о порядках, которые устанавливались на завоеванных русами землях.

Выше было сказано, что норманизм, по крайней мере, в нашей литературе держится главным образом на прямой подмене: дан­ные, относящиеся к руси, переносятся на варягов, а неславянство руси служит основанием для отождествления варягов со скандина­вами. Между тем сведения о руси старше самых ранних упомина­ний о варягах, а данные о варягах намного древнее сообщений о норманнах на Руси и в Византии.

Сведения о варягах так же противоречивы и неоднозначны, как и данные о руси. Но можно прдследить и эволюцию этнонима «ва­ряги», и сосуществование двух осмыслений - узкого и широкого, и, наконец, понять причины пересечения или отождествления варя­гов и руси. Достоверны, видимо, обе версии начала Руси, переме­жающиеся и соперничающие в «Повести временных лет». В По-днепровье оказались и выходцы из Норика - Ругиланда, и откуда-то с побережья Балтийского моря. Только первые пришли значитель­но раньше, а вторые обосновывались прежде всего на севере Руси.

В какой мере южные и северные русы осознавали свое родство - теперь трудно утверждать, как нельзя судить и об отношении по-лян-руси к варягам-русам, появившимся в конце IX в. в Киеве в со­ставе дружины Олега. Зато достаточно очевидно, что в Х-ХІ вв.

Киев и Новгород соперничали, и киевские летописцы не пропуска­ли случая уязвить новгородцев: их высмеивает апостол Андрей, у них ветер рвет паруса после победоносного похода Олега на Царь-град, к ним отказываются идти на княжение законные сыновья Святослава, их в 1016 г. дразнят киевляне как «плотников» (а не воинов). В свою очередь, новгородские летописцы «поправляли» киевскую летопись таким образом, чтобы поставить Новгород вы­ше и старше Киева.

Пока не удается проследить истоки сказания о призвании варя­гов. В летописи оно легко выделяется как довольно поздняя встав­ка. Но само по себе это мало что объясняет: ведь сказание могло длительное время существовать вне летописных традиций, как, по-видимому, и было. Указанная в летописи дата основания Новгоро­да - 864 г. - достоверна: ее подтверждает археологический матери­ал. А точность датировки предполагает запись, близкую по време­ни к событию. Но где могла быть сделана запись? Письменность такого рода на севере в IX в. могла быть только у христиан, а хри­стианство пока практически не выходило за рамки областей, бли­жайших к Франкской империи, прежде всего собственно Варяжской земли - Вагрии, где долго соперничало и боролось христианство и язычество. В IX в. какие-то записи, по-видимому, делались также в славяно-русских монастырях Византии.

В Киеве самые ранние сведения о варягах были записаны, ви­димо, в конце X в. вместе со всем этнографическим введением (текст его помещен в приложении к первой книге). С преданием о призвании варягов летописец, похоже, не был знаком. Русью он считал только переселенцев из Норика, а новгородцев и вообще северных славян числил в ряду «варягов». О происхождении новго­родцев «от рода варяжска» говорили и новгородские летописцы, которые, конечно, варягов знали лучше: они с ними общались вплоть до начала XIII в., отличая их от «свевов» и других прибал­тийских народов. И 1188 г. варяги ограбили новгородских купцов в разных городах Балтики, и новгородцы разорвали с ними отноше­ния. А в 1201 г. варяжское посольство прибыло в Новгород и было отпущено с миром. Примечательно, что прибыли варяги «горою», то есть сухопутным трактом. Шли они, следовательно, с южного побережья моря. Откуда именно - остается неясным. Вагрия в это время входила в состав Священной Римской империи, а остров Рю-ген был захвачен Данией. Варягам-язычникам оставались острова и побережье в более восточных областях.

Примечательно, что германские авторы Х-ХІ вв. считали ва-ринов-вэрингов одним из славянских племен. Между тем ассими­ляция их славянами едва-едва завершалась. Еще в конце VIII - на­чале IX в. «веринам» (называемым в этом случае также тюринга-ми) вместе с англами, жившими на юге Ютландского полуострова, Карлом Великим была пожалована особая «Правда». Очевидно, обычаи двух народов в это время были близки, причем от собст­венно германских они заметно отличались, но отличались и от сла­вянских. По всей вероятности, германские авторы потому и не за­метили, как ославянилисъ варины, что и изначальный их язык был чужд германскому. В ранних источниках это племя рассматривает­ся как ветвь вандалов, и это, видимо, соответствует действитель­ности. Позднее же и славян, живших на этой территории, стали на­зывать вандалами, опять-таки потому, что германские авторы не различали их языков. Подобным образом и славяне именовали разноязычных соседей «немцами».

Выше говорилось о значительном этническом слое у южного и юго-восточного побережья Балтийского моря, именуемом обычно «северными иллирийцами». Видимо, не только руги, но и варины принадлежали именно к этой группе племен, которые впоследст­вии частично ославянились, частью были германизированы, частью растворились в населении восточного берега Балтики. Изначаль­ная близость ругов и варинов могла послужить позднее причиной их постоянного смешения: на ругов-рутенов распространяется об­щее название «варяги», и, наоборот, область Вагрии в XII—XIII вв. нередко именуется «Руссией».

Наступление франков побуждало варинов искать новые места поселений. В VIII в. во Франции появляется «Варанге-вилл» (Ва­ряжский город), в 915 г. возник город Вэрингвик (Варяжская бухта) в Англии, до сих пор сохранилось название Варангерфьорд (Варяж­ский залив) на севере Скандинавии, по соседству с «Мурманским», то есть норманнским берегом. С VIII-IX вв. имена Варин или Вэ-ринг широко распространяются по всей Северной Европе, свиде­тельствуя также о рассеянии отдельных групп варинов в иноязыч­ной среде. Но в конечном счете основным направлением переселе­ний окажется восточное побережье Балтики и берега рек и озер на пути из Прибалтики в Волжскую Болгарию. Именно города южно­го побережья Балтики ранее всего вошли в торговые контакты с арабами в Булгаре, и здесь обнаруживаются самые ранние клады арабских монет.

Киевский летописец конца X в. к варягам относился, как и по­ложено киевлянину, недоброжелательно и иронически. Варяги хо­тели было получить «окуп» с киевлян по две гривны с человека -суммы огромной (2 гривны - стоимость коня смерда). Но Влади­мир обманул своих наемников. Оставив у себя «мужей добрых, смелых и храбрых», раздав им -города, он отправил остальных в Ви­зантию, предупредив «царя», чтобы он не держал их «в граде», то есть в Константинополе, чтобы они не причинили зла, как это, ви­димо, случилось в Киеве.

У летописца нет намека на иноязычие варягов, они были лишь чужими для киевлян. Показательно и то, что он не упоминает при­шедших с Владимиром новгородцев, которые, конечно, составляли основу княжеской дружины. Очевидно, и к ним относилось обозна­чение «варяги».

При Ярославе роль варягов, видимо, возрастает, причем те­перь » числе наемников должны были появиться и шведы: в 1019 г. князь женился на дочери шведского короля и внучке ободритского князя (по матери) Ингигерд. Судя по обмену посланиями между Иваном Грозным и Юханом III, и в Швеции и в России лишь с это­го момента включали шведов в число варягов на русской службе. Так оно, видимо, и было на самом деле.

В 1015-1016 г. в Новгороде происходили постоянные столкнове­ния между новгородцами и набранными Ярославом за морем варя­гами. Именно эти столкновения послужили непосредственным по­водом для создания «Правды Ярослава», которая регулировала главным образом отношения между теми и другими. Помимо варя­гов, «Правда» упоминает также колбягов, в которых еще В.Н. Тати­щев узнал поморян из области Колобжега (околобережья). Намеков на различия в языке по-прежнему не видно, но антагонизм между пришельцами и коренными новгородцами нарастал. Этому способ­ствовали и религиозные различия: в Новгороде утвердилось христи­анство, а варяги, шедшие на восток, были преимущественно язычни­ками. Установленная еще Олегом дань с Новгорода заморским ва­рягам в размере 300 гривен в год неизбежно подогревала вражду. Сразу же после смерти Ярослава выплата этой дани прекратилась, как прекратился и набор наемников в заморских землях. Само имя варягов переосмысляется, распространяясь на выходцев вообще из католического запада, а летописцу, рассказывавшему о призвании варягов в IX в., пришлось объяснять, что это были не шведы, не нор­вежцы или датчане, а варяги-русь. Разъяснение это, правда, давал киевский летописец. В Новгороде, как было сказано, шведов варяга­ми не называли вплоть до XIII в.

Сопоставив язычество скандинавов с древнерусскими верова­ниями, можно отвергнуть возможность общего их происхождения. Варяго-русские божества в общем известны, как известны и боги скандинавов. Обычно главные боги - это боги победителей, преоб­ладающего в политическом или культурном отношении племени. Языческий пантеон, созданный Владимиром, указывает и на широ­кий допуск: каждая этническая группа может молиться своим бо­гам. Эта характерная для славяно-руссов широкая веротерпимость вполне созвучна общему интенсивно проходившему процессу асси­миляции различных племен славянами на территории от Оки до побережья «дышачего» океана.

В Северной Руси кое-где встречались и упоминания скандинав­ского бога Одина в форме Водан. Эта форма сюда могла прийти также с южного берега Балтики, где она.встречается у балтийских славян. Функции этого божества у славян были переосмыслены, как переосмысляются вообще заимствованные верования. До Южной Руси отражения скандинавских верований не дошли вовсе.

Поскольку «варяжская проблема» в своих истоках имеет этни­ческие и политические процессы на берегах Балтийского моря, здесь воспроизводятся источники, относящиеся прежде всего к об­ласти расселения балтийских славян, то есть той области, которая определена как варяжская. Хронологически самым ранним являет­ся документ, хотя и данный франкским государством, но фикси­рующий нормы обычного права и отчасти какие-то более ранние местные установления. Это «Правда англов и веринов или тюрин-гов», относящаяся к тому времени, когда только начиналось дви­жение из области Вагрии на восток, то есть к концу VIII - началу IX в.

Сведения о балтийских славянах в источниках ІХ-Х вв. остава­лись довольно отрывочными. Германцы вели с ними войны, фор­мально включали их в состав империи, здесь постепенно распро­странялось христианство, но, по существу, между германским и славянским миром оставалась непереходимая граница: повседнев­ная жизнь славян и остатков неславянского населения южного бе­рега Балтики германским авторам оставалась малоизвестной и малопонятной. Лишь в ХІ-ХІІ вв. появились сочинения, в которых давалось описание быта, верований и политического устройства славянских земель. Несмотря на естественную тенденциозность, свойственную всем христианским авторам, пишущим о язычниках, да еще о язычниках, ведущих активную борьбу против церкви, не­сущей им феодальный гнет, в большинстве описаний проскальзы­вает удивление высоким уровнем искусства, обилием продуктов, богатством городов. Раскопки, проводимые немецкими археоло­гами под руководством И. Херрмана, показывают, что примерно с VIII в. именно южный берег Балтики выходит на первый план в экономическом развитии. Не случайно, что через города южнобал­тийского побережья конца VIII в. поступает с востока (из Волжской Болгарии) арабское серебро - знаменитые дирхемы.

Скандинавы, как было сказано в предисловии, включаются в движение на восток лишь с конца X в., то есть два столетия спустя после того, как по этому пути пошли варяги, русы, в какой-то мере фризы. Скандинавские саги не знают никого из киевских князей ранее Владимира (978-1015) и никого из византийских императо­ров ранее Иоанна Цимисхия (ум. 976), причем последнего они зна­ли тоже не непосредственно, а по чужим воспоминаниям. Сага о йомских викингах дает представление о том, каким именно путем попадали скандинавы на Русь: они включались в движение по давно налаженным путям с южного берега Балтики на Ладогу и Новго­род, иногда, может быть, становясь и во главе смешанных славяно­норманнских отрядов. Как правило, у балтийских славян находили приют скандинавские язычники, изгнанные из своих стран. А из­гнанники обычно и верно служат своим покровителям, и быстрее ассимилируются в новой среде.

В работе выдающегося русского византиниста В.Г. Васильев­ского (1838-1899), в которой рассмотрены все сведения о варягах в Византии, показано, что норманны появляются там и вступают в дружину варангов (то есть варягов) уже после ее возникновения.

Примечательно, что варяги в Византии ни в XI, ни в XII в. не были католиками. В этой связи интересно упоминание христиан-«греков» в городах южного берега Балтики в источниках ХІ-ХІІ вв.: в Европе «греками» часто называли ирландских миссионеров, яв­лявшихся носителями особого варианта христианства, более близ­кого востоку, чем западу. Влияние ирландской церкви сохранилось и позднее на севере Европы, в том числе и на Руси. С ним, в част­ности, связаны известные на северо-западе каменные кресты, про­образы которых находятся в Ирландии. Кельтское влияние отра­жалось в Житии Антония Римлянина и в самом создании Антоние-ва монастыря в Новгороде в начале XII в. Знакомство с ирланд­ской практикой проявляется и в известном рассуждении доместика этого монастыря Кирика (ок. 1136 г.) о замене епитимий заказны­ми литургиями.

В.Г. Васильедский показывает, что в источниках середины XI в. «варанги» и «русь» обычно отождествляются, причем имеются в виду отнюдь не норманны. Особенно наглядно это видно из при­вилегий разных императоров 60-70-х гг., предусматривающих ос­вобождение от постоя и сбора денег. Здесь варяги и росы упомяну­ты в смысле «русские варяги». Упоминаются здесь также «кулпин-ги», очевидно, соответствующие русским «колбягам», которые также не имеют отношения к Скандинавии, поскольку сами скан­динавы помещают их в «Гардарики». У Атталиоты, описывающего распри 1078 г., В.Г.Васильевский находит и прямое отождествление варангов и росов.

Есть, однако, один источник, в котором варанги и русь разде­ляются и который существенно подкрепляет позицию тех автоно­мий, кто отождествляет варангов со скандинавами. Это памятник, найденный и опубликованный самим В.Г. Васильевским, - «Советы и рассказы Кекавмена», теперь заново переведенный и снабженный богатым комментарием советским византинистом Г.Г. Литавриным.

Уникальность этого источника проявляется уже в том, что ав­тор был весьма наслышан о Гаральде, будущем зяте Ярослава Мудрого, и даже, возможно, был с ним лично знаком. В чем-то эти сведения реабилитируют саги, подвергнутые резкой критике В.Г. Васильевским. Но в чем-то, может быть, и подкрепляют его точку зрения, по крайней мере, на то, что Гаральд не был главой всех варангов.

Разделение русских и варангов ощущается в рассказе Кекавмена о нападении норманнов на город Онранто в Италии (видимо, в 1064 г.). В числе обороняющих город он называет «русских и варя­гов, кондаратов и моряков», причем текст можно понять и как профессиональное разделение: русские - сухопутное войско, варяги -морское.

Еще существеннее рассказ Кекавмена о Гаральде, приводимый в «советах василевсу» (написанных, как полагают, в конце 70-х гг.). Рассуждая о том, «как следует награждать иноплеменных наемни­ков», Кекавмен прежде всего советует ориентироваться на соци­альное положение пришельца на его родине, но ни в коем случае не возносить его выше ромеев. Он напоминает о том, что никто из царствовавших предшественников «не возвышал франка или варя­га в достоинство патрикия». И в числе примеров рассказывает о Гаральде:

«Рассказав твоей царственности еще об одном примере, закон­чу об этом речь. Аральт был сыном василевса Варангии. У него был брат Юлав, который после смерти своего отца и занял отцов­ский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством." Аральт же, будучи юношей, поже­лал отправиться преклонить колена пред Михаилом Пафлагоня-нином и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов. Итак, он прибыл, и василевс его принял, как положено, затем отправил Аральта с его войском в Сицилию (ибо там находились ромейские военные силы, ведя войну на ост­рове). Придя туда, он совершил великие подвиги. Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу, и тот почтил его чином манглавита. После этого произошел мятеж Де­ляна в Болгарии. Аральт участвовал в походе вместе с василевсом, имея при себе свое войско, и в борьбе с врагами совершил дела, достойные его благородства и отваги. Покорив Болгарию, васи­левс вернулся. Впрочем, сражался и я тогда за василевса по силам своим. Когда мы прибыли в Мосинополь, василевс, награждая Аральта за то, что он участвовал в войне, почтил его титулом спа-фарокандидата. После смерти Михаила и его племянника экс-василевса Аральт при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения - выход перед ним оказался за­пертым. Все же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава. И Аральт не роптал из-за того, что удостоился (лишь) ранга манглавита или спафарокандидата! Более того, даже будучи королем, он сохранял дружбу и верность к ромеям».

Кекавмен заинтересован в том, чтобы преувеличить заслуги Га-ральда перед Империей (дабы подчеркнуть, что даже такого героя держали на весьма низких должностях). К тому же он с излишним доверием отнесся к рассказам самого Гаральда или лиц из его окру­жения. Гаральд был сыном знатного норвежца не королевского рода. Соправителем Олафа (брата по матери), занимавшего норвежский трон в 1016-1028 гг., он не был. А с 1028 по 1035 гг. Норвегия нахо­дилась под властью Кнута Великого, которому подчинялись также Дания, Британия и земли поморских славян. Очевидно, в окружении Гаральда сознательно скрывали действительную обстановку в се­верной Европе. После смерти Кнута Великого в Норвегии восстано­вилась власть собственных королей и королем стал сын Олафа Маг­нус, к которому в 1046 г. присоединился Гаральд.

В Византию Гаральд попал через Русь, и через Русь же он воз­вращался назад, причем и на пути туда и обратно он задерживался здесь по нескольку лет. В это время на Русь вообще приходит немало скандинавов, особенно в связи с браком Ярослава и Ингигерд.

Самый трудный вопрос в тексте Кекавмена - «Варангия», в ко­торой якобы правили предки Гаральда. Собственно, предки Га­ральда нигде не правили. И если речь идет о времени прибытия в Византию Гаральда и его спутников (то есть 1033-1034 гг.), то поч­ти весь север (за исключением Швеции) был действительно объе­динен в одних руках - во власти Кнута. «Варангией» в таком случае могла признаваться либо вся эта территория, либо ее определен­ная часть. «Повесть временных лет» знает два разных представле­ния о варягах: как одно племя и как все прибалтийские народы, жизнь которых проходит на море. Второе значение, очевидно, бо­лее позднее. Но со времен Ярослава оно, по-видимому, уже проби­вает себе дорогу. Могло суждение о Варангии принадлежать и са­мому Кекавмену.

Без достаточных оснований В.Г. Васильевский связывает со скандинавами указание хронистов Скилицы и Кедрина, что в 1043 г. вместе с Русью на Константинополь шли союзники, «обитающие на северных островах океана». На Балтике тоже было большое коли­чество густо заселенных островов - от Рюгена до Даго. Эти же хро­нисты называют варангов кельтами. Разъяснение Скилицы и Кед­рина трудно переоценить: оно указывает на происхождение если не всех, то каких-то конкретных варангов. Кельтское присутствие не­изменно отмечалось в Прибалтике еще в прошлом столетии. А по­сле раскопок, проведенных немецкими прхеологами спорить можно лишь о том, как и когда кельты появились в Южной Прибалтике.

Вероятно, В.Г.Васильевский недооценил и еще один приводи­мый им источник. Никифор Вриений во второй четверти XII в. за­писал, что варяги, защищавшие в 70-х гг. Михаила Дуку, происходи­ли «из варварской страны вблизи океана и отличались издревле верностью византийским императорам». Именно южные и восточ­ные берега Балтики, расположенные как раз «вблизи океана», еще не были освоены германским рыцарством и римской церковью.

Таким образом, противоречия источников в данном случае яв­лялись прямым отражением противоречий самой жизни. Едино-язычие византийских варангов с русскими в начале XI в. означало их славяноязычие. Но это не потому, что варанги шли из Руси и были русскими, а потому, что в это время через Русь шли главным образом славяноязычные «варяги». Шли не от хорошей жизни: ча­ще всего возвращаться им было некуда, так как их земли захватили немецкие феодалы. Это-то и обеспечивало их верность императо­рам. В дальнейшем прибытие в Константинополь собственно нор­маннов не столько укрепило, сколько расшатало сложившееся по­ложение: дружины варангов втягиваются в придворные интриги, целью становится добыча, которую затем надо переправлять на родину. Согласно сагам, Гаральд переслал на сохранение к Яросла­ву в Киев несметные богатства, с которыми позднее и вернулся в Норвегию.

С 80-х гг. XI в. происходит резкая смена состава варяжских дру­жин: вместо варяго-русских они хггановятся английскими. Василь­евский это связывает с волнениями среди варягов в 1079-1080 гг. К тому же «новая династия (Комниных), воцарившаяся в 1081 г., от­личалась от предыдущих императоров особенною наклонностью и любовию к западу».

В.Г. Васильевский отмечает, что толчком к переселению англо­саксов явилось норманнское завоевание Британии в 1066 г. Но он говорит и о том, что до 80-х гг. заметной миграции еще не было. По ряду косвенных признаков он устанавливает, что «только после 1085 г. англо-саксы сделались варингами в смысле лейб-гвардии». Его аргументация может быть существенно усилена и дополнена.

Резкое обострение ситуации в Британии вызывалось не только притязаниями норманнских феодалов, но и алчностью римской церкви. В 1073 г. папой римским стал Григорий VII Гильдебрандт, известный своей религиозной нетерпимостью и стремлением ре­шительно возвысить церковную власть над светской. В 1074 г. Гри­горий VII предал анафеме женатых священников. Это было выпа­дом и против греческой церкви, где целибата не придерживались. Но в гораздо большей степени анафема адресовалась особой брит-то-ирландской церкви, где даже монахи могли жить с семьями, а наследование епархиальных кафедр от отца к сыну было обычным явлением. Незадолго до своего падения и смерти (1085 г.) Григо­рий VII в ультимативной форме потребовал перевода всех мона­стырей на римский устав и фактической ликвидации самостоятель­ности бритто-ирландской церкви, которая была всегда гораздо ближе к Константинополю, нежели к Риму. Поэтому массовая ми­грация коснулась в первую очередь не англо-саксов, в большинстве своем давно подчинявшихся Риму, а бриттов и других кельтов. Это и объясняет, почему Иоанн Киннам в связи с успешными дейст­виями варангов против печенегов в 1122 г. замечает, что «это бри­танский народ, издревле служащий императорам греческим». Ни­кита Хониат (XII в.) называет английского короля «властителем секироносных бриттов, которых теперь называют англичанами».

Можно заметить, что варангов из Англии византийские писа­тели знали лучше, чем более ранних, местоположение которых обычно точно не определялось - «страна вблизи океана». Но при­мечательно, что и новая волна мигрантов, как было сказано, не является католической. Поэтому она удовлетворяется ранее суще­ствующей здесь варяжской церковью Богородицы, принадлежав­шей Константинопольскому патриаршеству.

Таким образом, русские, византийские и западные источники дают в целом сходную картину появления и эволюции этнонима «варяги». До IX в. это варины или вэрины, которые во времена Прокопия Кесарийского занимали области Северной Германии вплоть до Рейна. Германцы их называли также вэрингами, а запад­ные славяне - варангами. Именно в западно-славянском варианте этноним достиг Византии. В Восточной же Европе рано исчезли носовые звуки, и самым ранним источникам известно написание «варяги».

В Восточной Европе варяги появляются, видимо, с конца VIII в., когда начинается наступление франков на земли балтийских спавян и остатков проживавшего здесь ранее неславянского населения. Названия основанных в IX в. городов говорят о славяноязычии ва­рягов этого времени. В Византии дружина варангов создается лишь в конце X в. В XI в. в эту дружину включаются и группы скандина­вов-норманнов, в результате чего постепенно размывается и ее состав, и содержание этнонима. Изменение содержания происхо­дит опять-таки примерно одновременно на Руси и в Византии.

Сегодня можно говорить о том, что племя полян, осевшее в Приднепровье, основало в V в. свой центр - Киев. В русских лето­писях город известен с 860 г.

После царьградского похода Руси был заключен договор о «ми­ре и любви». В 907 и 911 гг. князем Олегом заключен договор о международных нормах торговли и мореплавания. В 944 г. князь Игорь заключает договор о территориальной неприкосновенности и военной помощи Византии, в 971 г. князь Святослав заключает договор о ненападении Руси на Византию. С IX по XII в. Киевская Русь приобретает мировую известность, ее столицей стал Киев. Киевская Русь как древнерусское государство ІХ-ХІІ вв. возникла в результате объединения земель полян, ильменских славян, ради­мичей, кривичей и других княжеств. При правлении князей Игоре, Ольге, Святославе, Владимире, Ярославе Мудром в Х-ХІ вв. фор­мировался феодальный способ производства: развивались ремесла, устанавливались связи с южными и западными славянами, Визан­тией, Западной Европой, Кавказом, Средней Азией. Велась борьба с хазарами и печенегами. В этот период складывалась древнерус­ская народность. Территория Киевской Руси этого периода зани­мала пространство с севера на юг от Балтийского до Черного мо­рей, с запада на восток - от Карпат до бассейна Оки и верховья Волги.

Междоусобная война князей и постоянные набеги половцев привели в 1132 г. к распаду целостности государства и феодальной раздробленности.

Формирование феодального государства сопровождалось сис­тематическими восстаниями народа. Киевское восстание 1068 г. вынудило к бегству князя Изяслава Ярославовича.

Восстание 1113 г. было усмирено Владимиром Мономахом проведением определенных ограничений, которые снизили экс­плуатацию.

В 1146-1147 гг. восставшие в Киеве убили князя Игоря Ольговича, не дав Ольговичам закрепиться в Киеве.

После смерти князя Юрия Долгорукого в 1157 г. произошло Киевское антифеодальное восстание. Восставшие разгромили кня­жеские дворы, захватили их имущество. Восстание прекратилось с приглашением на киевский престол черниговского князя Изяслава Давидовича.

Практически древнерусское Киевское княжество с ИЗО г. попа­дало в зависимость от владимировских, черниговских, смоленских, галицко-волынских князей. В 1240 г. захвачено монголо-татарами,

Киев как центр государства разрушен. С 1362 г. входит в Великое княжество Литовское. В период с 1394 по 1440 гг. управлялось ли­товскими наместниками, а с 1471 г. - воеводами.

В 1380 г. под руководством великого князя московского и вла­димирского Дмитрия отряды русских, украинских и белорусских воинов разгромили монголо-татаров, что положило начало осво­бождению от монголо-татарского ига.

Фактически на настоящей территории Украины классовое об­щество возникло еще в первом тысячелетии до нашей эры. Во вто­рой половине первого тысячелетия формируется феодальный спо­соб производства.

В ІХ-ХІІ вв. возникает государство Киевская Русь, явившееся основой для формирования древнерусской народности, из которой впоследствии образовались три восточнославянских народа: рус­ский, украинский и белорусский.

В конце XII в. образовалось Галицко-Волынское княжество. В XIII в. оно подверглось монгольскому завоеванию, в XIV в. попа­дало под власть Великого княжества Литовского, Польши и других, в XV в. возникло Крымское ханство.

Вопросы для самоконтроля

1. Появление русое в Приднепровье и образование Киевской Руси - «рода русского».

1. Соперничество Киева и Новгорода.

2. Связь Руси с Византией.

3. Русь до XI в.

4. Представление о славянах и русах арабских авторов.

5. Появление варягов-русов в Киеве.

6. Отношения полян-руси к варягам-русам.

7. ІХ-ХІІ вв. - период мировой известности Киевской Руси.

8. Границы Киевской Руси до порабощения монголо-татарами.

10. Особенности формирования государственного правления в Киевской Руси.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ УКРАИНСКОЙ НАРОДНОСТИ И ФОРМИРОВАНИЕ УКРАИНСКОГО ГОСУДАРСТВА

К XV в. в основном сложилась украинская народность. В XVI в. образовалась Запорожская Сечь - центр украинского казачества.

Название Запорожская Сечь происходит от наименования главного укрепления Сечи. До 1656 г. структура казацкой Сечи бы­ла представлена «республикой». Ее верховным органом была сече-вая рада, которая возглавлялась кошевым атаманом. Вся Сечь де­лилась на курени - войсковые подразделения, всего их было до 38 с принадлежащими им жилыми помещениями.

Запорожская Сечь играла определяющую роль в борьбе с крымскими, турецкими, польско-украинскими феодалами. В 1709 г. Старая Сечь была ликвидирована, а в 1734 г. правительством соз­дается новая Сечь. Через 21 год она ликвидируется царизмом, что было связано с подавлением Крестьянской войны под руково­дством Е.И. Пугачева.

В конце XVI в. прокатились крестьянско-казацкие войны 1591-1593 гг., 1594-1596 гг. В XVII в. под руководством Богдана Хмель­ницкого войной украинского народа завершилась борьба против польско-литовской шляхты и турецкой агрессии 1648-1654 гг. В 1654 г. произошло воссоединение Украины с Россией.

В 1660 г. Юрий Богданович Хмельницкий, Гетман Украины (1659— 1663), разорвал союз с Россией и подписал с Польшей Слободищенский трактат. В последующем Украинское казацкое войско участвовало в Полтавском сражении (1709 г.).

В последующем к отделению Левобережной Украины от Рос­сии стремился Иван Степанович Мазепа. Во время Северной вой­ны (1700-1721) он перешел на сторону вторгшихся на Украину шве­дов. После Полтавской битвы в 1709 г. бежал в турецкую крепость Бендеры.

Во второй половине XVIII в. южноукраинские земли освобожда­ются от турецкого ига, в конце XVIII в. Правобережная Украина вос­соединилась с Россией. Отмена крепостного права 1861 г. ускорила развитие капитализма в Украине.

Трудящиеся Украины участвовали в революции 1905-1907 гг., Февральской и Октябрьской революциях 1917 г. Советская власть установлена в ноябре 1917 - январе 1918 г.

Украинская Советская Социалистическая Республика образова­на 25 декабря 1917 г.

В период становления власти в Украине идет жестокая борьба. Органом государственной власти в Украине с марта по декабрь 1917 г. являлась Центральная Рада, которая находилась в Киеве, а с января по апрель 1918 г. - в городах Житомире и Сарны. Председа­телем являлся М.С.Грушевский. Исполнительным органом был Генеральный секретариат. После Октябрьской революции провоз­гласили Украинскую Народную Республику, которая стала одним из общероссийских центров борьбы против Советской власти.

В гражданской войне 1918-1920 гг. были разгромлены Цен­тральная рада, Директория, войска белой гвардии, австро-германс­ких и англо-французских интервентов. В результате советско-польс­кой войны в 1920 г. Западная Украина отошла к Польше. В ноябре 1939 г. Западная Украина воссоединилась с УССР. В июне 1945 г. Закарпатская Украина воссоединилась с УССР, а в 1954 г. в состав УССР вошла Крымская область. С 1922 по 1991 гг. УССР находи­лась в составе СССР. Такова сжатая история украинского этноса и образования украинского государства.

Формирование украинского этноса неотделимо от истории раз­вития древней руси. Стремление выделить особые черты, которые присущие только украинскому и не свойственные белорусскому или русскому этносу, всегда имело беспочвенную основу. На протяже­нии тысячелетий своего развития эти братские народы всегда объ­единяла внешняя опасность, вне зависимости от того, приходила она с запада или с востока.

В мирные периоды своего существования на протяжении тыся­челетий во всех социокультурных образованиях междоусобные рас­при, внутриэтнические, социальные конфликты систематически потрясали жизнь общества. Стремление выделить особые психоло­гические черты славянского этноса, и украинского в том числе, не­пременно приводит к анализу условий жизни народа в конкретных социально-исторических условиях. Полученные результаты, естест­венно, носят характерные особенности, но они не могут трансфор­мироваться как неизменные и присущие всегда только данному этнокультурному образованию.

Занимая благоприятное географическое положение и находясь в центре евроазиатского континента, территория Украины всегда являлась привлекательной зоной как для хозяйственно-торговых отношений, так и для грабительских военных нападений. Откры­тые со всех сторон государственные образования на этой террито­рии могли выжить, применяя как тактику военного противостоя­ния, так и мирной ассимиляции с соседними государствами. Имен­но общность социально-средовых условий тысячелетних формиро­ваний жизнедеятельности многих славянских народов породила специфичность этнического образования, объединенного экономи­ческими условиями жизни, соответствующими культурой общения, политическим укладом, языком общения. Как и на протяжении все­го предшествующего периода развития, сегодня продолжается формирование этнокультурного образования, которое объединяет­ся под названием «украинцы». Данный процесс не может зависеть от желания или усилий отдельных личностей и искусственного на­вязывания пути развития нации.

Как и на протяжении всей истории развития общества, процесс его самоорганизации определяется внешними геополитическими соотношениями сил и внутренними социально-экономическими противоречиями государственного устройства общества. В целом, в мире все в большей мере идут интеграционные процессы, интер­национализация отношений, и стремление разделить людей на эт­нические образования, замыкание их в узких границах этнического самосознания не имеет будущего. На данном этапе эти стремления имеют целенаправленное действие именно в том плане, чтобы ос­лабить конкурентоспособность и военным или экономическим пу­тем присоединить новые жизненные пространства к сильнейшему в данный период времени. Процесс самоорганизации общества не­изменно подчиняется объективным законам развития мира, и глу­бокое понимание их позволяет с меньшей остротой конфликтных противоречий решать как внутригосударственные, так и межгосу­дарственные отношения. Именно этим определяется значимость этнопсихологии как социально-политической науки. У каждого на­рода имеются свои герои, которые являются предметом гордости и достоинства, есть предатели, которых презирают, враги, которых необходимо ненавидеть, друзья, на которых полагаются и которым доверяют.

Абсолютизация тех или иных из них относительно какого-либо этноса носит чисто воспитательный характер и преследует психо­логическое воздействие формирования нужного стереотипа пове­дения. Но сложившиеся столетиями формы отношений в виде тра­диций, представлений, ритуалов не могут быть сразу разрушены, так как они продолжают поддерживаться конкретными социально-средовыми условиями. Изменение последних делает эти традиции пережитками прошлого, которые безболезненно уходят в историю. Сохранение стабильных условий взаимообусловленных отношений делает столь же стабильными особенности социально-средового наполнения поведения этноса или народности со всеми специфиче­скими чертами, которые определяются средой жизнедеятельности. Этот факт и дает основания говорить об особенностях психологии поведения, характерной для данного социокультурного образования.

Вопросы для самоконтроля

1. Период окончательного формирования украинской народности.

1. Организация украинского казачества.

2. Союз Украины и России и его политическое значение.

3. Период создания Украинской Народной Республики.

4. Формирование Украины в составе СССР.

МИГРАЦИЯ КАК ФАКТОР ИЗМЕНЕНИЯ ЭТНИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ОБЩЕСТВА

В культуре, быте, языке любого государства, даже этнически чистого, всегда присутствуют элементы заимствования не только у близких, но и у весьма отдаленных соседей. Эта отдаленность мо­жет быть как во времени, так и территориальной и иметь различ­ную силу проявления. В одних ситуациях присутствие таких эле­ментов связи и их проявление составляют предмет гордости и чес­ти. В других случаях их стараются скрыть, отмежеваться от какой-либо общности, утверждая чистоту этноса. Одна и та же состав­ляющая истории этноса в разных условиях и в разное время можетиметь разное значение. Этот фактор играет исключительно важ­ную роль в психологии массового воздействия, в формировании идеологической работы, в ведении пропагандистской деятельности.

Причины постоянного процесса перемешивания этнических ли­ний на протяжении всего существования общества людей остаются одинаковыми и носят абсолютный характер, что говорит о наличии объективных закономерностей этого процесса. На каждом истори­ческом этапе этот процесс имеет свое социально-средовое отобра­жение и форму разрешения. Во всех случаях перемешивание этни­ческих составляющих населения связано с процессом его миграции, причина которой может быть как привлечение одной стороны дру­гой, так и гонение, что говорит о двух видах побуждающих условиях -положительных и отрицательных. В различных ситуациях долевая значимость этих составляющих может быть разной.

Для понимания причин, побуждающих потребность в миграции населения, необходимо представить существующую классифика­цию этого процесса и определить социальную и биологическую его составляющие.

Перемещение населения из одной страны в другую носит на­звание эмиграции (выселение), что означает добровольный или вынужденный уход людей из страны, гражданами которой они яв­ляются, и их расселение в какой-либо другой стране, либо имми-грацы (вселение), когда граждане одного государства поселяются постоянно или на длительный промежуток времени на территории другого государства.

Как вселение, так и выселение являются составной частью об­щего, объединяющего их понятия «миграция», поэтому для харак­теристики каждого из них и введения классификации достаточно рассмотреть природу миграционного процесса в общем.

Миграция (migratio от migro - переселяюсь) - перемещение людей, связанное со сменой места жительства. Подразделяется на безвозвратную, временную, сезонную. Миграция может подразде­ляться на внешнюю и внутреннюю. Внутренняя миграция связана с перемещением сельского населения в город и городского в село. В связи с индустриализацией жизни как тенденцией развития на со­временном этапе миграция сельского населения в город представ­ляет серьезную проблему во всем мире. Внутреннюю миграцию можно рассматривать в целом как смену района жительства.

Выделяются так называемые маятниковые миграции - регу­лярные поездки к месту работы, учебы, лечения за пределы своего места проживания. Этот вид миграции может быть как внешним, так и внутренним.

Во всех случаях процесс миграции приводит к перемешиванию в результате общения элементов культуры, обычаев, ознакомле­нию с образом жизни других народов или ближайших соседей.

В основе миграционных процессов всегда лежат побуждающие причины, которые определяют мотивацию такого рода поведения, как смена места жительства. Потребность в этом может быть про­диктована как принуждающими, так и привлекающими факторами. То есть в диапазоне различных жизненных ситуаций можно выде­лить крайние границы как принуждающие (-1), так и привлекающие (+1), которые побуждают к смене места жительства. В свою оче­редь все многообразие жизненных ситуаций охватывается социаль­ными и биологическими условиями жизнедеятельности, что и со­ставляет поле системообразующих условий, диктующих миграци­онные процессы. В стабильных условиях жизни в пределах этого поля наблюдается нормальное распределение граждан по оседло­сти и побуждающим причинам перемещений (рис.8).

Биологические условия оседлости или необходимого переселе­ния были в полной мере объяснены исследованиями по изучению индивидуальной нормы функциональной жизнедеятельности орга­низма. В работах ученых Сибирского отделения Академии Наук СССР были показаны существенные различия в константах меди­цинских норм здоровья жителей европейской части страны и або­ригенов азиатского севера. Аналогичные исследования проводи­лись в 60-70-е гг. XX в. во всех странах. Была также установлена отдаленность перемещения одного народа по территории плане­ты, а также допустимая скорость такого перемещения, когда не наблюдаются неблагоприятные изменения в состоянии здоровья.

Истинная причина этого явления стала понятна только в последнее десятилетие благодаря развитию математической биологии.

Человек, находясь в конкретной среде существования и будучи тесно связан адаптивными адекватными формами поведения, представляет как бы сжатое внутреннее отображение окружающей его внешней среды жизнедеятельности. Именно климатогеографи-ческие условия, микроэлементы в продуктах питания влияют на структуру обменных процессов. Последние при всей допустимой их вариации проявляются в конституции телосложения, темперамен­те характера поведения и являются внешним своим проявлением. Именно этим и объясняется многообразие конституциональных типов телосложения для конкретных регионов на нашей планете, что определяет расовые и этнические типы. Однако это ни в коем случае не определяет уровень интеллектуальных различий такого вида типизации людей и однозначно указывает на невозможность существования высшей расы, способной расселиться по всей плане­те без ее трансформации под влиянием физических условий окру­жающей среды.

Подробно эти вопросы изучаются в курсе антропологии. В дан­ном случае необходимо лишь понимать наличие диапазона биоло­гических факторов среды, которые могут быть причиной миграци­онного процесса для одних лиц и строгой оседлости для других. Пренебрежение этими сведениями или их незнание может приво­дить к тяжелым нарушениям здоровья с летальным исходом, что констатируется большим объемом практических наблюдений из истории вынужденного переселения большого контингента людей.

Наряду с биологическими факторами, но вне зависимости от них существуют социальные условия организации жизнедеятельно­сти людей, которые могут создавать условия, побуждающие к уходу из данной среды жизнедеятельности. Эти условия всегда связаны со стремлением улучшить свою .жизнедеятельность либо стабили­зировать ее до уровня нормальных условий. Во всех случаях этот процесс можно рассмотреть как результат действия сил принужде­ния к переселению и противостояния им. В зависимости от их со­отношения и определяются формы миграционного процесса как в его внутренних, так и внешних проявлениях.

Из всего многообразия факторов среды существования, кото­рые могут явиться причиной миграционных процессов, можно вы­делить базовые. Использование последних позволяет системати­зировать пространство событий, приводящее к условиям миграции или оседлости населения. К числу базовых характеристик можно отнести физические условия жизни, экономические и морально-нравственные. Последующее определение стабильности или осед­лости зависит от соотношения этих базовых характеристик. Как и в предшествующем случае, каждая из этих характеристик имеет не­который диапазон своего проявления, который заключается от -1 до +1. Таким образом, полное упорядоченное пространство собы­тий, отражающих миграционные процессы, можно представить как трехмерное декартовое, где одна ось - физические условия жизне­деятельности, вторая - экономические (э) и третья - морально-нравственные (м-н), что видно на рис.9.

В данном трехмерном пространстве событий диагональ АС, соединяющая вершины всех трех положительных и всех трех отри­цательных значений базовых характеристик, может быть названа диагональю миграционных проекций.

Вершина отрицательных значений характеризуется принуди­тельным изгнанием из среды по всем трем параметрам.

Вершина положительных значений характеризуется доброволь­ным стремлениям покинуть среду и переместиться в более благо­приятные условия. Если провести перпендикулярные плоскости к диагонали миграционных процессов, то можно определить либо классифицировать степень миграционных побуждений и числен­ность лиц, которые проявляют эти стремления. Если миграцион­ные процессы невозможны, то в таком случае формируются спосо­бы стабилизации среды и в зависимости от соотношения противо­действующих сил проявляется одна из девяти ранее описанных форм отношений в действии сил, приводящих к миграции и проти­востоящим им (рис. 10).

Наибольшую площадь сечения из проведенных перпендикуляр­ных плоскостей имеет та, которая проходит через пересечение осей координат и соответствует точке уравновешенных отношений или оседлости населения. По мере удаления в обе стороны активность к перемещениям нарастает. Пространство между плоскостями 2 и 3 соответствует готовности покинуть свой край, здесь находится зона функционального оптимума организации жизненных условий оседлости, она охватывает 68% населения. В данном пространстве можно установить предельные границы сочетания различных со­ставляющих условий жизнедеятельности, при которых формируют­ся стабильные условия организации сообщества.

Между плоскостями 3 и 5, 2 и 4 находится пространство актив­ных миграционных побуждений и стремления покинуть свою среду пребывания. Область 3-5 - по мотивам неблагоприятных условий (принуждение). Область 2-4 - по мотивам привлекательного улуч­шения жизни (привлечение). Объем этого пространства составляет 28% (по 14% в каждой области).

Между плоскостью 4 и вершиной, а также плоскостью 5 и соот­ветствующей вершиной заключаются условия, которые приводят к миграции как единственному и безвыходному решению возникшей ситуации. Общий объем лиц, побужденных этими стремлениями, составляет 4%: по два в каждой области.

Изложенные положения представляют полезный материал для целенаправленного формирования процесса миграции при созда­нии условий или представлений о них по всем трем координатам, что и используется в средствах психологического воздействия через средства массовой информации в целях формирования и управле­ния общественным мнением.

Условия миграции естественным образом ведут к этническим перемещениям, внедрению элементов иной культуры, быта, иных традиций, обычаев. В зависимости от их различия происходит ас­симиляция либо конфронтация, что приводит в одном случае к возникновению новых оттенков культуры, а в другом - к созданию обособленных землячеств, автономий, либо скрытых организаций, тайных обществ, сект, а при крайней нетерпимости - к уходу из этой среды либо гибели. Возможный исход таких отношений зави­сит от степени отличия социальных условий среды существования. Именно в обобщенном упорядоченном пространстве условий со­вместной жизнедеятельности представляется возможность дать теоретическое обоснование тех критериев межэтнического взаи­модействия, когда наблюдается взаимное слияние интересов и ас­симиляция культур либо полное безболезненное поглощение одной этнической общности другой.

В силу того, что взаимопонимание и преемственность воспри­ятия утрачиваются прямо пропорционально отдаленности пред­ставлений и убеждений о чем-либо, в системе «представление-сила убежденности в правильности двоих представлений - степень от­даленности взгляда на наблюдаемый процесс» будет отмечаться экспоненциальная зависимость (рис. 11).

При полном совпадении этнических культур говорить о разли­чиях не приходится. Единственным фактором неприятия «чужого» является полное насыщение среды и невозможность принятия до­полнительной численности без ущемления своих интересов благо­получия. Если же еще до насыщения плотности мигрирующие на­рушают местные традиции, правила общения, то возникает непре­емственность инородного присутствия, и чем это возмущение больше, тем острее развивается конфликт, разрешение которого может приобрести неблагожелательный характер, что описывается уравнениями конкурентных отношений.

Взаимообмен и объем новизны в представлениях друг о друге зависит от полноты понимания и отдаленности взглядов. Следова­тельно, объем обмена и взаимного дополнения в отношении двух сторон может быть представлен как площадь прямоугольника, вписанного под кривой падения взаимопонимания. Задача нахож­дения оптимальных условий взаимодополнения и наиболее быст­рой интеграции отношений, проявляющихся во взаимной ассими­ляции этносов, сводится к определению максимальной площади вписанного прямоугольника. Ее решение дает значение ординаты, равное 1/е, где е - число Непера, равное 2,72, что с соответствую­щей степенью точности можно принять за 0,37, или 37%. Таким образом, допустимая степень несовместимости интересов не мо­жет превысить границы 37%. Следовательно, интенсивность взаи­мопонимания и взаимопроникновения за пределами этой границы начинают быстро падать. Общая картина этого процесса может быть представлена на рис. 12.

Взаимное общение представителей различных социокультур­ных этнических образований не может нести полного объема пред­ставлений о всей общности, тем более, что она не представляет однородную структуру. Тем не менее, в силу психологических осо­бенностей формирования стереотипных представлений о событиях или явлениях, связанных с обобщающим характером создаваемых заключений, поведение отдельного представителя этноса или группы переносится в нашем представлении на всех его представи­телей. Через средства массовой информации либо прямое меж­личностное общение характерные черты более ярко концентриру­ются и представляются как типичное поведение любого предста­вителя этноса или нации.

Именно эта психологическая особенность формирования обоб­щенных представлений лежит в основе пропаганды, и в зависимо­сти от конкретно поставленных целей усиливаются одни характер­ные черты поведения и ослабляются другие. При этом формирует­ся образ врага или друга.

В многонациональных государствах этнический вопрос всегда составляет актуальную проблему и является ядром национальной политики. Его решение во многом зависит от конкретных социаль­но-экономических условий и на каждом этапе может решаться по-разному, от стремления достичь межнационального единства, до разжигания межнациональной розни. Так как ни одно государство не является изолированным образованием, то в межгосударствен­ных отношениях при решении конкретных задач также широко ис­пользуются стереотипы обобщенного этнического образа. Во всех случаях для правильного понимания развиваемых представлений как результата уже сформированной цели следует видеть причины, породившие подобного рода пропаганду и формирование общест­венного представления. При возникновении неблагоприятных ус­ловий всегда осуществляется поиск причин, породивших эти усло­вия, то есть виновных в создавшейся ситуации. Начинается разгра­ничение на коренных жителей и мигрантов, которые усложняют ситуацию. Срабатывают условия верхней границы допустимой чис­ленности, которая определяет минимально допустимое удовле­творение. За ее пределами возникают лишние люди. Нарастающая неудовлетворенность, подобно эмоциональному состоянию в ин­дивидуальном поведении, резко сужает объективность суждений.

В поле зрения попадают причины, наиболее характерные сте­реотипному образу или формируемому целенаправленно. Все от­рицательное, что характерно и «своему», приписывается «чужаку» как основной причине создавшейся ситуации.

В период роста и становления, если успешному развитию спо­собствует «чужой», происходит обратный процесс. Все хорошее приписывается «чужому», потому что там лучше, и обобщение дос­тояния «соседей» переносится на отдельного их представителя. Этот процесс имеет полный аналог формирования индивидуально­го мнения при первом общении о ком-либо. Вне зависимости от достоинств или недостатков определенной личности создание о ней первого представления из предшествующих каналов формиру­ется на основе предшествующего опыта и воображаемого резуль­тата. На основе порожденного представления происходит первое знакомство, когда уже целенаправленно ожидается предполагае­мая форма поведения. Такое отношение существенно нарушает долевую значимость ожидаемого поведения в общей структуре личности. Подтвержденное ожидание даже незначительным его проявлением утверждается с коэффициентом характерного вооб­ражения.

Этот эффект создания воображаемого представления и пере­носа частного на общее и общего на частное как результат обоб­щающего свойства в организации стереотипного образа в психике отдельной личности полностью наблюдается в психологии масс. Будучи неоднородными по своей структуре, массы тем не менее имеют структуру своего распределения, и основное ядро индиви­дуумов составляет то среднее представление из предшествующего опыта, которое сохраняется в культуре, традициях и порождает во­ображение о предполагаемом поведении «чужих». Именно знание культуры и традиций этноса и позволяет при правильной организа­ции работы идеологических структур и пропагандистской деятель­ности целенаправленно манипулировать мнением масс.

Основным требованием в успешности этой деятельности явля­ется установление структуры распределения этнического пред­ставления о внешнем или инородном для ее культуры, быта, тра­диций. В любой культуре этноса имеются отрицательные и поло­жительные составляющие в построении структуры взаимного об­щения с внешним или инородным. Установление диапазона вариа­ции от предельно отрицательного до предельно благожелательно­го представляет структуру социальной составляющей этого этноса. Установление этого диапазона может осуществляться не только через непосредственное общение, но и посредством изучения ли­тературы, традиций, обычаев, периодической информации, всех тех сведений, которые накопила этнография. Установление наиболее характерного ядра культуры в распределении ее проявления в диа­пазоне от наиболее отрицательного до предельно благоприятного и будет соответствовать математическому ожиданию в структуре распределения. Наличие асимметрии или эксцессов в таком рас­пределении свидетельствует о динамике какого-либо процесса преобразования данного общества или конкретного этноса. Нор­мальное распределение будет указывать на стабильность положе­ния. В любом случае, зная социокультурное средовое накопление отрицательного и положительного представления о чужом и ино­родном, можно целенаправленно влиять на изменение этих пред­ставлений, даже если они не будут опираться на объективные факты.

В силу инертности перестройки стереотипов мышления - при переходе от отрицательного к положительному на определенном промежутке времени можно сформировать мнение о чем-либо, основываясь на воображаемом представлении без реального под­крепления.

При формировании такого мнения масс требуется учитывать соотношения в представлениях о хорошем и плохом у чужого или инородного, т.е. уравновешенность в их представлениях и вообра­жении.

Не менее важной особенностью в психологии целенаправлен­ного формирования массового мнения является необходимость учета границ его распространяемости или локализации. Эта черта в психологии этноса или масс аналогична процессам иррадиации и концентрации в отражении индивидуальной психики. В психологии масс это свойство определяется коммуникативностью среды, ее средствами массовой информации, степенью значимости или важ­ности в передаче информации для жизнедеятельности.

Таким образом, ранее рассматриваемый темперамент нации имеет практически реальные структурные основы своего проявле­ния в любой нации или этносе и в своей основе соответствует структурной организации темперамента личности.

Что же касается характера народа или личности, то это не что иное, как наиболее типичное проявление конкретных форм пове­дения в отношении «свой-чужой» заполненное данным социально-средовым содержанием, которое и позволяет установить принад­лежность индивида к той или иной общности с точностью обоб­щенного переноса частного на общее и общего на частное.

При условиях миграции, если она осуществляется целенаправ­ленно, необходимо учитывать все эти факторы и планомерно ими пользоваться. В условиях непредвиденного миграционного процес­са неизбежно будут возникать конфликтные ситуации и их пути разрешения будут определяться отношением силы сталкивающих­ся интересов и их направленности, что было подробно рассмотрено ранее. В данном случае действуют объективные законы разреше­ния ситуации, но они остаются неуправляемыми со стороны от­дельной нейтральной позиции, если нет подробных сведений об истинных причинах или потребностях, которые привели к такой активной миграции.

К числу причин или потребностей как внешней, так и внутрен­ней миграции, в соответствии с отмеченной ранее классификацией можно отнести следующее. Положительные потребности в обмене знаний и культур влекут к приглашению ученых и специалистов на постоянную или временную работу, посылке студентов и специали­стов на учебу, обмену театральными выступлениями, выставками культурных и научных достижений, торговле промышленными и бытовыми товарами, туризму, проведению международных науч­ных исследований, созданию политических и общественных орга­низаций, проведению их съездов и симпозиумов, организации спортивных встреч и соревнований.

Естественно, перечисленные*положительные факторы, опреде­ляющие миграцию людей самых различных национальностей, со­ставляют незначительный процент, но средства массовой инфор­мации организуют всячески пропаганду к увеличению численности этой части мигрирующего населения. Во всех случаях всегда можно определить степень проявления трех составляющих компонентов миграционного перемещения - экономического (материального), морально-нравственного, или духовного, и физического. В каждом конкретном случае долевая значимость той или иной причины мо­жет быть ведущей.

Отрицательные причины принудительной миграции также свя­занны с решением материальных, духовных или физических про­блем, но в данном случае население, гонимое создавшимися не­удобствами и невозможностью их разрешения, стремится найти более благополучную нишу своего существования, при этом проис­ходит сталкивание интересов пришедшего и коренного населения. В зависимости от существующих потребностей и возможностей местных условий развиваются отношения с эмигрантами. Условиями изгнания могут быть политические или религиозные преследования, материальное бедствие, тяжелое состояние здоро­вья, которое может быть поправлено (или имеется надежда на это) именно в той или иной стране. Массовая миграция связана с при­родными бедствиями, с войнами, что создает потоки беженцев, переселенцев, эвакуантов, депортированных и резко обостряет возможность удовлетворения неожиданно выросших потребностей.

Как положительные, так и отрицательные факторы этнической миграции обеспечивают непрерывную ротацию культур, знаний, усиливая интернализацию и стирание этнической ограниченности в развитии человека. С одной стороны, этот факт является прогрес­сивным элементом социального развития человека и способствует стиранию этноцентристских течений, порождающих националисти­ческие амбиции и вражду между людьми. С другой стороны, в мно­гонациональном обществе при наличии определенной обособлен­ности всегда есть возможность посеять рознь, провоцируя усиле­ние превосходства одних этнических групп над другими. Именно этот рычаг является основным при проявлении интересов одного государства на обладание необходимым в другом государстве. Осуществление провокационных действий на почве этнических, религиозных различий создает нестабильность внутреннего поло­жения, ведет к разрознению общности совместных интересов и как последующий шаг - оказание помощи мнимо пострадавшей части этнического населения в целях восстановления прав человека. Под прикрытием благовидных устремлений в оказании помощи всегда решаются строго конкретные потребности, связанные с экономи­ческими целями, которые находят свое разрешение в политических или военных акциях, экономических блокадах, что в целом не при­носит разрешения внутренних межэтнических проблем государст­ва, но в значительной мере ослабляет его потенциал противостоя­ния агрессивным намерениям со стороны внешнего воздействия.

В настоящее время особое значение приобретают средства массового воздействия в формировании общественного мнения и наибольшую роль в этом отношении играют радио и телевидение. Важность средств массовой информации в идеологической обра­ботке масс осознается в любом государстве и используется в соот­ветствующих интересах. В целях идеологической борьбы создаются вещательные радиостанции, телецентры, спутниковое телевидение.

В фашистской Германии с 1936 г. особое внимание уделялось массовой пропаганде, которая осуществлялась через кино, радио, массовые митинги. Радио набирало свою мощь как средство веща­ния, кино стало уже звуковым, еще не было телевидения, но на съезде НСДАП в Нюрнберге говорилось: «Пропаганда помогла нам прийти к власти. Пропаганда поможет нам удержать власть. Пропаганда поможет нам завоевать весь мир». Если в этих словах и было преувеличение, то не слишком большое. Трудно переоце­нить значение тотального манипулирования массовым сознанием, которое использовалось в то время. Сегодня возможности подоб­ного влияния на массы во много раз возросли. Телевидение прони­кает в каждый дом, широкий арсенал передач, охват зрителей не­ограничен как по месту нахождения, так и по возрасту и по времени воздействия.

В настоящее время идет острая идеологическая борьба между национальными культурами и массовой культурой, которая насаж­дается Соединенными Штатами Америки. Американское кино и телевидение практически вытеснили национальные кино и теле­программы во всех странах мира. Глобальность господства США является основной идеологией этого государства. Достижение им своих целей во многом осуществляется через использование этни­ческих и национальных отношений в многонациональных государ­ствах. Аналогичным образом в ряде случаев решались и решаются вопросы внутренней политики ряда государств. Национальный во­прос, будучи порожденным государственным образованием, так или иначе ведет к дальнейшей интернационализации мировой эко­номики и культуры, стиранию национальных или этнических гра­ней, и на этом пути для достижения экономического благополучия одних народов этнический или национальный фактор является только удобным инструментом в разрешении этих проблем.

Естественно, что в социальном развитии человечество достиг­нет равенства в своих знаниях, культуре, условиях жизни. Постоян­ная миграция, какой бы незначительной она не была, систематиче­ски стирает генетическую и расовую чистоту этноса и нации, и на этом пути не может быть господствующей нации либо этноса. Так же как и минувшие тысячелетия, уходят в историю одни народы, формируются другие. Процесс развития нации непрерывен, и стремление закрепить ее присутствие на века является несостоя­тельной задачей.

В настоящее время вновь остро встают проблемы беженцев, массовых переселений в связи с локальными войнами (Чечня, Ко­сово, Нагорный Карабах, Абхазия и др. районы), с экологическими катастрофами, плановой эвакуацией по различным причинам. Все это, естественно, нарушает стабильность ранее сложившихся жиз­ненных устоев. Возвращение ранее депортированных народов на места прежнего проживания сталкивается с неудовлетворенностью ожидаемого благоустройства и притязаний на ранее существующее положение этих народов. При этом не учитываются потребности нынешнего коренного населения. Подчеркивая насильственность процесса депортации и стремление восстановления исконных прав ранее проживаемых народов, абсолютно умалчивают истинные причины их депортации.

Расценивая прошлые переселения целых народов как геноцид, необходимо всесторонне представить истинные причины подобно­го процесса. Ибо их возвращение на уже занятую территорию практически является планируемым конфликтом, который носит только форму этнического конфликта. При необходимости исполь­зуется только эта сторона представления, хотя истинное положе­ние дел связано с экономическим удовлетворением потребностей основной массы переселенцев. Именно с этими процессами стал­кивается и Украина, как новое государство. Они не являются ха­рактерными только для данного государства. Их можно наблюдать в любом многонациональном государстве, и способы разрешения этих проблем часто решаются силовыми методами, которые при­водят к физическому истреблению друг друга и массовым жертвам.

Интеграция Украины в европейское сообщество и ее тесная связь с предшествующей историей в Советском государстве, ко­нечно, создают своеобразные особенности в развитии националь­ной политики в многонациональной Украине, но взвешенность в решении этих вопросов позволяет сохранить на всем промежутке перестроечных процессов гражданский мир и исключить остроту межэтнических противоречий, что является естественным дости­жением государственного строительства в Украине.

Вопросы для самоконтроля

1. Возможно ли существование чистого этнического образования?

1. Какие потребности приводят к миграции?

2. Какое смысловое содержание в терминах «эмиграция» и «иммиграция»?

4. Классификации по продолжительности миграционного процесса и его виды.

5. Социально-биологические факторы, определяющие миграционные процессы.

5. Базовые характеристики, определяющие качественную основу мигра­ционного процесса и их использование для детализации причин миграции.

5. Полное пространство событий, отражающее многообразие явления миграции.

8 Количественное распределение населения по стремлению к миграци­онным процессам и их причины.

9.Представление процесса взаимопонимания двух сторон в зависимости от отдаленности их убеждений и силы их проявления.

10. Условия оптимального взаимодополнения в общении различных этнических культур.

10. Стереотипные формы поведения и их перенос на отдельную лич­ность и наоборот. Причины различного восприятия «своего» и «чужого» в различных социальных условиях.

10. Объективность национального темперамента и его характери­зующие показатели.

11. Чем определяется характер народа и отдельной личности?

12. Какую роль играет многоэтническая структура государства в межгосударственных отношениях?

13. Роль средств массовой информации в формировании массового мнения.

ПРОЦЕССЫ УКРАИНСКОГО ЭТНОГЕНЕЗА И НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Конституция Украины, принятая 28 июня 1996 г., как и консти­туции большинства стран мира, начинается с преамбулы, содержа­ние которой вытекает из многовековой, сложной, отчасти жесто­кой борьбы украинского народа за свою независимость, за собст­венную государственность. Вступительная часть Конституции про­возглашает: «Верховная Рада Украины от имени Украинского на­рода - граждан Украины всех национальностей, выражая суверен­ную волю народа, опираясь на многовековую историю украинского государственного строительства и на основе осуществления укра­инской нацией, всем Украинским народом права на самоопределе­ние ... принимает настоящую Конституцию - Основной Закон Ук­раины».

Конституция под термином «Украинский народ» понимает граждан всех национальностей, которые проживают на территории этого государства и отмечает, что речь здесь идет о гражданстве, правовой связи человека с государством, его принадлежности к Украине независимо от этнического происхождения. И этот аспект особенно важен для нашей страны, где из-за многочисленных по­литических, экономических и культурных факторов существуют оп­ределенные отличия даже между самими украинцами, не говоря о разнообразии иных национальностей (по последней переписи 1989 г. в Украине, кроме мелких национальностей, проживают представители 21 нации с численностью от 11 млн. (россияне) до 10 тыс. чел.).

Именно здесь необходимо дать определения понятиям, кото­рыми будем оперировать в контексте данного исследования: «эт­нос», «народ», «народность», «нация». Известный украинский исто­рик И. Лысяк-Рудницкий достаточно четко дал определения клю­чевым терминам: под «народом» следует понимать этническую единицу, под «нацией» - политическую. Так, «народ», что по со­держанию соответствует используемому в литературе понятию «этнос», представляет собой исторически сформированную общ­ность людей и характеризуется стабильными признаками языка, культуры, психологического состава, стойкими многовековыми связями, генетической памятью, а также осознанием самоназвания и своей исторической судьбы, в значительной степени связанной с заселением и освоением определенной территории. Когда речь идет о происхождении того или иного народа, используют научный термин «этногенез», рассматриваемый как совокупность историче­ских, социально-культурных явлений и процессов, которые привели к образованию этноса. Нация - понятие из политической сферы, которое выкристаллизовывается в процессе создания государства. Не зря в некоторых западноевропейских языках слово «нация» употребляется как синоним слова «государство». Термин «народ­ность» ассоциируется с переходным периодом от безгосударствен-ности к ее становлению. Из этого вытекает, что народ есть обще­ственное явление, более старое, чем нация. Украинцы в этом плане не представляют исключения. На наш взгляд, проблему их этноге­неза надлежит рассматривать по Н.Грушевскому, который в своем труде «Обычная схема «русской» истории и рационального уклада истории восточного славянства» указывает, что каждый народ име­ет право на свою историю: «Наиболее рациональным кажется мне представление истории каждой народности в частности, в ее гене­тической преемственности от истоков и до сегодняшнего дня». В следующих трудах ученого рассмотрение этногенетической кон­цепции происхождения украинского народа было завершено. Суще­ственным в его методологии считается то, что историк выяснил закономерности становления этносоциального единства различных уровней. По Н. Грушевскому, украинцы берут свое начало от антов -союза племен, который существовал, по свидетельству готского историка Иордана, в IV в. на территории Поднепровья. Это объе­динение историки считают протогосударством и называют «Ант-ским царством». Подтверждением этому служат упоминания в письменных источниках антских царей Божа (Буса), Ардагаста, Му-косия, полководцев Доброгаста, Пирогаста, а также денежные и вещевые сокровища, которые свидетельствуют о социальном рас­слоении в антском обществе. "Таким образом, Антское царство представляло собой племенное объединение, которое имело своих вождей, военную знать, собственное войско, проводило самостоя­тельную политику и находилось в стадии переходного периода -разложения первобытнообщинного строя с элементами рабовла­дения и феодализма. Племена древних археологических культур (трипольской - периода энеолита, боевых топоров или шнуровой керамики, скифо-сарматской - периода раннего железного века, Черняховской и пр.) были причастны к генезу украинского народа тем, что постоянно поддерживали жизнедеятельность на этих тер­риториях и передавали следующим племенам хозяйственные и культурные достижения. Большое влияние на становление украин­ского этноса имела также античная культура, представленная в Ук­раине с середины VII в. до н.э. городами-государствами Северного Причерноморья.

В VI в. от Карпат до Оки и от Ладоги до Черного моря сложи­лись союзы восточнославянских племен, которые можно объеди­нить в три группы: юго-западная (украинская), западная (белорус­ская) и юго-восточная (российская). В юго-западную, украинскую группу, сформировавшуюся на основе антского союза, входили по­ляне, древляне, северцы, волыняне, бужане, дулебы, тиверцы, ули­чи, белые хорваты. Именно эти племена и были эпицентром воз­никновения украинского народа. Так, уже следующим этапом ста­новления украинского этноса можно считать образование в конце VI в. военно-политического объединения - волынско-дулибо-бужс-кого союза, территория которого простиралась от Прикарпатья до Днепра. Это тоже было прототипом государственного образова­ния, которое имело, по свидетельству арабского путешественника Аль-Масуди, своего царя Маджака, военно-политическую элиту и вело активные военные действия с Аварским каганатом. Значи­тельную роль в процессе украинского этногенеза сыграл Полян­ский союз в Среднем Поднепровье, который сложился, вероятно, в конце V - начале VI в., объединив вокруг Киева полян, древлян, северян. Скорее всего, в VII в. это объединение арабские авторы называли Куявией, а вместе с ним вспоминали еще два племенных княжества - Славию, сплотившую северные земли с центром в Новгороде, и Артанию (Арсанию), территория которой остается неопределенной (Ростово-Суздальская, а возможно, Причерномор­ская и Приазовская Русь). Но именно территория вокруг Киева, которую летописец Нестор называет Русской землей, и стала тер­риториальным, политическим и экономическим ядром становле­ния государства Киевская Русь. По утверждению Н.Грушевского, именно с этого времени украинцы становятся народностью: «Киев­ское государство, право и культура были творением одной народ­ности - украинско-русской, Владимиро-Московское - второй, вели­корусской». Следовательно, историк усматривает в Киевской Руси начальный период нашей национальной истории, отождествляя Киевскую Русь исключительно с украинским этносом. Его концеп­цию в новейший период поддерживал и развивал М. Брайчевский: «Этническое развитие Руси шло по схеме: анты - изначальная Русь VI-VII вв. - Киевская Русь ІХ-ХІІІ вв. В первой половине IX в. от общего ствола ответвляется белорусская этническая общность. Главной основой ее были Полоцкая земля, а также Псков и Смо­ленск. В середине и второй половине XII в. появилась российская общность, территориальным ядром которой стали Суздальская и

Ростовская (не путать с Ростов-на-Дону. - Авт.) земли. Генетиче­ской базой формирования украинского народа оставался тот пер­воначальный общерусский ствол». Но не упрощается ли в приве­денных тезисах эта проблема? Разве не находим мы признаков культуры поры Киевской Руси у россиян или белоруссов? Так, в по­литическом аспекте Киевскую Русь и Московское царство роднит непрерывность династической традиции, значение которой в те времена ни в коем случае нельзя обесценивать. Или как объяснить то, что на далеком Севере сохранились до XX в. в фольклоре фрагменты киевского эпоса, тогда как в Украине они давно утраче­ны? Разумеется, нет никакой потребности реанимировать тезис о «Киевской Руси как колыбели трех братских народов». Правильнее, вероятно, признать точку зрения историка И.Лисяка-Рудницкого: «Государство Владимира и Ярослава не было ни «украинским», ни «российским» (московским); это было общее Восточноевропейское государство периода патримониальной монархии, когда еще не существовало национальной дифференциации». И это не противо­речит схеме Н.Грушевского, которая свидетельствует о том, что украинская народность, представляя собою начальную стадию на­ции, действительно сложилась в период Киевской Руси, ибо именно тогда утвердились: во-первых, культурная и психологическое род­ство центрально-русского этнокультурного массива, органическая соединенность хозяйственных связей на издавна освоенной терри­тории; во-вторых, само название как этнополитоним (название го­сударства) «Русь», которое сохранилось и позднее - Малая Русь для определения Галицко-Волынского государства, Литовско-Русское государство - относительно одного из периодов Великого княже­ства Литовского; в-третьих, этнонимы «русин», «русский», «русич» («Я - русин», - писал первый митрополит из славян Илларион в своем труде «Слово о законе и благодати»), которые сохранились на западноукраинских землях к» началу XX в. Действительно, уже в период раздробленности Киевской Руси появляется термин «Ук­раина», по-видимому, в понимании «край, страна». Он появляется в Киевской летописи (1187 г.) в описаниях битвы князя Владимира Глебовича с половцами: «...плакашася по нем все переяславци... о нем же Украина много постона». В той же летописи Галицкую зем­лю называют Украиной, извещая приезд князя Ростислава «ко Ук­раине галычкой». Г. Брайчевский тоже считает название «Украина» производным от апеллятивного термина «страна» и определяет ареал его распространения в пределах Южной Руси, что соответст­вует современной территории нашего государства. Тем не менее и в период Галицко-Волынского княжества, и в период Литовского протектората в употреблении продолжает доминировать этноним

«Русь», идущий от киевского периода истории. В период Речи По-сполитой в начале XVII в., во времена Национальной революции и Освободительной войны украинского народа под руководством Б.Хмельницкого снова распространяется название «Украина» на всех этнических украинских землях. Существовал, как уже упомина­лось, еще один этноним относительно украинцев - это «Малая Русь», который появился в Галицко-Волынском государстве, веро­ятно, для определения с 1303 г. отдельной митрополии для этих земель в противоположность землям, которые оставались в соста­ве старой, киевской митрополии. К тому же Князь Юрий II Боле­слав в одной из своих грамот, изданной в 1335 г., провозгласил, что он - «князь всей Малой Руси», настаивая на политической преемст­венности Великой Руси с центром в Киеве. Со второй половины XVII в., с тех пор как Левобережье вошло в состав Московского государства, название «Малая Россия» становится официальным применительно к украинским землям, так называемой Гетманщи­не. Этот термин впоследствии употребляется в науке и литературе Украины, придавая ему не только географическое или администра­тивное, но и выразительное этническое содержание. Н.Грушевский утверждает, что название «Малая Русь» позднее имело сугубо на­учный, условный характер, как и иной научный термин - «южнорус­ский». Если же добавить, что в устах великорусских шовинистиче­ски настроенных кругов «малоросс» звучало унизительно, пренеб­режительно, то становится понятным, почему в конце концов во­зобладал другой, тоже «туземный», но воспринятый самим населе­нием нашего края термин «Украина», «украинец».

Первым же сугубо украинским государством И. Лисяк-Рудницкий называет Галицко-Волынское княжество, во времена существо­вания которого, а также в период Великого княжества Литовского происходил процесс кристаллизации украинской нации. Галицко-Волынское государство было преемником традиций Киевской Руси не только в сфере общественно-политического, социально-эконо­мического и культурного развития, но и в поступательном процессе украинского этногенеза. Когда в конце XII в. княжества Среднего Поднепровья - Киевское, Чернигово-Северское, Переяславское -приходят в упадок, на территории Юго-Западной Руси в 1199 г. возникает новое государственное образование - Галицко-Волынс­кое княжество, которое сумело сберечь украинский этнос от асси­миляции и на его основе начало создавать нацию, содействуя кон­солидации и осознанию собственной самобытности нашего народа, перекладывая на себя после упадка Киева функции центра полити­ческой и экономической жизни, открывая дороги западноевропей­ской культуре. Это позволило со временем побороть односторон­ность византийского влияния. Процесс создания нации продолжал­ся во времена «бархатного» периода Литовско-Русского государст­ва. Но этот процесс был прерван вмешательством Польского ко­ролевства в дела Великого княжества Литовского. И. Лисяк-Руд-ницкий утверждает, что нация погибает после Люблинской унии. Тем не менее, на наш взгляд, этот процесс начинается значительно раньше - с централизованных мероприятий князя Витовта в конце XIV в. и уже окончательно дает о себе, знать во второй половине XV в. во времена правления князя литовского и короля польского Казимира (в 1470 г. была окончательно ликвидирована автономия Киевского княжества, и в Киеве вместо князей стал править литовский воевода-католик). Люблинская уния 1569 г. открыла дорогу к нивелированию национальных признаков украинства. Если бы украинский этнос не имел к тому времени глубокого корня, пущенного в века, его бы ожидала такая же судьба, как и нашу аристократическую верхушку, - ополячивание и окатоличивание. Польские историки рассматривают Речь Посполитую как кульминационную точку истории Польши, как самое высокое достижение ее дипломатии. Польский ученый Е.Старчевский писал: «Унию Польши и Литвы часто называют мастерским ходом польской олигархии на политической шахматной доске. Но результаты этого мастерского хода оказались роковыми для будущего Польши». Нежелание Польши дать автономию Украине хотя бы в такой степени, как Литве, привело к трактованию украинских земель как колониальных, с чем, разумеется, украинский народ, уже тогда представлявший собой довольно развитую этносоциальную общность, не мог и не хотел мириться. Необходимо было создать третью автономную единицу в Речи Посполитой - Украину-Русь, которая бы находилась в федеративных связях с Польшей и Литвой. Это могло стать действительно удачной альтернативой тем будущим потрясениям, которые привели к полнейшей ^государственности в конце XVIII в. и Польшу, и Украину. Но пренебрежение этим шансом следует приписывать только полякам. Люблинская уния это иллюстрация банкротства украинской общественно-политической мысли, которая вылилась в полное прекращение развития идей создания нации и государства на этом этапе. Правящие слои не выступили с конструктивной политической программой, не выработали собственной концепции национального развития, довольствуясь приспособлением к существующей структуре Речи Посполитой. Их привлекала «золотая свобода» польской шляхты, авдстократичность образа жизни, привилегированное положение, кулетура барокко. За все эти преимущества они предали свой народ и, как пишет историк В.Липинский, создали миф о «добровольном присоединении» Украины к Польше. Это привело к тому, что уже через два поколения после 1569 г. почти все украинские паны-аристократы и средняя шляхта окатоличились и ополячились. Руководство украинским национальным делом перешло в руки казачества, которое на при­мере Запорожской Сечи, пропитанной республиканским демокра­тическим духом, продемонстрировало модель дальнейшего ста­новления украинцев как нации. Борьба за землю, за свободу, за веру стала главным мотивом казацко-сельских восстаний конца XVI -20-30 гг. XVII в. Многое внес в консолидацию украинской нации на пути к образованию ее государственности гетман П.Конашевич-Сагайдачный. Именно он объединил военную силу казачества с политически слабой церковной и культурной верхушкой украинско­го общества. Этот конгломерат стал основной движущей силой, которая подтолкнула народ к национальному возрождению.

Единственным положительным аспектом Люблинской унии было объединение края, до этого разделенного между Литвой и Польшей, что повлекло к развитию всего украинского этноса на единой политической, экономической и культурной основе. Это было также частью мобилизации этнических усилий перед первой волной украинского возрождения. Украинская нация в польский период пришла в упадок, но в этносе, представлявшем мощный слой, сработал рефлекс самосохранения и самозащиты. В возрож­дении конца XVI - первой половины XVII в. главенствующее ме­сто отводится религиозному фактору, из-за чего его называют пра­вославно-национальным. Во-первых, началось возрождение под лозунгом борьбы за православную веру, которая была к тому вре­мени мощным объединительным фактором украинского этноса и на почве которой можно было возрождать нацию (религия в те времена - мощная идеологическая сила, которая участвовала и в процессах создания государства). Во-вторых, украинское возрожде­ние прониклось духом западноевропейского Ренессанса, который в какой-то мере идеологически подготовил процесс Реформации. Историки считают, что первая волна украинского национального возрождения происходила по всем законам подобных процессов: началась с культурной сферы (полемическая литература, создание национальных учебных заведений, деятельность религиозных братств) и завершилась созиданием национальной государственно­сти. Вся этническая территория и украинский этнос в определенной мере были задействованы в осознанной борьбе за независимость казацкого государства. Национальная революция и Освободитель­ная война украинского народа во главе с Б. Хмельницким привели действительно к революционным преобразованиям в политиче­ском, экономическом, социальном аспектах края, но главные изме­нения произошли в процессе создания нации: утверждение этниче­ского украинского самосознания, очерчивание границ этнической территории. В процессе этих национально-освободительных сорев­нований в среде казацкой элиты впервые в истории украинской об­щественно-политической мысли была четко сформулирована осно­ва национальной государственной идеи, определяющая независи­мость и соборность Украинского государства, созданного в этниче­ских рамках проживания украинцев, в генетической связи казацкой государственности с Киевской Русью, преемственностью границ, традиций, культуры. Преемственность проявилась и позднее в на­звании государства, которое планировал создать гетман И.Выговский в соответствии с Гадяцкой унией - Великое Княжест­во Русское и которое на равных правах с Польшей и Литвой создало бы федерацию - Речь Посполитую. Эта уния не была реализована, но дело не только в том, что ее условия остались, так сказать, «на бумаге». Ее безусловное историческое значение в том, что она яв­ляется свидетельством определенных политических ориентации Украины середины XVII в. во время сложной геополитической си­туации, указывает на вполне реальные альтернативы, которые объ­ективно тогда существовали. Что касается внутренней политики, то Гадяцкие статьи демонстрируют нам извечную благосклонность украинцев к демократизму, являющуюся выразительной чертой их национально-политического менталитета.

Период руины в нашей истории, оправдывающий свое назва­ние, привел к роковым последствиям. Подписание Слободищен-ского (Чудновского) трактата в 1660 г., в соответствии с которым Украина вновь возвращалась под власть Речи Посполитой на зна­чительно худших условиях, чем предусматривали Гадяцкие статьи, дало начало территориальному, а потом и политическому расколу Украины, способствовало отходу национальной элиты от идеи Б.Хмельницкого о государственности и возвращению к идее авто­номности, появлению стремления у определенных старшинских кругов любой ценой, даже ценой предательства интересов своего народа, удержаться у власти, приобщая к этой братоубийственной борьбе иностранные государства. Самым выразительным образом деморализация общества, соглашательская политика украинской элиты проявились во время гетманства П.Тетери и И.Брюховецкого. Эти отрицательные процессы столь глубоко уко­ренились, что даже титанические усилия гетмана П.Дорошенко, действительно направленные на восстановление территориально­го единства и полноценной соборной государственности, не при­несли желаемых результатов. Падение гетманства на Правобере­жье в 1676 г. стало завершающим аккордом Украинской нацио­нальной революции. Через 10 лет точка в процессе раздела украин­ских земель между соседними государствами была поставлена подписанием между Россией и Польшей «Вечного мира». Левобе­режье с Киевом отошли к Московскому царству, Северная Киевщи-на, Волынь и Галиция - к Польше, Турция до 1699 г. обладала По­дольем. Брацлавщина и Южная Киевщина признавались нейтраль­ной зоной между Польшей и Московией и, будучи еще долгое вре­мя опустошенными и незаселенными, напоминали о гражданской войне в Украине.

Украинская казацкая государственность сохранилась на Лево­бережье как автономия в составе Российского государства. Царское правительство сразу после Переяславского Совета взяло курс на постепенное ограничение политической автономии и немного больше чем за 100 лет завершило свой замысел. Но в Украине и в те времена жила национальная идея, неразрывно связанная с обра­зованием единого независимого государства. Свидетельством то­му был договор Петра Иваненко (Петрика) от лица «Удельного княжества Киевского, Черниговского и всего Войска Запорожского Городового и народа малороссийского» с Крымом, основной идеей которого, по мнению историка О.Оглоблина, было освобождение Украины от чужеземной власти и объединение украинских земель в одном отдельном государстве.

За этим договором, считает историк, стояли определенные старшинские круги, к которым, возможно, был причастный и сам И.Мазепа. Однако, поняв преждевременность этого мероприятия, он выступил против. Акция Петрика, безусловно, свидетельствует о живучести украинской тенденции к самостоятельности и полити­ческой концепции союза с татарами против Москвы среди казацкой старшины. Свидетельством живучести идеи образования нации в Украине есть и борьба украинского правостороннего казачества во главе с полковниками Поджигателем в Хвастове, Самусем в Богу-славе, Абазином в Брацлаве, Искрой в Корсуне в конце XVII - на­чале XVIII в. против Польши за переход под власть левобережного казацкого гетмана. Четко прослеживается национально-государственнная идея и в движении старшинского слоя во главе с И.Мазепой, направленном на союз со Швецией. По договору, под­писанному И.Мазепой и Карлом XII, шведский король выступал гарантом права украинского народа на создание самостоятельного единого государства. А Конституция П. Орлика, по мнению исто­рика Д.Дорошенко, - это образец того уровня общественно-полити­ческой мысли, которого достигли украинские деятели из окружения гетмана И.Мазепы и его генерального писаря. Преисполненный либерализма и демократизма, документ «Пакты и Конституции законов и вольностей Войска Запорожского» стоит рядом с памят­ками политической мысли самых передовых стран Европы того времени. Лишь Англия, Нидерланды и Швейцария к тому времени внедряли принципы конституционализма в политико-правовую практику. Зажатая в тиски западными и восточными монархиями, империями, деспотиями, где политическая элита в лучшем случае склонялась к идее «просвещенного абсолютизма», Украинская го­сударственность оказалась сильной, прежде всего, своими идеала­ми, которые опередили на столетие общее общественно-политическое развитие в восточноевропейском регионе. Однако ликвидация остатков автономных учреждений казацкой Украины поставила нацию снова перед угрозой уничтожения, распределив между двумя самыми большими империями Романовых и Габсбур­гов с их абсолютизмом, деспотическими разветвленными бюро­кратическими режимами, крепостническими порядками. И это то­гда, когда в странах Западной Европы полным ходом шел процесс капиталистического развития. Особенно всколыхнула всю Европу Великая Французская революция 1789 г., породив бесчисленное количество новых идей, среди которых самой важной была идея национализма, проповедниками которой выступали философы Гердер, Бурок, Фихте, Мишле. Национализм конца XVIII в., по мнению ученого И.Берлина, - это осознаваемое состояние ума, убеждение в том, что люди принадлежат какой-то определенной группе, отличающейся от других способом проживания, а черты и поведение отдельных лиц (членов группы) сформировались и мо­гут быть понятными только в контексте черт и поведения именно этой группы и определяются в таких категориях: общность терри­тории, обычаев, законов, языка, верований, традиций, форм худо­жественного и религиозного восприятия, общественного строя и стилей жизни, наследственность крови и расовые признаки. Идео­логи национализма были убеждены, что именно эти факторы влияют на отдельную личность, на цель ее жизни, на то, что члены этой общности считают приоритетными ценностями. Исходя из этого, схема общественной жизни подобна схеме биологической жизни организма. Таким национальным организмом, единым об­щественным целым является народ, в рамках которого и развива­ется человек. Национальная идея конца XVIII в. предусматривала возрождение не только народных обычаев, традиций, но и, прежде всего, украинской политики и украинского высокого культурного творчества.

В конце XVIII в. украинское общество можно было рассматри­вать, по мнению канадского историка П.Магочия, как недоразви­тое аграрное общество, разделенное между двумя многонацио­нальными империями. Ни один украинский регион не пользовался административной или политической автономией, и только опре­деленные группы сохранили память о государственности, о само­управлении, которые, казалось, не подлежат восстановлению в та­ких сложных условиях. А потому идея украинской самобытности не могла уцелеть лишь на основе продолжения давней политической традиции. Нужен был достаточно сильный, кардинально новый толчок, и такой катализатор пришел из-за пределов Украины в ви­де европейской идеи национализма. Именно идея национализма, связанная на территории Левобережной Украины с памятью о не­давней казацкой государственности и самоуправлении, и дала тол­чок украинскому национальному возрождению, которое длилось с конца XVIII - до начала XX в. и распространилось на всю украин­скую этническую территорию. Объективная цель этого процесса состояла в оздоровлении и консолидации украинской нации и вос­произведении украинской государственности. При этом следует отметить, что суть понятия подчеркивает факт существования в прошлом не только украинской государственности, но и нации. По Р.Шпорлюку, «безгосударственная» нация определяется как «не­развитая», «несамостоятельная», по ИЛисяку-Рудницкому - «неис­торическая», но при этом она все-таки остается нацией. Необходи­мо также отметить, что каждый из регионов Украины - Гетманщи­на, Слобожанщина, Правобережье, Южная Украина, западноукра-инские земли - имел определенные, своеобразные черты. Нацио­нализм украинцев относится к «воодушевленному интеллигенци­ей» (в отличие от другой разновидности - «навязанного государст­вом»). Такая категория национализма проходит в процессе разви­тия через три стадии: собирания наследства, организационную и политическую. Хронологические рамки стадий для Украины Над-днепровской и Украины Западной существенно отличаются, что и порождает особенности национально-культурных процессов, ставя их в прямую зависимость от ситуации в России и Австрии.

Однако отличия были не столь разительными, чтобы говорить о территориально закрытых процессах. Украинское национальное возрождение ознаменовало всеукраинские преобразования. Имен­но поэтому историк В.Сарбей предложил единую периодизацию украинского национального возрождения для всех регионов Украи­ны, называя в хронологической последовательности на каждом из этапов основные его центры: на первом - дворянско-шляхетском (конец XVIII - средина 40-х гг. XIX в.) - на первый план выходит Левобережье и Слобожанщина с городами Полтавой, Харьковом, Нежином; на втором - разночинско-народническом (вторая поло­вина 40-х - конец 80-х гг. XIX в.) - центр перемещается на Право­бережье в Киев; на третьем - общенародном (с 90-х гг. XIX в. до 1917 г.) самым влиятельным регионом становится Восточная Га­лиция и город Львов.

Украинское национально-культурное возрождение проходило в нескольких направлениях, среди которых следует выделить этно­графическое, литературно-языковое, театрально-драматургическое и историческое. То, что в основу процесса положены этнографиче­ские достояния, полностью оправданно, ибо идеолог национализма И.Гердер утверждал, что фольклор у каждого народа играл роль процесса образования нации, равно как обычаи и быт крестьянства. Относительно Украины он записал в своем дневнике такие слова: «Украина станет новой Грецией - в этой стране замечательный климат, щедрая земля, и ее великий просвещенный народ заживет по-новому». Литературно-языковое направление в конце XVIII в. ознаменовалось созданием украинского литературного языка и но­вой украинской литературы. Нормирование украинского литера­турного языка благодаря «Энеиде» И.Котляревского, прозе Г.Квитки-Основьяненко и творчеству Т.Шевченко, отказ от непо­нятного народу церковнославянского языка некоторые историки рассматривают как непрестанность процесса образования нации. Параллельно с культурническим, а отчасти и переплетаясь с ним (в Украине культурные проблемы, такие как внедрение родного язы­ка, приобретали во все времена политическую окраску), развивался политический аспект украинского возрождения, приобретая выра­зительные формы национальной идеи. В Надднепрянской Украине -это идея самостоятельного развития нации, которая отразилась в деятельности Новгород-Северского патриотического кружка и в особенности одного из его членов В.Капниста, левого крыла Мало­российского тайного общества (Общество освобождения Украины) во главе с В.Лукашевичем, Кирилло-Мефодиевского братства, дея­тели которого дополнили направление самостоятельного развития идеей всеславянской федерации, в программных документах Рево­люционной Украинской партии «Самостийная Украина» и Украин­ской Народной партии «Десять заповедей», разработанных М.Мих-новским. Самой популярной на территории Украины, входящей в состав Российской империи, была идея автономного развития, ко­торая отвечала ментальносте украинского народа XIX - начала XX в. Ее поддерживало правое крыло Малороссийского общества, воз­главляемое М.Новиковым, Общество объединенных славян, пред­ставители общественного движения и большинство национальных политических партий начала XX в. (Революционная Украинская партия с конца 1902 г., УКДРП, «Союз», Украинская радикально-демократическая партия).

На западноукраинских землях политическая борьба за нацио­нальную идею усложнялась тем, что почти с самого начала нацио­нально-освободительное украинское движение распалось на не­сколько течений: консервативное, народническое, пропольское, москвофильское. Тем не менее большинство украинских нацио­нальных политических партий, созданных в конце XIX в., видело конечной целью своей деятельности единое независимое Украин­ское государство. Именно здесь впервые в 1895 г. одним из основа­телей Украинско-Русской радикальной партии Восточной Галиции Ю.Бачинским была научно обоснована потребность создания соб­ственного украинского независимого соборного государства в его книге «икгаіпа irredenta» («Украина порабощенная»). О всеукраин-ском характере процесса возрождения свидетельствует и тот факт, что на рубеже XIX и XX вв. украинофильская ориентация «наро-довцев» окончательно побеждает в национальном движении Гали­ции, а термин «русин» вытесняется названием «украинец».

Стремления украинской нации к государственности реализова­лись в начале XX в.: по всем законам национального возрождения его культурнический и политический аспекты подготовили почву для создания государства. Провозглашение самостоятельной, не­зависимой Украинской Народной Республики в январе 1918 г. IV Универсалом Центральной Рады засвидетельствовало существова­ние украинской нации не только как этнокультурной массы, но и как этнокультурного явления, которая в конце концов от идеи ато-номизма перешла на принципы самостоятельного развития. Цен­тральный Совет, Украинское государство гетмана П.Скоропадс-кого, Директория - это этапы одного пути украинского государст­венного строительства Восточной Украины, которое под влиянием целого ряда факторов следовало от парламентарной республики к президентской. Проявлением высокого уровня национального соз­нания стала Западноукраинская Народная Республика, провозгла­шенная в ноябре 1918 г. Имея значительный опыт легальной поли­тической и государственной деятельности на территории Австро-Венгрии, деятели ЗУНР в отличие от своих восточноукраинских коллег сразу же приступили к решению практических вопросов по созданию государства. Апогеем украинской национально-демокра­тической революции стал акт соединения 22 января 1919 г. в Киеве ЗУНР и УНР. И хотя этот союз имел декларативный, символический характер, все же это была попытка выйти из глухого политического угла и реализовать извечные мечты украинцев о воссоединении.

С утверждением советской формы государственности в Украи­не и вступлением УССР в СССР на протяжении долгих семидесяти лет активно шел процесс уничтожения национальных исторических достижений украинцев. Нация оказывала сопротивление, демонст­рируя самосознание, стремление к государственности. Это прояви­лось в очередной волне национально-культурного возрождения 20-х -начала 30-х гг., которое началось в контексте провозглашенной большевиками политики «коренизации». Период украинизации дал неслыханные возможности для модернизации украинского общест­ва на Приднепровье, создания современной европейской нации. Появляется новая идея самобытной «украинской дороги к социа­лизму» - национальный коммунизм, проповедниками которого были: в политике - О.Шумский, в экономике - М.Волобуев, в куль­туре, литературе - М.Хвылевый. Разумеется, что это не вписыва­лось в рамки сталинского тоталитарного режима, и 1929 г. вместе с судебным процессом по сфабрикованному «делу Союза Освобож­дения Украины» стал началом конца национально-культурного возрождения, которое знаменовало развернутое наступление на украинскую интеллектуальную элиту.

Борьба за национальные права продолжалась за пределами Ук­раины многочисленными украинскими организациями, среди ко­торых самыми влиятельными были центры в Польше и Чехослова­кии, созданные В.Петлюрой и бывшим правительством УНР, мо­нархическое движение гетмана П.Скоропадского с его идеологами В.Липинским и Д.Дорошенко, Украинская военная организация (УВО), образовавшаяся в 1920 г., и Организация украинских нацио­налистов (ОУН), учрежденная в Вене в 1929 г. на основе идеологии «действующего национализма» Д.Донцова. Практические попытки восстановления украинской государственности приходятся на на­чало Второй мировой войны. Первая попытка, имевшая регио­нальный характер, была осуществлена осенью 1938 - весной 1939 гг. на территории Закарпатья и отразилась в создании независимой Республики Карпато-Украины (Карпатской Украины), обратившей на себя внимание мощных мировых политических кругов, включая Сталина и Гитлера. Вторая попытка восстановления украинской государственности была осуществлена в начале Великой Отечест­венной войны. Представители «действующего национализма» на первом этапе с энтузиазмом приветствовали успехи немецкой ар­мии и сотрудничали с нацистским режимом с целью использования его как врага сталинской деспотии для создания независимого Ук­раинского государства, которое и провозгласили в только что заня­том немцами Львове 30 июня 1941 г. Но такая самостоятельность действий украинцев представляла опасность планам нацистов, и за несколько дней гестапо арестовало и бросило в тюрьму С.Бандеру с его единомышленниками. III чрезвычайное большое собрание ОУН в августе 1943 г. засвидетельствовало коренное изменение программных ориентиров. Курс было взят на непримиримую борь­бу с большевизмом и национал-социализмом. Будущая украинская государственность должна была основываться на социально-экономической справедливости и более широких принципах созда­ния государства, чем идеология «действующего национализма». Эти идеи воплотились в создании Украинского Главного Освобо­дительного Совета (УГОС) в июне 1944 г. В него вошли делегаты от различных политических партий, которые действовали до Вто­рой мировой войны на Западной Украине (кроме коммунистов и ОУН-М), и представители ряда организаций Восточной Украины. В Универсале УГОС декларировалось, что началась новая эпоха национально-освободительных революций, и Украина занимает свое место в этой борьбе, целью которой есть провозглашение «Украинского Самостийного Соборного государства на украинских этнографических землях». ОУН-УПА сопротивлялась сталинскому режиму до 1950 г. После этого еще несколько отдельных повстан­ческих групп вели борьбу, но как фактор политической жизни эта оппозиция советскому режиму сошла с арены. А потому центр ук­раинской политической жизни с начала 50-х до средины 60-х гг. вы­нужден был переместиться в диаспору. Это, после поражения осво­бодительных действий, обеспечило на территории Украины бес­прерывность национальной традиции. Эти приобретения полити­ческой мысли эмиграции подготовили почву для открытой полити­ческой оппозиции советскому режиму в середине 60-х гг., с оконча­нием хрущовской «оттепели», - движению шестидесятничества, а потом и украинскому диссидентству, для которого права человека были нереальными без прав нации и наоборот. Среди диссидентов была целая плеяда интеллектуалов, которые могли бы стать укра­шением любой европейской нации. Со времен правления Ю.Андро­пова правозащитное движение в Украине, как и на всей территории СССР, было фактически придушено. Тем не менее идеи, нарабо­танные правозащитным движением и диаспорой, поддерживались в широкой интеллектуальной среде, которая даже в период общей политической спячки старалась сохранить их для будущего. Следу­ет отметить, что Украина даже на первых порах перестройки вос­принималась как «заповедник тоталитаризма». Пожалуй, так и должно было произойти, поскольку вольнодумство здесь уничто­жалось тщательнее, чем в других регионах СССР. От политической апатии украинская нация начала выздоравливать в конце 80-х гг., что вылилось, по мнению исследователя М.Чеха, в новейший про­цесс национального возрождения. Уже в который раз за период ис­торического развития украинского народа возник вопрос: сущест­вует ли на территории УССР единая общность - украинская нация?

А повод беспокоиться существовал по многим причинам: сущест­венное различие в менталитете, общественной психологии, исто­рической судьбе, языковой ситуации, национальном составе насе­ления, в конце концов - взаимные стереотипы между западной и восточной Украиной и сепаратистские движения «новорусов», крымчан, закарпатских русинов. В политическом измерении разни­цу между отдельными регионами предопределяло появление про­ектов федеративного (поземельного) строя будущего украинского государства, что, с точки зрения приверженцев этой концепции, обеспечило бы ее целостность перед центробежными тенденция­ми. Усложнял интеграционный процесс и религиозный вопрос, в частности, исторически сложный конфессионный раздел Галиции и остальных украинских земель. Кроме того, своеобразность этапа национального возрождения состояла в том, что приходилось ре­шать круг принципиально новых проблем, возникших перед нацио­нальным движением. Это, во-первых, экологический вопрос, в рам­ках которого украинское возрождение столкнулось с проблемой, неизвестной до этого. После взрыва на Чернобыльской АЭС пер­воочередной задачей нашего возрождения наряду с духовным стало физическое выживание, сохранение генофонда нации как отдельно­го общественного организма. Главенствующее место в националь­ном движении заняла необходимость завоевания городской среды путем воспроизведения в национальной культуре тех ее структур­ных частей, которые бы могли плодотворно и конкурентоспособно функционировать в городской среде: городская молодежная куль­тура, поп-культура на уровне видео- и печатных изданий на украин­ском языке (или дублированные, переведенные на украинский язык). Это не было призывом создавать массовую культуру на ук­раинском языке, дело в том, что подобная культура уже существо­вала в Украине, только на русском или английском языке. А это неправильно. В конце концов, вопрос о завоевании украинским на­циональным движением городской среды стоял еще шире: привле­чение Востока Украины на сторону национальной идеи. Достаточ­но важной к тому времени для украинской политической мысли была концепция гражданского общества, призванного сыграть ис­ключительную роль в формировании и консолидации нации, ли­шенной собственной государственности. То есть гражданское об­щество рассматривалось как скелет, на который нарастает живое национальное тело. Во-вторых, подобное общество выступило бы гарантом определенной стабильности, так необходимой нацио­нальному возрождению для максимального развития его потен­циала.

Следующий ход событий доказал, что нация в Украине все же сохранилась - сформированный украинский этнос не дал ей погиб­нуть в самое тяжелое время. Выдающимся событием на пути к не­зависимости, безусловно, стало принятие Декларации о государст­венном суверенитете Украины 16 июля 1990 г., провозгласившей в своей преамбуле «верховенство, самостоятельность, полноту и не­делимость власти республики в пределах ее территории и незави­симость и равноправие во внешних отношениях». Это создало, по сути, основу для республиканского законотворчества и независимо­сти от союзного законодательства, известного под названием «война законов», что привело к последствиям, оформленным в ви­де «борьбы с центром» под лозунгом «парада суверенитетов». По­пытка государственного переворота 19 августа 1991 г., инициато­рами которого были члены ГКЧП - консервативной части комму­нистов в блоке с военно-промышленным комплексом, КГБ и депу­татской группой «Союз», убедила многих из тех, кто колебался, в необходимости независимой Украины, что и было провозглашено Верховным Советом Украины 24 августа 1991 г Чрезвычайная сес­сия Верховного Совета приняла постановление о всенародном ре­ферендуме для подтверждения Акта о независимости и о проведе­нии президентских выборов. 1 декабря 1991 г. всенародный рефе­рендум подтвердил самую высокую легитимность этого докумен­та, что стало важнейшим компонентом, которого долгие столетия недоставало украинской нации для полнокровной свободной жизни.

Таким образом, в процессе формирования украинского народа и нации можно выделить целый ряд характерных черт и особенно­стей. Так, этногенез украинского народа представляет собой про­должительный процесс, обеспеченный сплоченностью низовых звеньев социальных объединений - украинской семьи и украинской сельской общины; эволюционным развитием материальной и ду­ховной культуры; относительной стабильностью этнической терри­тории (за исключением юга и востока, где происходила активная борьба со степными народами).

Судьба же украинской нации намного сложнее, процесс ее раз­вития характеризовался периодами замирания и возрождения, что и позволяет говорить о трех основных фазах в становлении украин­ской нации: княжеско-феодальной, казацкой и новейшей. Но были факторы, не позволявшие даже в периоды упадка нации погибнуть и обеспечивали непрерывность ее развития. Во-первых, «народ», «этнос» - носители нации, и поэтому надстройка вбирает в себя много черт своей основы, что и обеспечивает наследственность, аналогию всех трех фаз создания нации. Во-вторых, существует и обратная связь между надстройкой и ее основой: процессы, кото­рые вышли из «высшей» национальной, политико-государственной сферы, усваиваются на уровне этнического массива. Поэтому, когда «высшая» национальная прослойка оказывается под угрозой унич­тожения, его традиционные, ценностные компоненты сохраняются (хотя и в упрощенной, примитивной форме) в «низшей» этнической среде.

В процессе развития украинского народа и нации сформирова­лась украинская ментальность, то есть стойкие структуры глубин­ного уровня коллективного и индивидуального сознания и подсоз­нания, которые определяют устремления, наклонности, ориентиры людей, где проявляется национальный характер, общепризнанные ценности, общественная психология. Ментальность берет истори­ческие истоки как из материальных условий жизни народа, так и из его духовной культуры. Это абстрактное теоретическое понятие дополняется конкретным социально-этническим содержанием на различных этапах развития этноса. Вместе с этим оно имеет и не­изменные черты, отображающие устоявшиеся условия жизни наро­да. Во-первых, для ментальносте нашего народа характерна двой­ственность, которая базируется на объединении западного и вос­точного начал и проявляется в большой амплитуде эмоционально­го спектра украинцев. Во-вторых, украинский этнос в прошлом формировался как хлеборобский. Земледельческий элемент прохо­дит сквозь всю украинскую историю, культуру, отображается на быте. Близость к природе проявляется в поэтической «украинской душе», в ее особой мелодичности и певучести. В-третьих, многове­ковое отсутствие собственной государственности существенно де­формировало украинский национальный характер, выработало точку зрения, что в безгосударственности виновны в основном внешние факторы. Однако периоды безгосударственности закаля­ли волю украинцев, учили выживать, рассчитывая только на собст­венные силы, что приводило к преимуществу индивидуализма над коллективизмом. В-четвертых, продолжительная разрозненность украинских земель дает все основания говорить не только о свое­образности украинской ментальности в целом, но и о ее регио­нальных особенностях (например, население Слобожанщины более толерантно в религиозных вопросах по сравнению с галичанами). В-пятых, постоянное обнищание и процессы денационализации украинской элиты уменьшали количество генераторов националь­ных философских ид£и, творцов самобытной украинской культуры, политических лидеров, оставляли на значительный срок Украину без ведущего общественного слоя, что усилило консерватизм укра­инской ментальности и недоверие народа к собственной элите. В-шестых, для украинской ментальности характерна извечная благо­ склонность к республиканской и демократической идее. Достиже­ния национальной общественно-политической мысли иногда опе­режали время в восточноевропейском регионе на целые столетия, поэтому в довольно консервативном имперском окружении не могли быть реализованы. В-седьмых, современной украинской ментальносте наносят большой вред остатки «советского способа мышления», достаточно прочно укоренившиеся в сознании не­скольких поколений.

Всеми этими особенностями, проявившимися в процессе фор­мирования украинского этноса и нации, нельзя пренебрегать, их следует тщательно изучать и учитывать в дальнейших политиче­ских, экономических, культурных государственных мероприятиях, чтобы не допустить отчуждения народа от процесса социальных преобразований.

Вопросы для самоконтроля

1. Конституционное определение украинского народа.

1. Основные исторические этапы образования украинской государст­венности.

2. Основные фазы становления украинской нации.

ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ УКРАИНСКОГО НАРОДА

Перестройка украинской государственности требует глубокого и объективного изучения и понимания психологических особенно­стей нашего народа, определения их влияния на социально-поли­тические процессы в стране. Попытки понять, почему отдельные народы по-разному воспринимают похожие события и ситуации, создают различные государства, находим уже у античных мыслите­лей. Еще Аристотель из внутренних отличий отдельных народно­стей выводил характерные особенности и отличия отдельных госу­дарственных образований, считая невозможным объединить их в единое государство, т.е. создать целостный государственный меха­низм. На этой проблеме сосредоточивал свое внимание и Цицерон, который говорил, что государство лишь тогда может достичь об­щественного согласия и могущества, когда его «образ» соответст­вует особенностям характера самого народа. Подобные попытки постичь в политическом контексте особенности характера отдель­ных народов прослеживаются на протяжении всего развития чело­веческой цивилизации. По долгое время дальше разрозненных взглядов и замечаний дело не шло. И только с XIX в. осуществля­ются глубокие научные исследования национального характера. Первые серьезные попытки построить целостную теорию были осуществлены в немецкой школе психологии народов в середине XIX в. (В.Вундт, МЛацарус, Х.Штейнталь и пр.). Главные идеи этой школы состояли в том, что движущей силой истории есть народ («дух целого») с его характером⁴, который проявляется в присущих только ему особенностях народной жизни, в его искусстве, религии, языке, обычаях.

В современной этнополитологии и этнопсихологии, особенно в новых государствах (к которым относится и Украина), прослежива­ется тенденция научных студий методом осуществления сквозных ментальных исследований общественно-политических процессов. Понятие «менталитет», в русле которого развивается указанная тенденция, в свое время было введено в общественные науки пред­ставителями историко-психологического и культурно-антрополо­гического направлений Л.Леви-Брюлем, Л.Февром, М.Блоком и др.

Исходя из понимания менталитета как объединяющего фактора, образующего особую политико-психологическую общность людей (с точки зрения украинских мыслителей конца XIX - начала XX вв. -национальный характер), можно рассматривать его как определен­ную сумму потенций, которые выражают неповторимость миро­воззрения и жизнедеятельности определенной нации. Первая по­пытка проанализировать национальный характер украинского на­рода связана с именем Н.Костомарова. По его мнению, народ не может быть механической силой государства. Он всегда является живой стихией, в то время как государство является лишь опреде­ленной формой, которая оживляется народными стремлениями. Большое значение для разрешения поставленной проблемы имеет труд Н.Костомарова «Две русские народности». В ней впервые встречается научное осмысление теории национального характера через серию глубоких зарисовок из народоведения, которые пода­ются в соответствующей системе фундаментальных знаний о на­циональном характере, психологии, мировоззрении украинского и русского народов, намечают методологические подходы к изуче­нию историко-культурного опыта, великих духовных традиций. Он подчеркивает стремление украинцев к свободе, преимущество ин­дивидуального над коллективным, а также желание создать добро­вольные союзы, «федерации». Н.Костомаров отмечает, что укра­инцы по-иному относятся к иноземцам, потому что они «привыкли с незапамятных времен слышать у себя чужой язык и не сторонить­ся людей с иными лицами и с иными обычаями».

Формирование реалистичной государственной политики требу­ет не только определений соответствующих отличий украинского народа от представителей иных славянских народов, но и учета эт­нопсихологических особенностей представителей разных регионов Украины. Эти отличия имеют исторический характер, связанный с различными влияниями во время становления украинской нации. Можно выделить две тенденции, которые сопровождали украин­ский народ в процессе его развития: с одной стороны - укрепление национального единства, а с другой - определенные различия в психике, культуре, политическом и экономическом образах жизни. Эти тенденции можно проиллюстрировать историческими данны­ми: Левобережная Украина присоединилась к Российской империи в 1654 г., Правобережная - в 1794 г., а Галиция - лишь в 1939 г., что, конечно же, повлекло за собой формирование другой ментально­сте, а вследствие этого и различные представления относительно будущего украинского государства. На протяжении веков Галиция относилась к иному государству, к иной церкви, чем остальные ре­гионы Украины, и жила под другими (в основном польскими и не­мецкими) культурными влияниями. По этому поводу Н.Грушевс­кий отмечал, что если бы Галиция и Великая Украина не заботи­лись каждая о сближении, а пошли своим путем, то за 20-30 лет они образовали бы две различные национальности на единой этни­ческой основе. В качестве примера можно привести сербов и хор­ватов - две части сербского племени, которые вследствие полити­ческих, культурных и религиозных обстоятельств разошлись к но­вому обособлению. Удачную характеристику психологическим от­личиям в самом украинском этносе приводит В.А.Потульницкий в работе «Теория украинской политологии». Надднепровцы - это в основном люди восточноевропейской культуры и сознания. Хотя они и отличаются от россиян, тем не менее с последними их объе­диняет очень многое: общность исторической судьбы, войны, тра­гедии и победы, религия и культура, поскольку 10-12 и 7-8 поколе­ний украинцев, соответственно на Левобережной и Правобережной Украине, формировались вместе с россиянами и в составе россий­ского государства.

Современное поколение галичан, жизнь дедов и даже юность отцов которых проходили в составе Польского и Австро-Венгерс­кого государств, хотя и проживало в СССР, тем не менее его миро­воззрение генетически формировалось и равнялось на западноев­ропейскую - австро-венгерскую и польскую культуры, обычаи и традиции. Галичане прошли многовековую ассимиляцию и выра­ботали даже типично западноевропейские, но с украинским подхо­дом, культурные, религиозные и бытовые традиции. Но, несмотря на отличия, Восточная и Западная Украина имеют много общего, что позволяет сделать вывод о жизнеспособности украинской на­ции. Исследователей в вопросе этнополитики интересуют как об­щие черты, так и неповторимые особенности различных этносов. Рассмотрим этнополитические характеристики украинского наро­да. Среди этих характеристик следует назвать, прежде всего, высо­кую религиозность всех слоев населения Галиции. На иных терри­ториях Украины активное влияние на население имела так назы­ваемая классовая мораль. Вместе с тем общечеловеческая мораль на всей Украине сохранилась благодаря укоренившимся народным традициям. Другой отличительной чертой этнополитических, пси­хологических характеристик населения Западной и Восточной Ук­раины является индивидуализм галичан, в противоположность коллективизму надднепровцев, которые формировались под влия­нием польской буржуазной и советской политики, а также домини­рование сельского или же городского образа жизни в этих регионах. Достаточно интересно с геополитической точки зрения объяснял индивидуализм своих земляков академик С.Рудницкий, который считал, что лесной характер территории Западной Украины суще­ственным образом повлиял и на ее внутреннюю историю, посколь­ку лес усложнял, разрознивал населения на группы, а в целом такие условия способствовали политическому и экономическому парти­куляризму. Взамен у населения надцнепровской Украины, и прежде всего украинской интеллигенции, которая в подавляющем боль­шинстве была крестьянской по происхождению и потому отдавала предпочтение социальному освобождению, а не национальному, исторически выработались анархизм, радикализм и народничество, вера в «доброго и умного хозяина», который наведет порядок и освободит народ.

Слабой стороной галицкой элиты было отсутствие собственно­го опыта государственного руководства, поскольку со времен Польского владычества она вообще не допускалась к власти, а в условиях СССР руководящие должности в Галиции, на которых ре­шались основные экономические и политические вопросы, предос­тавлялись россиянам или надднепровцам. Отсутствие центрально­го руководства государством, которое способно осуществлять по­литику, отражающую интересы всего края, а не отдельных его час­тей, координировать усилие местных политических и обществен­ных организаций, армии и т.д. было наряду с внешними факторами одной из основных причин поражения ЗУНР.

Несмотря на отличия, анализ этнополитических и этнопсихоло­гических характеристик надцнепровцев и галичан позволяет сде­лать вывод, что народные основы в Надцнепровской Украине и Галиции очень близки.

Осознание всеми украинцами своего этнического типа особенно ярко проявляется при сравнениях их с россиянами, поляками или белорусами. Тогда то, что их объединяет, приобретает особенно вы­разительные формы, в определенной мере нивелируя отличия.

Выдающийся украинский философ Д.Чижевский выделяет ха­рактерные особенности славян,и украинцев, в частности он счита­ет, что украинцы склонны к безграничному увлечению, однако по­сле первой неудачи отказываются от веры в возможности оконча­тельного успеха и так же быстро переходят к состоянию полного отчаяния. По мнению ученого, эта черта характера является ре­зультатом чувствительного, а не рационального мышления укра­инца, колебаний-чувствительной жизни между противоположными экстремалями, что препятствует поддержке внутреннего порядка и стабильности, тормозит процесс систематизации мышления и дела.

Наконец, те катастрофы, которые испытал украинский народ в своем историческом развитии, сформировали в его характере та­кую распространенную черту, как замкнутость. Эта черта вытекает из бурной истории Украины, по которой прошлись на протяжении столетий различные военные силы. Выражать свое истинное мне­ние перед ними было всегда опасно.

Давая психологическую характеристику украинскому народу в целом, следует в первую очередь вьщелить среди присущих ему черт чувства собственного достоинства и уважения достоинства других, склонность к определенным внешним формам, которые традицион­но сложились, так называемым «законным вещам» (этикет, любовь к чистоте, порядку, красоте жизни). Эти черты приближают украин­цев к западноевропейской культуре - кое в чем к германцам, с их со­лидностью, деловитостью, любовью к комфорту, порядку, чистоте; кое в чем к романской культуре - тягой к форме, элегантностью, же­ланием внести во все красоту, осветить ею каждую сферу жизни, во­обще светлым и радостным взглядом на жизнь.

Вместе с тем, анализируя присущие украинскому народу черты, нельзя не заметить и отрицательную сторону его характера. К по­ложительным чертам и качествам украинского народа относят це­лостность, стихийную гармонию, высокую красоту быта, глубокую врожденную логичность мысли, высокие культурные и социальные истины, гуманный характер и тонкое этическое чувство, стремле­ние к справедливости. А среди темных сторон украинской народ­ной жизни проявили себя низкий уровень образования, культурного и политического воспитания, слабость национального инстинкта и национального чувства. Упомянутые качества объясняются тем, что господство российского, польского и австрийского государств на украинских землях, развивая силу протеста, анархические ин­стинкты, ослабили инстинкт организации. Со всеми этими факто­рами необходимо считаться при проведении государственной по­литики, во время прогнозирования будущей этнополитической си­туации в Украине. Внимание этнопсихологов в наше время должно быть сконцентрировано на общих чертах различных этносов Ук­раины, что помогает создаватьчвзвешенные программы государст­венного развития. Отличия регионов нашей страны необходимо учитывать, но направлять их в общенациональное русло. Демокра­тическая этнополитика украинского государства должна и далее быть фактором стабильности в обществе. Для этого необходимо придерживаться соответствующих принципов взаимодействия го­сударства, нации, этнических групп и личности. К таким принципам относят: научность, самоопределение народов, гармоничное соче­тание интересов наций, этносов и общечеловеческих ценностей, уважение прав и свобод национальных меньшинств, преодоление конфликтных ситуаций политическим путем.

Необходимо отметить, что на сегодняшний день Украина из­брала демократические ориентиры для развития своей этнонацио­нальиой модели, о чем свидетельствует принятая в 1996 г. Консти­туция, которая предоставила всем народам нашего государства равные права. Сейчас можно констатировать то, что Украина, по классификации Дж.Ротшильда, репрезентирует по основным пара­метрам этнонациональную модель «перекрестной сетки». Такая конструкция позволяет различным элементам системы активно взаимодействовать и влиять друг на друга, при этом каждая этни­ческая группа выполняет определенный объем социально-поли­тических функций в различных направлениях. Следовательно, вы­шеуказанная модель позволяет в определенной мере выдвинуть на первый план не столько этнические характеристики, сколько ста­тусно-профессиональные показатели. Это наиболее распростра­ненная этнонациональная модель в постиндустриальном мире, по­зволяющая избежать межгрупповой вражды на почве национально­го унижения или этнополитического распределения труда. Но нуж­но отметить, что и при этой модели возможно этническое напря­жение в связи с тем, что представители различных этнонациональ-ных групп, занятых в одних социально-экономических секторах, конкурируют между собой. Практика создания государства показа­ла, что даже такая модель не гарантирует автоматически равного представительства этнонациональных групп в политических орга­низациях, органах власти, как и их имущественного равенства. Все это создает определенный психологический дисбаланс в обществе. В то же время этнонациональная модель «перекрестной сетки» наиболее четко соответствует демократическому строю нашего государства, когда этнические и национальные характеристики не противопоставляются понятию «гражданин», а органично допол­няют его.

Таким образом, украинская государственность в наше время базируется на этнонациональном единстве и согласии, на демокра­тических принципах, заложенных в основных правовых документах.

Вопросы для самоконтроля

1. Понятие менталитета народа.

2. Особенности развития украинского народа.

3. Основные этнические характеристики украинцев.

СОВРЕМЕННЫЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ЭТНИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ УКРАИНЫ

Актом провозглашения независимости от 24 августа 1991 г. на­чался новый этап в развитии Украинского государства. Являясь многонациональным государством, в котором живет более 100 эт­нических меньшинств, Украина столкнулась со всеми характерны­ми трудностями переходного периода, когда резко обостряются межэтнические и национальные отношения. Однако, благодаря разумному решению этих проблем и взвешенной политике, осуще­ствляемой Президентом страны и Верховным Советом Украины, в государстве не случилось ни единого этнического конфликта, хотя существуют конкретные условия их возникновения. Основными очагами являлись Крым, юг Украины, западные области.

Этнический конфликт как феномен широко используется в орга­низации политических и общественных движений, в создании массо­вых беспорядков, сепаратистских выступлений, которые приводят к гражданской войне. Если в обществе нет механизмов регулирования межэтнических отношений, то непременно в нем возникает насилие и эскалация этого насилия. В период экономического спада и соци­ального кризиса этнический образ используется различными силами с негативной стороны, когда все неудачи и беды ставятся в вину дру­гому этносу и при этом разжигается национализм и шовинизм. Стремясь к захвату политической власти, лидеры этих движений об­виняют, прежде всего, центральное руководство государства. Но именно государственная мудрость в организации внутриполитиче­ской жизни и межгосударственных отношений, закрепленных в Кон­ституции страны, принятой пятой сессией Верховного Совета Ук­раины от 28 июня 1996 г., позволяет умело разрешать эти вопросы в пределах мирного регулирования, в отличие от аналогичных процес­сов, которые протекают в соседних многонациональных государст­вах, таких как Россия, Югославия, республиках Кавказа, где эти во­просы решаются в кровопролитном противостоянии.

В организации национальной политики особое место занимает понятие этнонационального образа, который является одним из атрибутов этнической культуры, что сохраняет в памяти народа эмоционально-экспрессивные чувства о прошлом, покорность, бес­правность, зависимость от более сильного этнического образова­ния. Этнический образ имеет свое отражение в литературе, исто­рии, песнях. Это особо ярко выражено у тех народов, которые ранее находились в господствующем положении, а потом в силу полити­ческих обстоятельств стали находиться в роли подчиненных.

Из положений, высказываемых этнологами, следует, что, какую бы форму принуждения не использовала доминирующая националь­ность относительно меньшинства, этнический образ становится ат­рибутом ущемленной национальности. Это усиливается тем, что культура доминирующей нации несет элементы неприемлемого от­ношения к этническому самосознанию других народов, подавления этнокультурного наследия, игнорирования этносоциального аспекта.

Такое положение является основой разжигания национализма, этноцентристских движений и межнациональных конфликтов. В период экономического спада и социального кризиса этнический образ может играть отрицательную роль, когда вину в неурядицах жизни перекладывают на иной этнос, формируя при этом из него внутреннего врага.

Длительное совместное проживание различных этнических об­разований ведет к общности во всех атрибутах этноса. Наиболее консервативным элементом этнического образования является язык. Всегда господствующий этнос стремится обязать знанию своего языка, что во многом является правильным положением. Такие требования, обусловленные существенным экономическим превосходством, вполне оправданы. Но, как отметил Эзра Паунд, «вся мудрость человечества не может принадлежать какому-то од­ному языку, и никакой язык не способен выразить все формы и проявления нашего разума».

.Стремления обособиться в языке, вероисповедании не могут остановить единые экономические процессы организации произ­водства, единую систему научного пространства, не могут повли­ять на общность терминологических понятий, единой культуры организации развитого производства.

Кризис переходного периода, резкий спад производства приво­дит к естественному результату, когда при распределении общест­венного продукта остаются лишние люди. Начинаются социальные возмущения, которые приводят к объединению недовольных людей, и в данном случае общность языка, религии сближает этих людей. Если на пути этих объединений не стоят определенные препятствия, то следующим этапом является социальное объединение, которое не ограничивается языковыми и религиозными противоречиями.

В Украине окончательно еще не сформирована целостная концеп­ция государственной этнической политики. Укрепление и поддержка стабильного положения в совместной жизнедеятельности требуют скорейшего создания концепции и программы государственной этно-национальной политики с последующим утверждением ее Верховным Советом. Отсутствие такого документа лишает центральные и мест­ные органы власти конкретной направленности в осуществлении на­ционально-этнической политики. Это создает условия для порожде­ния сепаратистских и других антигосударственных направленностей дестабилизации, которая основывается на межэтнических неприязнях. Отдельные политические круги широко используют это положение с целью достижения своих корыстных целей.

Государственная политика Украины в области межэтнических отношений имеет определенные исторические корни. Еще в годы Украинской Народной Республики Центральною Радою был принят Закон о Национально-Персональной Автономии меньшинств Ук­раины, который практически вошел отдельным разделом «Нацио­нальные Союзы» в Конституцию Украинской Народной Республики (Устав о государственном устройстве прав и свобод Украинской На­родной Республики). В десяти статьях этого раздела предусматрива­лось, что каждая из населяющих Украину «наций» имеет право в пределах государства на национально-персональную автономию, то есть право на самостоятельное устройство своего национального быта, что осуществляется через органы Национального Союза, власть которого распространяется на всех его членов, независимо от места проживания на территории республики. Однако в этот Устав вносились определенные поправки, которые связывались с числен­ностью каждой «нации». Эти требования сводились к тому, чтобы минимальная ее численность составляла не менее 10 ООО человек.

Украине известен и опыт национально-административного районирования. Так, в начале 20-х гг. в Украине осуществлялась реформа административно-территориального деления. Однако в ходе районирования в 1922-1923 jr. этнический состав практически не учитывался.

Созданию «национальных» административно-территориальных делений способствовало предоставление этнонациональным мень­шинствам ряда важных льгот в деле местного самоуправления, особенно на этапе его становления. Минимальная норма численно­сти населения для организации обычных административных рай­онов должна составлять 25 ООО человек, для национальных админи­стративных районов численность снижается до 10 ООО человек, на­циональных сельских Советов - до 500 человек.

Опыт Украины 20-х гг. свидетельствует о необходимости ми­нимального количества проживающего компактно населения для организации административного центра.

Сегодня в Украине не существует национальных администра­тивно-территориальных единиц, что можно считать вполне поло­жительным фактом. В условиях экономического кризиса, сложного процесса возрождения украинского языка проявление отдельных местных сепаратистских тенденций и внешних попыток поставить под сомнение территориальную целостность державы, неруши­мость ее границ, введение института национальных администра­тивно-территориальных единиц не только не способствовало бы равноправному участию всех граждан независимо от национально­сти в решении политических, экономических, социальных вопросов, а напротив, создавало дополнительное напряжение. В то же время наиболее важной формой реализации прав национальных мень­шинств должно стать их участие в деятельности органов местного и регионального самоуправления, активное внедрение в жизнь ин­тересов этнично однородного населения, которое проживает ком­пактно.

Правовые основы для этой деятельности заложены в ст.5 Зако­на Украины «О национальных меньшинствах в Украине». Широкие возможности путей и методов защиты прав национальных мень­шинств открываются через дальнейшее развитие судебной систе­мы, усиление независимости судебной ветви государственной вла­сти, основы которой заложены в концепции судебной реформы в Украине. Однако реализация этой реформы идет крайне медленно. Тем не менее в государстве отмечается позитивная ситуация отно­сительно обеспечения прав национальных меньшинств. Следует отметить, что в реализации прав национальных меньшинств необ­ходимо учитывать ряд объективных законов самоорганизации эт­нических образований. Этнические группы не являются вечными категориями. Они возникают, развиваются и в зависимости от конкретных условий могут ассимилироваться в других этносах. Од­ним из необходимых условий сохранности этнических групп и на­циональных меньшинств является их численность и компактность проживания. За пределами такой границы происходит естествен­ное растворение этноса вплоть до полной ассимиляции среди ок­ружающих национальностей. Именно в таком состоянии сегодня находятся коренные народности Крыма, такие как караимы и крымчаки, численность которых продолжает уменьшаться.

К сожалению, в Украине существуют конфликтно небезопасные точки, хотя в них и действуют национально-этнические законода­тельства. Перспективным подходом в разрешении этих вопросов является активизация деятельности Комитета Украины в делах национальностей и иммиграции.

Проблема национальных меньшинств и ее разрешение являет­ся глобальной. В международных договорах приводится большое количество определений самого понятия меньшинства, междуна­родные суды выработали собственные определения, в ООН орга­низованы специальные исследования этого вопроса. В 1977 г. в подкомиссии по упреждению дискриминации и защите меньшинств было сформулировано определение меньшинств для реализации ст.27 Пакта о гражданских и политических прав: «Группа, которая по своей численности уступает основной численности населения государства и.не занимает господствующего положения, члены ко­торой - граждане этого государства - имеют этнические, религиоз­ные или языковые черты, отличающиеся от основного населения, и которые проявляют солидарность, направленную на сохранение своей культуры, традиций, религий или языка».

Однако данное определение, которое было сформулировано М.Ф. Капоторти, имеет целый ряд существенных недостатков. Во-первых, это ограничение статуса меньшинств «гражданством госу­дарства», что исключает рабочих эмигрантов, а также лиц, не имеющих гражданства.

Во-вторых, определяет присутствие у меньшинств общих «эт-ничных, религиозных и языковых черт», не учитывает иных общих интересов, которые могут проявляться как объединяющий фактор.

Утверждение о том, что меньшинство должно по своей числен­ности уступать основному населению государства, иногда противо­речит действительности.

Существует масса определений понятий меньшинств. Так, в не­правительственной группе о правах меньшинств в определении уде­ляется основное внимание присутствию политической власти. Со­гласно этому положению, меньшинства определяются как «какая-либо расовая, племенная, языковая, религиозная, кастовая или нацио­нальная группа в рамках отдельного национального государства, ко­торая не управляет политическим механизмом этого государства».

Подобного рода определения неоднократно пересматривались и изменялись. В 1985 г. было сформулировано понятие меньшинств Ж. Дежене для комиссии по правам человека, в котором мень­шинства определяются как «группа граждан государства, которая составляет численное меньшинство и находится в негосподствую­щем положении в государстве, имеет этнические, религиозные или языковые особенности, которые отличаются от большинства насе­ления, имеет чувство солидарности, объединена желанием выжить и целью которой является достижения фактического и юридиче­ского равенства с большинством».

Однако всегда находятся представители международного со­общества, которые не согласны с рядом положений, которые вво­дятся в то или иное определение. Внесение поправок и уточнений приводит к невозможности выработать единое всеобъемлющее определение. Чем многозначнее определение, тем более значи­тельными могут выступать отдельные положения для одних госу­дарств, и совершенно иными они будут для других. Поэтому, охва­тив все признаки, присущие для понятия меньшинств, следует еще учитывать, что важным также является определение их долевой значимости для конкретно рассматриваемых условий.

Трудности в определении понятия «меньшинства» и их прав в общепринятом понимании заключаются в практической невоз­можности их эффективной защиты правовым способом. Все суще­ствующие попытки не дали оптимального определения понятия «меньшинства». Это не было достигнуто и в ходе Хельсинского процесса. Принцип VII Хельсинского Заключительного Акта 1975 г. провозглашает, что «государства-участники, на чьих территориях существуют национальные меньшинства, должны уважать права лиц, которые принадлежат к этим «меньшинствам», обеспечивать равенство перед законом, обеспечивать для них в полном объеме возможности реального пользования правами человека и личной свободой и защищать их законные интересы в этих сферах».

С дополнениями и уточнениями этот документ был подтвер­жден в Мадридском Заключительном Документе 1983 г. и Копенга­генском Документе 1990 г. Однако ни один из этих текстов не объ­яснил и не прояснил концепцию «меньшинств». Документы ОБСЕ устанавливают, что права «национальных меньшинств» требуют защиты «этнических, культурных, языковых и религиозных черт».

Анализ данного вопроса обращает на себя внимание в том, что, приступая к его решению, с первых шагов предполагался положи­тельный однозначный его исход. Однако практика показывает не­состоятельность этого представления. Прежде всего следует отме­тить, что существуют различные стремления национальных мень­шинств: от стремления быть равными и влиться в единую структу­ру жизнедеятельности государства, не испытывая каких-либо ущемлений, до стремления обрести полную независимость и само­стоятельность, равную основному населению государства, и отде­литься как равное политическое образование, что ведет к сепара­тизму и националистическим устремлениям.

Объективный анализ данного положения показывает, что во всех случаях речь идет о стремлении защитить свои интересы, и решающим фактором в этом вопросе является сила их выражения. Поскольку любые интересы имеют конкретную направленность, то процесс отношений между различными национальными образова­ниями, вне зависимости от их принадлежности «меньшинствам» или «большинству», определяется динамическим отношением, ко­торое полностью обусловлено направленностью сталкивающихся сторон и силой проявления их интересов.

Данная проблема была рассмотрена ранее в общей части, где давалась схема переходов форм отношения между двумя сторона­ми в зависимости от силы и направленности их интересов. Имея общую природу развития, эти процессы выражаются в конкретных социально-средовых условиях, определенных историческим ходом развития того или иного государства. Поэтому нельзя стремиться копировать способ разрешения национальных проблем одного го­сударства другим в силу совпадения ряда положений в истории их развития, при этом надо учитывать не только направленность про­цесса, но и исходные и окружающие внешние условия.

Глубоко понимая данное положение вещей, Президент Украи­ны неоднократно подчеркивал, что Украина не может копировать чей-либо путь развития, она имеет свой собственный, которым и будет идти к своему будущему. Правильность такого выбора под­тверждает мирное существование многонационального государст­ва на протяжении всего периода перестройки, несмотря на тяжелое материально-экономическое положение. Спекуляции отдельных политических партий и их лидеров на национальных и этнических интересах населения существенно усложняют достижение основ­ных национальных интересов государства и создают естественные трудности для руководства, которое определяющим фактором в глобальном решении этнонациональной проблемы государства ставит его экономическую и внешнеполитическую стабильность.

Определяющие национальные интересы, которыми руково­дствуется Президент страны и возглавляемое им правительство, заключаются в том, что Украина» должна стать суверенным госу­дарством. Естественно, вхождение Украины в международное со­общество, и, прежде всего, в европейское, не вызывает всеобщего восторга. На этом пути встречались существенные противодейст­вия как внутри государства, так и вне его.

Однако принадлежность Украины к европейским государствам зависит не от отдельных государств и субъективных желаний поли­тических руководителей, а от объективных факторов.

Сегодня Украина должна утвердиться в регионе и в мире как миролюбивое государство, открытое для сотрудничества. Имея важное геополитическое положение в Европе, Украина должна по­лучить признание не только как новое государство, но и как госу­дарство, которое существенно влияет на безопасность на Европей­ском континенте.

Создание в Украине суверенного государства соответствует и стремлениям построить правовое демократическое государство, поскольку только такое государство может надежно защитить пра­ва человека от преступного мира. Слабое государство, не имеющее прочной опоры в лице своего народа, само становится источником опасности для национальных интересов, так как в случае резкого обострения внутреннего положения и острого противоречия раз­личных политических сил проявляется стремление обратиться за внешней военной помощью, что провоцирует на интервенцию и оккупацию.

Достигая решения этнонационального единства, руководство страны ставит первостепенной задачу создания крепкой экономики и обороноспособности Украины, что позволяет в стратегическом плане более эффективно обеспечить безопасность как государства в целом, так и его членам.

Немаловажным фактором утверждения государственности Ук­раины является возрождение национального духа народа, который становится творцом своей жизни, освобождаясь от страха и гнета. Требуется четко сформулированная идея, объединяющая все наро­ды, которые живут на территории Украины, на основе единства общегосударственных интересов, которые поднимут весь духовно-интеллектуальный потенциал на выполнение долгосрочных про­грамм общенационального значения. Проблема обеспечения на­циональной безопасности диктует необходимость взвешенного подхода, в котором должны учитываться государственное строи­тельство, историческая территория и нация.

Национальные интересы Украины касаются двух сторон - внут­ренних и внешних. Внутренние выступают определяющими, к ним относятся: создание демократического общества; нормальная ор­ганизация экономики; сохранение стабильности в обществе.

Внешние интересы Украины заключаются в сохранении тесных взаимоотношений со странами СНГ и международным сообщест­вом. Общим приоритетом обязаны выступать мир и благополучие людей. От обеспечения жизненно важных интересов народа, безус­ловно, зависит само существование нации. Сохранение территори­альной целостности Украины и ее границ, суверенитета и нацио­нальной государственности, создание системы национальной безо­пасности, национальных Вооруженных сил, Национальной гвардии, создание золотого и валютного фондов, собственной валюты, ди­пломатических и таможенных служб, структур внутренней безопас­ности, стратегического планирования, военной внешнеполитиче­ской и научно-технической разведки, а также интеграция Украины в систему региональной и глобальной безопасности, осуществление программ ликвидации последствий чернобыльской катастрофы и соз­дание системы ядерной безопасности - этот перечень вопросов явля­ется первостепенным в дальнейшем развитии нашего государства.

Стратегические интересы имеют долгосрочный характер в со­ответствии с выбранным курсом развития государства.

Оперативные интересы выступают, способом внедрения в жизнь стратегических заданий.

Тактические интересы являются краткосрочными и исчезают с решением оперативных интересов, выступая способом их разрешения.

Все эти формы находят свое отражение в решении националь­ных интересов граждан Украины, как комплекса общих социально-экономических, политических и духовно-культурных интересов.

Создание современной нации касается, прежде всего, построе­ния общества, где все этнические общности имеют объективно одинаковые возможности для самосохранения и развития, где все граждане имеют одинаковые фактические права и единый нацио-ноним. Однако это верно только в гражданско-политическом и го­сударственно-административном смысле, а не в этническом.

Украинский народ сегодня состоит более чем из 100 этнических общностей и все еще формируется как целостность. Политический состав населения Украины не является феноменом в образовании многонационального государства, но тем не менее имеет свой ис­торический путь развития и становления, что требует более все­стороннего и глубокого освещения в средствах массовой информа­ции, пропаганде идей интернационализации, с одной стороны, и сохранения этнонациональных достижений каждого народа на всем пути его исторического развития, с другой. Только такой путь по­зволит объединить все население Украины в единый национоним.

Этнополитическая ситуация в Украине остается очень сложной и противоречивой. С одной стороны, происходит консолидация под национальной идеей, а с другой - нарастает противоречие между отдельными группами украинского народа. Имеют место разно­гласия на почве религиозных убеждений. В самой христианской среде образовалась Украинская православная церковь - Киевского Патриарха, Украинская православная церковь - Московского пат­риархата, Украинская автокефальная церковь, римско-католи­ческая и греко-католическая. Нет единства и в других религиозных образованиях.

Не достигнуто полного и окончательного взаимопонимания на почве лингвистических отношений между украино- и русскоязыч­ным частями населения украинского народа.

Повышенная активность этнических групп имеет крайнюю не­однородность как во внешнем мире, так и во внутреннем своем проявлении. Движение ряда национальностей преследует чисто политические цели. В частности, крымские татары ставят целью восстановление национальной государственности. Значительная часть русского населения добивается признания русского языка го­сударственным языком, с ними солидарны русскоязычные украин­цы. Большая часть этнических групп стремится возродить свой язык, литературу, культурные памятники. И хотя Украинское госу­дарство способствует возрождению этнической культуры, пробле­мы остаются.

Несмотря на столь бурное развитие этнополитической ситуа­ции, последняя остается без острых конфликтов, которые сопрово­ждались бы насилием. Заслуга в этом принадлежит гибкой полити­ке государственного руководства Украины.

Важную роль в этом вопросе играет Закон Украины «О нацио­нальных меньшинствах в Украине».

Ряд этнополитических проблем возникает в результате особен­ностей этнополитического пространства Украины и базируется на этнорегиональных различиях.

Наиболее острой среди них является проблема Крыма. Суть проблемы заключается в стремлении получить большую экономи­ческую и культурную самостоятельность региона, что приводит к нарушениям баланса взаимоотношений с центром, например, в распоряжении бюджетом, в компетенции местного управления, в кадровой политике, что иногда приводит к обострению между раз­личными национальностями.

Из разных источников следует, что на территорию Крыма вер­нулось свыше 250 тысяч крымских татар и еще почти 250 тысяч ос­тается за пределами автономии. Украина в настоящее время явля­ется единственным государством в СНГ, которое финансирует программу возвращения крымских татар в Крым. Обращение Ук­раины к России, Узбекистану и Таджикистану взять участие в фи­нансировании программы переселения из их территории татарско­го населения остается безответным.

Решая самостоятельно проблему переселенцев, Украина сис­тематически планово выделяет миллиарды рублей, хотя аналогич­ная проблема в Югославии решается мировым сообществом.

В свою очередь, крымские татары стремятся достигнуть себя как самостоятельную политическую силу, которая определяла бы жизнь в Крыму. Этнополитических и геостратегических проблем, связанных с судьбой Крыма, достаточно много. Однако во всем цивилизованном мире проблемы национальных меньшинств и ко­ренных народов решаются не путем этнической государственности а на основе их внутреннего самоуправления, на базе защиты ппав человека, какой бы национальности он ни был.

Периодически предпринимаются попытки провокаций пробле­мы «Донецко-Криворожской республики», «Новоросов», Закарпат­ской Руси. Определенную роль в этих провокациях играют внешние силы, о чем свидетельствует активное участие в различных сепара­тистских движениях представителей России, Словакии. Активность внешних и- внутренних реакционных сил существенно тормозит становление украинской нации и требует особого внимания для освещения истинного положения дел через средства массовой ин­формации, которые обязаны формировать государственную идею, объединяя страну для ее скорейшего достижения. Это особенно важно для мобилизации усилий всего народа по возрождению эконо­мики, созданию в стране обстановки взаимопонимания и согласия.

Повышение значимости идеологической работы всегда явля­лось средством борьбы за национальное единство и государствен­ное устройство любой державы. В этом вопросе этнопсихология является важным средством в целенаправленном формировании общественного мнения, общенациональной идеи и Украинского государства в целом.

Вопросы для самоконтроля

1. Дата провозглашения государственной независимости Украины.

1. Дата принятия Верховным Советом Украины Конституции Украины.

2. Этнонациональный образ и его основные характеристики.

3. Использование этноцентристских стремлений в политической борьбе.

5. Исторические основы государственной политики Украины в области межэтнических отношений.

6. Подходы в разрешении этнонационалъных вопросов в Украине.

6. «Национальные меньшинства» как глобальная международная проблема.

8. Разрешимость вопроса «национальных меньшинств» как динамической проблемы.

9. Возможность однозначного определения «национальные меньшинства».

10. Международные организации в решении вопроса о «национальных меньшинствах».

10. Стратегические задачи государства в решении этнонациональной проблемы.

10. Внутренние и внешние условия, влияющие на решение националь­ных интересов Украины.

11. Смысл понятия «национоним» и его развитие в Украине.