2 Уотте

34

ПСИХОТЕРАПИЯ. ВОСТОК И ЗАПАД

совершил абсолютно независимое открытие, обнаруживает, что другие люди в то же самое время пришли к такому же решению проблемы. Как иногда говорят ученые, поле исследования расширилось настолько, что отдельное откры­тие может вполне естественно совершиться одновременно в нескольких местах.*

Если мы теперь обратимся к такому общественному явлению, как язык, или к словесной сети координат, мы легко найдем способы отторжения организма от окружаю­щей среды и элементов окружающей среды друг от друга. Языки с преобладанием таких частей речи, как глаголы и существительные, обычно переводят то, что происходит в мире, в отдельные вещи (существительные) и действия (глаголы), а те, в свою очередь, «имеют» характеристики (прилагательные и наречия), более или менее отделимые от них. Все подобные языки представляют мир как совокуп­ность отдельных элементов. Недостатком подобных сетей является то, что они скрывают или игнорируют (или подавляют) взаимосвязь между элементами. Вот почему так трудно найти слова для описания таких полей, как «организм — окружающая среда». Так, например, когда рассматривается человеческое тело и его органы привязыва­ются к существительным, мы оказываемся перед опасностью со стороны механической сверхспециализированной меди­цины и хирургии, которые своим вмешательством могут нарушить баланс в организме, а это приведет к непредска­зуемым «эффектам» во всей системе. Но как поступить хирургу, если ему необходимо удалить пораженную раком щитовидную железу? Подобные опасности возникают почти во всех сферах человеческой жизнедеятельности.

Давайте предположим, что социальная группа А враж­дует с группой Б. Б, периодически атакуя А, регулирует жизнедеятельность членов А и их численность. Но группа А считает свою точку зрения верной, а точку зрения Б — неверной, и так как они непримиримы, то действительная услуга, которую Б оказывает А, игнорируется. И настает тот час, когда А мобилизует все свои силы и или уничтожает Б,

* К примеру, я как «независимый философ»- не мог бы подтвердить свою независимость. «Мои» идеи невозможно выделить из того, что Нортроп Фрау называет «порядком слов», то есть из общего поля литературного теиста.

..

ОБЩЕСТВО И ПСИХИКА

или делает Б неспособным к дальнейшим атакам. Тогда А оказывается перед опасностью самоуничтожения или истощения из-за отсутствия «тонуса». Существующая система ценностей сделала невозможным понимание того, что враг может быть другом, а война — сотрудничеством. Очевидно, что подобные отношения существуют и между пороком и добродетелью. На это часто обращали внимание, но общество считает недостойным воспринимать это серьезно. Лао Цзы говорил: «Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга».* Это так просто, но именно это и не признается! Разумеется, мы можем избавиться от таких отдельных недостатков, как преследование евреев, детский труд или проказа, но в конечном итоге общее ощущение жизни останется тем же. Другими словами, температура замерзания и закипания наших эмоций остается неизменной, независимо от того, измеряется ли она по шкале Цельсия или Фаренгейта. В то же время, борьба между добро­детелью и пороком может оставаться столь же важной, как и сражение между группой А и группой Б. Видеть это — значит понимать, что борьба есть игра.

Любая классификация требует деления мира. Как только появляется класс, появляется принадлежащее и не принадлежащее ему. Внутри и вне, Да и Нет определенно исключают друг друга. Они формально противопос­тавляются, как группа А и враждебная ей группа Б, хорошее и плохое, добродетель и порок. Разделение между ними выглядит столь же четким, как между телом и пространством, телом и его тенью. Следовательно, разде­ление, различие — это то, что мы замечаем, что соответ­ствует языковому описанию, и так как это обозначено и выяснено, оно признается сознанием и не подавляется. Но есть также и кое-что незамеченное и проигнорированное, что не соответствует языковому описанию и по причине необозначенности и невыясненности является подсоз­нательным и подавляется.

Значит, внешнее и внутреннее связаны между собой, и нельзя отделить одно от другого. «Бытие и небытие порождают друг друга». Во вражде скрыта дружба, в

* Лао Цзы. Дао де Цзин // Древнекитайская философия. Т. 1.— М.: Мысль, 1972. - С. 115.

36

ПСИХОТЕРАПИЯ. ВОСТОК И ЗАПАД

ОВЩЕСТВО И ПСИХИКА

серьезном — шутка, под разделением личности и мира скрыта система поля. В этой системе любое внутреннее событие имеет свое внешнее выражение, любой внешний взрыв оказывается внутренним взрывом, внешний контур имеет внутреннюю проекцию, причем все это взаимозави­симо и происходит одновременно, так что никогда нельзя сказать, с какой стороны исходит инициатива. Личность не больше влияет на мир, чем мир — на личность. Причина и следствие оказываются неотъемлемыми частями одного и того же события.

Консерватизм языка успешно скрывает всю полноту картины, поэтому подобная точка зрения в науках о поведении человека существует лишь как гипотеза, хотя физика подтверждает такую взаимозависимость. Возможно, это связано с тем, что намного легче описывать чистый процесс и систему математически, нежели словами — со всеми этими подлежащими и сказуемыми, существительными и глаголами, с действиями и действующими лицами. Но мы еще не овладели методом математического описания челове­ческого поведения. Хотя не так уж трудно представить себе язык, который мог бы описать все, чем человек «является» и что он делает, как процесс. Ведь можем же мы говорить о зданиях как о жилье, не чувствуя необходимости выяснять, что такое жилье. Не думаю, что такой язык обеднел бы; по крайней мере не больше, чем обеднели науки, отказавшись от таких туманных понятий, как эфир, жизненная сила, флогистон или планетарные сферы. Напротив, язык обогатился бы, облегчив для нас понимание связей, о которых наши современные языки умалчивают. Описывая мир как динамическую систему, мы поняли бы, что секрет того, что же является объектом, а что субъектом действия, что причиной, а что следствием, так же прост, как отношения между вогнутой и выпуклой частями кривой. Какая из них первична?

Более того, трудность состоит не только в том, чтобы найти язык, но и в преодолении социального противодей­ствия. Будет ли действительно признано, что наша игра несерьезна, что враги являются друзьями и что добро прорастает во зле? Кажется, будто общество тайно услови­лось скрывать это из боязни, что иначе борьба прекратится. Ведь если эти противоположности не разделены и не

антагонистичны, какова может быть мотивация для созида­тельной борьбы между ними? Если человек не находится в состоянии борьбы с природой, что явится стимулом для технического прогресса? Представьте себе реакцию христиан на идею, что за кулисами Бог и Дьявол были ближайшими друзьями, но приняли разные стороны, дабы инсценировать величайшую космическую игру? Хотя, вероятно, во времена написания Книги Иова дела обстояли именно так, так как в ней Сатана — просто адвокат в Небесном суде, столь же преданный слуга суда, как и advocatus diaboli в Ватикане.* Но если человек является действующей системой, а не действующим лицом, и если личность и мир действуют согласованно, то есть действие не исходит изначально ни от одного из них, возникает проблема: кого же обвинять, когда что-то не ладится? Может ли в таком случае полиция, проводя следствие, задавать вопрос: «Кто начал это?» Условие, что личность — это ответственное независимое действующее лицо, является основным почти для всех наших социальных и правовых структур. Принятие этой роли и соответствие ей является главным критерием нор­мальной психики, и нам кажется, что, если кто-то сведен к простым действиям и реакциям, он является лишь бездушным механизмом. Конечно, на первый взгляд эта вселенная чистой активности внушает страх, ибо кажется, что не существует места, где можно что-либо начать, принять решение. Вполне вероятно, что скольжение по этому пути может вызвать психический срыв, так как индивид может осознать, что он потерял контроль над всем и не может больше надеяться на согласованность своего и чужого поведения. Но если бы на первом месте было понимание того, что это обычный порядок вещей, то такой опыт не лишал бы человека присутствия духа. Практически, как только человек привыкает к этой мысли и перестает ее бояться, он продолжает вести себя так же рационально, как и прежде, — но с чувством огромного облегчения.

Такая позиция человека — я не говорю сейчас об ее моральном и этическом значении — имеет те же преиму­щества над обычным взглядом, что и Солнечная система

* Кстати, читая строки о Тайной Вечере, я не мог избавиться от впечатления, что Иисус приказал Иуде предать его.