Институцион.экономика / NIElec

Например, исполнитель понимает, что заказчику нужно покрасить дом так, чтобы с него не сходила краска, чтобы он выглядел красиво. Однако в контракте у него лишь записано, что он должен покрасить дом в красный цвет. И если у него нет стимулов вести себя честно (если ему не дорого его доброе имя, если он находится в этом городе временно и не собирается предлагать здесь свои услуги еще кому-либо в будущем), то возникает классическая ситуация моральной угрозы. Тогда исполнитель будет четко выполнять то, что записано в контракте, и покрасит дом один раз в красный цвет.

Другой пример. В контракте заводского рабочего четко зафиксировано, что он должен приходить на работу в 9.00 и уходить в 18.00. Зачастую такой рабочий старается прийти на работу вовремя, часто бежит к проходной, чтобы отметить свой приход не позднее 9.00, но когда он уже попал на территорию завода, больше его ничего не волнует, остальное ему безразлично.

Это обычное поведение людей, которые минимизируют свои затраты в постконтрактный период. С таким поведением регулярно сталкиваются и партнеры в торговых сделках, и организации. Это и есть моральная угроза. Главное, что формально контракт исполняется, придраться не к чему. Ни один суд не удовлетворит ваш иск к партнеру, ибо тот исполнил свой контракт целиком. Виноваты вы, так как не прописали контракт до конца. Однако контракт до конца прописать нельзя, и в этом глобальная проблема институциональной экономики применительно к контрактам.

Во-вторых, это ограниченность возможностей мониторинга - причина более стандартная,

связанная с той же ограниченной рациональностью и неполнотой информации, но еще и с затратностью мониторинговой информации.

При неадекватном оппортунистическом поведении вашего партнера, который прямо попирает условия контракта, у вас не всегда есть возможности для мониторинга. Например, в контракте записано, что сотрудник должен на работе работать. Прямое его отлынивание от работы карается, согласно контракту, увольнением или штрафом. Но у него есть возможность в какой-то момент ускользнуть от мониторинга (от наблюдения). Классический пример: девушка-секретарь, посланная с документами в другой офис, естественно, зайдет по дороге в пару магазинов, а, если офис далеко, то и в кино. На самом деле это moral hazard, который обычно называется fraud. Это попирание условий контракта. Тем не менее, оно не очевидно для людей, занимающихся мониторингом, ибо они не в состоянии приставить надсмотрщика к каждому сотруднику. В противном случае, как говорили Алчиан и Демсец, возникнет «риск нирваны», когда для наблюдения за одним контролером сажают другого, для наблюдения за другим - третьего, и т.д., пока пирамида не обрушится.

Ограниченность возможностей мониторинга за исполнением контракта обусловлена теми же причинами, что и неполнота контракта. Однако здесь формально нарушаются уже сами условия контракта, либо формально зафиксированные, либо содержащиеся в нем имплицитно. Дело в том, что контракт не есть только лист бумаги, на котором он записан. За контрактом стоят некие правовые нормы и механизмы их обеспечения. Иными словами, имплицитной, непрописанной частью контракта является законодательство, и на него можно опираться. Можно опираться и на обычаи, существующие в той или иной местности, если они приводятся в действие насильственно.

В основе как неполноты контракта, так и ограниченности возможностей мониторинга, лежит обычно некомпетентность одной из сторон. В потребительском секторе она практически абсолютна. Классический пример: когда у вас неладно с машиной, вы едете на сервисную станцию, где вам говорят,

101

что нужно менять радиатор, и стоить это будет 500 $. Вы постараетесь каким-то образом оспорить данное предложение или попытаетесь его проверить, обратившись к внешнему эксперту. Однако чаще всего вам просто некогда этим заниматься и вы, скрепя сердце, заплатите требуемую сумму. В огромном большинстве случаев некомпетентность - реальное основание для потери из-за моральной угрозы.

Обобщив определения, данные Эггертсоном, а также Милгромом и Робертсом, можно сказать, что моральная угроза – явление, возникающее при исполнении контрактов, когда деятельность одной из сторон не может быть наблюдаема полностью и поэтому измеряется только по нескольким показателям. Это может побудить агента или контрактную сторону при рыночной сделке пренебречь ненаблюдаемыми аспектами своих обязанностей и сконцентрировать усилия на точном выполнении измеряемых (или, если хотите, вознаграждаемых) параметров контракта.

Заметим, что для субъекта моральной угрозы отклонения от сути его обязательств (в чем и выражены интересы его контрагента) практически всегда очевидны. Он это делает сознательно, пользуясь сложившейся ситуацией и не предоставляя контрагенту информацию о сущности своих действий. Общей чертой ситуаций морального риска является то, что лица, принимающие решения, не несут полной ответственности за свои действия. Они перекладывают ее на плечи своего контрагента или своего принципала, если это агентские отношения. При этом они используют т.н. «зоны безответственности», которые создаются в результате неполноты контрактов или неполноты мониторинга. Можно говорить о зонах безответственности первого и второго рода. Зона безответственности первого рода возникает в результате неполноты контракта. Зона безответственности второго рода возникает в результате слабости мониторинга, т.е. безнаказанного пренебрежения контрактом. Рассмотрим примеры.

Я только что привел пример, как автомобилиста, у которого начались какие-то неполадки с машиной, вынудили на сервисной станции заплатить 500 $ за смену радиатора. Это часто встречающийся, классический пример некомпетентности одной из сторон.

Другой пример из области медицины. В странах с платной медициной врач в платной больнице очень часто увеличивает объем лечения. А там, где медицина бесплатна или оплата труда врачей не зависит от объема оказанных услуг, врач за счет интересов больного, наоборот, сокращает объем лечения. Т.е. различного рода условия воплощаются в абсолютно разных действиях в зависимости от того, что является формальным контрактом и кто - стороной контракта. В наших условиях обман происходит за счет государства, которое врачу платит, а не за счет больного, который страдает как третья сторона.

Еще пример. Рабочий, особенно если он работает не в бригаде, где очень четкая технологическая взаимозависимость, а в одиночку, скрывает время простоев, извлекая из них ту или иную выгоду. Скажем, водитель старается так организовать свой рабочий день, чтобы иметь возможность во время возникающих контрактных «окон» поспать в машине или подработать на ней (последнее в большей степени относится к персональному или служебному водителю).

Водитель, который спит во время рабочего дня, попадает в первую зону, потому что в этом случае нет злостного нарушения условий контракта. Но, если вы запишите в контракте, что водителю во время работы спать нельзя, он попадет во вторую зону. Однако все записать невозможно, да и контракт будет смешон, если вы запишите, что тетю Машу нельзя обижать во время рабочего дня. Водитель же,

102

который подрабатывает, попадает во вторую зону, потому что тем самым он нарушает не явные условия контракта (в трудовом договоре ничего такого не записано), а имплицитные. Он незаконным образом использует не принадлежащую ему собственность для извлечения дохода. Такого рода имплицитные условия контракта исследовались, и в научной литературе есть статьи на эту тему. Люди нередко заключают заведомо неполный контракт, ориентируясь не на официальное вознаграждение, а на «окна», которые он предоставляет.

Все эти примеры характеризуют ненаблюдаемость определенной части деятельности, возникающую по вышеуказанным причинам.

МОРАЛЬНАЯ УГРОЗА В ИНДУСТРИИ СТРАХОВАНИЯ

Термин «moral hazard» возник в индустрии страхования. Кстати, любопытно, что в США самоубийства в течение года практически сходят к 0, а их пик приходится на январь месяц. Дело в том, что американцы - очень рациональные люди даже в суицидном акте. У них годичный или двухгодичный контракт страхования, причем страховые премии возрастают, если прошел полный год. И чтобы родственники смогли полностью получить страховую премию, большинство американцев сводит счеты с жизнью в январе.

Сам страховой контракт по своей сути рассчитан на то, что произойдет некая неприятность. Та же медицинская страховка есть оплата визитов к врачу, если с человеком что-то случается (скажем, он ломает руку). Между прочим, основным моральным риском в медицинском страховании является не то, что люди бросаются с моста, а то, что они в 2-3 раза чаще начинают ходить к врачу, что страховой компании очень невыгодно. Страховая компания просто вынуждена расследовать все случаи, связанные со смертью, пожаром, угоном автомашины, иначе она разорится. Страховые агенты очень внимательно следят, почему и в каких пропорциях происходят те или иные негативные случаи, жестко фиксируя отклоняющееся поведение. Таким образом, в сфере страхования была накоплена огромная статистика - точные цифры затрат в тех или иных случаях, данные по большому числу однообразных сделок. Они стали основой для предельного анализа (для исследования маргинального прироста). Поэтому-то категория моральной угрозы и появилась впервые именно здесь.

Можно выделить три типа моральной угрозы в страховании.

Во-первых, это недобросовестное поведение.

Есть такой анекдот: Смит застраховал дом с утра, днем он у него сгорел, а на следующий день ему пришла страховая премия вместе с письмом от страховой компании: «Уважаемый г-н Смит! Вы застраховали свой дом в 10 утра, а пожар начался только в 16.45. Не могли бы вы объяснить такую разницу во времени»? Классическим анекдотом на эту же тему является анекдот о страховании тещи и последующем взрыве самолета. И т.д. Иными словами, это не просто недобросовестное поведение. Так же, как в азартные игры, люди начинают играть со страховкой. Эти игры более опасны, чем азартные игры в игорном доме, но смокинга, правда, покупать не надо.

Во-вторых, это т.н. «пренебрежение рисками».

В отличие от недобросовестного поведения, оно имеет очень серьезное экономическое значение.

103

Американская статистика достаточно четко показывает, что те, кто арендовал автомобиль со страховкой, в 2-2,5 раза чаще становятся участниками дорожных инцидентов, нежели те, кто арендовал автомобиль, но на страховке сэкономил. Едва ли кто-то специально захотел в кого-то въехать – это очень неприятная ситуация. Кроме того, она невыгодна – даже если автомобиль застрахован, водитель все равно платит какую-то минимальную часть. Скажем, арендуя автомобиль в Голландии, человек страхуется на 5000 гульденов. Сюда входит гражданская ответственность и собственно ответственность за автомобиль. Но он обязательно заплатит 300 гульденов за каждый дорожный инцидент (так его стимулируют проявлять хоть какую-то внимательность). Тем не менее, ситуация везде одинаковая. Дело в том, что, застраховав автомобиль, человек расслабляется - он перестает бояться за автомобиль, зная, что, если он его разобьет, большие деньги будет платить не он сам, а страховая компания.

Эта ситуация в США получила название «Volvo driver problem». Есть понятие страховки, но есть и понятие самого безопасного автомобиля. В США таковым считается семейный автомобиль «Volvo» с его очень осторожным, аккуратным водителем – отсюда термин «Volvo driver». Однако, по вашингтонской статистике, нарушают правила гораздо чаще и попадают в инциденты гораздо чаще именно люди, которые водят не «Pontiac Fire-bird» и не «Chevrolet Camaro», а самый безопасный, самый респектабельно-спокойный «Volvo». В процессе довольно оживленной дискуссии в бихевиаристской и экономической литературе этому явлению дали два объяснения. Первое: человек, купив «Volvo», считает, что он себя обезопасил и может быть менее внимателен на дороге. Второе: «Volvo» покупают самые неопытные водители, которые плохо водят машину и просто боятся ездить.

В-третьих, это эксцессивное, сверхнормативное потребление услуг, оплачиваемых в результате страховки.

О чрезмерно частых визитах к доктору, когда ты не платишь за свое лечение, уже было сказано выше. В США это классический случай moral hazard в страховании. А у нас таковой пример дают бабули, которые регулярно толкутся в поликлинике, будучи застрахованы бесплатной медициной. И эти же бабули копеечки отсчитывают, экономя на кефире!

ДВЕ СФЕРЫ МОРАЛЬНОГО РИСКА Обычно выделяют две сферы морального риска: моральный риск в рыночных трансакциях и

моральный риск в организациях. Рассмотрим их подробнее.

МОРАЛЬНЫЙ РИСК В РЫНОЧНЫХ ТРАНСАКЦИЯХ Я бы назвал две его основных причины.

Первая: сокрытие неявных качеств продаваемого товара. Классический случай здесь -

продажа подержанных автомобилей или даже новых, но с плохим послужным списком. Например, газета «Экстра М» призывает своих читателей покупать «Москвич Святогор», перечисляя какие-то его детали, произведенные в Англии, какие-то – во Франции, но при этом не рассказывая о тех деталях, что произведены на отечественных заводах, и, главное, о тех «золотых» руках, которые их собирали. Иногда восприятие этой рекламы покупателем может быть расценено, как моральный риск.

104

Вторая: недобросовестное распоряжение доверенной собственностью. Подобное случается и в агентских отношениях (т.е. в организациях), и в рыночных. Недобросовестное распоряжение доверенной собственностью делится на:

-излишние траты, которые такое распоряжение доверенной собственностью накладывает на

еевладельца;

-рискованное употребление доверенной собственности, несогласованное с ее владельцем.

Рассмотрим сначала ряд примеров, касающихся излишних трат.

1.Провинциал садится в такси на Курском вокзале и просит побыстрее доставить его на Казанский вокзал, а таксист сначала показывает ему Москву, делая круг по всему Садовому кольцу, и только затем добирается до Казанского вокзала. Налицо типичный случай недобросовестного распоряжения доверенной собственностью - в данном случае временем пассажира, для которого оно в этот момент важнее денег. Но таксист по-другому не может заработать на клиенте и поэтому идет даже на риск, что тот опоздает на поезд. Конечно, условием здесь является некомпетентность клиента.

2.Брокер распоряжается портфелем акций, который ему доверил клиент. В обязанности брокера входит постоянно поддерживать портфель акций в состоянии устойчивом, максимизирующем прибыль и застрахованном от риска. Для этого брокер должен, не спрашивая клиента, покупать и перепродавать некоторые пакеты акций. Но брокер получает комиссионные с каждой совершенной им сделки, поэтому он перепродает пакеты акций клиента в 2-3 раза чаще необходимого. Это тоже недобросовестное распоряжение доверенной собственностью, которое не связано с прямым риском для обладателя данной собственности, но накладывает на него дополнительные издержки.

3.Классический случай недобросовестного распоряжения доверенной собственностью – плохое содержание арендованной квартиры. Вообще, арендатор всегда хуже содержит квартиру, нежели хозяин. Какого бы договора об аренде он ни подписывал, он - не собственник и все равно будет содержать ее плохо.

Теперь обратимся к рискованному употреблению доверенной собственности, несогласованному с ее владельцем, и разберем case study: The U.S. Savings and Loan Crisis из книги Милгрома и Робертса.

Savings and Loan associations (S&Ls) - специфический вид американских кредитных учреждений, типа наших сберегательных касс или сберегательных банков. В США их много - порядка 1000. S&Ls организованы, как финансовые институты, которые привлекают средства населения и платят ему определенный процент, достаточно низкий. Население имеет право брать в них займы в некотором объеме, но это не основная деятельность S&Ls по размещению средств. Займы предоставляются населению на достаточно жестких условиях - как правило, только под залог собственности. Это т.н. «mortgage contract». Согласно ему, клиенту дается заем под имеющуюся у него собственность, которая при этом не отбирается, но которая должна по своей рыночной оценке хотя бы на треть или на половину (в разных американских штатах по-разному) превосходить сумму займа. Одалживая деньги, S&Ls тем самым увеличивают свой капитал и теоретически повышают свою процентную ставку.

105

В S&Ls (по крайней мере, до кризиса) находилось 2/3 сбережений населения США - совершенно чудовищная цифра! Чтобы обеспечить некую стабильность и охранить интересы вкладчиков, американское правительство в конце 70-ых гг. создает Federal Savings and Loan Insurance Corporation (FSLIC), которая страховала депозиты, сначала меньшие или равные 40 тыс. $, а после нефтяного кризиса, когда доллар обесценился, подняла предельную сумму страховки индивидуального депозита до 100 тыс. $. Разумеется, клиент мог вложить в S&L и 200 тыс. $, однако в случае разорения S&L, ему возвращали только 100 тыс. $. Надо заметить, что 100 тыс. $ для американца - примерно то же самое, что 10 тыс. $ для россиянина. Эти 100 тыс. $ - всего лишь предельный уровень возможных сбережений семьи чуть ниже среднего достатка. Но именно эта Система страхования депозитов и привела к страшному краху S&Ls в начале 90-ых гг. Что же произошло в конце 80-ых - начале 90-ых гг.?

Первоначально, в конце 70-ых - в первой половине 80-ых гг., средства S&Ls были вложены очень консервативно - в residential mortgages (займы, которые даются владельцам собственных домов под залог этих домов). Следует отметить, что возможен и commercial mortgage (займ, скажем, под залог склада), но это вложение куда рискованнее, а residential mortgage - вложение самое стабильное, так как люди держатся за свой дом до последнего. Более устойчивых вложений в мировой практике заимствования нет. Оно гораздо устойчивей, чем, например, вложение в ценные бумаги правительства.

Но в 80-ых гг. начался отток капиталов S&Ls из residential mortgages в два сектора:

-corporate estate (займы, выдаваемые под залог корпоративной недвижимости);

-junk bonds (кредиты под развитие коммерческих компаний).

Junk bonds - наиболее рискованная и наиболее прибыльная (до 30 %, что для американцев – фантастическая прибыль) форма вложений финансовых институтов в корпорации. Делается это так: по определенному списку оцениваются наиболее перспективные, с точки зрения прибыли, корпорации, из группы наиболее прибыльных корпораций составляется пакет, и в этот пакет делаются вложения. Считается, что корпорации, которые вошли в пакет, будут взаимно страховать, взаимно уравновешивать друг друга. Однако это происходит лишь на подъеме экономики, а в момент ее краха пакет может рухнуть целиком.

Постепенно где-то до трети (а это много!) cредств S&Ls перешло из residential mortgages в corporate estate и junk bonds. И тут произошел кризис commercial real estate market, который потихоньку в самом конце 80-ых гг. перерос в кризис уже и residential mortgages, ибо в это время какие-то сектора экономики ослабевали, и люди в массовом порядке уезжали, продавая свои дома. В итоге, до 15 % активов S&Ls было омертвлено в доставшихся им жилых домах и производственных площадях, которые никому не были нужны (они оказались неликвидными). Понятно, что через 5-10 лет они опять стали бы ликвидными, но в больших объемах S&Ls не могли их выдерживать. Тогда S&Ls снова бросились в junk bonds – для них это была единственная возможность хоть как-то выправить ситуацию. Но тут как раз возник кризис, произошла масса корпоративных дефолтов, и junk bonds тоже рухнули.

Таким образом, в самом начале 90-ых гг. около 500 (т.е. примерно половина) S&Ls обанкротились. FSLIC тоже оказалась несостоятельной – она не могла выплатить больше 30 % этих потерь. В результате, долг был вынужден принять на себя федеральный бюджет США, и в течение 15 лет государству придется расплачиваться по нему с клиентами. Этот крах, о котором у нас в прессе

106

писали не много, вполне сравним по последствиям с нынешним крахом ГКО в России. Американцы испытали тогда очень сильное потрясение и долго разбирались с этой проблемой.

Две причины обусловили крах S&Ls:

-low capital requirements (низкая доля собственного капитала), которая фиксировалась на уровне всего 3 %;

-наличие самой Системы федерального страхования.

Каким образом Система страхования депозитов (ведь страховались-то депозиты, а не коммерческая деятельность менеджеров S&Ls!) могла привести к дефолту?

Когда S&Ls перенесли деньги из residential mortgages, они начали выплачивать вкладчикам более высокий процент. Тем не менее, он не был так велик, чтобы это стало определяющим для вкладчиков. Для американской семьи S&Ls не является средством интенсивного накопления. Для них S&Ls – примерно то же, что для нас Сбербанк. Никто же не будет у нас класть в Сбербанк деньги с целью заработать! Туда их кладут с целью сохранить. В США с S&Ls аналогичная картина. Поэтому они и называются «Savings…». Их задача - охранять сбережения от инфляции, т.е. чуть опережать уровень обесценения денег, а не давать высокие проценты.

Конечно, население знало, куда оно вкладывает деньги (это широко обсуждалось), но деваться ему было некуда. Повторяю, S&Ls - это наша система Сбербанка. Вкладчик, разумеется, может извлечь деньги из S&Ls и поместить их, скажем, в G.P. Morgan, но там совершенно другая степень риска. Он может поместить их в любые инвестиционные фонды, в ценные бумаги, но там, во-первых, другие формы изъятия (он не может их взять просто так). Во-вторых, поместив свои деньги в пакет ценных бумаг, вкладчик может, конечно, выиграть 20-30 %, но может и проиграть эти же 20-30 % (правда, ни с чем он на рынке Запада остаться не может). Однако на свете есть и консервативные люди, которые хотят просто сберечь свои деньги. Именно они прежде всего и являются вкладчиками S&Ls.

Рассмотрим пример, который приводят Милгром и Робертс, но прежде оговорим начальные

условия.

Первое условие – S&Ls имеют full authority to invest, т.е. не советуются со своими вкладчиками, куда вкладывать средства. Вообще, формально их действия контролируются, но фактически – нет, ибо невозможно себе представить, что 10 млн. вкладчиков где-то соберутся вместе и начнут что-то доказывать.

Второе условие – S&Ls могут выбирать. Существуют две модели инвестирования, между которыми они выбирают: Safe model и Risky model.

Safe model предполагает, что ты имеешь 110 % в лучшем случае, а в худшем - сохраняешь свои деньги (т.е. имеешь 100 %). Risky model предполагает, что ты имеешь, скажем, 125 % в лучшем случае (это очень прилично для американского рынка), но в худшем - можешь «провалиться» и иметь 65 %. Вероятность их распределения для простоты (чтобы не вычислять сложных уровней вероятности) возьмем 50 на 50.

Третье условие – процентная ставка принимается равной 0. Естественно, это не так, но иначе описываемое этой моделью не будет столь наглядно.

Четвертое условие - S&Ls own capital составляет 3 %.

107

Таблица 1. Description of Investment Opportunities

	Safe	Risky
Initial outlay	100	100
High return	110	125
… probability	.50	.50
Low return	100	65
… probability	.50	.50
Expected return (gross)	105	95
Expected return (net)	5	- 5

Каким образом происходил выбор S&Ls из этих вариантов? Net return показывает, что данная Risky investment оказалась «lemon investment», т.е. инвестицией со скрытыми недостатками, ведущими к тому, что инвестор теряет деньги, а не приобретает (тот же смысл имеет и выражение «lemon car»). Lemon investment – тип инвестирования, в результате которого рассчитываемая заранее вероятность проигрыша выше, чем вероятность выигрыша. Очевидно, что выбирать надо Safe investment. Почему же выбор был другим?

Таблица 2. Analysis of Safe Investment

	Depositors	Owners	FSLIC	Total
Initial outlay	97	3	0	100
High return (gross)	97	13	0	110
Low return (gross)	97	3	0	100
Expected return (gross)	97	8	0	105
Expected return (net)	0	5	0	5

Таблица 3. Analysis of Risky Investment

	Depositors	Owners	FSLIC	Total
Initial outlay	97	3	0	100
High return (gross)	97	28	0	125
Low return (gross)	97	0	- 32	65
Expected return (gross)	97	14	- 16	95
Expected return (net)	0	11	- 16	- 5

108

Обратим внимание на распределение денег в случае любого исхода притом, что вкладчики получают свои 97 %, потому что interest rate всегда равна 0, а все остальное получает организаторы S&L. Ясно, что в этой ситуации надо выбирать safe.

Рассмотрим Таблицу 3. FSLIC страхует 97 %, но не страхует 3 %. А если все потери будут покрываться, то будет 0, т.е. FSLIC не понесет никаких затрат (см. строку 1). Не понесет FSLIC затрат и согласно строке 2. «– 32» (строка 3) – это убыток хозяев S&L и S&Ls в целом. Но поскольку капитал S&L на 97 % состоит из заемных средств, 3 % мы не покрываем (мы смирились с их потерей). Т.е. всего мы потеряли в результате неудачной трансакции 35 %. Из них 3 % капитала приходятся на хозяев S&L, и мы их тоже не покрываем (они не застрахованы). Но остальные средства (32 %) застрахованы, и эти 32 % покрывает Федеральное агентство. Т.е. здесь для S&L возникает несколько иная ситуация: их 3 % «сгорели», тем не менее никакого убытка они не несут, ибо то, что они были должны вкладчикам в результате своих рискованных операций, покрыло Федеральное агентство.

Посмотрим теперь на строки «Expected return». Что все это будет значить для S&Ls? В одном случае для них это будет 125 с вероятностью 50 % = 62,5; в другом случае – 97 с вероятностью 50 % = 48,5. Итак, 62,5 + 48,5 = 111. Т.е. в среднем при Risky investment они получают 111. Таким образом, net

для них равна 11, а gross - 14. Понятно, что 11 больше, чем 5 (см. Таблицу 2). Вот схема, при которой S&Ls заинтересованы не просто в рискованной инвестиции, но в инвестиции, которая по первой оценке есть «лимон», которая дает отрицательный эффект при средней вероятности. (Желающие могут построить модель и посмотреть, когда S&Ls перестанут быть заинтересованы в рискованных инвестициях и начнут от них отказываться.)

Очевидно, что внешнее страхование, страхование рисков есть причина оппортунистического поведения и причина разорения целого ряда компаний, которые предполагалось застраховать. Иными словами, имело место перекладывание риска. А наряду с такого рода рискованным инвестированием, в S&Ls процветал еще и чистый fraud, т.е. некорректное использование служебного положения, как то: знакомым давались беспроцентные кредиты или кредиты с низким процентом, кредиты без всякого обеспечения или кредиты с низким обеспечением; руководящему персоналу выплачивались высокие дивиденды, очень высокие зарплаты и премии притом, что финансовое положение S&Ls стремительно ухудшалось, и т.д., и т.п. (Аналогичную картину мы наблюдаем в нашей банковской системе.) Пример S&Ls иллюстрирует логику оппортунистического поведения в ситуации страхования.

МОРАЛЬНЫЙ РИСК В ОРГАНИЗАЦИЯХ

В организации есть два основных вида морального риска, различение которых скорее связано с положением человека в организации - исполнитель он или менеджер. И та, и другая классификация очень комплексны.

I. ПРОБЛЕМЫ ОППОРТУНИЗМА В ОРГАНИЗАЦИИ, СВЯЗАННЫЕ С ПОВЕДЕНИЕМ ИСПОЛНИТЕЛЯ

Наемному работнику низшего уровня (исполнителю) свойственно employee shirking - увиливание, отлынивание от работы. Возможны два типа отлынивания от работы в зависимости от

109

того, как, согласно контракту, организована оплата труда наемного работника, как она увязана с целями нанимателя.

Один тип отлынивания – отлынивание при повременной оплате.

Вэтом случае наемный работник будет искать time holes (временные дыры), когда он сможет отлынивать. Причем эти holes очень разные. Можно говорить о добросовестном отлынивании, которое теснейшим образом связано с on the job consumption (с потреблением на рабочем месте).

Например, бабушка Нина нанялась приемщицей в химчистку. Пока клиентов нет, она сидит и вяжет чулок. Однако в контракте сказано, что она обязана ждать и обслуживать клиентов, когда они придут, но не сказано, что она не может вязать чулок, когда их нет. В данном случае потребление на рабочем месте ни в чем не задевает интересов нанимателя. Тем не менее, японцы или китайцы сказали бы, что бабушка Нина совершенно не права, что она должна в это время читать брошюры о химчистке, составлять планы по усилению своей работы с контингентом и всячески стараться подготовиться к приему клиента, подметая рабочее место, украшая его цветами, сочиняя гимн своей химчистке, и т.п.

Другой тип отлынивания – отлынивание при сдельной оплате.

Вэтом случае работник будет отлынивать за счет качества производимого им продукта. Он будет стараться расслабиться в процессе выполнения своих трудовых операций таким образом, чтобы сдавать приемщику работу минимально пригодного качества, отслеживая его по проверяемым параметрам. Скажем, зная, что есть три градации качества, он будет стараться оптимизировать свою работу между трудовыми затратами на изготовление единицы определенного качества и оценкой этих единиц в единицах его вознаграждения.

Насколько общепринят shirking, насколько он универсален как категория поведения исполнителя? Мы можем говорить об отлынивании от работы человека интеллектуального труда (он будет это делать, если работа ему неинтересна). Мы можем говорить об отлынивании от работы менеджера. Более того, мы можем говорить об отлынивании от работы высшего менеджера, хотя это уже нетипично. Где здесь провести грань?

У employee shirking есть в марксизме парная категория – «отчуждение труда» («Entfremdung der Arbeit»), на которой имеет смысл остановиться (это - интересное измерение). Данную категорию ввел молодой Маркс, однако потом забросил в пользу «капитала», «эксплуатации» и пр. Но именно эта категория - единственная, которая выжила в марксистской социологии. Она была унаследована многими учеными, занимавшимися полевыми исследованиями. Что же такое, по Марксу, «отчуждение труда»? Маркс рассматривает цепочку:

Человек Æ Труд Æ Деньги

Он говорит, что, когда человек трудится, его трудом опосредуется некий результат труда, т.е. деньги, им получаемые. Человек, естественно, заинтересован не в самом труде, а в деньгах, помимо одного случая, который во времена Маркса встречался редко, а сейчас достаточно часто. Труд делится на две категории:

- труд репродуктивный, который оплачивается, но который сводится для человека к повторяющимся, рутинным действиям, не дающим ему по сути никакого удовлетворения;

110