2. Виды качественных исследований и общий по­рядок действий исследователя.

Разновидности качественных исследований.

Многообразие тактик, применяемых в настоящее время в области качественной социологии, в целом можно свести к следующим наиболее распространен­ным: кейс-стади, этнографические исследования, устная история, история жизни, история семьи, grounded theory.

Исследование отдельной общности,— кейс-стади (case study) ⁴ — традиционное поле изучения уникально­го объекта в совокупности его взаимосвязей.

⁴ В нашей литературе англоязычный термин case study стал об­щепринятым. Дословный перевод: "исследование случая". Возможно, термин пришел из судебной практики, где кейс — данное судебное раз­бирательство.

Таким объектом прежде всего может быть замкнутая общ­ность, труднодоступная для анализа другими методами: "дно" общества (преступные группировки, бомжи, нищие [В.Журавлев, 88]), социальные элиты, религиозные секты, а также и производственные коллективы. В последнем случае исследователи на протяжении длительного време­ни становятся участниками повседневной жизни пред­приятия, изучают систему взаимоотношений, значимость определенных событий в жизни коллектива (А. Н.Алек­сеев [2, 3]) или изучают особенности развития рабочих движений протеста (И. Козина [115]). Длительное (в тече­ние нескольких месяцев, а иногда и лет) "погружение" в исследовательское поле дает возможность всесторонне расмотреть "случай" в единстве его взаимосвязей и дина­мике развития, изучить групповые нормы и ценности, структуру ролей или систему властных отношений.

Обычно объектом анализа является один случай. При сравнении его с другими их число не должно превы­шать трех-четырех случаев. В дневнике наблюдений де­тально регистрируются как обычные (повседневные) так и экстремальные ситуации в жизнедеятельности объекта наблюдения по временным единицам (часы, дни, недели). Все факты, комментарии, идеи обсуждаются в группе ис­следователей. Более подробно о тактике наблюдения см. гл. IV, § 1.

Как правило, проблема сопоставления с другими случаями является здесь второстепенной по сравнению с изучением структуры данного уникального объекта. Источниками информации служат в основном включен­ные наблюдения, фотографии, фокус-интервью или экс­пертные интервью, производственные характеристики, а в последнее время и видеоматериалы.

Предметом изучения в кейс-стади могут быть и со­циально-психологические особенности отдельной лично­сти, представляющей самостоятельный интерес как "клинический" случай. Классический пример — "Пись­ма Дженни" Дж. Олпорта [312], где автор опирался на изучение писем стареющей женщины к друзьям своего сына и проанализировал изменения в ее внутреннем мире, ее личные кризисы, реконструировал ее жизнен­ный путь и смену ее идентичностей.

Специфика кейс-стади состоит в глубинном изучении своеобразия объекта, выводы о результатах обычно носят сугубо локальный, прикладной характер и направлены на выработку рекомендаций по разрешению конфликтов или более успешному функционированию общности.

Этнографические исследования как правило имеют описательный характер и представляют собой многосто­ронний анализ каждодневной практики определенной общности с точки зрения ее культуры (нормы, ценности, язык, мифы), отличающейся по стилю и образцам поведе­ния от культуры основной массы населения. Примером может служить исследование российского крестьянства, проводимое под руководством Т. Шанина [50] или работа, выполненная под руководством Д. Хубовой по исследова­нию исторических аспектов жизни кубанского казачества [282]. Описание каждодневной жизни крестьян их соб­ственными словами продемонстрировали, что фактически эта культура на протяжении десятилетий оставалась не­известной и закрытой областью как для исследователей, так и для широкой общественности. Источниками ин­формации в этнографическом исследовании могут быть письма, личные документы, фотографии, образцы фолькло­ра, а также групповые интервью.

Исторические исследования, или устная история, обычно описывают субъективный опыт переживания определенных исторических событий. Интерес социоло­га может быть направлен на изучение локальных или общезначимых исторических событий (история движе­ний, организаций; населенного пункта). Так, М. Рожанский на примере Усть-Илимска проследил, как склады­валась история нового города — "города без прошлого": как формировалась его культурная среда, как из мироо­щущения мигрантов-маргиналов рождалась новая самоценная культура [223]. Историческое исследование осо­бенно ценно, если отсутствует достаточная документаль­ная информация о событии общесоциального масштаба. Например, сведения о раскулачивании крестьян в 20-30-е гг., о сталинских репрессиях, о жизни кубанского казаче­ства, эпизодах Великой Отечественной Войны. Такого рода поиски проводились обществом "Мемориал" и уче­ными Российского Государственного Гуманитарного Уни­верситета (РГТУ). В настоящее время они имеют свои "ус­тные архивы": записанные на пленку рассказы людей о времени сталинских репрессий, голоде на Украине и жиз­ни советских людей в зонах оккупации во время Отече­ственной войны. Особенность данного направления — от­ношение к информанту как очевидцу исторических собы­тий. Поэтому с точки зрения методики здесь на первом плане — проблемы его правдивости, адекватности воспо­минаний, возможности его памяти.⁵ Для этого необхо­дим — глубокий анализ социально-исторического кон­текста. Обычные источники информации: мемуары, днев­ники, письма, интервью и, конечно, имеющиеся официаль­ные исторические свидетельства.

⁵ Ян Котцы предпринял сравнительное исследование опыта полит­заключенных в разных странах — Южной Африке, Чехии и Россия— и роли социально-культурного контекста при интерпретации таких воспоминаний в настоящее время. Он обнаружил, что в странах с раз­ными политическими режимами отношение к существующему в насто­ящее время строю предопределяет различия в эмоциональной окраске воспоминаний [321].

История семьи. Это направление изучает взаимо­действие семьи и общества на протяжении поколений. Семья рассматривается как относительно устойчивая малая группа, взятая в исторической перспективе, кото­рая в каждом поколении членится и перестраивается, что не исключает ее "непрерывности" как социального феномена. Анализируются процессы социальной и тер­риториальной мобильности членов семьи, преемственно­сти или изменения социального статуса семьи от поколения к поколению, передачи "культурного капитала" или трансформации ценностей [313, 240, 241, 316].

Специфика качественного подхода к проблемам со­циальной мобильности является отдельной темой. В ре­зультате ряда таких поисков фактически возник новый аспект проблематики социальной мобильности, прежде традиционно-количественной области социологии: изу­чение семейных стратегий и передачи культурного ка­питала от поколения к поколению [316, 15]; проблема социального статуса и социальной мобильности жен­щин (М. Малышева, [152]); падение семейного статуса в результате социальной революции и адаптация к после­революционной ситуации [313, 241], тип семейного жи­лья как отражение социального статуса (П. Томпсон, [313]). Перечисленный набор тем не мог быть рассмот­рен в рамках количественной стратегии.

Источниками информации здесь служат семейные архивы, глубинные интервью с представителями разных поколений, генеалогические графы.

История жизни, человека от детства к взрослению и старению является, пожалуй, одним из самых распрос­траненных направлений в качественной социологии. Метод получения информации — биографическое интер­вью представляет собой жизненное повествование как своего рода "сценическое представление" (метафора Э. Гоффмана) о себе и своей жизни. Интерес исследова­теля может быть направлен на сам способ построения рассказа о жизни, путь "конструирования" биографии для выявления социальной идентификации респондента (важны приемы "построения" идентичностей, изменения идентификаций). Петербургские социологи В. Воронков и Е. Чикадзе задались вопросом: каким образом в пери­од 20—30-х гг. происходила утрата культурно-нацио­нальной идентичности евреев и формировалась их со­ветская идентичность. Опираясь на биографические по­вествования пожилых и молодых людей, они обнаружи­ли существенные различия в способах построения национальной идентичности в разные исторические периоды советской истории [38]. Индивидуальная история жиз­ни может стать основой и при изучении способов "про­живания" жизненных событий: индивидуальных кри­зисов, поворотных моментов биографического пути, соци­ально-исторической ситуации. Истории жизни часто ис­пользуются в тендерных исследованиях, позволяя глубо­ко изучить особенности мужских и женских моделей поведения в определенных социальных общностях (М. Малышева [152], Е. Мещеркина [172], Е. Здравомыс-лова, Е. Чуйкина).

Биографические повествования в своей совокупности могут стать предметом анализа и как коллективный. опыт "проживания" определенной социальной ситуации, Сравнительный анализ большого числа аналогичных слу­чаев — основа для описания социальной проблемы, кото­рая вырисовывается за сходными обстоятельствами и дей­ствиями, за общей социальной практикой людей. Такой методологический подход позволяет типологизировать жизненные стратегии в сходных ситуациях, конструиро­вать "образцы" (нормативные модели) поведения или типы культурных ориентации, стилей жизни.

Мы применили этот подход в исследовании жизненных стратегий молодых интеллектуалов. На основе анализа 30 биографий были сконструированы типичные черты их стиля жизни, построена типология таких стилей в зависимости от ценностных ожиданий [241]. Иследование Е. Мещеркиной имело своей целью выделить доминантные типы мужской идентичности и сдвиги в этой области в современной России (возвращение к патриархальному типу "добытчика") [172].

Источники информации в этом случае — совокупность биографических интервью (как основная база), а также офи­циальные и личные документы, социальная статистика, ар­хивы, данные опросов общественного мнения, описывающие социальный контекст коллективной практики.

Групповая дискуссия, или метод "фокус-группы", — способ выявить различие в понимании некоторой проблемы, события, явлений жизни определенными группами людей. Метод групповых дискуссий широко использу­ется в прикладных маркетинговых исследованиях, при изучении покупательского спроса, реакций на рекламу, отношения к политическим деятелям и т. п. Данный метод в некотором смысле комбинирует количествен­ный и качественный подходы, так как группы должны заведомо репрезентировать некоторую общность.

Дискуссию ведет модератор, т. е. сам исследователь или сотрудник исследовательского коллектива. Он пред­лагает тему (о чем приглашенные для дискуссии заве­домо оповещены) и стимулирует участников к спору, высказыванию своих мнений, отличных от уже предло­женных. Вопросы модератора тщательно обдумываются и следуют программным целям. Вместе с тем модера­тор изобретательно направляет дискуссию, а ее содержа­ние, как и поведение участников, подлежат качественно­му анализу и в смысле аргументации, и с точки зрения лексики, интонаций, короче — всех доступных свиде­тельств, которые позволяют проникнуть в смысл выска­зываний, именно тот смысл, какой вкладывают в сужде­ния сами участники действия.

Исследователь фокусирует внимание и на предмете обсуждения, и на конкретной группе представителей какой-то особой общности (социального слоя; профес­сии; группы, поддерживающей некоторое общественное движение; фанатов "поп-звезды"; потенциальных поку­пателей конкретного товара и т. д.)

Пример. Американский социолог Дж. Робинсон провел опрос студентов факультета социологии МГУ по формализо­ванной анкете. Надо было в пятибалльных шкалах дать оцен­ку наиболее острых проблем нашей жизни (Москва, 1990 г.). Многие студенты указали на нехватку товаров массового спро­са как одну из наиболее острых. После опроса Робинсон устро­ил групповую дискуссию: почему именно так ответили на этот вопрос? В ходе дискуссии тема товарного дефицита резко смес­тилась в сторону проблемы человеческих взаимоотношений.

Дефицит ресурсов — дна из при причин обострения социаль­ной напряженности. Люди становятся агрессивными, недобро­желательными, злыми, вступают в противоборствующие соци­альные движения и партии, возникает межнациональная не­приязнь и т. д. Интервьюер не стал возвращать аудиторию к заданной теме ("нехватка товаров"), но повел дискуссию в но­вом направлении и в итоге пришел к лучшему пониманию, по­чему, по каким мотивам были получены такие-то статистичес­кие распределения в формализованной анкете. Интерпрета­ция пункта о товарном дефиците теперь представляется на­много более полной, выводит на серьезные размышления о че­ловеческих взаимоотношениях.

Состав группы определяется целью и задачами ис­следования. Это могут быть представители полярных общностей (скажем, сторонники и противники некото­рой политической партии, любители жанра в искусстве и равнодушные к нему), гомогенная группа (студенты, пенсионеры, военные), "целевая" (слушатели, читатели некоего источника массовой информации), "случайная" группа (люди, внезапно пережившие общее бедствие...). Численность таких групп — до 15 человек.

Дискуссия записывается на аудиопленку, но час­то — на видеокассету с тем, чтобы впоследствие тща­тельно проанализировать ее содержание и осмыслить его соответственно задачам исследования. ⁶

⁶ Детально о технике фокус-групп и групповой дискуссии см. [26].

Итак, теперь мы знаем, что, используя разные так­тики, социологи-"качественники" могут анализировать разнообразные поля социального опыта.

Тактики качественного анализа:

• Если в фокусе интереса прежде всего проблемы уникальности объекта и выяснение скрытых пружин его функционирования — он выбирает тактику кейс-стади. В этом случае результаты исследования сугубо практические и носят характер советов или рекоменда­ций относительно данного сообщества.

• Если цель изучения в первую очередь — новое знание о культуре определенного общества, то он ис­пользует тактику детального описания форм поведения и языка — этнографическое исследование.

• Если же исследование направлено на выяснение субъективной стороны исторического события и его по­следствий для участников или очевидцев, то выбирается тактика устной истории, где первоочередной задачей яв­ляется проверка степени правдивости воспоминаний при сопоставлении их с другими источниками информации.

• В случае интереса к ретроспективе социальных процессов и механизмам передачи культурного капитала от поколения к поколению, он обращается к тактике исто­рии семьи.

• Если же интересна прежде всего индивидуальная жизнь и отражение в ней социально-культурных норм, соотношение социального и индивидуального, то социолог применяет тактику истории жизни.

• Существенное значение имеет еще одна тактика, о которой мы поговорим позже, — это тактика построения теории случая (grounded theory).

Общими свойствами исследования можно считать:

а) ориентацию на длительный непосредственный кон­такт исследователя с данным социальным феноменом;

б) познание объекта в первую очередь с помощью изучения неструктурированных текстов как живых об­разцов устной или письменной речи, содержащей ин­формацию о субъективных смыслах непосредственного человеческого взаимодействия;

в) использование нескольких разноплановых источ­ников информации об объекте и разных методов;

г) всестороннее описание и интерпретация состоя­ния социального феномена в совокупности всех характе­ристик.

Многообразие техник качественного исследования отличает этот подход от "количественного". Исследователь волен изобретать способ действия и собственную стратегию, подходящую для его исследовательской ситу­ации. Вместе с этим, как и в жесткоструктурированном системном подходе, он должен следовать определенным канонам научного поиска, концептуализировать свои наблюдения и интерпретацию в понятиях теории, обо­сновывать аргументы, опираясь на достоверные данные (тексты, наблюдения, имеющиеся документы, данные других исследователей).

"Качественное" исследование по объекту интере­са — повседневная практика людей — как бы напо­минает работу журналиста. Но только социолог-профессионал достаточно подготовлен для того, что­бы концептуализировать живую реальность в поня­тиях теоретического знания. Поэтому и в процедуре исследования он обязан следовать определенной логи­ке и придерживаться правил научного подхода.

Логика действий исследователя

Если отталкиваться от уже знакомой нам последо­вательности операций "количественного" исследования, то отличия по этапам развития поиска отражены в схе­ме 33. Схема с некоторыми изменениями повторяет схе­му Л. Ньюмана [352].

В качественных и количественных исследованиях отправным пунктом является проблемная ситуация. Но если в количественном подходе исследователь выхо­дит в поле "вооруженный" концепциями, гипотезами и измерительными инструментами, намереваясь с их помо­щью "навести порядок" в разрозненной массе объектов и событий, то, избирая качественную методологию, он от­правляется в экспедицию "не вооруженный", но подго­товленный своим предшествующим социальным опы­том, предварительными знаниями по данному кругу проблем, "с открытыми глазами и навостренными уша­ми", с намерением распознать, что же происходит в дей­ствительности и подвергнуть реальность теоретическому анализу.

Вообще, роль и позиция исследователя в каче­ственном исследовании универсальна. Считается, что качественный метод требует небольших материальных затрат, но собственно интеллектуальные затраты иссле­дователя здесь очень велики. Он должен сочетать в себе способность к комбинированию абстрактного и конкрет­ного; широкую социологическую и общекультурную эрудицию и умение сопоставлять разные источники ин­формации; сочетать функции интервьюера, социального психотерапевта и аналитика; обладать научной интуи­цией и воображением; способностью применять как ло­гику здравого смысла, так и логику индуктивную; нако­нец, он не может добиться успеха без знания макро-социологических теорий и подходов, равно как и част­ных микротеорий. Воистину быть социологом-"каче-ственником" — это искусство!

Все эти требования закономерны, так как исследова­тель фактически превращается в "инструмент для сбора информации", который необходимо определенным обра­зом "настроить" и постоянно поддерживать в рабочем состоянии т. е. "включенным¹*, готовым к восприятию социальной реальности.

Разработка процедуры качественного исследова­ния — это работа по формированию собственной стратегии. Обычно она применима только для целей данного проекта. Тем не менее существуют некото­рые самые общие правила, помогающие грамотно выб­рать свой путь.

3. Реализация замысла исследования в полевых условиях

Как уже говорилось, на полевом этапе могут приме­няться одновременно разные методы сбора данных: на­блюдение, сбор документов, глубинные интервью. Прин­ципы действий исследователя при этом весьма схожи, поэтому мы описываем их в общем виде на примерах биографических интервью как наиболее распространен­ном методе сбора качественных данных.

Очертания проблемы и подготовка к полю

На начальном этапе исследователь имеет дело с не­структурированным проблемным полем. При постанов­ке проблемы достаточно очертить круг исследовательс­кого интереса относительно объекта: какие характерис­тики наиболее важны; какие из них уже достаточно из­вестны, а какие входят в круг неизвестных. Последние формулируются как перечень вопросов: как? почему? ка­ким образом происходит определенная связь событий или явлений? Предварительно надо как можно больше узнать об исследуемом поле из всех доступных источни­ков информации, затем очертить временные и простран­ственные рамки анализа, исходя из имеющихся источ­ников и здравого смысла.

Предположим, перед нами стоит задача изучить вли­яние опыта военного детства в формировании отноше­ния к Германии⁸ (коллективный проект под руковод­ством О. М. Масловой). В нашем случае временной пе­риод, представляющий интерес, — годы Великой Оте­чественной войны. Выбор объекта определяется возрас­том людей, у которых могло быть военное детство (сколько им должно быть сейчас лет?).

⁸ Такова была только одна из задач в исследовании "Отношения Германии и России в социальном опыте трех поколений россиян", проведенном в методологическом проекте под руководством О. М. Мас­ловой при поддержке Российского Фонда Фундаментальных Исследо­ваний (РФФИ). Цель исследования — понять, как формируется образ "другой" страны на уровне обыденного сознания, как отражаются меж­дународные отношения, "большая политика" в житейском, повседнев­ном опыте простых людей, далеких от политики; чем отличаются об­разы Германии, формировавшиеся в экстремальных типах отношений (военные конфликты, напряженные ситуации) и в отношениях сотрудничества.[155].

Отбор объектов для интервьюирования предполагает поиск людей, которые в разной степени были включены в изучаемые события и зависит от непосредственных це­лей исследования. Скажем, дети, имевшие опыт пребы­вания на оккупированной территории, и дети, не имев­шие его. В каких географических точках могут быть лучше представлены одни и другие? Наверно, выходцы из Смоленской области будут больше подходить под первый тип, а выходцы из Сибири скорее всего не будут иметь такого опыта.

Далее начинается поиск наиболее адекватного места для интервьирования по поводу "отношения к Герма­нии". В данном случае это могла бы быть выставка "Берлин — Москва", посвященная искусству России и Германии довоенных лет. При этом первичная гипотеза или четкое представление о влиянии или не влиянии детского опыта на отношение к Германии не формули­руется. Мы только определяем исследовательское поле, в рамках которого возможно изучить эту проблему и быть уверенными, что нужная нам информация нахо­дится в рамках данного круга лиц. Первичные предпо­ложения и формулировка гипотез происходит уже после погружения в живой материал. На данном этапе лишь очерчиваются более конкретные области, представляю­щие исследовательский интерес:

1. Военное детство: где, когда, с кем находился в военные годы;

2. Отношение к фашистам среди людей, составляв­ших тогда окружение индивида;

3. Опыт личных впечатлений от контактов с немца­ми в детстве;

4. Теперешние воспоминания о своем военном дет­стве;

5. Последующий жизненный опыт общения с нем­цами;

6. Отношение к Германии сегодня;

7. Место детских воспоминаний в формировании об­раза Германии.

Вполне вероятно, что некоторые области анализа в дальнейшем окажутся незначимыми. Также возможно, что появятся другие проблемы. Все это выяснится в поле. Предварительная подготовка сводится к формиро­ванию готовности выделить и зафиксировать, с одной стороны, — необычное, специфическое для данной проблемной области, и с другой, — типичные, обыденные, ру­тинные характеристики, известные из других источни­ков. Здесь необходим предварительный теоретический анализ научной и публицистической литературы о предмете, консультации с экспертами и знакомство со статистикой или данными предыдущих исследований.

Как правило, социолог-"качественник" редко пользуется услугами обычных интервьюеров, предпочи­тая исследователей-профессионалов или сам выходит в поле. Если же интервьюеры приглашаются, то необходи­мо, чтобы в процессе инструктажа они не просто ознако­мились с методикой, но и "почувствовали" проблему. По существу они должны совмещать функции собирателей данных и аналитиков-исследователей.

В Петербурге был случай, когда для проведения глу­бинных биографических интервью относительно репрес­сий в сталинские годы на конкурсной основе отобрали команду психологов, которые обладали высокими навы­ками доверительного контакта, умения слушать и пони­мать собеседника. Однако они абсолютно не представля­ли исторические аспекты исследовательского интереса и автоматически следовали заданной логике полуструкту­рированного глубинного интервью. В результате 15 ты­сяч страниц интервью невозможно было осмыслить, по­скольку интервьюеры упускали из поля зрения темы, интересные для исследователя, не развивая и не углуб­ляя побочные незапланированные аспекты рассказов.

Выбор конкретных лиц (объектов) для интервьюи­рования представляет собой ответ на вопрос: кто при ограниченной численности глубинных интервью может стать наилучшим "экспертом" по данной проблеме (т.е. обладает соответствующим жизненным опытом) и ка­ковы способы достижения контакта с ним. Фактически, каждый респондент может рассматриваться как эксперт каждодневного опыта своей повседневной жизни. Одна­ко все зависит от задач исследования. Различают ти­пичных представителей, маргиналов, экстремальный тип и выдающихся личностей. Как правило, социологи обращаются к простым, типичным представителям оп­ределенной общности. Но для исследования под углом зрения "нормы-отклонения" или "пересечения" разных культур необходимы другие принципы отбора.

При поиске респондентов первоначально нужно оп­ределить некоторые формальные параметры: пол, воз­раст, профессия, национальность и т. д. Затем — место, где легче всего искать таких людей: общности, органи­зации. Например, члены определенной партии или люди определенного круга имеют свои формальные или неформальные места встреч, так же, как безработные, бомжи и т. д. Личные контакты через общих знакомых являются, пожалуй, наилучшим способом вхождения в "целевую среду", даже очень закрытую, если вести поиск направленно, мобилизовав все свои связи. Отобрав воз­можные кандидатуры и заручившись их согласием, по­лезно попросить будущего информанта заполнить бланк сведений о нем, что позволяет составить предваритель­ный план интервью и вести свободную беседу, не наты­каясь на нетактичные вопросы (например, о детях, зара­нее зная, что респондент никогда не был женат). Важ­ной особенностью организации интервью, особенно глу­бинных, доверительных является выбор места: дома, на работе, в кругу общения.⁹ Неверный выбор места интер­вью может также привести к смещению фокуса иден­тичности респондента, например на публике респондент может войти в роль "официального" рассказчика. [27. С. 72].

⁹ Как показал В. Воронков, расхождение частной и публичной сфер жизни в российском обществе остается значимым; поэтому люди менее охотно раскрывают свою частную жизнь в публичных местах, и наоборот [38. С. 72].

Проблема доступа в закрытые сообщества имеет свою специфику. Здесь важно заручиться согласием на интервью хотя бы одного члена группы, который, после установления с ним контакта и проведения интервью, мог бы порекомендовать двух-трех знакомых, а они, в свою очередь, "передадут" нас дальше. Это — метод "снежного кома". Когда 20-й, 30-й человек называет имена тех, кого мы уже проинтервьюировали, можно предположить, что в основном некая совокупность пред­ставителей данного типа уже охвачена. То же самое происходит, если каждое последующее интервью не дает ничего нового, а является по сути повторением уже из­вестных нам точек зрения и круга проблем, — значит достигнут порог насыщения.

Особый интерес представляет интервью с выдающим­ся человеком, так как его опыт в концентрированном виде отражает черты, свойственные представителям не­кой социальной среды, общества определенного времен­ного периода. Однако доступ к этим людям затруднен. Прежде чем решиться на такой диалог, следует додумать, не проще ли получить информацию у "отставного лидера" (например, находящегося на пенсии: он имеет больше времени, а иногда и более объективен). Важно иметь в виду, что привыкшие давать публичные интервью, доста­точно четко различают деловую и личную тематику. От­носительно собственной жизни их разговорить намного сложнее, чем простых людей. Наилучший объект для ин-тервъирования тот, кто рассказывает о своей жизни впервые. Специфика же общения с выдающимся челове­ком состоит в том, что интервьюер должен тщательно подготовиться к диалогу и быть информированным в той области, о которой пойдет речь, дабы не выглядеть пол­ным дилетантом. Хотя, естественно, уточняющие вопросы здесь также будут уместны.

Полевой этап исследования

Тактика исследователя в поле предполагает выбор стратегии, техники интерьюирования, сбор дополнитель­ных видов информации (письма, документы, фотографии и т. д.).

Полевой этап является основным, наиболее важным, поскольку от взаимоотношений с объектом и от позиции исследователя во многом зависит конечный результат исследования. В этом — существенное отличие от стратегии количественного исследования, где решающее значе­ние принадлежит стадии разработки программы.

Позиция исследователя. Следует иметь ввиду две основные особенности позиции исследователя при каче­ственном подходе.

Первая состоит в том, что, в отличие от роли анали-тичного, беспристрастного регистратора фактов, социо­лог занимает здесь двойственную позицию — "сочув­ствующего" участника и "стороннего" наблюдателя.

Роль "сочувствующего", погруженного в события, не­обходима для понимания высказываний и действий "объектов" в их собственном толковании. Позиция "со­участия" может различаться по степени погружения: от простого сочувствия, сопереживания (в процессе пове­ствования или фокусированного интервью, анализа био­графического текста, жизненной истории ) — до более активного соучастия (в случае включенного наблюдения, например, при этнографическом исследовании) и вплоть до активного вмешательства, внесения в ситуацию до­полнительных факторов, провоцирующих изменения¹⁰ (в случаях включенного наблюдения, эксперимента или социальной терапии). Такова, например, стратегия кон­струирования производственных ситуаций при помощи введения дополнительных факторов со стороны исследо­вателя, как ее использовал А. Н. Алексеев в названном выше "провоцирующем" эксперименте (см. с. 366, а так­же [1,2]).

¹⁰ Активная позиция является объектом дискуссий сторонников и противников такого вмешательства. Одни считают, что функция соци­олога не выполнена до конца, если после его ухода ничего не изменилось в жизненной практике людей. Другие уверены, что предварительно надо подумать, не может ли такое вмешательство привести к ухудшению ре­альной ситуации или травмировать респондента. Даже вопросы типа: "А почему Вы молчали? Почему сразу не обратились в...?" — могут за­деть самолюбие человека, чувство собственного достоинства. После ухода исследователя человек остается наедине со своими проблемами, но те­перь уже более эмоционально переживает свой негативный опыт.

Позиция стороннего наблюдателя необходима для сохранения определенной дистанции. Только оставаясь критическим аналитиком, исследователь способен в дальнейшем описать и концептуализировать практичес­кий опыт участников событий. Необходимо поддержи­вать баланс обеих позиций, что обеспечит успех полевых работ. Излишняя "включенность", особенно на протяже­нии длительного времени может привести к потере кри­тической отстраненности в осмыслении ситуации.

Случай из практики: исследователь в течение нескольких лет возвращался к интервьюированию в одной и той же семье, все больше и больше погружаясь в детали семейной истории. Это знание настолько перешло в соучастие, что он стал как бы членом семьи, которому поверялись все тайны. В результате утрачивалась способность к отстраненному анализу, возмож­ность перевести личные переживания на язык формального анализа. И вдобавок по этическим соображениям исследо­ватель уже не мог "предать" публичному обсуждению те семейные секреты, которые ему доверяли члены семьи.

Второе условие — установление доверительных партнерских отношений "на равных". Человек пред­ставляет для исследователя интерес не просто в качестве "источника информации", но как личность с уникаль­ным жизненным опытом и со своим миром образов и переживаний. Задача состоит в том, чтобы не только представить себе его внутренний мир, но и попытаться понять этого человека, встать на его точку зрения, исполь­зовать его собственные термины и смыслы, то есть уви­деть жизнь его глазами. Исследователь демонстрирует свое намерение: "Я пришел, чтобы выслушать Ваш рас­сказ, Вы мне интересны". Для простых людей часто это редкая возможность высказаться и быть услышанным.

В крестьяноведческом исследовании под руковод­ством Т. Шанина отмечалось: отношение людей к ис­следованию было таким, что казалось все предшествую­щие годы они ждали, чтобы наконец к ним пришел кто-то, чтобы их выслушать. Социологов воспринимали как первую и единственную возможность "выговориться" [50]. Это, естественно, накладывало дополнительные эти­ческие обязательства по отношению к опрашиваемым.

Возможны разные пути установления доверитель­ных отношений. Наш опыт полуструктурированных биографических интервью показывает, что лучше всего начинать разговор с наиболее приятных для человека моментов его жизни, например, с детских воспоминаний о родительском доме. После такого введения можно бо­лее подробно концентрироваться на наиболее интересу­ющем моменте биографии или жизненном периоде. Следует уделить должное внимание уяснению предысто­рии, процесса становления какого-то явления. Поэтому, даже если исследование нацелено на изучение текущих событий, рассказ об их "предыстории" окажется потом необходимым для понимания связи, последовательности определенных событий.

Особенности интервью в качественном исследовании

Технология качественных интервью может быть различной по своим особенностям, в зависимости от це­лей исследования.

Нарративные интервью (narrative — рассказ, по­вествование) представляют собой свободное повествова­ние о жизни рассказчика без всякого вмешательства со стороны интервьюера, кроме возможных междометий удивления или одобрения, которые стимулируют и под­держивают нить рассказа. Предполагается, что в ходе такого свободного изложения в памяти респондента ас­социативно всплывают в первую очередь те эпизоды и моменты, которые представляют для него наибольшую субъективную ценность. Это позволяет выявить наибо­лее важные «смыслообразующие» моменты, конструиру­ющие его биографию. В ходе интервью человек как бы заново обдумывает свою жизнь, свое "я", отделяя его от совокупного "мы". Как показала российская практика интервьюирования, такое самоосмысление и выделение своего "я" наиболее трудно дается опрашиваемым, осо­бенно людям с невысоким уровнем образования. Рус­ские люди больше привыкли мыслить себя в понятиях "мы". Ситуация интервью заставляет их задуматься о себе как отдельном историческом и социальном субъекте.

Характерный пример из уже упоминавшегося исследова­ния об отношении россиян к Германии. Напомним, что интер­вью проводились в Москве и Берлине на художественной выс­тавке «Москва—Берлин». Художественные экспонаты выставки вызывали у москвичей глобальные социально-исторические ас­социации, связанные с событиями войны, несходством нацио­нальных характеров (мы—они), размышлениями о судьбах Гер­мании и России. Присутствовавший при обсуждении текстов интервью и предлагаемых классификаций социолог из Биле-фельдского Университета Томас Флёт высказал предположение, что те же самые экспонаты на этой выставке в Берлине у не­мецких посетителей скорее всего являлись бы стимулом к раз­мышлениям о собственной жизни.

После нарративного интервью возможно пополне­ние необходимой информации путем дополнитель­ных вопросов.

Полуструктурированное интервью предполагает в каждом из тематических блоков перечень обязатель­ных аспектов, относительно которых должна быть полу­чена информация. Здесь важно в ходе свободной беседы задавать вопросы, интересующие интервьюера, но так, чтобы они не нарушали общего хода беседы, а органи­чески вписывались в рассказ как уточнения. Если сде­лать это не удается, лучше не прерывать общий ход раз­говора, а задать вопросы в конце беседы, вернувшись к данной теме: "Вы мне рассказывали о Вашей первой работе, как много она Вам дала. А не могли бы Вы уточнить, в каком это было году, и кто помог Вам уст­роиться на эту работу?"

Биографическое интервью является разновиднос­тью полуструктурированного, где тематические блоки соответствуют последовательности основных этапов жизненного цикла респондента: "Детство", "Юность", "Учеба", "Женитьба", "Дети" и т. д. Интервьюер только направляет разговор на определенную тему и умело под­водит к следующему блоку, когда, по его мнению, рас­сказ о данном периоде жизни исчерпан.

Лейтмотивное интервью позволяет проследить ди­намику одного и того же аспекта жизнедеятельности индивида на протяжении разных периодов его биогра­фии. Например, если нас интересуют отношения между супругами на разных стадиях их совместной жизни, то в процессе беседы, при переходе к каждому следующему периоду жизненной истории, мы будем иметь в фокусе этот аспект и задавать дополнительные вопросы, касаю­щиеся изменений в супружеских отношениях.

Фокусированное интервью предполагает иную так­тику: необходимо как можно больше узнать только об одной жизненной ситуации. Исходя из этого, дополни­тельные вопросы интервьюера направлены на углубле­ние в определенную тему и предполагают все большую конкретизацию субъективного представления о предме­те исследования.

В целом же выбор стратегии и тактики интервью должен соответствовать целям исследования. И глав­ное — не следует забывать, что в ходе повествования люди доверяют интервьюеру свои секреты, рассказывают о наиболее эмоционально-важных, радостных или тягост­ных моментах своей жизни. Тяжелые воспоминания мо­гут стать причиной новой боли. Поведение интервьюера должно быть максимально тактичным: не надо настаи­вать на дальнейшем углублении информации, даже если она представляет несомненный исследовательский инте­рес. Лучше вернуться к эпизоду позднее, когда человек уже успокоится, и попробовать еще раз задать вопрос.

Как правило, интервью занимает от 1,5 до 2 часов: позже человек начинает повторяться. Все уточняющие вопросы, не уложившиеся в одно интервью или появив­шиеся в ходе его анализа, лучше задать при повторной встрече или по телефону, договорившись о возможности такой встречи по завершении беседы.

Парадокс глубинного интервью состоит в том, что са­мые интересные или самые важные детали жизни всплывают, когда диктофон уже выключен и разговор, казалось бы, закончен. Поэтому сразу же после оконча­ния интервью необходимо составить краткий нефор­мальный комментарий, куда заносятся:

— подробные описания места проведения и обста­новки интервью;

— возможно — особенности поведения (манеры, жесты) и внешнего вида респондента;

— его реакции на интервью (с удовольствием, откры­то, враждебно, замкнуто, пренебрежительно);

— отличительные характеристики речи, а также первичные предположения или гипотезы, и, наконец;

— обозначение недостающей информации или про­тиворечий в рассказе.

На кассете диктофона помечается дата интервью, затем — имена интервьюера и интервьюируемого и (или) код индивида (перед началом интервью не за­будьте проверить, работает ли диктофон!).

В ходе встречи собираются также все возможные полевые документы, которые могут помочь при дальней­шем анализе (фотографии, письма, дневники, выписки из официальных документов и т. д.). Необходимо зару­читься согласием владельца на их использование для научного отчета или публикации.

Основные правила действий интервьюера:

1. Необходимо отслеживать факты в естественной повседневной деятельности, необычные события.

2. Непосредственный контакт с людьми предполагает двойственную позицию участника-наблюдателя, а также установление доверительных отношений с респондентом.

3. Сочувствие и понимание при сохранении дистан­ции — непременное условие для сохранения аналити­ческой перспективы.

4. Постоянные детальные письменные заметки, фик­сирующие ситуацию, сбор дополнительных источников информации (фотографий, документов, писем, дневников и т. д.) являются залогом всестороннего анализа явления.

5. Следует выделять как внешние (сознательные, "проговоренные"), так и скрытые ("непроговоренные", подразумеваемые) элементы обыденной практики.

Хранение полевой информации

Хранение полевой информации включает выбор формы компьютеризации или другого способа долговре­менного ее использования. Здесь разумно придержи­ваться следующих правил.

Первое правило: Первичная информация должна предельно адекватно воспроизводить текст интервью. Поэтому она фиксируется на аудио- (иногда — видео-) пленку. Стенография не желательна.

Второе правило: Первичная информация содержит краткий комментарий исследователя, его живые, непос­редственные впечатления, вопросы для дальнейшего уточнения. Их можно записать на ту же пленку после окончания интервью.

Третье правило: Информация должна быть пред­ставлена в форме, пригодной для длительной аналити­ческой работы, а именно — в виде текста транскрипта речевой информации. На бумаге или лучше всего — в компьютерной записи.

Четвертое правило: Транскрипт сохраняет все дос­ловные высказывания респондента и характер его речи без какого-либо редактирования.¹¹

¹¹ При печатании транскрипта желательно предусмотреть слева от текста определенный порядок нумерации строк или абзацев — пример см. на с. 426—427.

Специфика каче­ственной информации состоит в том, что ее источник (респондент) может принадлежать к совсем иной культу­ре. Фиксация речевых особенностей может стать отдель­ным объектом лингвистически-культурного анализа. По­этому так важно дословно фиксировать живую разговор­ную речь людей.

В транскрипте фиксируются паузы» интонации (сме­ется, удивлен, возмущен), а также эмоциональные меж­дометия (хм, э-э-э, ну-у, нет-нет!). Соответствующие ин­струкции по кодировке должны быть даны тому, кто де­лает транскрипт еще до его написания. Кроме того, по­лезно предусмотреть и общую систему кодирования тек­стов по имени респондента, дате и месту проведения ин­тервью и т. д.

При составлении транскрипта оставляют большие поля для первичных и последующих комментариев ис­следователя. Такие заметки обычно называются "мемос" (памятки). Все заметки, как эмоциональные, так и пер­вые аналитические предположения, фиксируются на по­лях.

Пятое правило: Хорошо бы сделать как можно больше копий текстового материала для последующей "работы ножницами" — соединение частей текста по соответствующим темам, датам, событиям.

Занесение текстов интервью или наблюдений в компьютер и их одновременное кодирование по тема­тическим блокам информации является, наиболее удоб­ным способом хранения, особенно в случае большого ко­личества источников информации¹²

¹² Программы NUD-IST, ATLAS и SPSS позволяют проводить пе­рекрестный анализ текстовых данных по количественным и каче­ственным признакам. Наш опыт занесения данных о 2 тысячах инди­видов позволил структурировать информацию об их жизненном пути на всем его протяжении. За единицу анализа был принят биографи­ческий эпизод профессионального, семейного, миграционного пути. Подробнее см. [ 224].

При малой численности интервью нет надобности в компьютерной кодировке жизненных эпизодов. К тому же дробление материала на эпизоды лишает жизнен­ный документ его уникальности.

Описание данных и проверка надежности

Разнообразие исходных данных, отличающихся по видам текстов, исследовательским стратегиям и зада­чам исследования, лишает возможности дать жесткие рекомендации: каждый выбирает свою стратегию ана­лиза. Однако здесь можно определить общие ориентиры, направляющие творческий поиск.

Принципы аналитического описания. Осмысление данных — наиболее кропотливая и интересная часть ра­боты, которая отнимает существенно больше времени и сил, чем процесс сбора материала.

Оно начинается с аналитического описания текстов. Уже сам процесс первичного прочтения требует немало времени: внимательное чтение текста, разработка системы первичного кодирования, авторские комментарии.

При повторном чтении комментарии переосмысли­ваются, сопоставляются с контекстом ситуации и науч­ным видением исследователя. В результате многие из них оказываются лишними и заменяются новыми, текст перечитывается снова, проясняются новые нюансы. И так несколько раз. Исследователь уточняет свой угол зрения снова и снова, возвращается к транскрипту, от­крывает новые смыслы до тех пор, пока аналитическая концепция и содержание текстового изложения не со­впадут достаточно полно. Процесс "интерактивного" об­щения с текстом может продолжаться очень долго. Тре­буется многократное и многоаспектное комбинирование и переосмысление огромного объема словесной информа­ции до тех пор, пока мы не почувствуем, что за кажущим­ся хаосом скрывается какой-то смысл: ключевые идеи и темы становятся, наконец, относительно ясными.

Основные отличия данной техники от традици­онной процедуры контент-анализа состоят в следу­ющем: а) аналитические понятия постоянно переосмысливаются и изменяются; б) транскрипт как источник информации всегда остается первичным, базовым эле­ментом по отношению к концепциям; в) элементом ин­формации при анализе является не только сам текст, но и общий контекст ситуации.

Словом, первичный анализ имеет цикличный харак­тер, в отличии от линейного в контент-анализе.

Любое повествование (нарратив) представляет со­бой личную форму изложения, личное свидетельство, пе­реполненное как субъективным, так и социальным со­держанием в их взаимосплетении. Социологическая ценность такого повествования обнаруживает себя при дистанцировании от текста как попытка совместить данное свидетельство с концептуальным знанием, т. е. обозначением наблюдаемых социально-культурных форм в определенных понятиях. В процессе анализа ус­танавливается перспектива нормативного и отклоняю­щегося, обычного и странного, нового и давно известно­го. Другими словами, задача интерпретатора состоит в переходе от наивного доверия к взглядам и оценкам рассказчика к критическому суждению и сравнению с позиции социального знания [55]. Следует внимательно следить за тем, чтобы при первичном кодировании и пе­реходе к концептуализации не потерять связь с исход­ным личностным текстом. Мы постоянно возвращаем­ся к нему, добавляя к прежнему восприятию новые от­тенки и подробности, возникшие из прочтения текста, анализа других источников, путем сопоставления с бо­лее широким социальным контекстом.

Проблема надежности, данных качественного ис­следования — наиболее уязвимая сторона этой методо­логии. Она является предметом критики со стороны "количественников", так как достоверных статистик ва-лидности в этом случае быть не может. Надежность ин­формации обеспечивается следующими действиями ис­следователя:

1) сопоставление высказываний с реальными факта­ми, особенно, если речь идет о событиях, которые можно проверить по официальным документам: даты рожде­ния, .смерти, развода, исторического события;

2) выявление противоречий в высказываниях рес­пондента или разных индивидов. Например, уточняю­щую информацию о событиях семейной истории или узкой общности всегда можно получить у других чле­нов группы;

3) сопоставление с аналогичными обстоятельствами и событиями в жизни других людей, т. е. — в рамках близких, аналогичных социальных контекстов; особенно это значимо при анализе данных кейс-стади;

4) сравнение полученных данных с другими источ­никами информации и прежде всего количественными (если они имеются) для определения степени типичнос­ти, репрезентативности данного "случая". Хороший спо­соб повышения надежности данных — отбор объектов для интервьюирования из выборки уже выполненного массового обследования.¹³

Для проверки степени'объективности исследователя на этапе интерпретации данных применяется метод триангуляции — перекрестной интерпретации некото­рого фрагмента, случая тремя исследователями, работаю­щими в команде.¹⁴

¹³ О проблеме валидности качественных методов см. [281].

¹⁴ О разных подходах к проблеме перекрестного анализа транс-криптов можно узнать из реферата диссертации В. Романова [222].

В любом случае перед началом анализа следует за­дать себе два вопроса.

Первый — насколько и в чем можно доверять ин­тервьюируемому, что нужно проверить дополнительно?

И второй вопрос — насколько и в чем можно дове­рять интервьюеру, как сложились его отношения с рес­пондентом: не были ли возраст, пол, взгляды интервьюе­ра поводом для неискренности рассказчика?

Задача исследователя-аналитика состоит не просто в том, чтобы устранить эти сложности. При дальнейшей интерпретации материала необходимо учитывать их влияние или хотя бы оговорить возможность их побоч­ного влияния на рассказ.

Вместе с тем необходимо помнить, что проблема правдивости или неправдивости рассказчика для социо­лога имеет несколько иной смысл, чем, например, для историка, которому необходимы свидетельства очевид­цев. Социологу важнее разобраться, какие культуроло­гические особенности стоят за тем или иным "соци­альным мифом" или искажением факта. Тут прежде всего надо задаться вопросом: какие поколенческие, на­циональные, региональные или другие особенности жиз­ни человека ведут к искажениям в изложении одного и того же факта. Центральная задача — выявить скры­тый социальный смысл наблюдаемого факта.

Структурирование текста

За единицу анализа иногда принимается текст в це­лом (например, как образец языкового своеобразия дан­ного человека), но чаще всего единицей становится от­дельный отрывок, эпизод как элементарная частица текста, содержащая внутренне законченный сюжет (пас­саж, секвенция)¹⁵.

¹⁵ Секвенции (англ.) — жизненные эпизоды, следующие в опреде­ленном порядке, чаще всего — в хронологической последовательности друг за другом.

Следующая задача состоит в структурировании, организации текста, т. е. в описании объектов и фактов, полученных в "поле", по законам логики и в соответ­ствии с целями исследования. В зависимости от этих це­лей они могут быть выстроены по темам, по времени, сторонам жизни, эмоциональным переживаниям. Есте­ственно, и на этом этапе невозможно полностью отка­заться от эмоционального восприятия объекта и соб­ственной интуиции. Однако с каждым этапом анализа эмоционального восприятия и позиции соучастия стано­вится, меньше и исследователь все шире использует как инструмент рациональное описание и логику система­тизации. Это создает основу для дальнейшей интерпре­тации, объяснений и понимания. Итак, на этом этапе необходимо перевести текст из его первоначального вида в единицы анализа (секвенции), структурирован­ные по темам, и посмотреть, насколько и как они свя­заны друг с другом.

В целом аналитически описать — значит перечис­лить все интересующие нас характеристики объекта ана­лиза (человека, события, группы). В качественном иссле­довании такое описание носит название насыщенного, плотного описания¹⁶, в котором, кроме фиксации самого события или отношения, должны быть выделены:

(а) его контекст, а также

(б) субъективная значимость этого события для участ­ников этого действия и

(в) каким образом происходил процесс.

¹⁶ Так называемое "thick description" — термин, предложенный Клиффордом Гирцем. [327].

Важно, чтобы описание было как можно более конк­ретизированным и всесторонним. Этот этап предполагает минимум исследовательских оценок. Он представляет со­бой вариант краткого описания ситуации в терминах ее участников.

Пример "плотного" описания

Рассмотрим пример первичного описания неструктури­рованного текста интервью:

Транскрипт интервью с П.: 1. Я родился на Арбате в 32 году и считаю себя ар­батским. Именно не моск­вичом, а арбатским. 2. Это особый район Моск­вы, типично московские старые переулки. Здесь ка­кая-то своя гордость, свой патриотизм, особые отноше­ния между людьми. Это своя особая страна, где со­хранилась атмосфера доре­волюционной Москвы. 3. Ведь и раньше, насколь­ко я знаю, это был не про­мышленный рабочий рай­он, а район дворянства и интеллигенции. Во всяком случае, здесь жиля люди умственного труда. 4. Да и в мое время здесь почти не жили семьи рабо­чих. Я считаю, меня воспи­тал Арбат.

Описание: * Факт - место рождения Москва, Арбат, 1932 год. * Культурный контекст: арбатский, те, кто родился и вырос на Арбате в 40-50-е гг. * Район дворянства и инте, лигенции с дореволюцио: ных времен. * Люди умственного труда. * Субъективное значение -соотнесение себя с малой родиной: патриотизм, гордость. Ведение исторической родословной с дореволюционных времен. * Каким образом: факт рождения оказал влияни имел значение для вес последующей жизни, воспитал.

В данном случае перед нами законченный отры­вок, повествующий о времени и месте рождения рес­пондента (факт) и его субъективном отношении к этому факту (значимость). В других случаях (напри­мер, при фиксации действия, события) описание мо­жет основываться на иной логике: условия — взаимодействие — стратегии и тактики участников — субъективные последствия для участников. Все зави­сит от целей исследования [330].

Описание социального контекста — существен­ная часть первичного анализа. Оно погружает исследо­вателя в определенное место и время действия "драмы", в рамках которой и стала возможной данная ситуация или событие, будь то группа, организация, социальный институт, культура общества того времени. Описание предполагает ограничение рамок генерализации именно данным контекстом. В нашем случае сразу становится понятным, что анализ эпизода из транскрипта можно вести лишь относительно данной общности: тех, кто были детьми, росшими на Арбате в 40-50-е гг. (сверстни­ки респондента). Географическое и социальное про­странство анализа также должно быть ограничено опре­деленным районом Москвы: "старым Арбатом и его переулками". Соответственно, образцы поведения, ценно­сти также применимы только к данному пространству и

времени.

Этот район городской среды может стать объектом для сравнения с сельской местностью или с другими районами Москвы, но строго в рамках того же временно­го периода. Такое ограничение контекста дает символи­ческий ключ к пониманию субъективного отношения П. к факту своего рождения.

П. ассоциирует себя со средой Арбата как цент­ром либеральной культуры 60-х. Это могло быть не столь явно проговорено в его интервью, могло остать­ся скрытым от аналитика, если не обратить внима­ния на фразу: "Я считаю себя именно не москвичом, а арбатским". Но в данном случае П. поясняет и рас­крывает свое понимание "арбатского" достаточно ясно. Автор перечисляет наиболее значимые для него характеристики этой культуры: интеллигентская ("как культуры людей умственного труда"), преем­ственная по отношению к культуре дореволюционно­го времени ("сохранилась атмосфера старой дорево­люционной Москвы"), а также свое отношение к этой культуре ("здесь какая-то своя гордость, свой патрио­тизм, особые отношения между людьми").

Пока мы только определяем, как сам человек видит ситуацию и объясняет мотивы причисления себя к "ар­батским". Однако будучи исследователями, мы можем уже здесь сконструировать и наши собственные предпо­ложения для дальнейшего развития темы, но при этом должны быть уверены, что это совпадает с ходом мысли П. — автора текста. Мы можем вспомнить, что арбатские переулки как символ либеральной культуры были воспеты Б. Окуджавой, а "дети Арбата" описаны А."Ры-баковым в его романе. Об этом ли ведет речь П.? Сей­час, на этой стадии анализа, такое заключение может быть только предположительным.

Приведенный дассаж сам по себе мало что дает для описания процесса: условий, обстоятельств, побудивших П. ассоциировать себя с культурой Арбата. Но из сово­купности отдельных фраз вытекает определенная логи­ка процесса: "я родился на Арбате" — "я считаю себя арбатским" — "Арбат воспитал меня".

Продолжая систематизацию интервью из биографи­ческого повествования П. в том же направлении, нужно отобрать и аналогично описать все эпизоды, связанные с Арбатом: школьные годы; соседские отношения между детьми; социальный состав арбатских жителей (с его слов); влияние политических репрессий на судьбы его сверстников и их родителей; эпизоды их дальнейших жизненных перипетий.

Только тогда первичное предположение об "арбатс­кой идентичности" П., как соотнесения себя с либераль­ной культурой 60-х, может подтвердиться. В других эпизодах этого интервью мы находим такие подтверж­дения:

"...Мы были дети Арбата. Если Вы читали Рыбакова, то знаете, что это значит. Б нашем классе многие дети вкуси­ли горечь репрессий. Один мой одноклассник, например, родился в тюрьме, поскольку оба его родителя были поса­жены, и его воспитывала потом тетя..."

Такие текстовые подтверждения можно обнаружить не всегда, поэтому и применяется практика прочтения текстов несколькими исследователями: триангуляция позволяет избежать искажения смысловых значений повествования.

Итак, первичная гипотеза должна быть проверена в процессе аналитического описания всего текста, чтобы определить, насколько она подтверждается другими, фрагментами. Возможно, в ходе такого "примеривания" к разным эпизодам она будет уточнена или пе­реформулирована. Например, в данном случае не ис­ключено, что соотнесение П. с Арбатом имеет значе­ние идентификации с детьми репрессированных ин­теллигентов. Тогда нужно вернуться и уточнить пер­вичную гипотезу, соединив информацию из первого отрывка с последующими.

В результате мы получим описание идентичности П. в качестве представителя арбатской субкультуры. Плотное, насыщенное описание уже само по себе инте­ресно как повествование, содержащее важные личност­ное смыслы, восприятие образа жизни определенной общности — "детей Арбата" времен 50-60-х гг.

Приведя свидетельства других людей, принадле­жащих к той же субкультуре, можно многосторонне описать ее существенные особенности как одной из форм городской культуры 60-х гг., оказавшей серь­езное влияние на жизнь общества в целом. А это, в свою очередь, есть уже научное исследование этногра­фической культуры, которая оказала влияние на об­раз мыслей целого поквления "шестидесятников". Собственные рассказы непосредственных участников событий бывают настолько красноречивы, что добав­лять к ним что-нибудь от лица исследователя нет не­обходимости. Они подчас дают больше, чем простран­ные теоретические построения.

Некоторые социологи (особенно этнографического направления) останавливаются на описательном анали­зе, предлагая последующим исследователям проанали­зировать субъективную точку зрения участников (акто­ров) и выдвигать собственные гипотезы, строить свои концепции. Описанием ограничиваются также в случае, когда источник информации является уникальным, рас­крывает какой-то до сих пор неизвестный феномен, под­лежащий осмыслению.

Примерами описательного анализа могут служить био­графии семей в первом разделе книги "Судьбы людей. Рос­сия. XX век" [241], где биографии только упорядочены в хро­нологической последовательности событий, а также книга "Го­лоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских ме­муарах", авторы которой замечают: "Не имеющие специаль­ной социологической подготовки, малообразованные или даже неграмотные респонденты получают с помощью исследователя возможность говорить о себе и рассказывают о своих наблюде­ниях и жизненном опыте в чрезвычайно откровенной, есте­ственной и свободной манере". [50. С. 3].

"Плотно" описывая полученные данные, мы тем са­мым отбрасываем ненужные детали и сосредоточиваем­ся на центральных характеристиках событий. Данные приобретают единство и внутреннюю стройность. Обоб­щая события, концентрируя анализ на ключевых эпизо­дах, определяя роли, характеры, хронологическую после­довательность действий, мы в результате структури­руем новое выразительное и социологически значимое повествование.

Качественно-насыщенное описание служит ценной базой для дальнейшей интерпретации. Даже простая хронологическая систематизация материала может иногда привести к построению первичных гипотез.¹⁷

¹⁷ Так, хронологически выстроив профессиональный путь Ива­на Д. и зафиксировав факт его частых миграций в 30—40-е гг., мы выдвинули гипотезу о стратегии "убегания от власти" выходцев из об­разованных слоев дореволюционной России (см. с. 441-442).

Основные требования к качественному описанию:

• Субъективные значения и смыслы повествования описываются и анализируются в определенном про­странственно-временном контексте.

• Прежде чем фиксировать эти смыслы и значе­ния, полезно обсудить транскрипт с другими участника­ми исследования.

• Не следует пренебрегать возможностью несколько раз вернуться к респонденту и уточнить, какой смысл имело для него то или иное явление, событие, поступок.

• Субъективные намерения респондента сами по себе не могут служить достаточной основой для интер­претаций и гипотез.

• Текстовой материал всегда содержит в себе дан­ные о процессах изменений в жизни человека и услови­ях его жизнедеятельности.

• Изменение может быть проанализировано через определенные фазы, ключевые события и их послед­ствия или же комплекс скрытых взаимодействующих факторов, которые влияли на происходившие события.