2. 3 Разбор «дела Тангейзера»

Краткая хронология: 20 декабря 2014 года в Новосибирском театре оперы и балета состоялась премьера спектакля по мотивам оперы Вагнера «Тангейзер». Российский режиссер привнес свои коррективы – перенес действие в современность. Тангейзер – режиссер, который снимает фильм о путешествиях Христа в гроте Венеры, где тот придается плотским утехам. Фильм не принимает общественность, обвиняя режиссера в богохульстве, и он отвергнут обществом. Постановка получила одобрительные отзывы критики, была воспринята как новаторская, получила популярность у зрителей.

На почве непринятия такого спектакля произошел конфликт между деятелями искусства и верующим сообществом. По версии СМИ, в феврале этого года в прокуратуру области поступило обращение от митрополита Новосибирского и Бердского Тихона, который заявил, что к нему поступали обращения от множества людей с жалобами на директора театра Б. Мездрича и режиссера оперы Т. Кулябина. По данной ситуации было возбуждено административное дело, Мездричу и Кулябину предъявили подозрение в оскорблении чувств и нарушении прав верующих. На защиту обвиняемых встало все театральное сообщество. Возле театра проводились митинги, требующие закрытия постановки, где участвовали сотни людей. Решение суда об отсутствии состава нарушения освободило обвиняемых в ответственности. Спектакль на данный момент снят с репертуара театра, а его директор уволен, «за неуважение к мнению граждан и невыполнение рекомендаций учредителя»⁹⁴.

Митрополит Тихон сообщил, что «верующие люди возмущены, пишут письма и звонят, просят посодействовать в соблюдении законов РФ»⁹⁵, объясняя свою позицию тем, что в «Тангейзере» Кулябина нарушены права верующих людей, режиссер использует церковную символику не по назначению. Здесь имеется в виду осквернение религиозного атрибута – креста, а также оскорбление самой фигуры Иисуса Христа. На сайте министерства культуры РФ опубликовано обращение к епархии с просьбой отозвать заявление в прокуратуру и решить вопрос в формате диалога: «...представителям конфессий необходимо понимать, что уважение к церкви достигается не через обращения в правоохранительные органы, а через терпеливую, вдумчивую проповедь и разъяснение своей системы ценностей»⁹⁶. Представители РПЦ на этот счет подчеркивают, что никаких заявлений от епархии в суд не поступало. Дело сформировано с заявлений десятков оскорбленных людей. Также они отмечают, что сложившуюся вокруг постановки ситуацию не стоит воспринимать как «навязывание церковной цензуры»⁹⁷. Тем не менее, они не отрицают факта нарушения части 1 статьи 148 УК РФ представителями театра, с помощью столь провокационной вариации постановки.

Общество в данном случае разделяется на тех, кто принимает и не принимает такой вариант оперы. Во-первых, некоторые театралы⁹⁸, обсуждая постановку не согласны с такой вольной интерпретацией Вагнера. Сама постановка не являет собой чего-то нового и даже перенесение сюжета в современность не помогает провальной идее, работу называют неряшливой и в целом не заслуживающей одобрительных откликов. Во-вторых, непонятна необходимость присутствия образа Христа в картине – это воспринимается только как провокационный жест. То же касается и скандального постера с изображением Христа между женских ног. «В кулябинском случае это называется не творчество, а троллинг – введение образа Христа с целью позлить и раскачать православное наше сообщество. А оно у нас, действительно, очень живое и очень граждански зрелое»⁹⁹, - в этом высказывании улавливается позиция тех, кто не согласен с экспериментом, тех, кто считает, что благодаря театральной критике в творчестве современных режиссеров стираются границы между провокацией и творческим риском.

«Творцы должны руководствоваться собственным чувством стыда, а не страхом цензуры»¹⁰⁰, - такое мнение выразил российский режиссер Н. Михалков касаемо «Тангейзера». Многими деятелями культуры опера рассматривается как желание получить известность среди масс путем такой скандальной постановки. В ситуации со спектаклем путь к популярности, выбранный режиссером оперы, является опасным, так как к использованию религиозных символов в России (в отличие от Запада) относятся с большой внимательностью. Кулябин вторгается в область сакрального неосторожно и неудивительно, что его действия привели к такому результату.

Сам Т. Кулябин объясняет свой вариант «Тангейзера» тем, что современный контекст был выбран исключительно для доступности сюжета, близости его к реалиям сегодняшнего дня, отражении действительности в которой живет общество. Что касается вопросов о необходимости Христа в картине, то здесь режиссер считает, что заранее обезопасил себя от цензуры: Христос предстает в фильме не как истинный Христос без кавычек, а всего лишь как актер, исполняющий его роль. Плакат – это только картинка, вырванная из контекста, в ней нет никакого умысла к святотатству, а судить спектакль по нескольким картинкам – неправильно. Поэтому Кулябина не волнуют отзывы общественности. Его целью было «максимально подробно и внятно решить оперу Вагнера»¹⁰¹, предугадывать же отзывы он не собирался. Автор постановки замечает, что никаких жалоб от якобы оскорбленных людей лично ему не поступало. На вопрос о наличии цензуры со стороны государства режиссер отвечает неоднозначно. Сам он считает, что официально Россия считается светским государством и цензуры быть не должно: «я воспитан и образован в той системе координат, что театр — это театр, церковь — это церковь, больница — это больница, а университет — это университет»¹⁰². Тем не менее, он приходит в недоумение, когда церковь посредством государства пытается вмешаться в творческий процесс, помешать выражению мысли художника и поставить для него свои ограничения. Реакция на оперу зависит исключительно от того контекста, в котором она воспроизводится. Автор указывает на то, что сделать из оперы сатиру на церковь не являлось его задачей, он не собирался показывать взаимоотношения церкви и современного художника, а если бы собирался, то взял бы за основу другое произведение. Кулябин согласен на диалог с «оскорбленной» стороной в формате мирной беседы, где он смог бы выслушать ее позицию (так как не понимает такой агрессии) и объяснить свою.

Общественная защита Кулябина назвала его преследования мракобесием, которое неприемлемо для современного общества XXI века. Пространство театра – это не церковь, а светское учреждение, где верующие не в праве вмешиваться. Все, что они могут – это не ходить на спектакль¹⁰³. В защиту «Тангейзера» выступил губернатор Новосибирской области, призывая правоохранительные органы не вмешиваться в конфликт. Многие деятели искусства высказались против такой радикальной позиции церкви. В числе них О. Табаков, который заявил, что РПЦ необходимо вести конструктивный диалог, а «не размахивать уголовным кодексом»¹⁰⁴.

И. Бражников предполагает, что такое гуманное решение суда по делу «Тангейзера» можно расценивать как извинение за приговор «Pussy Riot». Понятно, что ситуации отличаются. Опера ставилась в пределах театра, не вмешиваясь в церковное пространство. Кощунство в «Тангейзере», несмотря на «постмодернистское закавычивание» все-таки имеется. Бражников утверждает, что художник имеет право на религиозное кощунство только если за этим стоит талант. Если же таланта нет, то использование сакрального является пошлостью и кощунством, причем неоправданным. Бражников отмечает, что такой постановкой Кулябин оскорбил чувства ценителей искусства, так как вся «соль», которую так стремился передать режиссер потеряла свою силу. То же касается и оборота «оскорбление чувств верующих», которое автор статьи подвергает анализу: «Чувства могут быть приятными или неприятными. «…» А оскорбление – понятие этическое»¹⁰⁵. Тем самым он показывает несостоятельность данного оксюморона разводя его по рациональным и моральным критериям. Таким образом, признание режиссера невиновным подтверждает тезис о том, что тема «оскорбления верующих» сейчас потеряла свою актуальность. Современность не располагает ни талантливыми режиссерами, ни реальными «верующими». «Нет принципов и нет чувств». Вера проявляется в уверенности в невидимом и искусство, с его «иконоборческой» направленностью и религия одинаково претендуют на такую уверенность¹⁰⁶. Поклонение же символам и иконам скорее свидетельствует о неуверенности. Поэтому не стоит обвинять режиссера картины – он не боролся с религиозными символами, а создал из них китч, который смог спровоцировать определенного склада людей. Возвышенное, то, что ранее составляло суть религии и искусства теперь не котируется, оно не интересует режиссера.

«Стало быть, и вера "верующих", и искусство Т. Кулябина — это "соль, потерявшая силу"»¹⁰⁷.

Исходя из вышеперечисленных позиций можно заключить, что опера «Тангейзер» определяет несколько ключевых моментов в пространстве конфликта между религиозным и светским мышлением в России:

1. Сторона светского общества признает уже очевидное влияние РПЦ на властные структуры. «Тангейзер» - это уже третье дело, получившее огласку по всей стране за последние 15 лет, в котором суд определяет возможность наложения санкций на тех, кто в какой-то степени оскорбил чувства верующих.

2. Позиции внутри религиозного и светского сообщества разделяются. Вопрос стоит в необходимости использования религиозных символов светским сообществом. Представители искусства признают, что это достаточно хрупкая ценность, оберегаемая религиозно настроенными людьми. В связи с этим, отношение к ней должно быть очень осторожным.

3. В отличие от дела «Pussy Riot», дело «Тангейзера» для его постановщиков закончилось мирным образом. Такое решение суда воспринимается общественностью как шаг государства к примирению двух сторон. Учитывается факт того, что опера ставилась в пространстве театра, что заранее дает ей защиту со стороны института искусства.

4. Светская сторона призывает РПЦ к конструктивному диалогу для того, чтобы объяснить свою интерпретацию постановки, доказать отличный от оскорбительного контекст, а также отсутствие необходимости прибегать к решению вопроса с помощью судебных практик.

5. РПЦ, в свою очередь, не подтверждает факт обращения к властным структурам за поддержкой, отрицая, таким образом, связь между институтом церкви и государством. Представители РПЦ предпочитают не участвовать в данном споре, но поддерживают мнение о реально нанесенном моральном ущербе религиозному обществу.