Современная наука о строении материи

В основе современных научных представлений о строении материи лежит идея ее сложной системной организации. Любой объект материального мира может быть рассмотрен в качестве системы, то есть особой целостности, которая характеризуется наличием элементов и связей между ними.

Например, макротело можно рассматривать как определенную организацию молекул. Любая молекула тоже является системой, которая состоит из атомов и определенной связи между ними: ядра атомов, входящие в состав молекулы как одноименные (положительные) заряды, подчиняются силам электростатического отталкивания, но вокруг них образуются общие электронные оболочки, которые как бы стягивают эти ядра, не давая им разлететься в пространстве. Атом также представляет собой системное целое — состоит из ядра и электронных оболочек, расположенных на определенных расстояниях от ядра. Ядро каждого атома, в свою очередь, имеет внутреннюю структуру. В простейшем случае — у атома водорода — ядро состоит из одной частицы — протона. Ядра более сложных атомов образованы путем взаимодействия протонов и нейтронов, которые внутри ядра постоянно превращаются друг в друга и образуют особые целостности — нуклоны, частицы, которые часть времени пребывают в протонном, а часть — в нейтронном состоянии. Наконец, и протон, и нейтрон — сложные образования. В них можно выделить специфические элементы — кварки, которые взаимодействуют, обмениваясь другими частицами — глюонами (от лат. gluten — клей), как бы «склеивающими» кварки. Протоны, нейтроны и другие частицы, которые физика объединяет в группу адронов (тяжелых частиц), существуют благодаря кварк-глюонным взаимодействиям.

Изучая живую природу, мы также сталкиваемся с системной организацией материи. Сложными системами являются как клетка, так и построенные из клеток организмы; целостную систему представляет собой вся сфера жизни на Земле — биосфера, существующая благодаря взаимодействию своих частей: микроорганизмов, растительного, животного мира, человека с его преобразующей деятельностью. Биосферу можно рассматривать как целостный объект (как и атом, молекулу и т. д.), где есть определенные элементы и связи между ними.

Материальные системы всегда взаимодействуют с внешним окружением. Некоторые свойства, отношения и связи элементов в этом взаимодействии меняются, но основные связи могут сохраняться, и это является условием существования системы как целого. Сохраняющиеся связи выступают как инвариант, то есть устойчивые, не изменяющиеся при вариациях системы. Эти устойчивые связи и отношения между элементами системы образуют ее структуру. Иными словами, система — это элементы и их структура.

Любой объект материального мира уникален и нетождествен другому. Но при всей уникальности и непохожести объектов определенные их группы в своем строении обладают общими признаками. Например, существует очень большое разнообразие атомов, но все они устроены по одному типу — в атоме должно быть ядро и электронная оболочка. Огромное многообразие молекул — от простейшей молекулы водорода до сложных молекул белков — имеет общие структурные признаки: ядра атомов, образующих молекулу, стянуты общими электронными оболочками. Можно обнаружить общие признаки строения у различных макротел, у клеток, из которых построены живые организмы, и т. д. Наличие общих признаков организации позволяет объединить различные объекты в классы материальных систем. Эти классы часто называют уровнями организации материи или видами материи.

Все виды материи связаны между собой генетически, то есть каждый из них развивается из другого. Строение материи можно представить как определенную иерархию этих уровней.

32. Движение, формы движения материи. Соотношение понятий «движение», «развитие», «прогресс», «регресс». Критерии прогресса в живой природе и в обществе.

В европейской традиции понятие движениясемантически дифференцировано: оно может быть «движением вообще», стоя в ряду с такими понятиями, как «пространство», «время» или «энергия», механическим перемещением, у него может быть направленность, оно может отражать качественное изменение,развитие(прогресс,регресс) и т. д.

В диалектическом материализмедвижение— объективный способ существованияматерии, её абсолютный неотъемлемый атрибут, без которого она не может существовать и который не может существовать без неё; согласно данному мировоззрению движение абсолютно, а покой относителен, так как является движением вравновесии.

Для движения как для онтологической основы бытия, постулируется та же неуничтожимость и вечность, как и для самого бытия. Появившись вместе с бытием, оно не останавливается, и поэтому невозможно снова его сотворить.

Релятивизмабсолютизирует движение, в то время какэлеатыего вовсе отрицают (см.стрела Зенона,дихотомия,Ахиллес и черепаха). На основании осознания движения не как только механического процесса построенызаконы диалектической логики.

Движение существует в разнообразных формах. Разнообразие форм движения как атрибута материи определяет многообразие форм организации материи.

Фридрих Энгельсна разных уровнях системной организации материи выделил несколько основных форм движения:

• механическая

• физическая (тепловая, электромагнитная, гравитационная, атомная и ядерная);

• химическая

• биологическая

• социальная

• географическая

Энгельс также указывает на преемственную связь между всеми формами движения материи: высшие формы не сводимы к низшим, но обязательно их подразумевают.

Принцип развития. Движение и развитие. Соотношение регресса и прогресса. Парадокс развития. Критерий прогресса. Учение о движении разрабатывалось на протяжении всей истории философской мысли. Уже на начальных этапах развития человеческого познания мыслители глубокой ревности обратили внимание на изменчивость бытия. Анаксимандр высказал мысль о превращении апейрона в земные стихии и их переходе друг в друга. Гераклит говорил о живом огне, вечно воспламеняющемся и вечно угасающем, о потоке и взаимопереходах противоположностей. «Панта рей» — «все течет, все изменяется», — учил основоположник древней диалектики. Однако это был наивный взгляд на мир, основанный на его чувственном восприятии. Элеаты (Парменид, Зенон Элейский и др.), поставив вопрос о невозможности мыслить движение, пришли к его отрицанию. Это противоречие между чувственным восприятием движения и невозможностью выразить его в мысли нашло свое место в апориях Зенона. На различных этапах развития науки и философии существовали теории, абсолютизирующие одни формы движения и игнорирующие другие. Согласно теории круговорота, все изменения сводятся к прохождению одних и тех же стадий, завершаясь возвратом к исходной точке. В наиболее яркой форме, предполагающей абсолютное повторение пройденных стадий, идея круговорота выражена пифагорейцами: через каждые 760 000 лет в мире все возвращается в свое первоначальное состояние и вновь повторяет уже пройденные ступени. Идея бесконечного повторения воплощена в учении Ницше о речном возвращении. Он писал, что все вещи вечно возвращаюся, а с ними и мы. Мы существуем уже несчетное число раз, а с нами и вещи. Французские материалисты XVIII в. разработали понятие об атрибутивности движения. Многие из них считали, что движение есть внутреннее, неотъемлемое, необходимое свойство материи, способ ее бытия. «Все во Вселенной, — отмечал Гольбах, — находится в движении. Сущность природы заключается в том, чтобы действовать. Движение — это способ существования, не обходимым образом вытекающий из сущности материи». Мысль о неразрывной связи, единстве движения и материи проводил и Гегель. Он отмечал: «...как нет движения без материи, так не существует материи без движения». Однако для Гегеля природа представляла собой инобытие духа, а поэтому внутренняя активность материи выводилась им из самодвижения абсолютной идеи. Движение существует в разных формах. Но многие естество испытатели и философы — Галилей, Ньютон, Лаплас, Гоббс, французские материалисты XVIII в. — сводили все формы движения материи к механическому движению, перенося его законы на другие формы движения, игнорируя специфику последних. Такая позиция характерна для механистического материализма, который опирался на развитие механики. Подобные попытки сведения высших, более сложных форм движения к низшим и объяснение высших форм на основе закономерностей, свойственных низшим формам, называется механицизмом, который в конкретном своем применении выступает как крайняя форма редукционизма (лат. — отодвигание назад, возвращение к прежнему состоянию). В конце XIX в. на основе открытий в физике развивалось особое направление, которое получило название «энергетизма». Основателем этого направления был немецкий химик В. Оствальд. Сторонники энергетизма пытались обосновать движение в отрыве от материи, т.е. лишить движение своего носителя. С возникновением опытной науки Нового времени начинают формироваться представления о развитии как особом типе движения, характеризующемся необратимостью, направленностью изменений, ведущих к возникновению нового качественного состояния материальных и идеальных систем. Идея развития становится предметом изучения естествознания и философии, возникают различные, порой противоположные взгляды на развитие, в которых по-разному объясняются его причины и закономерностиНа протяжении длительного развития философии и науки складывались и формировались два взгляда, два направления в понимании сущности движения и развития. Одно направление рассматривало мир в состоянии покоя, в статике, другое — в динамике. Возникли и сформировались две концепции развития — метафизика и диалектика. Метафизика Термин «метафизика» (греч. «после физики») возник в I в. до н.э. для обозначения той части учения Аристотеля, в которой исследовались общие, умозрительно постигаемые начала бытия и познания. Сам Аристотель называл это учение «первой философией». Начиная с античности, термин «метафизика» употреблялся и нередко употребляется и теперь как синоним философии. Как метод исследования природы метафизика сложилась в науке Нового времени. Он состоял в разложении природы на составные части и изучении каждой из них в отдельности, вне их изменения и развития. Такой подход к исследованию природы имел историческое оправдание: прежде чем рассматривать вещи в их взаимосвязях и изменении, нужно познать сами эти вещи, знать, что они собой представляют. Благодаря метафизике естествознание Нового времени достигло значительных успехов, вместе с тем метафизика стала рассматриваться как общая философская концепция и универсальный метод познания. В результате сформировалась статическая картина мира, в которой бытие и его многообразные формы пребывают в устойчивом, неизменном состоянии. Пространство и время, например, рассматривались как самостоятельные субстанции, существующие независимо от материи и друг от друга, как внешние условия существования тел. Развитие знаний о мире, открытия в области естествознания показали ограниченность метафизического взгляда на мир. Метафизика стала подвергаться критике со стороны многих философов и ученых. Во второй половине XIX в. старая, классическая метафизика уступает место новой ее форме — неометафизике, которая не отрицает развития, понимая его или как чисто количественные, эволюционные изменения, не ведущие к изменениям качественным, или как только качественные, скачкообразные, катастрофические изменения, не подготовленные эволюционными процессами, или представляя его как движение по кругу с возвратом к исходной точке. Понятно, что эти концепции дают картины мира, отличающиеся от картины мира, основанной на классической метафизике. Однако, абсолютизируя одну форму развития и игнорируя другие, все неометафизические концепции страдают односторонностью, неспособностью объяснить многие явления и процессы в природе и обществе, в том числе — крупные открытия в естествознании. В философии формируется диалектическая концепция развития, обосновывается динамическая картина мира. Прогресс и регресс. Критерии прогресса.    Под прогрессом понимается направление развития, для которого характерно поступательное движение общества от низших и простых форм общественной организации к более высоким и сложным. Понятию прогресса противоположно понятие регресс, для которого характерно обратное движение — от высшего к низшему, деградация, возврат к уже отжившим структурам и отношениям. Представление о развитии общества как прогрессивном процессе появилось еще в древности, но окончательно оформилось в трудах французских просветителей (А. Тюрго, М. Кондорсе и др.)- Критерий прогресса они видели в развитии человеческого разума, в распространении просвещения. Столь оптимистичный взгляд на историю сменился в XIX в. более сложными представлениями. Так, марксизм усматривает прогресс в переходе от одной общественно-экономической формации к другой, более высокой. Некоторые социологи сутью прогресса считали усложнение социальной структуры, рост социальной неоднородности. В современной социологии исторический прогресс связывается с процессом модернизации, т. е. переходом от аграрного общества к индустриальному, а затем и к постиндустриальному. Некоторые мыслители отвергают идею прогресса в общественном развитии, рассматривая историю как циклический круговорот с чередой подъемов и спадов (Дж. Вико), предсказывая скорый «конец истории» либо утверждая представления о многолинейном, независимом друг от друга, параллельном движении различных обществ (Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби). Так, А. Тойнби, отказавшись от тезиса о единстве всемирной истории, выделил 21 цивилизацию, в развитии каждой из которых он различал фазы возникновения, роста, надлома, упадка и разложения. О «закате Европы» писал и О. Шпенглер. Особенно ярок «антипрогрессизм» К. Поппера. Понимая под прогрессом движение к какой-либо цели, он считал его возможным только для отдельного человека, но не для истории. Последняя же может быть объяснена и как прогрессивный процесс, и как регресс. Очевидно, что прогрессивное развитие общества не исключает возвратных движений, регресса, циви-лизационных тупиков и даже срывов. Да и само развитие человечества вряд ли имеет однозначно прямолинейный характер, в нем возможны и ускоренные рывки вперед, и откаты назад. Более того, прогресс в одной сфере общественных отношений может сопровождаться и даже быть причиной регресса в другой. Развитие орудий труда, техническая и технологическая революции — яркое свидетельство экономического прогресса, но они поставили мир на грань экологической катастрофы, истощили природные ресурсы Земли. Современное общество обвиняют в упадке морали, в кризисе семьи, бездуховности. Высока и цена прогресса: удобства городской жизни, например, сопровождаются многочисленными «болезнями урбанизации». Иногда издержки прогресса настолько велики, что возникает вопрос: а можно ли вообще говорить о движении человечества вперед?         В этой связи актуален вопрос о критериях прогресса. Согласия среди ученых нет и здесь. Французские просветители видели критерий в развитии разума, в степени разумности общественного устройства. Ряд мыслителей (например, А. Сен-Симон) оценивали движение вперед по состоянию общественной нравственности. Г. Гегель связывал прогресс со степенью сознания свободы. Марксизм также предложил универсальный критерий прогресса — развитие производительных сил. Видя сущность движения вперед во все большем подчинении сил природы человеку, К. Маркс сводил общественное развитие к прогрессу в производственной сфере. Прогрессивными он считал лишь те социальные отношения, которые соответствовали уровню производительных сил, открывали простор для развития человека (как главной производительной силы). Применимость подобного критерия оспаривается в современном общест-вознании. Состояние экономического базиса не определяет характер развития всех остальных сфер жизни общества. Целью, а не средством любого общественного прогресса является создание условий для всестороннего и гармоничного развития человека.

Следовательно, критерием прогресса должна являться мера свободы, которую общество в состоянии предоставить личности для максимального раскрытия ее потенциальных возможностей. Степень прогрессивности того или иного общественного строя нужно оценивать по созданным в нем условиям для удовлетворения всех потребностей личности, для свободного развития человека (или, как говорят, по степени человечности общественного устройства).

Прогресс в живой природе, совершенствование организмов или сверхорганизменных систем в процессе эволюции. Ранее термином «Прогресс (в живой природе)» обозначали направление эволюции в сторону усложнения строения. Ч. Дарвин понимал прогресс (в живой природе) как выражение растущей приспособленности организмов к окружающим условиям и их победы в борьбе за существование, которая может достигаться не только усложнением, но и упрощением строения, например у паразитических и сидячих форм. Ясность в применение термина «прогресс (в живой природе)» внёс А. Н. Северцов (1914, 1925, 1939), предложивший различать биологический и морфофизиологический прогресс (в живой природе), или ароморфоз. Биологическим Прогресс (в живой природе) он называл вызванное приобретением нового приспособления увеличение численности данной группы (вида, рода и т.п.), её расселение за границы ареала и разделение на новые группы (увеличение числа популяций, рас и подвидов - в пределах вида, видов - в пределах рода, т. е. адаптивную радиацию). Биологический прогресс (в живой природе) может достигаться как благодаря ароморфозам, т. е. коренным усовершенствованием организации, и идиоадаптациям, т. е. частным адаптивным изменениям строения, так и на путях упрощения организации. Главная особенность морфофизиологического прогресс (в живой природе) заключается в накоплении и гармоничном сочетании приспособлений, имеющих очень широкое, часто универсальное значение. Примерами такого прогресса (в живой природе) могут служить эволюция скелета, мозга и сердца у позвоночных, развитие терморегуляции и т.п. Следствиями морфо-физиологического прогресс (в живой природе) являются повышение выживаемости и эволюционной пластичности вида, а также степени целостности и приспособленности особей, видов или др. эволюционирующих единиц. В дальнейшем представления Северцова о морфофизиологическом прогресс (в живой природе) разрабатывались советскими (И. И. Шмальгаузен, Г. А. Шмидт, А. Л. Тахтаджян и др.) и зарубежными (Дж. Хаксли, В. Франц, Б. Ренш и др.) биологами. Эволюцию в направлении морфофизиологического прогресса (в живой природе) подразделили на прогресс (в живой природе) неограниченный, охватывающий эволюцию от простейших живых существ до высшей формы движения материи - человека, и прогресс (в живой природе) ограниченный, т. е. развитие конкретных крупных стволов органического мира. С экологической точки зрения стали выделять прогресс (в живой природе) общий при котором адаптивные возможности расширяются, и прогресс (в живой природе) частный (специализацию), при котором происходит совершенствование адаптации в узких целях. Общий прогресс (в живой природе) характеризуется гармоничным сочетанием эволюции органов путём увеличения числа функций с интенсификацией как старых, так и новых функций (например, эволюция пятипалой конечности стегоцефала до руки человека). Частный же прогресс (в живой природе) характеризуется преимущественно интенсификацией функций при уменьшении их числа (например, эволюция четырёхпалой конечности предков копытных до конечности современных парно- и непарнокопытных). С точки зрения биоэнергетики и совершенства конструкции органов и организмов выделяют биотехнический прогресс (в живой природе), измеряемый такими показателями, как экономичность, эффективность, надёжность.  Актуальность данной работы, прежде всего, состоит в том, что знания о эволюции и прогрессе в эволюции могут дать ответы на множество вопросов связанных с нашим прошлым, и что более важно, с будущим.  1. Понятие прогресса в эволюции  Теория эволюции — сложившееся (не вчера, а много десятилетий назад) и установившееся учение, вполне сформировавшаяся парадигма. Давным-давно ее изучают в школах и университетах. Казалось бы, она, как давно законченное здание, если в чем и нуждается, то разве что в косметическом ремонте. А между тем вокруг теории эволюции беспрерывно кипят споры. Ее пытаются опровергнуть, но никак не опровергнут. Уже более полутораста лет сначала дарвинизм, а потом и неодарвинизм в лице синтетической теории эволюции не могут найти однозначный ответ на вопрос о наличии прогресса в биологической эволюции. И как во многих, десятилетиями ведущихся научных дискуссиях, проблема, безусловно упирается в неоднозначность трактовки терминов, в данном случае – понятий «прогресс» и «эволюция».  Многолетняя борьба дарвинистов с антидарвинистами напоминает разрезание киселя: вместо номогеза возникает неономогенез, вместо катастрофизма — неокатастрофизм. Все нападки антидарвинистов на дарвинизм сосредоточены на очень немногих и всегда одних и тех же направлениях. Одно из таких сакраментальных направлений — эволюционный прогресс. «Хотя первые представления об эволюции были навеяны «лестницей природы» и теория эволюции изначально создавалась для объяснения прогресса, эта тема и по сей день остается одной из наименее разработанных отчасти из-за предубеждения против нее как рассадника метафизики, неуместного в естественных науках морализаторства (что хорошо и что плохо?), антропоцентризма и грубых социологических аналогий» .  Причина этих бесконечных разногласий, очевидно, в том, что положения современной эволюционной парадигмы сами по себе недостаточны для объяснения феномена эволюционного прогресса, т. е. последовательного развития биосферы Земли от господства простейших форм жизни к доминированию все более сложных и совершенных. Но и антидарвинистам до сих пор не удавалось предложить строго научной, и прежде всего материалистической, гипотезы о движущих силах эволюционного прогресса. Прогресс — понятие условное. «В лестнице природы, построенной муравьем, на вершине наверняка стоял бы муравей», — пишет В. А. Красилов. А Д.Г. Симпсон в 1948 г. писал, что смена в истории Земли господствующих адаптивных типов — это прежде всего смена господствующих таксономических единиц высокого ранга, макротаксонов (отрядов, классов, типов). Причем каждый макротаксон характеризуется своеобразным планом строения и занимает характерную для него адаптивную зону . Расцвет какого-либо макротаксона — следствие появления некоторых «эволюционных новшеств», морфофизиологических адаптации особо крупного ранга, ароморфозов.

критерии прогресса

Если в середине XIX века представления о прогрессивном и рационально-упорядоченном развитии общества были перенесены на природу, то в конце ХХ века сомнения в общественном прогрессе тоже не замедлили сказаться на представлениях о развитии живой и неживой природы, математики. Это нашло отражение в теории диссипативных структур И.Пригожина с её акцентом не на равновесие, а на флуктуации (равновесие - лишь относительно краткий миг между двумя флуктуациями), в так называемых «chaos studies» и «complexity studies» (наука о сложном), во фрактальной геометрии Б.Мандлбро, а также в замене терминов «точные» и «неточные» науки на «жёсткие» и «мягкие». Заговорили и об отсутствии прогресса в развитии живой природы, по крайней мере, его реальных критериев.  Вообще-то прогресс живой природы «а ля Дарвин» с самого начала находился под огнём критики (наиболее активными были русские - Данилевский и Кропоткин). Да и сам Дарвин в своих выводах никогда не шёл столь далеко, как иные неистовые ревнители его теории (в этом смысле Дарвин, как и Маркс, заявивший, что он не марксист, мог бы сказать: «я не дарвинист»). В любом случае, создать цельную теорию прогрессивной биологической эволюции у биологов не получилось. Попытка взаимно адаптировать дарвинизм и генетику, носившая во многом механический характер, привела к компромиссу - оформлению в 1940-е годы синтетической теории эволюции. Эта теория до сих пор не дала ответа на вопрос, как и почему на основе принципа «survival of the fittest» (у нас распространён неточный перевод «fittest» как «сильнейший») вообще возможна эволюция, причём постоянно ускоряющаяся, то есть внешне направленная. Попытки оспорить дарвиновский прогрессистский вариант эволюции с позиций номогенеза (Л.Берг, А.Любищев и другие) не смогли стать полноценной альтернативой синтетической теории эволюции.  Но, действительно, есть ли реальные критерии прогресса в живой природе или ситуация безнадёжна? Думаю, всё же есть. Природа вообще и живая в частности - более лёгкий случай для обнаружения таких критериев, чем общество, в том числе потому, что, как говорил Эйнштейн, природа коварна, но не злонамеренна, она сознательно не врёт исследователю, у ней нет социального интереса, «модифицирующего» знание. Критерии прогресса живого - цефализация (усложнение нервной организации, то есть формирование всё более полных и тонких моделей окружающего мира) и обусловленное ею общее и по частям усложнение организма; уменьшение зависимости от среды (адаптация к изменениям не путём изменения органов, а посредством трансформации старых и формирования новых навыков и фиксированных действий); индивидуализация; дифференциация. В основе всех этих критериев и тенденций лежит увеличение информационно-энергетического потенциала при сохранении или уменьшении вещественной массы носителя. Это что касается качественных показателей. К количественным относятся рост численности данного вида, территориальная (ареальная) экспансия и внутривидовая дифференциация.  Одним из важнейших прогрессивных информационных сдвигов, по сути информационно-биологической революцией, стало увеличение у рептилий количества информации, содержащейся в мозгу, по отношению к информации, содержащейся в генах. У нас часто с иронией говорят о динозаврах, относящихся к рептилиям, как о чём-то гигантском, но глупом. На самом деле динозавры были самыми умными, информационно насыщенными существами своей эпохи и, к тому же, далеко не все они были гигантскими. Чтобы успешно конкурировать с рептилиями и прежде всего с динозаврами, млекопитающим понадобилось выработать три мощнейших эволюционных вида «оружия»: лимбический мозг, то есть более высокоразвитую форму организации информации и её вещественного носителя, тёплую кровь (энергию) и короткий сон. Этот «триумвират», сформировавшийся в ходе ароморфоза млекопитающих, сделал их хозяевами кайнозоя, а в перспективе позволил с помощью неокортекса, коллективного сознания / организации и речи, «выдвинуть из своей среды» homo.  Разумеется, чисто эволюционное развитие в истории живой природы увидеть нельзя. Во-первых, в истории Земли было пять великих вымираний - геобиокатастрофы позднего ордовика (440 миллионов лет назад), девона (355 миллионов лет назад), перми (248 миллионов лет назад - самое широкомасштабное), позднего триаса (206 миллионов лет назад - динозавры сменили текодонтов) и мела (65 миллионов лет назад - самое известное, связанное с вымиранием динозавров). Если бы не катастрофы и вымирания (своеобразные революции), трудно сказать, как бы протекала эволюция. Во-вторых, у современной науки, аналитической по своей сути, нет средств для адекватного понятийно-теоретического воспроизведения генезиса, появления того или иного феномена, той или иной системы. Наука до сих пор толком не объяснила возникновение Вселенной, жизни и человека. Да и с «возникновениями» на уровень ниже тоже имеются проблемы, будь то кембрийский биологический взрыв, появление кроманьонца или генезис капитализма. Ни одна система не образуется на собственной системной основе, у неё - антисистемные предпосылки, которые невозможно не только анализировать, но и разглядеть на языке предшествующей системы. В этом плане весьма показателен провал попытки великого физика Э.Шредингера объяснить, что такое жизнь и как она возникла, не прибегая к биологии, только на основе физики и химии.  Получается, что прогресс осуществляется в рамках некой целостности, и это можно объяснить, а вот переход к другой целостности как прогресс объяснить уже труднее. Однако в любом случае в развитии живой природы, в сравнении форм живого вполне можно зафиксировать определённые критерии прогресса. Сложнее в этом плане обстоит дело с социальной природой, человечеством, земной цивилизацией, с обществом и его различными формами - «историческими системами», «формациями», «цивилизациями». А нельзя ли перенести сюда, в сферу социального, земной цивилизации, различных её исторических систем, те критерии и принципы, которые работают для живой природы? Ведь они носят общесистемный характер. В самом общем плане это действительно можно сделать. По крайней мере, информационно-энергетический потенциал активно использовался в дискуссиях о земной и внеземных цивилизациях на бюраканских конференциях. Например, сравнивая уровень развития (прогрессивность) гипотетически существующих внеземных цивилизаций, Н.Кардашев чётко разделил их на три типа по такому критерию, как энергетический потенциал - ежесекундное потребление энергии порядка 10²⁰ эрг, 4*10³³ эрг и 4*10⁴⁴ эрг. Аналогичные мысли высказывал С.Лем в своих сочинениях «сумма технологии», «фантастика и футурология» и других. Именно энерго-информационный потенциал определяет возможности технического развития - вплоть до астроинженерной деятельности.  Впрочем, в этих дискуссиях прозвучал и votum separatum - о возможности не технического, а биологического развития цивилизации, то есть принципиально иной, нетехнической игры общества с природой. В таком случае уровни развития, равно как и степени прогрессивности, оценивать и сравнивать уже сложнее. С этим мы и переходим к проблеме прогресса в оценке различных исторических систем (структур производства/присвоения, цивилизаций, формаций). На первый взгляд, несложно сравнивать на предмет прогрессивности земледельческие (аграрные) и доземледельческие (собиратели, высокоспециализированные охотники, рыболовы и кочевники-скотоводы в качестве особого случая), с одной стороны, и индустриальные и доиндустриальные (аграрные, кочевые и присваивающие) общества, иначе говоря, капиталистические и докапиталистические социумы, с другой. Здесь с определённым допущением можно утверждать, что всё более или менее ясно. Впрочем, есть и проблемы.

33. Пространство и время. Субстанциональная и реляционная концепции пространства и времени. Социальное пространство и социальное время: тенденции развития.

Пространство и время– основные формы существования материи. В этих формах пребывают все существующие объекты, которые не могут существовать иначе как в пространстве и во времени.

Проблемой пространства и времени занимаются многие науки. В качестве философских категорий пространство и время рассматриваются, во-первых, как объективные свойства реального мира, отображаемые нашим сознанием, и, во-вторых, как атрибуты материи.

Пространство – это "форма существования материи, характеризующаяся такими свойствами как протяженность, структурность, сосуществование и взаимодействие. Пространство - это, прежде всего, взаимное расположение вещей и процессов друг возле друга, их протяженность и определенный порядок взаимосвязи. Оно трехмерно и обратимо".

Время – это "форма существования материи, выражающая длительность бытия и последовательность смены состояний всех материальных систем и процессов в мире. К основным свойствам времени относятся длительность, изменение, развитие. Время одномерно и необратимо".

Проблема взаимоотношения категорий материи, пространства и времени рассматривается в двух основных концепциях - субстанциональной (от лат. substantia - то, что лежит в основе; сущность; Демокрит, Эпикур, Ньютон) и реляционной (от лат. relatio – отношение; Аристотель, Лейбниц, Эйнштейн).

Целью данной работы является: дать сравнительную характеристику субстанциальной и реляционной концепций пространства и времени.

1. Субстанциальная и реляционная концепции пространства и времени в истории философии

Современное понимание пространства и времени сложилось в итоге длительного исторического процесса познания, содержанием которого, в частности, была борьба субстанционального и реляционного подходов к пониманию их сущности.

Истоки первого подхода уходят в философию Демокрита. Он полагал, что пространство и время есть не что иное, как емкости, "пустоты". В них размещается все многообразие мира, как комбинации движущихся атомов. С точки зрения античного мыслителя, пространство и время абсолютно и неизменно. 

Автор классической механики И. Ньютон "умозрительной спекуляции древнегреческого мыслителя придал некоторую убедительность, правда, ограниченную механической формой движения бытия".С точки зрения Ньютона, пространство и время - это "чистая" протяженность и "чистая" длительность, в которых помещаются материальные объекты. Можно убрать из пространства все, что там размещалось, а пространство останется, и свойства его сохранятся. То же обстоит и со временем. Оно протекает одинаково, и его течение ни от чего не зависит, так как время - это чистая длительность, постоянная шкала для измерения всех конкретных изменений.

Истоки второго подхода начинаются в философии Аристотеля и находят свое продолжение в философии Г. Лейбница. Суть реляционной концепции заключается в том, что пространство и время мыслятся здесь не как отдельные от бытия сущности, а как формы проявления этого бытия. Из этого следует их объективность и всеобщность. 

Но наряду с общими свойствами пространству и времени присущи свои особенности.

Так, для пространства характерны: трехмерность, симметрия и асимметрия, формы и размеры, местоположение, расстояние между телами, распределение вещества или поля.

Для времени характерны одномерность, асимметричность, необратимость, ритм и скорость изменения состояния.

Человечество прошло относительно длительный этап своего развития от субстанциональной до реляционной концепции пространства и времени, преодолевая одни представления о мире и формируя другие, что косвенно свидетельствует о том, что человечество развивается в противостоянии нового и старого, где новое рождает сомнение в целесообразности старого и ищет свои пути развития. Отправной точкой отсчета этого поиска является новая картина мира, образ мира конкретной исторической эпохи.

Каждая эпоха в своем освоении мира опирается на опыт предшествующих поколений, использует наработанные формы и методы познания, берет на вооружение сложившийся понятийный аппарат, учитывает потребности общества и уровень его культуры. В результате формируется определенная физическая картина мира.

Обществу античности соответствовала картина мира, которую условно можно назвать космоцентричной. Ее представляют боги и люди, небо и земля, хаос и космос, жизнь как миг между прошлым и будущим, так как для человека античности прошлого уже нет, а будущего еще нет. Отсюда и определенная форма отношения к освоению мира, ориентированного на принцип - "здесь и только сейчас". В качестве предмета особого внимания выступает природа. Мир рассматривается как совокупность атомов, обладающих неизменным объемом и массой, действующих друг на друга. Этот мир погружен в пространство и время. Так родилась субстанциональная концепция пространства и времени, которая отвечала потребностям своей эпохи. 

Средневековье принимает во внимание наработанный опыт прошлого, но создает собственную картину мира, которую условно можно назвать теоцентрической. Эта картина поставила под сомнение принцип "здесь и только сейчас". В качестве предмета особого внимания выступает не природа, а человек в его отношении к Богу. Определив горизонт, теоцентрическая картина мира ориентирует на разрыв кругового движения (развития), где хаос сменяется космосом, а космос взрывается новым хаосом. В новой картине мира четко фиксируются временные параметры прошлого, настоящего и будущего. Время обретает характер атрибутивности. Оно больше не рассматривается как "чистая" длительность. 

Общество эпохи Возрождения формирует свою картину мира, которую можно было бы назвать антропоцентрической. В рамках этой картины утверждается земное предназначение человека. Предметом особого внимания продолжает выступать человек, но не в его отношении к Богу, а в его отношении к природе. Пространство и время все больше теряют свою субстанциональность, становясь атрибутом мира.

Обществу Нового времени соответствует и новая картина мира. На базе дружественного тандема науки и философии утверждается разум, как высшее проявление бытия мира. Формируется методология познания природы и ее индустриального освоения через утверждение Разума как высшего проявления бытия мира. В рамках этой картины мира субстанциональная концепция пространства и времени усилиями И. Ньютона предприняла последнюю попытку взять реванш.

Абсолютизируя механическую форму движения, Ньютон рассматривает пространство и время как вместилище, внутри которого протекают закономерно развивающиеся физические процессы. Но уже его современник Готфрид Лейбниц в своем учении о монадологии выразил сомнение в правильности ньютоновских идей, обосновав атрибутивность пространства и времени. Последнее стало предпосылкой формирования реляционной концепции. 

Однако это произошло не сразу. Нужны были новые факты и новые идеи.

И. Кант, вслед за Д. Юмом, рассматривает пространство и время как продукты человеческого сознания, лишая их не только субстанциональности, но и объективности. Пространство и время рассматриваются в качестве априорных форм упорядочения человеческих ощущений. 

Г. Гегель, критикуя позицию Канта, рассматривает пространство и время как порождение духовного внечеловеческого начала, как продукт развития абсолютной идеи. 

"Абсолютная идея в своем развитии вначале отчуждает от себя пространство, потом время, а после все остальное. В результате пространство и время в акте их порождения оказываются оторванными не только от реального бытия, но и друг от друга".

В процесс формирования новых, более адекватных представлений о природе пространства и времени внесли свой вклад представители естествознания. В своих изысканиях Н. И. Лобачевский приходит к важному не только для геометрии, но и для философии выводу о том, что свойства пространства не являются постоянными. Они изменяются в зависимости от реального бытия в мире. Следовательно, пространство и конкретное бытие связаны. Идея единства пространства и бытия конкретных явлений, процессов мира получила свое подтверждение в физике. Фундаментальный вывод теории относительности А. Эйнштейна гласит, что пространство и время не существуют вне бытия и их свойства определяются бытием мира. 

Последующее развитие физики продемонстрировало зависимость пространства и времени от гравитационных сил. Если бы не было масс, не было бы гравитации, а если бы не было гравитации, не было бы пространства и времени. Поскольку бытие мира находится в непрестанном движении, то пространство и время этого конкретного бытия меняют свои свойства в зависимости от этого движения. Более того, каждый уровень бытия в мире имеет свое движение как способ своего существования и свое пространство и время как формы своего проявления и осуществления. 

В границах микромира пространство и время существенно отличаются от своих аналогов на уровне макромира или мегамира. Свой ритм и темп имеют биологическое пространство и биологическое время. Располагают своей спецификой социальное пространство и социальное время, как общества, так и человека.

Если живые организмы имеют свои биологические часы, то социальное время, как и социальное пространство, является продуктом жизнедеятельности людей.

Люди организуют свою "ойкумену", задают темп ее развития. Следовательно, историческое время - это уже иная характеристика по сравнению с физическим или биологическим временем. Существенная интенсификация основных сфер развития общества приводит к тому, что время ускоряет свой бег. Традиционное общество характеризуется постоянством, неторопливостью, ставкой на эволюционные процессы. "Оно предпочитает недеяние деятельности без меры. Тогда как индустриальное общество ориентировано на интенсификацию общественного производства, на его революционизацию. В недрах индустриального общества и родилась новая картина мира с претензией человека стать центром мира".

В рамках этой новой картины мира на первый план выходит редукционизм. А это значит, что все можно разделить до элементарного, формализовать и объяснить с позиции законов физики. Все, что нельзя квантовать (делить), объясняется несущественным или даже не существующим. Развитие рассматривается в рамках однолинейного прогресса - от низшего к высшему. Свобода понимается исключительно как осознанная необходимость, а не как внутреннее состояние самого человека.

При таком подходе казалось, что все подвластно Разуму. Но научно-техническая революция, как воплощение безграничного разума, привела к ускорению социальных, обострению глобальных проблем. 

Позже стало очевидно, что мир не закрытая, а открытая самоорганизующаяся и самопроектирующаяся система. И если мы хотим понять ее, то от дискретной картины мира человечество должно перейти к континуальной (картине непрерывного бытия). 

Новая картина ориентирована на диалог человека и мира, на уяснение в каждом уровне "бытия в мире" его способа существования и его форм проявления.

Наряду с социальным временем существует и психологическое время, связанное с его субъективным переживанием, когда человек опаздывает или ожидает.

Таким образом, проблема относительности пространства и времени, их связь с конкретным бытием перешагнула границы теоретической физики и стала реальностью во всех областях познания (освоения) мира.

2. Отказ от противопоставления субстанциональной и реляционной концепций пространства и времени

История естествознания демонстрирует закономерную смену субстанциональных объяснений реляционными "На смену представлениям о флогистоне пришла молекулярно-кинетическая теория вещества, превратив тепло из субстанции в реляцию. Представления об упругом светоносном эфире были заменены понятием электромагнитного поля. В поисках “сущности жизни” предпочтения отдаются не энтелехии Аристотеля, а достижениям молекулярной биологии". 

Но на этом основании нельзя сделать вывод об истинности реляционной концепции пространства и времени и ложности субстанциональной.

С точки зрения признания объективности пространства и времени обе концепции равноценны.

"Претензия реляционного подхода на адекватное представление, что есть пространство и что есть время, также лишена основания, как и претензия субстанциональной концепции. И первая и вторая концепция есть форма выражения крайности, но посредине не истина, а проблемная ситуация. И суть этой проблемы в том, что мы имеем дело и с абсолютными, и с относительными характеристиками как пространства, так и времени". 

В современных субстанциональных концепциях субстанция — это не само пространство и время. "Это всего лишь природный референт понятия пространства и времени. Движение пространства и времени отожествляется с существующим в природе процессом или, другими словами, этот процесс принимается за эталон изменчивости, за своеобразную систему отсчета для фиксации изменений в Мире. Этот же эталонный процесс параметризует изменения других объектов, т.е. используется в качестве основного аргумента для всех меняющихся функциональных зависимостей Мира. Указанное отождествление и позволяет считать субстанциональное пространство и время (в той же степени, что его референт) реалией и феноменом".

В реляционных же подходах нет отождествления времени с какой-либо материальной сущностью. "Реляционное время — умозрительный конструкт из характеристик материальных объектов, т.е. — это конвенция и ноумен".

Тем не менее, “не существует реляции без субстанции” , т.е. любой реляционный подход использует совокупность материальных объектов для построения отношений между ними и на базе этих отношений — конструкции пространства - времени. 

И в субстанциональном, и в реляционном подходах время и пространство — это формы движения материи. В субстанциональных подходах делается акцент на носителях движения, а в реляционных — на самом движении или на определенном отношении между элементами материи, в качестве какового можно рассматривать и движение. Но как нет отношений без их носителя, так и субстанция без движения не порождает изменчивости. Важно отметить, что в субстанциональных подходах, как правило, идет речь об упорядоченном движении — потоке (не в смысле наличия выделенного направления в некотором пространстве, а в смысле увеличения количества субстанции вблизи источника субстанции). В реляционных подходах какое-либо упорядочение не постулируется. 

Существующая практика разработки субстанциональных и реляционных подходов однозначно различает статус материальных сущностей, характеристики которых отождествляются (субстанциональный подход) или корреспондируют (реляционный подход) со свойствами пространства - времени. Для субстанциональных подходов — это некая “тонкая материя” , не идентифицируемая современными научными технологиями. А в реляционных подходах это, например, нуклоны, макроскопические объекты и надмолекулярные констелляции. 

Сходство и различие субстанциальной и реляционной концепций можно пояснить на следующем аллегорическом примере. Субстанциальность - категория, которая рассматривает пространство и время как декорации, на фоне которых происходит вселенское действо - движение голой материи. Реляционность - категория, которая рассматривает пространство и время как костюмы участников вселенского действа, происходящего на голой сцене.  Обе категории отражают единообразную особенность движущейся материи, но каждая придает её свой колорит. Именно поэтому субстанциальную и реляционную концепции правильнее именовать разновидностями одной категорийной концепции пространства и времени тем более, если учесть известное определение понятия "категории" :

"Категории (от греч. kategoria - высказывание, признак) в философии, предельно общие, фундаментальные понятия, отражающие наиболее существенные, закономерные связи и отношения реальной действительности и познания. Будучи формами и устойчивыми организующими принципами процесса мышления, категории воспроизводят свойства и отношения бытия и познания во всеобщей и наиболее концентрированной форме".

На уровне "бытия мира", олицетворяющего бесконечность, исследователь всегда имеет дело с абсолютными характеристиками движения, пространства и времени.

На уровне конкретного "бытия в мире" исследователь может фиксировать конкретное движение, конкретное пространство и конкретное время. И в последнем случае, действительно, правомерно вести речь о формах пространства и времени неживой природы, о специфике биологического пространства и биологического времени, об особенностях социального пространственно-временного интервала, не забывая при этом о существовании их абсолютных характеристик. 

Нельзя не вспомнить и о многомерности пространства. Пространственно-временной интервал имеет четыре измерения: пространство - три, время - одно. Но квантовая физика, фиксируя чувственно не воспринимаемые явления микромира, вышла на многомерность пространства.

Из этого можно не только сделать вывод о правомерности абстракции в приложении к понятиям пространства и времени, но и рассматривать этот факт как подтверждение реляционной концепции применительно к микромиру, как одному из уровней "бытия в мире".

Таким образом, и в субстанциональном, и в реляционном подходах время и пространство — это формы движения материи. В субстанциональных подходах делается акцент на носителях движения, а в реляционных — на самом движении или на определенном отношении между элементами материи, в качестве какового можно рассматривать и движение. Данные концепции нельзя противопоставлять, так как исследователи имеют дело и с абсолютными, и с относительными характеристиками как пространства, так и времени.

В истории философии существуют две точки зрения об отношении пространства и времени к материи.

Первую из них можно условно назвать субстанциальной концепцией. В ней пространство и время трактовались как самостоятельные сущности, существующие наряду с материей и независимо от неё. Соответственно отношение между пространством, временем и материей представлялось как отношение между двумя видами самостоятельных субстанций. Это вело к выводу о независимости свойств пространства и времени от характера протекающих в них материальных процессов.

Вторую концепцию именуют реляционной. Её сторонники понимали пространство и время не как самостоятельные сущности, а как системы отношений, образуемых взаимодействующими материальными объектами. Вне этой системы взаимодействий пространство и время считались несуществующими. В этой концепции пространство и время выступали как общие формы координации материальных объектов и их состояний. Соответственно допускалась и зависимость свойств пространства и времени от характера взаимодействия материальных систем.

Отличие рассматриваемых подходов оказывается в нюансах исходных постулатов: в субстанциональном подходе постулируется материя в неидентифицируемых современными экспериментальными технологиями формах и ее упорядоченное движение, в реляционных подходах постулируется материя в известных формах, а упорядочение движения не упоминается. То есть можно сделать вывод о том, что субстанциональный и реляционный подходы составляют не оппозицию, а дополнение друг к другу.

В их противопоставлении может оказаться более важным то, что субстанциональные концепции тяготеют к парадигме открытого Мира, а реляционные — опираются на представление о замкнутых и изолированных системах.

34. Диалектика и её альтернативы. Основные категории диалектики (сущность и явление; содержание и форма; часть и целое; элемент, структура и система; единичное, особенное и общее; причина и следствие; необходимость и случайность; возможность и действительность).

Диалектика - учение о наиболее общих закономерных связях и становлении, развитии бытия и познания, а также основанный на этом учении метод мышления и действия.

Диалектика как термин используется в смысле отражение всеобщих законов движения и развития объективной действительности.

Диалектика как понятие употребляется в трёх значениях:

1) Под диалектикой понимается совокупность объективных диалектических закономерностей, процессов, действующих в мире независимо от сознания человека. Это диалектика природы, диалектика общества, диалектика мышления, взятая как объективная сторона мыслительного процесса. Это объективная реальность.

2) Субъективная диалектика, диалектическое мышление. Она представляет собой отражение объективной диалектики в сознании.

3) Философское учение о диалектике или теория диалектики. Выступает как отражение отражения. Называется учением о диалектике, теорией диалектики.

В историческом плане принято выделять три формы диалектики: стихийная диалектика Древней Греции, идеалистическая диалектика немецкой классической философии и материалистическая диалектика XIX века.

Само понятие диалектика родилось в древнегреческой философии, где с развитием античной демократии стало высоко цениться умение полемизировать, убеждать, обосновывать свою точку зрения. Под диалектикой понимали искусство спора, умение находить противоречия в мыслях собеседника, плодотворно развивать обсуждаемую тему, искусство классификации понятий, разделения вещей на роды и виды.

Выдающимся диалектиком является Гераклит. Диалектика у него -- это концепция непрерывного изменения, которое мыслится им в пределах материального космоса и в основном является круговоротом вещественных стихий -- огня, воздуха, воды и земли. Все течет, все изменяется, в одну реку нельзя войти дважды, поскольку в каждый момент она все новая и новая.

Диалектике Гераклита присущи идеи становления, единство и борьба противоположностей, совпадения абсолютного и относительного. Обращая внимание на источник изменения и развития, Гераклит по-прежнему оставлял в тени проблему поступательности развития. Его мысль была сосредоточена в основном на повторяемости и круговороте. Он еще не ставит проблемы скачкообразности процесса развития вещей и явлений, перехода одного качества в другое, в свою противоположность. В теории познания Гераклит начинал с сенсуализма (от лат. sensus -- восприятие, чувство). Он учил о совпадении судьбы, необходимости и разума, развивая учение о единстве противоположностей. Его диалектика наивна, но правильна, разработана в общей форме и не дошла до частностей.

Гераклит -- первый греческий философ, вышедший за рамки чисто натуралистических построений мистики чисел и религиозно-этических исканий. Он сделал во многом успешную попытку определить единую объективно-логическую закономерность, лежащую в основе всякого процесса и состояния.

Аристотель считает изобретателем диалектики Зенона. Он противопоставил мышление чувственно-воспринимаемому, подметил неустойчивость, текучесть человеческих ощущений и чувственного бытия. Он отводил главную роль в познании мышлению. Зенон впервые попытались выработать понятие единого бытия и сделал его основой философствования. Единое бытие понимается у него как непрерывное, неизменное, нераздельное, одинаково присущее в каждом мельчайшем элементе действительности. Оно исключает любую множественность вещей в их движении. Зенон разработал сорок апорий, направленных против движения и против множественности вещей. Он указал на противоречивость конечного и бесконечного, прерывного и непрерывного.

Платон представил диалектику как метод анализа и синтеза понятий. Понятия возникают не как итог обобщения чувственных данных, а в результате вспоминания душой идей, которые она когда-то созерцала в сверхчувственном мире, еще не будучи связанной с человеческим телом. У Платона диалектика не только метод отыскания истины, но и учение о мире истинного бытия как сферы вечных и неизменных идей.

В отличие от Платона Аристотель считал, что диалектика имеет дело не с истинным, а с вероятностным знанием. Он ввел термин «противоположности». Аристотель, стремясь познать сущность вещей через их понятия, в центр внимания поставил отношение общего к частному. Он первым создал систему логики, главную задачу которой видел в установлении правил получения достоверных выводов из определенных посылок.

В средние века диалектика становится одной из теологических дисциплин, включавших в себя логику и силлогистику. Несмотря на господство в целом метафизического мировоззрения, философия Нового времени также выдвигает целый ряд замечательных диалектических идей (Декарт, Спиноза, Лейбниц).

Особое место диалектика приобретает в работах представителей немецкой классической философии, т.к. именно здесь впервые в истории философии была разработана целостная диалектическая концепция развития, поколебавшая господство метафизического метода. Самой развитой формой этой диалектики явилась диалектика Гегеля. Однако, у истоков этого метода, предлагая порой не менее интересные и неортодоксальные ее разновидности, стоит все же Кант с его антиномикой чистого разума. Диалектический метод пронизывает все разделы гегелевской системы философии.

Мы должны обсудить здесь две стороны гегелевской философии,-- идеализм и диалектику. В обоих случаях Гегель находился под влиянием некоторых идей Канта, но попытался пойти дальше. Чтобы понять Гегеля, мы должны показать, следовательно, как он использовал теорию Канта.

Кант исходил из факта существования науки. Он хотел объяснить этот факт, то есть ответить на вопрос «как возможна наука?», или «почему человеческое сознание (mind) способно познавать мир?», или «как наше сознание может понимать мир?». (Мы бы назвали это эпистемологической проблемой.)

Кант рассуждал примерно следующим образом. Сознание способно постигать мир или, вернее, мир, как он представляется нам, потому что этот мир не является совершенно отличным от сознания,-- он подобен сознанию. Дело в том, что в процессе приобретения знания, постижения мира наше сознание, так сказать, активно усваивает весь материал, который привходит в него посредством чувств. Оно оформляет этот материал, отчеканивает на нем собственные внутренние формы или законы,-- формы или законы нашего мышления. То, что мы называем природой,-- мир, в котором мы живем, каким он является нам,-- есть мир уже усвоенный, систематизированный нашим сознанием. И будучи, таким образом, ассимилирован сознанием, он сознанию и подобен.

Такой ответ «сознание способно постигать мир, потому что мир, как он является нам, подобен сознанию», основан на идеалистическом аргументе; ведь идеализм только и утверждает, что мир имеет что-то общее с сознанием.

Я не собираюсь предлагать доводы за или против кантовской эпистемологии. Но я хочу подчеркнуть, что она безусловно не является полностью идеалистической. Как отмечает сам Кант, она представляет собой смесь, или синтез, своеобразного реализма и идеализма; ее реалистический элемент -- это утверждение, что мир, как он является нам, есть некоторый материал, организованный нашим сознанием, идеалистический же -- утверждение, что он есть материал, организованный нашим сознанием.

Такова довольно абстрактная, но, несомненно, оригинальная эпистемология Канта. Гегель в своем идеализме пошел дальше Канта. Гегель тоже задавал себе эпистемологический вопрос: «почему наше сознание может постигать мир?» И вместе с другими идеалистами он отвечал: «Потому что мир подобен нашему сознанию». Но его теория была более радикальной, нежели Кантова. Он не говорил, как Кант: «Потому что сознание систематизирует или организовывает мир», а говорил, что «сознание есть мир» или еще: «разумное есть действительное; действительность и разум тождественны».

Это и называется гегелевской «философией тождества разума и действительности», или кратко: «философией тождества». Мимоходом замечу, что эпистемологическое решение Канта: «Сознание систематизирует мир» и гегелевскую философию тождества: «Сознание есть мир» исторически соединил мост -- именно Фихте, с его «сознание творит мир» .

Гегелевская философия тождества -- «разумное действительно и действительное разумно, значит, разум и действительность тождественны» -- была, несомненно, попыткой восстановить рационализм на новом основании. Она позволяла философу строить некую теорию мира, исходя из чистого разума, и утверждать, что это и есть истинная теория действительного мира. Тем самым допускалось именно то, что считал невозможным Кант. Гегель, следовательно, должен был попытаться опровергнуть Кантовы доводы, направленные против метафизики. Он сделал это с помощью своей диалектики.

Чтобы понять диалектику Гегеля, мы должны снова вернуться к Канту. Кант утверждал, что область нашего знания ограничена сферой возможного опыта и что деятельность чистого разума (pure reasoning) за пределами этой сферы лишена основания. В разделе первой «Критики», озаглавленном им «Трансцендентальная диалектика». Кант доказывал это так. Пытаясь построить теоретическую систему на основании чистого разума,-- например, доказывая, что наш мир бесконечен (идея, явно выходящая за пределы возможного опыта), мы можем достичь своей цели. Однако мы обнаружим, к своему ужасу, что с помощью равноценных аргументов всегда можно доказать и прямо обратное. Иными словами, выдвигая метафизический тезис, мы всегда можем сформулировать и защитить его полный антитезис. Причем оба эти аргумента будут иметь примерно равную силу и убедительность -- оба они будут казаться в равной или почти равной мере разумными. Вот почему, говорил Кант, разум обречен спорить сам с собою и сам себе противоречить, если он выходит за пределы возможного опыта.

Как же Гегель преодолел Кантово опровержение рационализма? Очень просто -- он предложил не обращать внимания на противоречия. Они просто-таки неизбежны в развитии мышления и разума. Они только показывают недостаточность и неудовлетворительность теории, которая не учитывает того факта, что мышление, то есть разум, а вместе с ним (согласно философии тождества) и действительность, не есть нечто раз и навсегда установившееся, но находится в развитии, что мы живем в эволюционирующем мире. Гегель утверждает, что Кант опроверг метафизику, но не рационализм. Ибо то, что Гегель называет «метафизикой» -- в противоположность «диалектике»,-- просто такая рационалистическая система, которая не принимает во внимание эволюцию, движение, развитие, то есть пытается представить действительность стабильной, неподвижной и свободной от противоречий. Гегель в своей философии тождества приходит к выводу, что, поскольку развивается разум, должен развиваться и мир, и поскольку развитие мышления или разума является диалектическим, то и мир должен развиваться по диалектическим триадам.

Таким образом, в гегелевской диалектике мы находим следующие три элемента:

(а) Попытка обойти Кантово опровержение «догматизма» -- в понимании Канта -- метафизики. Это опровержение, как считает Гегель, имеет силу только для систем, которые являются метафизическими в более узком, собственно гегелевском смысле, но не для диалектического рационализма, который принимает во внимание развитие разума и потому не боится противоречий. Ускользая, таким образом, от Кантовой критики, Гегель пускается в крайне опасное предприятие, поскольку доказывает примерно следующее: «Кант опроверг рационализм, заявив, что тот непременно приводит к противоречиям. Допустим. Однако ясно, что этот аргумент черпает свою силу из закона противоречия: он опровергает только системы, признающие этот закон, то есть пытающиеся избавиться от противоречий. Этот аргумент не представляет угрозы для системы вроде моей, которая готова примириться с противоречиями, то есть для диалектической системы». Очевидно, что такая позиция закладывает фундамент для чрезвычайно опасной разновидности догматизма -- для догматизма, которому уже не надо бояться критики. Ведь всякая критика в адрес любой теории должна основываться на методе обнаружения противоречия -- в рамках самой теории или между теорией и фактами, как я сказала ранее. Поэтому гегелевский метод вытеснения Канта эффективен, но, к несчастью, слишком эффективен. Он делает систему Гегеля неуязвимой для любой критики и нападок и, таким образом, является догматическим в чрезвычайно специфическом смысле.

(b) Описание развития разума в терминах диалектики -- весьма правдоподобный элемент гегелевской философии. Это становится ясно, если мы вспомним, что Гегель употребляет слово «разум» не только в субъективном смысле -- для обозначения определенной умственной способности,-- но и в объективном смысле -- для обозначения всех видов теорий, мыслей, идей и т. д. Утверждая, что философия является наивысшим выражением деятельности разума, и говоря о развитии разума, Гегель имеет в виду главным образом развитие философского мышления. Действительно, вряд ли диалектическая триада может найти лучшее применение, чем при исследовании развития философских теорий. Поэтому не удивительно, что с наибольшим успехом Гегель применил диалектический метод в своих «Лекциях по истории философии».

Чтобы уяснить связанную с этим успехом Гегеля опасность, мы должны вспомнить, что в его время -- и даже много позже -- логика обычно определялась как теория разумной или мыслительной деятельности; соответственно, фундаментальные законы логики обычно назывались «законами мышления». Отсюда вполне понятно, почему Гегель, видевший в диалектике истинное описание действительного процесса рассуждения и мышления, считал своим долгом изменить логику, с тем чтобы сделать диалектику важной -- если не важнейшей -- частью логической теории. Для этого ему необходимо было отбросить «закон противоречия», который служил серьезным препятствием для диалектики. Здесь корень той точки зрения, согласно которой диалектика «фундаментальна», то есть может конкурировать с логикой, является усовершенствованной логикой.

Однако если Гегель считает диалектическим такое рассуждение, которое пренебрегает законом противоречия, то он наверняка не сможет найти в науке ни одного примера подобного рассуждения. На диалектике зиждется не научное рассуждение как таковое,-- более или менее успешно описать в терминах диалектического метода можно лишь историю и развитие научных теорий. Как мы уже видели, этот факт не оправдывает характеристики диалектики как «фундаментальной», поскольку он поддается объяснению в рамках обычной логики.

Главная опасность такого смешения диалектики и логики состоит в том, что оно учит людей догматическому поведению в споре. Действительно, слишком часто приходится наблюдать, как диалектики, испытывая логические затруднения, в качестве последнего средства сообщают своим оппонентам, что их критика ошибочна, поскольку основывается на обычной логике, а не на диалектике, и что стоит им только обратиться к диалектике, как они поймут, что замеченные ими в некоторых доводах диалектиков противоречия вполне законны.

(с) Третий элемент гегелевской диалектики основывается на философии тождества. Если разум и действительность тождественны и разум развивается диалектически (как это хорошо видно на примере развития философского мышления), то и действительность должна развиваться диалектически. Мир должен подчиняться законам диалектической логики. (Эта точка зрения была названа «панлогизмом».) Следовательно, мы должны находить в мире противоречия, которые допускаются диалектической логикой. Именно тот факт, что мир полон противоречий, еще раз разъясняет нам, что закон противоречия должен быть отброшен за негодностью. Ведь этот закон гласит, что никакое внутренне противоречивое высказывание, ни одна пара противоречащих высказываний не могут быть истинными, то есть не могут соответствовать фактам. Иными словами, этот закон предполагает, что противоречие никогда не встречается в природе, то есть в мире фактов, и что факты никак не могут противоречить друг другу. На основании философии тождества разума и действительности утверждается, что поскольку идеи противоречат друг другу, также и факты могут противоречить один другому, и что факты, как и идеи, развиваются благодаря противоречиям,-- и поэтому от закона противоречия необходимо отказаться.

Однако если мы повнимательнее присмотримся к так называемым противоречивым фактам, то поймем, что все предложенные диалектиками примеры выявляют одно -- а именно то, что наш мир обнаруживает иногда определенную структуру, которую можно описать, пожалуй, с помощью слова «полярность». В качестве примера можно взять существование положительного и отрицательного электричества. Только склонностью к метафорам и неопределенности можно объяснить, скажем, утверждение, что положительное и отрицательное электричество противоречат друг другу. Примером настоящего противоречия могли бы послужить два предложения: «данное тело 1 ноября 1938 г. от 9 до 10 часов утра имело положительный заряд» и аналогичное предложение о том же теле, которое в тот же отрезок времени не имело положительного заряда.

Эти два предложения действительно противоречат друг другу; соответственно, противоречивым был бы и тот факт, что некое тело, как целое, в одно и то же время заряжено и положительно, и неположительно, а значит, в одно и то же время и притягивает, и не притягивает тела с отрицательным зарядом. Однако излишне говорить, что подобные противоречивые факты не существуют. (Углубленный анализ мог бы показать, что несуществование таких фактов не является законом, родственным законам физики, а основывается на логике, то есть на правилах употребления научного языка.)

Итак, налицо три момента: (а)диалектическая оппозиция антирационализму Канта и, следовательно, восстановление рационализма на основе догматизма;(b)включение диалектики в состав логики, основанное на двусмысленности таких выражений, как «разум», «законы мышления» и так далее; (с) применение диалектики к «миру в целом», основанное на гегелевском панлогизме и философии тождества. Эти три момента являются, на мой взгляд, основными элементами гегелевской диалектики.

Диалектику, или метод развития, согласно Гегелю, следует понимать как методическое обнаружение и разрешение противоречий, содержащихся в понятиях. Сами противоречия Гегель понимал как столкновение противоположных определений и разрешение их путем объединения. Главной темой его диалектики стала идея единства взаимоисключающих и одновременно взаимно предполагающих друг друга противоположностей, или тема противоречия. Оно полагается Гегелем как внутренний импульс развития духа, который шаг за шагом переходит от простого к сложному, от непосредственного к опосредствованному, от абстрактного к конкретному и все более полному и истинному результату. Такое прогрессирующее движение вперед придает процессу мышления характер постепенно восходящего ряда развития. Высшая ступень развития включает в себя, таким образом, низшую, а последняя отменяется в ней именно в этом двойственном смысле. Именно диалектический метод позволил Гегелю критически переосмыслить все сферы современного ему знания и культуры.

В философии марксизма диалектика понимается как учение о наиболее общих закономерных связях и становлении, развитии бытия и познания, а также как основанный на этом учении метод творчески познающего мышления. Маркс и Энгельс, вскрыв под мистической оболочкой саморазвития гегелевской объективной идеи ее рациональное зерно, выработали материалистическое понимание диалектики.

Одним из главных оснований материализма Маркса и Энгельса было стремление опровергнуть любую теорию, которая утверждает, ссылаясь на рациональную или духовную природу человека, что социология должна основываться на идеалистической или спиритуалистической посылке или на анализе разума. В противовес подобным теориям они подчеркивали материальную сторону человеческой природы, выражающуюся, например, в потребности людей в пище и других материальных благах, и ее важность для социологии.

Маркс научил нас тому, что даже развитие идей нельзя понять до конца, если трактовать историю идей -- хотя такое толкование часто имеет большие достоинства -- не принимая во внимание условия их возникновения и жизненную ситуацию их создателей, где экономическая сторона чрезвычайно важна. В настоящий момент для нас важно не столько проанализировать материализм и экономизм Маркса, сколько выяснить, что произошло в рамках его системы с диалектикой. Здесь, как мне кажется, важны два момента, во-первых, Марксов акцент на историческом методе в социологии и, во-вторых,-- антидогматическая тенденция Марксовой диалектики.

Что касается первого момента, то мы должны помнить, что Гегель был одним из изобретателей исторического метода -- основателем целой школы мыслителей, которые считали, что описание истории развития является его причинным объяснением. Они были убеждены, например, что можно объяснить определенные социальные институты, если показать, каким образом они медленно вырабатывались человечеством. В наши дни часто признают, что значение исторического метода для социальной теории было значительно завышено, однако вера в этот метод никоим образом не иссякла. Марксова социология заимствовала у Гегеля не только ту мысль, что метод социологии должен быть историческим и что социология, так же как история, должна стать теорией социального развития, но и тезис о необходимости объяснять это развитие в диалектических терминах. Для Гегеля история была историей идей. Маркс отбросил идеализм, но сохранил гегелевское учение, согласно которому движущими силами исторического развития являются диалектические «противоречия», «отрицания» и «отрицания отрицаний». В данном отношении Маркс и Энгельс шли за Гегелем след в след, и это можно доказать текстуально. Гегель в «Энциклопедии философских наук» (часть 1 гл. VI) описывает диалектику как «универсальную и неотразимую мощь, пред которой ничто не может устоять, сколь бы надежным и стабильным оно себя ни мнило». В этом же духе пишет и Энгельс («Анти-Дюринг», часть 1, «Диалектика: отрицание отрицания»): «Итак, что же такое отрицание отрицания? Чрезвычайно общий ... закон развития природы, истории и мышления, закон, который ... имеет силу в животном и растительном царстве, в геологии, математике, истории и философии».

По Марксу, главная задача социологии -- показать, как диалектические силы действуют в истории, и таким образом предсказать ход истории; или, как он говорит в предисловии к «Капиталу», «конечная цель моего труда состоит в том, чтобы раскрыть экономический закон движения современного общества». И этот диалектический закон движения, отрицание отрицания, лежит в основе Марксова пророчества о неминуемом конце капитализма («Капитал», I гл. XXIV):

«Капиталистический способ производства ... есть первое отрицание ... Но капитализм, с неумолимостью закона Природы, порождает свое собственное отрицание. Это есть отрицание отрицания».

Пророчество, конечно же, не должно быть обязательно ненаучным, о чем свидетельствуют предсказания затмений и других астрономических событий. Однако гегелевская диалектика, включая ee материалистическую версию, не может служить надежным основанием для научных прогнозов. Таким образом, основывающиеся на диалектике прогнозы иногда будут правильными, а иногда -- неправильными. В последнем случае, очевидно, возникает непредвиденная ситуация.

Кроме той роли, какую играет диалектика в историческом методе Маркса, необходимо вспомнить и о его антидогматической установке. Маркс и Энгельс настойчиво утверждали, что науку не следует интерпретировать как массив, состоящий из окончательного и устоявшегося знания или из «вечных истин», но надо рассматривать ее как нечто развивающееся, прогрессирующее. Ученый -- это не тот человек, который много знает, а тот, кто полон решимости не оставлять поиска истины. Научные системы развиваются, причем развиваются, согласно Марксу, диалектически.Реальность, однако, такова, что Марксов прогрессивный и антидогматический взгляд на науку на деле никогда не проводился ортодоксальными марксистами. Прогрессивная, антидогматическая наука критична, в критике -- сама ее жизнь. Но марксисты никогда не отличались терпимостью к критике марксизма, диалектического материализма.Гегель полагал, что философия развивается и что его система, однако, должна оставаться последней, наивысшей и вечно непревзойденной стадией развития. Марксисты переняли эту установку, распространив ее на систему Маркса. Поэтому антидогматическая установка Маркса проводится только в теории, а не в практике ортодоксального марксизма, диалектика же используется марксистами, по примеру энгельсовского «Анти-Дюринга», главным образом в апологетических целях -- для защиты марксизма от критики. Как правило, критиков хулят за неумение понять диалектику -- эту пролетарскую науку -- или за предательство. Благодаря диалектике антидогматическая установка была оставлена и марксизм утвердился как догматизм, и догматизм достаточно гибкий, чтобы с помощью диалектического метода уклониться от всякой животворной критики. Однако для развития науки нет большего препятствия, чем такого рода догматизм. Не может быть развития науки без свободного соревнования мыслей,-- такова сущность антидогматического подхода, когда-то столь решительно отстаиваемого Марксом и Энгельсом. Вообще говоря, свободное соревнование научных идей невозможно без свободы мышления как такового.

Таким образом, диалектика сослужила дурную службу не только для развития философии, но и для развития политической теории. Нам легче будет понять эту ее несчастливую роль, если мы постараемся разобраться в том, каким образом сформировалась политическая теория Маркса. Рассмотрим ситуацию в целом. Маркс, прогрессивно, эволюционно и даже революционно мыслящий молодой человек, попал под влияние Гегеля, знаменитейшего немецкого философа. Гегель был представителем прусской реакции. Он использовал свой принцип тождества разума и действительности для поддержки существующих властей -- ведь то, что существует, разумно -- и для защиты идеи Абсолютного Государства (которая теперь называется тоталитаризмом). Маркс, восхищавшийся Гегелем, но имевший совершенно другой политический темперамент, нуждался в философии, которая могла бы обосновать его политические взгляды. Можно представить себе охватившее его ликование, когда он понял, что гегелевскую диалектическую философию легко повернуть против ее творца -- что диалектика подходит скорее для революционной политической теории, чем для консервативной и апологетической. Кроме того, диалектика прекрасно отвечала его потребности в теории, которая была бы не просто революционной, но и оптимистической -- предсказывала бы прогресс на том основании, что каждый следующий шаг есть шаг вперед.

В философии наших дней воспроизводятся и различные модификации иного понимания диалектики. Каждая из них акцентирует и абсолютизирует какое-то реальное качество бытия и сознания человека в его проекции на всю окружающую действительность.

Диалектика (в современном, то есть главным образом гегелевском, смысле термина) -- это теория, согласно которой нечто -- в частности, человеческое мышление,-- в своем развитии проходит так называемую диалектическую триаду: тезис, антитезис и синтез. Сначала -- некая идея, теория или движение,-- «тезис». Тезис, скорее всего, вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, он, вероятно, будет небесспорен, то есть не лишен слабых мест. Противоположная ему идея (или движение) называется «антитезисом», так как она направлена против первого -- тезиса. Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое в каких-то отношениях выходит за рамки и тезиса, и антитезиса, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение, которое является третьим диалектическим шагом, называется синтезом. Однажды достигнутый, синтез, в свою очередь, может стать первой ступенью новой диалектической триады и действительно становится ею, если оказывается односторонним или неудовлетворительным по какой-то другой причине. Ведь в последнем случае снова возникнет оппозиция, а значит, синтез можно будет рассматривать как новый тезис, который породил новый антитезис. Таким образом, диалектическая триада возобновится на более высоком уровне; она может подняться и на третий уровень, когда достигнут второй синтез.

Диалектика, точнее теория диалектической триады, устанавливает, что некоторые события или исторические процессы происходят определенным типичным образом. Стало быть, диалектика есть эмпирическая, описательная теория. Ее можно сравнить, скажем, с теорией, согласно которой живые организмы на определенной стадии своего развития растут, затем остаются неизменными, после чего начинают уменьшаться и умирают,-- либо с теорией, согласно которой люди сначала отстаивают свои мнения догматически, потом начинают относиться к ним скептически, и лишь после этого, на третьей стадии, воспринимают их научно, то есть в критическом духе.

АЛЬТЕРНАТИВЫ ДИАЛЕКТИКИ