Теоретические проблемы совершенствования института соучастия в уголовном праве

Самостоятельное направление совершенствования уголовного закона в сфере регламентации ответственности за совершение преступлений в соучастии связано с разработкой понятийного аппарата и выработкой предложений, адресованных законодателю и ориентированных на повышение эффективности норм Общей и Особенной части Уголовного кодекса. В этом плане серьезные сомнения вызывает обоснованность и эффективность законодательных формулировок в рамках ст. 210 УК РФ "Организация преступного сообщества (преступной организации)". Критическое отношение к регламентации уголовной ответственности за организацию преступного сообщества или участие в нем мы находим у разных авторов. Так, например, В. М. Быков обосновывает целесообразность указать в ст. 210 УК РФ, что целью создания и руководства преступным сообществом (преступной организацией) является совершение умышленных преступлений. (1) Данное предложение представляется нам избыточным, поскольку преступное сообщество рассматривается как форма соучастия, а при регламентации соучастия (ст. 32 УК) законодатель закрепил умышленный характер преступлений, совершаемых группой лиц. Подчеркивая свою мысль о необходимости усиления в уголовном законе ответственности за совершение преступлений преступным сообществом, В. Д. Иванов и С. Х. Мазуков пишут: "В отличие от других рассматриваемых разновидностей соучастия, совершение преступления преступным сообществом признается конститутивным признаком лишь составов, предусмотренных ст. 210 УК. Совершение преступления преступным сообществом не предусмотрено ни в одном из составов преступлений в качестве квалифицирующего признака, о чем приходится только сожалеть". (2) Мы не разделяем представленный подход, поскольку при совершении конкретного преступления преступным сообществом (преступной организацией) речь всегда пойдет о совокупности преступлений, что исключает недостаточность уголовно-правового реагирования на совершение преступления или нескольких преступлений при данной сложной форме соучастия. Недостаточность уголовно-правовой регламентации отмечают и другие ученые. Так, например, А. И. Долгова полагает, что ст. 210 УК РФ должна устанавливать ответственность за организацию преступного сообщества с целью совершения не только тяжких или особо тяжких преступлений, но и преступлений любой тяжести. (3) С. В. Наземцев также считает ошибочным указание на целеполагание, связанное с совершением тяжких и особо тяжких преступлений в рамках ст.210 УК. (4) Автор пишет: "Из ст. 35 УК не видно качественного различия между групповыми формированиями и определения специальной цели преступных сообществ (преступных организаций) - "совершение тяжких или особо тяжких преступлений" превращает ст. 210 УК в "неработающую", так как реальные процессы организаций таких формирований не связаны с подобным изначальным целеполаганием". (5) К такому же выводу приходит и В. А. Номоконов, утверждая при этом, что указание в ст. 210 УК РФ о специальной цели создания и руководства преступным сообществом (преступной организацией) - совершение тяжких или особо тяжких преступлений - сразу же превращает эту статью в "мертвую". (6) Связь ответственности по ст. 210 УК РФ с целью совершения только тяжких или особо тяжких преступлений называет методологическим просчетом разработчиков Уголовного кодекса С. В. Ванюшкин. (7) Обратим внимание, что здесь ученые прямо указывают на то, что ст. 210 УК РФ на практике "не работает", но предлагают изменить ситуацию за счет расширения оснований уголовной ответственности за организацию преступного сообщества путем включения в цели его деятельности не только тяжких или особо тяжких преступлений, но преступлений любой тяжести. Данный путь, связанный с расширением оснований уголовной ответственности, представляется нам тупиковым. На самом деле в случае принятия такого рода предложений основания применения ст. 210 УК станут практически не ограниченными. Отличие преступного сообщества и организованной группы вообще перестанет существовать даже на теоретическом уровне. Кроме того, предлагаемые приемы решения проблемы не ориентированы на придание конструкции рассматриваемого состава преступлений более четких границ, поскольку они не решают главного - установления параметров сплоченности группы, пригодных для реального правоприменения. В этом плане, несомненно, заслуживают внимания и суждения специалистов, которые опираются не на уголовно-правовые критерии преступного сообщества, а на криминологические, социальные, психологические, нравственные признаки. Представляется, что такого рода решения еще более уязвимы. Так, Л. Д. Гаухман и В. Д. Максимов пишут о том, что сплоченность, также как и устойчивость, - оценочный признак. Его выделение законодателем в качестве самостоятельного признака означает, что она отличается от устойчивости, хотя все признаки устойчивости присущи и сплоченности. Но сплоченность характеризуется и другими признаками, каковыми являются, в частности, круговая порука, конспирация, общая касса, наличие специальных технических средств и т. д. Круговая порука может быть основана на таких обстоятельствах, как, например, совместное совершение участниками группы преступления ранее, включая осуждение за него по одному и тому же уголовному делу; отбывание участниками наказания в одном и том же месте лишения свободы; взаимная осведомленность участников о компрометирующих друг друга материалах; использование для поддержания в группе дисциплины насилия, угроз, жестокости. Она может выступать и в виде договоренности об отказе от показаний в случае разоблачения, умолчании о членах группы, их связях и действиях, о взаимной выручке и т.п. (8) Максимально сходную по существу позицию занимает А. В. Наумов, комментируя положения части 4 ст. 35 УК РФ: "Сплоченность предполагает обычно наличие в преступной организации сложных организационно-иерархических связей, тщательной конспирации, наличие в обороте значительных денежных средств, установление связей с правоохранительными органами (коррумпированность), наличие системы защитных мер (внутренняя контрразведка), наличие охранников, боевиков и наемных убийц. Преступное сообщество, как правило, предполагает вооруженность соответствующей преступной организации новейшими видами оружия, в том числе и зарубежного производства" (9). Н. Ф. Кузнецова, осуществляя толкование признака сплоченности, апеллирует к таким терминам как "четкость и спаянность взаимодействия групп", что, на наш взгляд, не проливает свет на сугубо уголовно-правовые признаки сплоченности, положенные в основание уголовной ответственности по ст. 210 УК РФ. Обратим внимание на то, что авторы употребляют слова "как правило", "обычно", "может быть". На наш взгляд, это обстоятельство само по себе свидетельствует об отсутствии точных параметров сплоченности преступного сообщества (преступной организации). Что касается коррупционных связей с правоохранительными органами, то такого рода деяния уже получили уголовно-правовую оценку в рамках норм о взяточничестве, так же, как получили уголовно-правовой запрет действия, связанные с незаконным оборотом оружия. Едва ли действия такого рода могут образовывать элементы сплоченности, имеющие какую-либо особую, вне указанных норм Особенной части УК РФ, оценку. Кроме того, на наш взгляд, такие признаки как круговая порука, конспирация, общая касса, наличие специальных технических средств, в том числе зарубежного производства, а уж тем более отбывание наказания в одном и том же месте не являются, строго говоря, уголовно-правовыми. Они имеют криминологическое или криминалистическое содержание и смысл. Для уголовного правоприменения не имеет значения - отбывали ли ранее сообщники наказание в одном и том же пенитенциарном учреждении, давали ли они друг другу какие-либо "клятвы" и т.д. Все это приобретает смысл в криминалистическом аспекте, поскольку влияет на выбор тактики и методики раскрытия конкретного, хотя и типового преступления. А такие "моральные" качества соучастников как "взаимная выручка" вообще являются нейтральным обстоятельством для вменения субъектам того или иного преступления. Трудно согласиться с мыслью законодателя и большинства специалистов о том, что личностные характеристики субъектов, их "мораль", взаимоотношения и субкультура могут стать основанием для инкриминирования конкретного преступления. В этом и кроется главная опасность такого "оценочного" признака как сплоченность преступной группы. Он фактически не подлежит структурированию и формализации при регламентировании основании уголовной ответственности, в отличие от таких оценочных признаков, которые применяются в уголовном правотворчестве, но не несут при этом сугубо морально-нравственной или криминологической оценки того или иного обстоятельства. В последнем случае мы подразумеваем оценочные категории, используемые уголовным законодателем для описания возможных последствий преступного деяния ("существенный вред", "значительный ущерб" и т.д.). Эти категории являются всегда дополнением, логическим смысловым продолжением того ряда признаков, который законодателем вполне отчетливо определен и формализован. Категория же "сплоченность" является не просто самостоятельным признаком в контексте ч. 4 ст. 35 УК РФ, а также ст. 210 УК РФ, но признаком базовым. На признаке сплоченности выстроена вся уголовно-правовая конструкция преступного сообщества (преступной организации), вне этого признака данная сложная форма соучастия перестает существовать. Однако, каких-либо значимых именно в уголовно-правовом смысле критериев сплоченности ни уголовный законодатель, ни Верховный Суд Российской Федерации, ни основная часть исследователей не предлагают. В этом плане мы совершенно согласны с В. М. Быковым, утверждающим, что поскольку содержание термина "сплоченность" не выработано ни в теории уголовного права, ни в практике его применения, опереться на этот термин при разграничении организованной группы и преступного сообщества невозможно. Не может служить в качестве такого отличительного признака указание законодателя на цель создания группы - совершение тяжких или особо тяжких преступлений, поскольку организованная группа, как уже отмечалось, также создается для совершения этих преступлений. (10) Предостерегает от злоупотребления криминологическими характеристиками рассматриваемого явления в уголовном правоприменении и P.P. Галиакбаров: "Некорректны попытки расширить признаки организованной группы за счет дополнительных, не предусмотренных уголовным законом". (11) Представляется методологически обоснованным и более категоричное суждение, представленное Д. А. Шестаковым: "Очевидно, что признаков, произвольно отобранных законодателем из известного криминологии понятия организованной преступной деятельности, оказалось для конструирования общей законодательной дефиниции, служащей базой для уголовно-правовой реакции на последнюю, недостаточно. Представляется, что до тех пор, пока не найдена соответствующая подходящая общая формула, следует отказаться от использования ее суррогатов как в Общей, так и в Особенной частях уголовного законодательства, обходясь в Особенной части составами, "узко" сконструированными применительно к конкретным известным проявлениям организованной преступной деятельности". (12) В результате мы имеем закономерный результат - нормы Уголовного кодекса Российской Федерации, содержащие указание на преступное сообщество (преступную организацию) либо вообще не применяются на практике, либо доказывание соответствующего преступления (ст. 210 УК РФ) заходит в тупик по причине невозможности уголовно-правового структурирования критерия "сплоченность". В тех случаях, когда правоохранительные органы все же направляют в суд уголовное дело, возбужденное по ст. 210 УК РФ, обвинение подкреплено вменением множества иных, самостоятельных преступлений, отражающих фактическую преступную деятельность той или иной криминальной группы. Еще раз подчеркнем, что проблемы квалификации преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, связаны, главным образом с принципиальной невозможностью выведения на нормативистский, уголовно-правовой уровень понятия "сплоченность", примененного уголовным законодателем в данной статье. Создать именно уголовно-правовую дефиницию "сплоченности" до сегодняшнего дня науке не удалось, формулировки Верховного Суда также носят расплывчатый характер. Возможность криминологического насыщения понятия "сплоченность" не создало предпосылку для придания ему уголовно-правового, твердого оценочного содержания. Категория "сплоченность" не имеет отчетливых уголовно-правовых параметров, пригодных, подчеркнем, для реального правоприменения. В результате и правоприменительная практика встает в тупик в случае необходимости установления по конкретному уголовному делу признака "сплоченности" в преступной деятельности группы лиц. Представляется, что без изменения самой законодательной формулировки преступного сообщества (преступной организации) изложенная проблема решена быть не может. Иными словами, проблема повышения эффективности ст. 210 УК РФ зависит от повышения эффективности части 4 ст. 35 УК РФ, поскольку эти нормы органично связаны между собой на понятийном уровне. Решение видится нам в исключении из текста ч. 4 ст. 35 УК РФ указания на сплоченный характер преступного сообщества (преступной организации). На основании изложенного, нами вносится предложение об изменении редакции части 4 статьи 35 УК РФ "Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией)" и изложении ее следующим образом: "4. Преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено объединением организованных групп, созданным для совершения тяжких или особо тяжких преступлений". Кроме того, при рассмотрении вопросов о совершенствовании уголовного законодательства в области регламентации ответственности за соучастие нам представляется возможным и необходимым обратиться к институту компромисса, уже получившего закрепление в отдельных нормах Особенной части УК РФ. Понятие и виды уголовно-правового компромисса, его задачи и пределы допустимости в современной литературе фундаментально исследованы целым рядом ученых. (13) Оценивая уголовно-правовые основания допустимости компромисса в нормах уголовного закона, Х. Д. Аликперов пишет: "В них законодатель дифференцированно подходит к установлению пределов уступок лицам, участвовавшим в преступлениях, для того, чтобы обеспечить их помощь в решении приоритетных задач производства по уголовным делам. За основу в них взята значимость тех или иных позитивных поступков для безопасности отдельных граждан, общества и государства в целом. Исходя из этого, законодатель в одних нормах исключает уголовную ответственность за причинение вреда объектам уголовно-правовой охраны, в других - гарантирует освобождение от уголовной ответственности лиц, совершивших преступление, в третьих нормах указывает на возможность такого освобождения от уголовной ответственности, в четвертых гарантирует фиксированное снижение наказания, а в остальных предусматривает возможность смягчения наказания". (14) При этом Х.Д. Аликперов выделяет специальные нормы (содержащиеся в Особенной части УК РФ), в которых законодатель гарантирует лицу, с которым допускает компромисс, различный объем благ в обмен на его сотрудничество с органами уголовной юстиции или совершении иных позитивных поступков. (15) Среди норм УК РФ, устанавливающих уголовную ответственность за совершение преступлений, объективная сторона которых выражает сложные формы соучастия, мы выделяем ст. 208 "Организация незаконного вооруженного формирования или участия в нем". Данная статья сопровождается примечанием следующего содержания: "Лицо, добровольно прекратившее участие в незаконном вооруженном формировании и сдавшее оружие, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". Именно содержание этого примечания и закрепляет уголовно-правовой компромисс общества и государства с лицом, которое все же совершило преступление, предусмотренное ст. 208 УК РФ. Обратим внимание, что в ст. 208 уголовная ответственность предусмотрена как за создание незаконного вооруженного формирования (ч.1), так и за участие в нем (ч. 2). То есть, по существу, примечание распространяется как на организаторов, так и на исполнителей и иных соучастников. Во всех случаях речь идет о том, что и руководители, и иные участники демонстрируют позитивное посткриминальное поведение: во-первых, добровольно прекращают свое участие в незаконном формировании, во-вторых, добровольно сдают оружие. На наш взгляд, существует определенная специфика в формах посткриминального поведения лица, создавшего незаконное вооруженное формирование, либо руководившего таким формированием. Помимо названных в законе действий эти лица должны предпринять усилия, направленные на распад преступной группы, прекращение ее существования. Вместе с тем, мы понимаем, что данный вопрос является дискуссионным и на общее понимание проблемы уголовно-правового компромисса не влияет. Поскольку статьи 208, 209 и 210 УК РФ совпадают и по социально-правовой природе уголовно-правового запрета, и по уголовному целеполаганию, и по конструированию составов, логично было бы продолжить развитие продуктивной идеи компромисса и в нормах, устанавливающих ответственность за бандитизм и организацию преступного сообщества (преступной организации). В пользу высказываемого нами суждения есть еще одни аргумент. В июле 2002 года Уголовный кодекс Российской Федерации пополнился двумя новыми нормами - ст. 282-1 "Организация экстремистского сообщества" и ст. 282-2 "организация деятельности экстремистской организации". Не вдаваясь в детали уголовно-правовой оценки названных преступлений, отметим, что по существу в данных нормах установлена уголовная ответственность за создание, руководство и участие в организованных группах и организованных сообществах экстремисткой направленности. По большому счету отличие данных новелл от преступлений рассматриваемой нами группы заключается, главным образом, в характере и целях предполагаемой деятельности организации - она носит экстремистский характер. С точки же зрения технико-юридического конструирования и общей направленности социально-правового запрета на реализацию наиболее опасных форм соучастия между статьями 282-1, 282-2 и ст.ст. 208, 209, 210 УК РФ существенного различия нет. Однако, законодатель сопроводил введенные Федеральным законом от 25 июля 2002 г, N 112-ФЗ статьи 282-1 и 282-2 примечаниями, содержание которых является формализацией уголовно-правового компромисса. Так, примечание к ст. 282-1 гласит: "Лицо, добровольно прекратившее участие в экстремистском сообществе, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". Примечание же к ст. 282-2 определяет: "Лицо, добровольно прекратившее участие в деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". Таким образом, формулировка специального основания освобождения от уголовной ответственности (специальной нормы-компромисса) учитывает особенности соответствующего преступления, специфику его объективной стороны. В связи с изложенным мы полагаем, что законодатель применительно к преступлениям, совершаемым в наиболее опасных формах соучастия, реализует потенциал института уголовно-правового компромисса как самостоятельного способа поощрения позитивного посткриминального поведения. Именно эти соображения позволяют высказать предложение о дополнении ст. 209 УК РФ "Бандитизм" и ст. 210 УК РФ "Организация преступного сообщества (преступной организации)" соответствующими примечаниями. Статью 209 УК РФ "Бандитизм" мы предлагаем дополнить примечанием следующего содержания: "Лицо, добровольно прекратившее участие в банде и сдавшее оружие, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". Статью 210 УК РФ "Организация преступного сообщества (преступной организации)" дополнить примечанием следующего содержания: "Лицо, добровольно прекратившее участие в преступном сообществе (преступной организации), освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления". Состояние института соучастия в действующем законодательстве не могло не вызвать к жизни множества и иных предложений по совершенствованию норм Общей и Особенной части, особенно касающихся регламентации ответственности за сложные формы соучастия. Вместе с тем, ряд вносимых авторами предложений носит не совсем научный характер. Ранее мы указывали, что лишь незначительная часть лиц, фактически принимавших участие в "воровских сходках" привлекается к уголовной ответственности за совершение преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, и лишь единицы получают обвинительный приговор. Полагаем, что именно фактор такой безнаказанности организаторов преступных "сходок" вызвал к жизни предложение, высказанное Н. П. Водько. По его мнению, за такие действия, как организация воровских сходок с целью обсуждения планов преступной деятельности, передела сфер влияния, проведения третейских судов и разборок, а также консультирование о будущей преступной деятельности, следует установить уголовную ответственность в Особенной части УК РФ в качестве самостоятельного состава преступления: "Нормативная база уголовно-правовой борьбы с лидерами преступного мира нуждается в дополнительной разработке. В частности, было бы целесообразным установить в Особенной части УК и ввести в качестве самостоятельного состава преступления "Организацию воровских сходок с целью обсуждения планов преступной деятельности, передела сфер влияния, проведения третейских судов и разборок, а также консультирования о будущей преступной деятельности"". (17) На наш взгляд, данное предложение лишено научной основательности. Во-первых, и, пожалуй, это самое важное, Уголовный кодекс не является одновременно словарем "блатного" жаргона. Такие термины как "воровские сходки" и "разборки" годятся, в лучшем случае, для поверхностных публикаций в "желтой" прессе, рассчитанной на специфический круг читателей. Совершенно недопустимо проникновение лексики криминальной субкультуры в Федеральный закон. Кроме того, третейский суд, о котором упоминает Н.П. Водько, есть совершенно легальная форма решения гражданско-правовых споров, закрепленная в Гражданском кодексе Российской Федерации. Никакого отношения к "разборкам" третейский суд не имеет. Думается, что и сам автор это должен понимать, в противном случае можно только сожалеть о том, что научное мышление приобретет окраску, свойственную криминальному стилю, становясь в результате псевдонаучным. Во-вторых, если абстрагироваться от специфичной авторской лексики, то станет ясным, что предлагается криминализировать такие формы деяний, ответственность за которые уже установлена в ст. 210 УК РФ. Никаких новых форм преступной деятельности, в том числе и организационного характера, предлагаемая Н. П. Водько формулировка не содержит. Мы полагаем, что по сути своей данная конструкция является искусственной. В-третьих, вносимое предложение в еще большей степени затруднит реализацию ст. 210 УК РФ, поскольку предлагаемая норма составит конкуренцию для ст. 210 УК, причем конкуренцию совершенно неосновательную. С. В. Наземцев также предлагает использовать законодательные конструкции, основанные на лексических оборотах и терминах, весьма далеких от юридических: "УК РФ исходит из фактов отдельных преступлений. Однако для лидеров речь должна идти о длящейся преступной деятельности с использованием некоторых новых для классического права понятий, например "преступная деятельность, связанная с руководством "общаком"". (18) Аргументация, направленная на непринятие данных предложений, и в данном случае будет практически той же самой, как и в предыдущем случае. Предложения о расширении поля действия уголовного законодательства при сложных формах соучастия, не согласующиеся ни с теорией уголовного права, ни с базовыми его институтами исходят и из самого законодательного органа государственной власти. Так, 22. 01.2003г. депутатами Государственной Думы С. П. Шашуриным и В. И. Шандыбиным на рассмотрение Государственной Думы внесен Проект федерального закона "О внесении дополнения в Уголовный кодекс Российской Федерации" N 287004-3. Законопроект предполагает введение в Уголовный кодекс Российской Федерации раздела XIII. "Дополнительные неотложные меры по повышению ответственности должностных лиц за сокрытие экономических преступлений и непринятие действий в соответствии с законодательством по взысканию материального ущерба от экономических преступлений". Одна из норм данного законопроекта содержит предложение о включении в данную главу статьи 361 следующего содержания: "Статья 361. Должностные лица органов МВД, прокуратуры и судебных органов Российской Федерации, не принявшие действий в соответствии с законодательством Российской Федерации по взысканию материального ущерба от экономического преступления, которое нанесло ущерб государству, юридическим и физическим лицам, приравнивается к соучастникам преступления (выделено нами - Р. К.)". Далее следует редакция предполагаемой статьи 362 УК РФ: "Статья 362. Ответственность приравниваемых к соучастникам преступления (выделено нами - Р. К.) определяется характером и степенью фактического участия каждого из них в сокрытии экономического преступления или непринятии должностных действий по взысканию материального ущерба, нанесенного экономическим преступлением, а также от суммы материального ущерба". Заметим, что данная законодательная инициатива уже дважды предлагалась к реализации в виде проектов федеральных законов N 99034247-2 "Об усилении ответственности должностных лиц за непринятие надлежащих мер по взысканию ущерба от экономических преступлений" и N 187653-3 "О неотложных дополнительных мерах по усилению ответственности должностных лиц за непринятие надлежащих мер по взысканию ущерба от экономических преступлений". Однако оба указанных законопроекта при их рассмотрении Государственной Думой в первом чтении были отклонены. (19) Фактически разработчики рассматриваемого законопроекта предлагают расширить институт соучастия за счет включения в него лиц, деятельность которых характеризуется как прикосновенность к совершению преступления. Однако, как представляется, данное предложение вступает в серьезное, конфликтное противоречие с институтом соучастия, развивавшимся несколько сотен лет и апробированным практикой его применения. Полагаем, что серьезных оснований помимо тех, к которым апеллируют авторы законопроекта (экономический ущерб от бездействия должностных лиц), (20) для слияния институтов соучастия и прикосновенности нет. Кроме того, мы солидарны с аргументацией Правового управления Аппарата Государственной Думы по данному законопроекту. Институт "соучастия в преступлении" достаточно полно и всесторонне регламентирован в главе 7 Общей части УК РФ и какая-либо его корректировка применительно к должностным лицам "органов МВД, прокуратуры и судебных органов Российской Федерации" необходимостью не вызывается. Действующая в настоящее время редакция УК РФ содержит исчерпывающие правовые основания для правильной квалификации действий должностных лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, в том числе и в случаях, предусмотренных в рассматриваемом законопроекте. В частности, в статье 285 УК РФ "Злоупотребление должностными полномочиями" установлена уголовная ответственность за "использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства". Данный состав преступления полностью охватывает такое сформулированное в законопроекте деяние, как "сокрытие экономического преступления", в связи с чем в какой-либо дополнительной криминализации это деяние не нуждается. Такое предусмотренное в законопроекте деяние, как "непринятие действий по взысканию материального ущерба от экономического преступления", вполне беспрепятственно может быть квалифицировано по статье 293 УК РФ "Халатность", в которой установлена уголовная ответственность за "неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие недобросовестного или небрежного отношения к службе, если это повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства". В случае же доказанности умышленного совершения перечисленных деяний в сговоре с лицами, совершившими соответствующее экономическое преступление, действия должностных лиц, перечисленных в законопроекте, должны квалифицироваться по правилам, которые установлены в статьях 33 и 34 УК РФ. (21) Кроме того, нельзя согласиться и с перечнем должностных лиц, приведенным в проектном варианте статьи 361 УК РФ. Например, совершенно неясно, почему в этот перечень не включены должностные лица органов федеральной службы безопасности, службы судебных приставов и таможенных органов, которые также наделены правом производства предварительного следствия, а следовательно и обязанностью принятия мер по обеспечению возмещения материального ущерба, причиненного в результате совершенных преступлений. К тому же следует иметь в виду, что такой ошибочный термин, как "судебные органы Российской Федерации" в отечественном законодательстве вообще не применяется. Таким образом, совершенствование института соучастия мы связываем с модернизацией положений ряда норм уголовного закона, непосредственно регламентирующих основания ответственности за организованные формы преступной деятельности (ст.ст. 35, 209, 210 УК РФ). *** 1. Быков В. Признаки организованной преступной группы // Законность. 1998. N9. 2. Иванов В.Д., Мазуков С.Х. Указ. соч. С. 22. 3 Долгова А.И. Организованная преступность. М., 1998. С. 35. 4. Наземцев С.В. Совершенствование уголовного законодательства и правоприменительной практики органов внутренних дел по борьбе с групповыми формами преступной деятельности. Автореф. дисс. ...кандидата юридических наук. М., 2000. С. 16. 5. Там же. С. 16-17. 6. Номоконов В.А. Указ. соч. С. 180. 7. Ванюшкин С.В. Организованная преступность в реформируемой России и направления борьбы с ней. Автореф. дисс. ...кандидата юридических наук. М., 1999. С.16. 8. Гаухман Л.Д., Максимов С. В. Указ. соч. С. 10. 9. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. А.В. Наумова. М., 1999. С. 133. 10. Быков В.М. Уголовная ответственность за организацию преступного сообщества (преступной организации) // Российский следователь. 2000. N 6. С.20. 11. Галиакбаров P.P. Квалификация преступлений по признаку совершения их организованной группой // Российская юстиция. 2000. N4. 12 Шестаков Д.А. Уголовно-правовое противодействие организованной преступной деятельности // Закономерности преступности, стратегия борьбы и закон. М., 2001. С. 372-373. 13. См.: Аликперов Х.Д. Виды норм уголовного законодательства, допускающих компромисс в борьбе с преступностью. Баку, 1992; Проблемы дальнейшего совершенствования уголовно-правовых норм, допускающих компромисс в борьбе с преступностью. Баку, 1992; Понятие норм уголовного законодательства, допускающих компромисс в борьбе с преступностью. Баку, 1994; Освобождение от уголовной ответственности. М., 1999; Аликперов Х.Д., Зейналов М. А. Компромисс в борьбе с преступностью. М., 1999; Голик Ю. В. Уголовно-правовое стимулирование позитивного поведения: вопросы теории. Новосибирск, 1992; Головко Л. В. Классификация оснований освобождения от уголовной ответственности // Законность. 1998. N 11; Елеонский В. А. Поощрительные нормы уголовного права и их значение в деятельности органов внутренних дел. Хабаровск, 1984; Сабитов Р. А. Посткриминальное поведение: понятие, регулирование, последствия. Томск, 1985; Звечаровский Н.Э. Уголовно-правовые нормы, поощряющие посткриминальное поведение личности. Иркутск, 1991; Никулин С. И. Деятельное раскаяние и его значение для органов внутренних дел в борьбе с преступностью. М., 1985 и др. 14. Аликперов Х. Д., Зейналов М.А. Компромисс в борьбе с преступностью. М., 1999. С. 66-67. 15. Там же. С. 68. 16. Заметим, что возможность обеспечения позитивного посткриминального поведения в форме сотрудничества с органами расследования преступлений посредством и внесения соответствующих изменений в УК РФ рассматривалась С. В. Наземцевым (см. указ. соч. С. 7, 17), однако конкретных предложений автором не формулировалось. 17. Водько Н.П. Указ. соч. С. 34. 18. Наземцев С. В. Указ. соч. С. 22. 19. Постановления Государственной Думы от 25 января 2002 года N 2405-III ГД и от 20 ноября 2002 года N 3331-III ГД. 20. См. подробнее: Пояснительная записка к проекту федерального закона "О внесении дополнительного XIII раздела "Дополнительные неотложные меры по повышению ответственности должностных лиц за сокрытие экономических преступлений и непринятие действий в соответствии с законодательством по взысканию материального ущерба от экономических преступлений" в Уголовный кодекс Российской Федерации". 21. Заключение Правового управления Аппарата Государственной Думы по проекту федерального закона N 287004-3 "О внесении дополнения в Уголовный кодекс Российской Федерации", внесенному депутатами Государственной Думы Шашуриным С. П. и Шандыбиным В. И.