stat8

Об устранении действительных и мнимых противоречий в методологии ВЕСТНИК Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского Об устранении действительных и мнимых противоречий в методологии уголовно-процессуальных исследований А.Ю.Юнусов, Н.Н.Ковтун Проблемы доказывания фактических обстоятельств дела составляют ядро уголовно-процессуальной теории и практической деятельности правомочных государственных органов и лиц, осуществляющих расследование и раскрытие преступлений. В данной связи категории цели, средств и элементов доказывания? Его сущности, предмета и пределов постоянно находились (и находятся) в центре внимания ведущих юристов страны и были детально исследованы ими в многочисленных монографиях, на страницах юридической печати, в рамках диссертационных и специальных научных исследований1. В итоге к началу судебно-правовой реформы в стране2 у целого ряда ученых и практиков сложилась достаточно определенная позиция в понимании сущности, содержания и назначения как отдельных процессуальных норм, регламентирующих процесс доказывания по уголовному делу, так и всей совокупности уголовно-процессуальных институтов, условно объединенных в науке уголовного процесса в подотрасль “доказательственного права”. Различия, существующие в позициях отдельных ученых, были оправданы и вполне объяснимы. В большинстве своем они строго укладывались в рамки научных дискуссий, носили не антагонистический, а эвристично-научный характер, и, как правило, были связаны с поиском единого методологического подхода к разрешению ряда проблем и вопросов спорного характера. Оставляя простор для дальнейших научных исследований, они не оказывали сколько-нибудь значимого влияния на практическое осуществление целей и задач уголовного судопроизводства, так как не меняли существенно сердцевину уголовного процесса, а именно: практически единого и устоявшегося понятия доказывания, его содержания, цели и элементов; почти единого понимания доказательств и их источников, а также роли, места и полномочий в доказывании государственных органов и лиц, ведущих процесс. Положение несколько изменилось с началом судебно-правовой реформы в стране, и особенно с внесением в уголовно-процессуальное законодательство РФ новелл от 16 июля 1993 года3, связанных с введением в уголовное судопроизводство России суда присяжных. На протяжении ряда лет на страницах юридической печати идет непрекращающаяся дискуссия о роли и месте суда в доказывании по уголовным делам, пределах его компетенции и активности в свете конституционного принципа состязательности сторон (статья 123 Конституции РФ); характере и содержании истины, устанавливаемой по уголовному делу4. Спектр мнений при этом настолько широк и предложения столь радикальны, что суду либо вообще отказывается в праве осуществлять доказывание по уголовным делам, либо обществу упорно навязывается мысль, что активность суда в правосудии несовместима с принципом состязательности процесса, а потому его роль в судебном заседании должна быть сведена лишь к формальному выслушиванию мнений и аргументов сторон и вынесению на их основе окончательного решения. Предпринимаются настойчивые попытки ревизовать само понятие доказательств и доказывания по уголовным делам, их содержания, предмета, пределов и субъектов доказывания. Результаты этой дискуссии крайне важны. Во-первых, на повестке дня Государственной Думы РФ – давно назревший вопрос о принятии нового уголовно-процессуального кодекса РФ. И от того, в какую процессуальную форму будет облечено доказывание на предварительном расследовании и в суде, во многом зависит эффективность не только большинства разрабатываемых процессуальных норм, но и реальное достижение целей процесса. Во-вторых, практические работники органов предварительного исследования и судов не только активно включились в дискуссию, но и априори восприняли отдельные ее положения как императивное руководство к действию. Примечательна в этом отношении, например, позиция судьи Московского областного суда Н.Григорьевой, полагающей, что в “соответствии с принципом состязательности суд выносит решение только на основе того материала, который представили стороны, даже если, по мнению суда, он не отражает полностью всех обстоятельств дела”5. Снимая, таким образом, с суда обязанность установления объективной истины по уголовному делу, Н. Григорьева полностью солидаризируется с С.А. Пашиным, еще ранее высказавшим мысль о том, что “юрист отвечает не за обнаружение истины, а лишь за то, чтобы результат судоговорения был достигнут определенным образом”, ибо “с помощью доказательств не устанавливается истина”, а лишь “обосновываются определенные выводы” по делу6. Думается, что подобное отношение к цели процесса, к доказательствам, доказыванию, а также его субъектам способно породить лишь самые негативные последствия как для лиц, вовлеченных в уголовный процесс, так и в целом для государства и общества. Следовательно, уже сейчас (еще до принятия нового УПК РФ) необходимо определиться и расставить акценты в основных моментах обсуждаемой проблемы. Что следует понимать под доказыванием по уголовному делу? Каковы его элементы и содержание? Кто и в каких пределах осуществляет доказывание в уголовном процессе? Казалось бы, в настоящее время нет и не может быть места для подобной постановки вопроса, ибо на протяжении достаточно длительного периода времени под доказыванием в уголовном процессе традиционно понимаются два диалектически взаимосвязанных между собою аспекта единого понятия и единой практическо-мыслительной деятельности, где в зависимости от этапа доказывания по уголовному делу на первый план выступают либо доказывание-собирание, проверка и оценка доказательств, либо доказывание-обоснование выводов и решений по делу, к которым приходят органы и лица, осуществляющие доказывание7. Взаимно дополняя и обогащая друг друга, эти аспекты, а равно две стороны, практическо-мыслительной деятельности органов и лиц, ведущих процесс, образуют то неразрывное диалектическое единство эмпирического, рационального, логического, непосредственного и опосредованного познания, которое имея коммуникативный характер и строгую процессуальную форму, составляет сущность и содержание процесса доказывания в уголовном процессе. Искусственно разрывать, а тем более противопоставлять,эти аспекты друг другу, пытаться определить сущность и содержание процесса доказывания только через один из них – значит сознательно ставить достижение целей и задач уголовного судопроизводства перед целым комплексом неразрешимых проблем и противоречий. Очевидно, что сами по себе собирание, фиксация, проверка и оценка доказательств, без ясной и видимой цели, лишены всякого смысла, ибо не могут быть самоцелью в процессе и некой самодостаточной “вещью в себе”. Обоснование выводов и решений по делу необходимой совокупностью доказательств, полученных, проверенных и оцененных в установленном законом порядке, – вот что соединяет в единое целое два аспекта доказывания, что придает смысл и значение всем его элементам, не отрицая в этом единстве ни практического познания фактических обстоятельств дела, ни логического обоснования полученных знаний, с целью разрешения задач уголовного судопроизводства. Поэтому более чем прав В.М. Савицкий, утверждая, что говоря о доказывании в уголовном процессе надо “верно определять, какую смысловую нагрузку несет этот термин в каждом конкретном случае,” так как это “...важно для правильного понимания многих институтов доказательственного права”8. Можно было бы обойтись и без повторения этих азбучных истин, если бы не попытки отдельных ученых ревизовать практически всю теорию доказательств в уголовном процессе. Причем не только в рамках научной дискуссии, но и в конкретных действиях, направленных на изменение действующего законодательства. К примеру, с подобной постановкой вопроса и подобным пониманием доказывания в корне не согласен В.С.Джатиев, упорно отстаивающий как на страницах юридической печати, так и “...на парламентских слушаниях в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации по проектам федерального конституционного закона “О судебной системе Российской Федерации” и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации”, свое понимание доказывания и доказательств в уголовном процессе9. По его мнению, отождествление большинством ученых-процессуалистов познания и доказывания является ничем иным как “плодом методологического нигилизма”, возникшим, как следует полагать, исключительно в результате “...неприятия ими общенаучных положений философии, гносеологии, аксиологии, социальной психологии и формальной логики”10. В результате, отмечает В.С.Джатиев, в науке и практической деятельности довольно широкое распространение получили концепции, препятствующие дальнейшему развитию уголовного процесса и, в частности, его институтов обвинения и защиты. Вследствие чего ему достаточно трудно признать совершенным и “...существующий уровень научной разработанности проблем обвинения и защиты, действующее уголовно-процессуальное законодательство и практику его реализации”11. Неординарность последних суждений заставляет нас обратиться к изучению и анализу позиции самого В.С.Джатиева, последовательно отстаиваемой им на протяжении ряда лет на страницах юридической печати. Позиции, как он полагает, наиболее методологически выдержанной и отвечающей реальным потребностям практики. Кардинально пересматривая основополагающие институты и нормы доказательственного права, В.С.Джатиев, в частности, отмечает, что в настоящее время “...вряд ли можно считать неприемлемой крайностью сведение всего процесса доказывания по уголовному делу исключительно к обоснованию выдвинутого обвинительного тезиса”12, и потому под термином “доказывание” в уголовном процессе следует понимать “...не познание, а функциональный компонент обвинения, обвинение, т.е. обоснование истинности знания о виновности обвиняемого в совершении преступления”13. Что же касается самого обвинения, то, по его мнению, это не обвинительная деятельность, как ошибочно полагает М.С.Строгович, и не уголовно-процессуальные отношения между государством и обвиняемым (как считает В.Г.Даев), а “...не что иное, как обоснованное утверждение дознавателя, следователя, прокурора о виновности обвиняемого в совершении преступления, составляющее предмет внутреннего убеждения каждого из них”14. Из сказанного (для В.С.Джатиева) логично следует вывод о том, что “на самом же деле субъектом доказывания может считаться лишь тот, кто берет на себя ответственность в силу своего процессуального положения утверждать, что обвиняемый является именно тем лицом, которое совершило преступление”15. Наконец, В.С.Джатиеву трудно согласиться и с тем, что содержание процесса доказывания составляют такие его элементы, как собирание, проверка и оценка доказательств, ибо для него процесс обоснования истинности знания о виновности обвиняемого (процесс доказывания) составляют: “тезис, аргументы и демонстрация”16. Они же (тезис, аргументы, демонстрация) – составляют структуру и содержание фактической, юридической и аксиологической оценки преступления17. Фактически (если не брать во внимание частности), процесс доказывания по уголовному делу сводится к построению некого “юридического силлогизма”. Если суммировать, становится достаточно ясным, что в подобной концепции доказывания нет и не может быть места для практической деятельности государственных органов и лиц по собиранию, фиксации, проверке и оценке доказательств. Последнее, по В.С.Джатиеву, является не доказыванием, а познанием, а потому автор, говоря о доказывании, практически не упоминает о нем, как впрочем и о том, что большинство усилий законодателя в последние годы, как правило, направлено на то, чтобы добиться соблюдения процессуальной формы именно на этом этапе производства по делу. Достаточно характерно и то, что, что исключая суд из субъектов доказывания, В.С.Джатиев тем не менее полагает, что он все же является субъектом “познания истинности (возможно, и ложности) доказываемого знания”18 и, следовательно, обязан всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства дела. При этом, правда, игнорируется тот факт, что “исследование” и “познание” в уголовном процессе возможны лишь в форме уголовно-процессуального доказывания, так как в противном случае их результаты лишены юридической силы и не могут служить надлежащей основой для принятия значимых процессуальных решений. Игнорируется и то, что при подобном подходе к доказыванию законодательные требования к относимости, допустимости, достоверности и достаточности доказательств, в большинстве своем получаемых на этом этапе расследования, становятся не более чем пустым звуком, ибо познание вне процессуальной формы и процессуальных гарантий, подчиненное лишь общим законам гносеологии и формальной логики, хотя и гарантирует построение искомого силлогизма, но неизбежно открывает дорогу в процесс практически любым сведениям, вне зависимости от способа и источника их получения. Негативные последствия такого порядка вполне очевидны. В том числе и для законодателя, который ясно представляя место и значение доказательств в доказывании, строго регламентирует требования, предъявляемые к способу, источнику и субъекту их получения, как в конституционном (ст. 50 Конституции РФ), так и в отраслевом законодательстве (ч. 3 ст. 69 УПК). Но В.С.Джатиева не может устроить сравнительно устоявшееся в процессуальной науке понятие доказательств как фактических данных (ст. 69 УПК). Оно плохо укладывается в его формально-логическую концепцию доказывания. Поэтому отмечая ничем не оправданную ограниченность только такого их понимания19, он, в частности, полагает, что при юридической оценке преступления в качестве доказательств по уголовному делу могут и должны быть использованы: “знания, ...о соответствующих нормах уголовного права”, а при аксиологической оценке, соответственно, “...знания о качественной и количественной сторонах проявления отдельных обстоятельств преступления и научно разрабатываемых общих началах возложения уголовной ответственности”20. Таким образом, объективно имеющиеся в материалах дела сведения о фактах (ст. 69 УПК), полученные из предусмотренных законом источников и в закрепленной законом процессуальной форме, фактически уравниваются с субъективными и достаточно специфическими юридическими знаниями о праве, которые имеются (или, по крайней мере, подразумеваются) у следователя, прокурора, судьи, а возможно и у того или иного обывателя, интересующегося вопросами юриспруденции. Допустим, все это так! И подобные знания – это действительно доказательства по уголовному делу. Закономерно возникают вопросы. К какой группе фактических данных (прямых или косвенных, обвинительных или оправдательных, первоначальных или производных...) следует их отнести? Как надлежащим образом зафиксировать и донести до других субъектов доказывания эти знания-доказательства, чтобы они могли оперировать ими в уголовном процессе? Небезынтересно также узнать, кто и как в уголовном процессе сможет проверить подобные доказательства (ст. 70 УПК), оценить их относимость, допустимость, достоверность и достаточность (ст. 71 УПК) для решения задач уголовного судопроизводства? Что делать, если внутреннее убеждение следователя о значимости собственных знаний-доказательств несколько расходится с внутренним убеждением прокурора (или судьи) о том же предмете? Не до конца ясно и то, как следует поступать в ситуации, когда в материалах уголовного дела явно недостаточно фактических данных (доказательств; ст. 69 УПК) о тех или иных обстоятельствах дела (ст. 68; ст. 303 УПК), однако, к счастью, у следователя (прокурора? судьи?) явно в избытке знаний о нормах уголовного и уголовно-процессуального права и общих началах назначения наказания? И как – в ситуации, когда все наоборот? Наконец, как быть с теми, надо полагать немногочисленными следователями, прокурорами, судьями, которые в силу предельной загруженности большим количеством дел, находящихся в их производстве, не знают (или не помнят) генезиса основных положений философских учений аксиологии или рационализма, могущих, на наш взгляд, в известной мере объяснить всю сложность и логичность конструкций, выстраиваемых В.С.Джатиевым в обоснование своей концепции доказывания? Концепции, где единая оценка доказательств (а через них и оценка преступления, ибо оно событие прошлого и не может быть оценено непосредственно, без его реконструкции (моделирования) посредством доказательств) подменяется строго последовательной: фактической, юридической и аксиологической – оценкой преступления. Что делать с теми из них, которые не зная работ А.Жиряева, В.Спасовича, Л.Владимирова, В.Случевского, не могут понять, в силу каких объективных причин они должны брать за основу в доказывании лишь конечный вывод (обоснование виновности), и, анализируя формально-логические приемы его построения, в частности силлогизм, придавать ему определяющее значение при формировании конечных выводов по уголовному делу21. Воспитанные на советской теории доказательств, они, как и авторы, всегда признавали определяющее значение практики собирания и исследования доказательств в формировании выводного знания, не отрицая при этом мыслительно-логической деятельности субъектов доказывания, связанной с оценкой доказательств и обоснованием выводов, результатов доказывания. Деятельности, которая, по мнению большинства ученых-процессуалистов, не может быть оторвана от практики собирания и проверки доказательств, поскольку это неизбежно нарушит единство процесса доказывания и сделает его невозможным. Поэтому представляются несколько надуманными не только стремление В.С.Джатиева свести весь процесс доказывания по уголовному делу исключительно к мыслительно-логической деятельности органов и лиц, осуществляющих обвинение в уголовном процессе, но и не менее искусственная, на наш взгляд, подмена единой оценки доказательств на фактическую, юридическую и аксиологическую оценку преступления, так как раскрывая содержание последней, автор тем не менее говорит все же об оценке доказательств, правда, используя вместо терминологии уголовно-процессуального права терминологию формальной логики. Что же касается знаний о праве, имеющихся у субъектов доказывания, то, на наш взгляд, ни в уголовно-процессуальной теории, ни в практической деятельности нет ни малейших предпосылок для их отождествления с доказательствами. Известно, что обнаруживая доказательства, выделяя определенные признаки предметов и явлений, следователь просто обязан ориентироваться на уголовный закон и исследовать факты и сведения о них с учетом признаков юридического состава деяния, предусмотренного уголовным законом, то есть уже на этом этапе доказывания проверять и оценивать относимость полученных данных к фактическим обстоятельствам дела, подлежащим доказыванию (ст. 68 УПК), и совокупности юридических признаков преступления, предусмотренных конкретной нормой уголовного кодекса. Основаниями к подобной оценке, как правильно указывает И.М.Лузгин, “являются, с одной стороны, фактические данные, собранные в процессе расследования, с другой – правосознание следователя, его опыт, научные познания”22, включая, естественно, и знания в области уголовного права. Не менее важны “знания следователя, его жизненный и профессиональный опыт, способности к целенаправленному восприятию фактов”23 и при фиксации доказательств (их удостоверении), так как именно это во многом определяет качество описания, его последовательность, устойчивость терминологии и т.п. факторы. И все же надо строго разграничивать понятия фактических данных (сведений о фактах) и знаний (сведений) о праве, верно определяя их реальное соотношение в процессе доказывания, не смешивая и не подменяя при этом их истинного смысла и содержания в уголовном процессе. Думается, не лишены внутренних противоречий и рассуждения В.С.Джатиева о роли и назначении в доказывании тех или иных субъектов уголовного судопроизводства. И прежде всего обращает на себя внимание несколько странная роль прокурора в процессе, так как (по мнению В.С.Джатиева), с одной стороны, он должен доказывать субъекту доказывания (суду) “истинность своего утверждения о виновности обвиняемого в совершении преступления”, с другой – “ни в коем случае не доказать” ему это24. Что за странный пассаж? До боли знакомый бернштейновский лозунг: “движение – все, конечная цель – ничто”25 приходит на память в данной связи. И конечно, возникают вопросы. Если не прокурор, то кто же должен доказать беспристрастному и нейтральному суду истинность своего утверждения-убеждения о виновности обвиняемого, особенно если учесть, что “обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана” (ч. 2 ст. 309 УПК)? Причем доказана – достоверно! Желательно также узнать, как дознаватель, следователь и прокурор смогут все же убедить суд в истинности своего знания о виновности обвиняемого (цель доказывания)26, если, по утверждению В.С.Джатиева, у них “нет необходимости куда-либо или кому-либо (в т.ч. и суду? – Н.К., А.Ю.) представлять доказательства, а также заявлять ходатайства, поскольку они сами осуществляют производство по уголовному делу”27? Определенные возражения вызывает и позиция В.С.Джатиева в вопросе о том, какой уровень доказанности фактических обстоятельств дела (ст. 68 УПК) необходим и достаточен для привлечения лица в качестве обвиняемого. Указывая, что единственно законным основанием для привлечения лица в качестве обвиняемого является истинный вывод следователя о виновности этого лица28, он вновь вступает в противоречие с целым рядом норм и положений Уголовно-процессуального кодекса. Известно, что с позиции установления истины по делу выводы, положенные в основу постановления о привлечении в качестве обвиняемого, еще не гарантируют достоверности установления фактических обстоятельств дела, ибо собирание доказательств еще не закончено, а обвиняемый еще не допрошен по поводу предъявленного ему обвинения и его показания не проверены в установленном законом порядке. Поэтому ни доказательства, имеющиеся в распоряжении следователя на этот момент, ни степень доказанности фактических обстоятельств дела еще не гарантируют достоверности выводов, а значит, не могут служить основанием для принятия решения об окончании расследования по делу. На это обстоятельство справедливо указывает и уголовно-процессуальный закон, требуя при предъявлении обвинения “достаточных доказательств”, дающих основание для принятия подобного решения, а не полностью исчерпывающего знания (т.е. достоверности) обо всех элементах содеянного. Поэтому в качестве основания для привлечения лица в качестве обвиняемого следует рассматривать не истинные выводы следователя о виновности обвиняемого, а “достаточно доказанные обстоятельства (факты), составляющие содержание обвинения”29, степень доказанности которых уже позволяет положительно решить вопрос о том, что все обстоятельства, входящие в предмет доказывания по уголовному делу, установлены в необходимых пределах (для предъявления обвинения конкретному лицу), но еще не обеспечивают гарантий истинности и достоверности. Возражения вызывает еще ряд положений, предлагаемых В.С.Джатиевым в обоснование своей концепции доказывания. В частности, трудно согласиться с тем, что в уголовном процессе “нет и не может быть функции обвинения, если, конечно, под функцией подразумевать роль и назначение конкретного субъекта” в процессе; что “состязательная конструкция уголовного процесса противоречит принципу охраны прав и свобод граждан при производстве по уголовным делам” и что отнесение “к числу субъектов уголовного процесса на стороне обвинения и стороне защиты потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика, подозреваемого, их представителей, общественного обвинителя и общественного защитника ничем не обоснованно”. И дело даже не в содержательном анализе тех или иных расхождений, которые, возможно, могут и должны быть устранены или согласованы в рамках научной полемики. Дело, как правильно отмечает В.С.Джатиев, в методологии. Единой и непротиворечивой, способной действительно разрешить противоречия, имеющиеся в уголовном процессе, максимально оптимизировать деятельность органов предварительного расследования и суда по расследованию и раскрытию преступлений, реальной защите прав и свобод граждан, государства и общества.

Исследуемая концепция доказывания, на наш взгляд, этих задач не решает, поскольку снимая одни противоречия в уголовном процессе, неизбежно порождает другие. 1 См., например: Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н.В.Жогин. М.: Юрид. лит., 1973; Курылев С.В. Основы теории доказывания в советском правосудии. Минск, 1969; Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Элькинд П.С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978.

2 О концепции судебной реформы в РСФСР: Постановление Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 44. Ст. 1435.; Концепция судебной реформы в Российской Федерации. М.: Изд-во “Республика”, 1992.

3 Ведомости Съезда народных депутатов РФ Верховного Совета РФ. 1993. № 33. Ст. 1313.

4 См.: Кореневский Ю. Нужна ли суду истина? // Российская юстиция. 1994. № 5. С.20–22; Тенчов Э.С., Кузьмина О.В. Объективная истина и суд присяжных // Государство и право. 1994. № 11. С.132–140.; Ершов В.В., Халдеев Л.С. Проблемы рассмотрения уголовных дел судом присяжных // Государство и право. 1994. № 2. С.75–81.

5 Григорьева Н. Принципы уголовного судопроизводства и доказательства // Российская юстиция. 1995. № 8. С.40.

6 Пашин С.А. Проблемы доказательственного права // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования: Дискуссии. М., 1995. С.312, 322.

7 См., например: Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Элькинд П.С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978. С.206.

8 См.: Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. М., 1971. С.158.

9 См.: Джатиев В.С. Общая методология и современные проблемы обвинения и защиты по уголовным делам //Дис. ... д-ра юрид. наук. Владикавказ, 1995. 40 с.

10 Там же. С.10.

11 Там же. С.1.

12 Джатиев В.С. Об устранении противоречий в уголовном процессе // Государство и право. 1995. № 5. С.54.

13 Джатиев В.С. Общая методология и современные проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. С.11.

14 Там же. С.25.

15 Джатиев В.С. О некоторых вопросах теории доказательств, обвинения и защиты // Российская юстиция. 1994. № 8. С.16.

16 См.: Джатиев В.С. Общая методология и современные проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. С.5, 16–19.

17 Там же. С.17–19.

18 Джатиев В.С. Общая методология и современные проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. С.11, 25.

19 Там же. С.6.

20 Там же. С.18–19.

21 См.: Анушат Э. Искусство раскрытия преступлений и законы логики / Перевод с нем. М.: “Право и жизнь”, 1927.

22 Лузгин И.М. Расследование как процесс познания //Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1968. С.9.

23 Там же. С.16.

24 Джатиев В.С. Общая методология и современные проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. С.15.

25 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.6. С.563.

26 Джатиев В.С. Указ. раб. С.5.

27 Там же. С.5.

28 Там же. С.28.

29 Карнеева Л.М. Особенности предъявления обвинения и допроса обвиняемого в условиях деятельности органов внутренних дел. М., 1989. С.5, 8.© ННГУ, 1998 г.