21

Синезий гимны

Предисловие А.Ф. Лосева

Синезий родился в Кирене приблизительно в 370—375 гг. Будучи греком знатного происхождения, он гордился своими предками и воз­водил свой род к Гераклу. Учился он в Александрии, где его главным учителем оказалась дочь математика Теона — знаменитая Гипатия, возглавлявшая в то время философскую школу александрийского нео­платонизма. Годы пребывания Синезия в Александрии (393—395) бы­ли годами расцвета деятельности Гипатии, которая впоследствии трагически погибла, растерзанная толпой фанатически настроенных хри­стиан. В настоящее время существует, правда, весьма серьезное сомне­ние в ее собственном языческом фанатизме (в чем ее подозревали). Как считает современная наука, Гипатия была, наоборот, таким фи­лософом, который достаточно спокойно относился и к собственной, и ко всем другим религиям¹. Недаром она не участвовала в реставрация древнего язычества, предпринятой императором Юлианом, а, с дру­гой стороны, среди ее учеников были и христиане, причем даже из ду­ховных лиц. Гипатия, несомненно, признавала примат разума над ре­лигиозными верованиями. Синезий прямо говорил о том, что Гипа­тия — “гениальный философский учитель” (Epist. 137, 1525 А).

Синезий был, по-видимому, весьма энергичным общественным де­ятелем, в силу чего он еще совсем молодым человеком участвовал в посольстве в Константинополь, обратившемся с просьбой к императору Аркадию о снижении налогов для киренцев и о защите Кирены от ко­чевых племен. Он и сам не раз возглавлял защиту своей родины от варваров. Ездил Синезий и в Афины, но покинул их разочарованным, не найдя там таких учителей, у которых мог бы поучиться.

Особое значение в жизни Синезия имело одно событие: жителями и церковным клиром Птолемаиды (город в Киренаике) он был избран (вероятно, в 409 г.) епископом. Не исключена возможность, что Сине­зий принял крещение одновременно с епископством или вскоре после избрания. (Поначалу его епископство ограничивалось только админи­стративными и общественными функциями.) Умер Синезий в 413 г., пробыв епископом не более четырех лет. Его ранняя кончина объясня­ется семейными несчастьями, преждевременной смертью членов его семьи и собственной тяжелой, неизлечимой болезнью.

Источники говорят о высоком моральном облике Синезия, о его склонности к уединению и постоянных занятиях философией и други­ми науками. Эти биографические подробности позволяют лучше понять переходный характер мировоззрения Синезия. Он был настоящим язы­ческим неоплатоником. И поэтому христианский неоплатонизм отнюдь не дался ему сразу и содержал в себе множество отдельных элементов, характерных для языческой философской мысли. Двойственность мировоззрения Синезия должна быть отмечена особо. Ведь как миросозерцательные категории язычество и христианство, конечно, глубочайшим образом отличались одно от другого, поскольку одно исходило из обо­жествления природы, а другое — из обожествления абсолютной лич­ности.

Однако история не есть только логическая последовательность культурологических категорий. Для исторического процесса необходи­мы и закономерны постоянная взаимосвязь одного периода с другим, непрерывный переход одной категории в другую. Синезий является за­мечательным примером именно такого культурно-исторического станов­ления. Не забывая общественных дел, Синезий всегда был углублен в изучение философии, в своем уединении страстно предавался изучению неоплатонических философов и, наряду со своей весьма удачной жиз­ненной практикой, был подлинным созерцателем и неоплатоническим-теоретиком. Расстаться с языческим прошлым было вовсе не так легко. Но судьба постоянно ставила его перед необходимостью новых духов­но-нравственных и религиозных исканий. Синезий много страдал, тос­ковал, мучился, доходил до отчаяния; постоянные общественные забо­ты и хлопоты и неудавшаяся личная жизнь способствовали этим ост­рым и болезненным духовным состояниям.

Синезий жил задолго до Прокла, он не мог еще знать всей вирту­озной диалектики поздних неоплатоников. Да кроме того, углубленная философская диалектика вообще была ему чужда. Он был страстным любителем греческой классики, ритором, сторонником того, что в науке называется второй софистикой, или греческим Возрождением II—III вв. н.э. Так как ни созерцательный образ мышления, ни литературные вкусы Синезия не располагали его к утонченной диалектике, основное неоплатоническое учение о трех ипостасях он принимал не то чтобы на веру, но без всяких категориально-диалектических уточнений. Можно судить и о безусловном понимании им сверхсущего неоплатонического первоединства, и учения об уме и о мировой душе².

При чтении самого Синезия и о нем основное впечатление, кото­рое складывается, — это ощущение противоречивости натуры человека, Так, например, сочетание созерцательности и практической деятельно­сти доставляло Синезию большие страдания. Он прямо писал: “Созер­цание и деятельность никогда не согласуются вместе” (письмо 57). Уже будучи епископом, он (совсем не по-епископски!) лично участво­вал в схватках с врагами. В одной из своих речей он пишет в тоске и печали, как хотел бы он сесть на корабль и уехать из своей родной, Кирены и как его удерживают от этого епископские обязанности.

Синезий мучительно глубоко осознавал свои прежние языческие грехи перед христианством, хотя принял его с восторгом. Колебания и разочарования заставляли его иной раз сомневаться даже в действен­ности молитвы, в чем он, став христианским епископом, открыто каял­ся александрийскому патриарху Теофилу. Более того, он даже форму­лирует свои расхождения с ортодоксальным христианством и сообщает о них тому же Теофилу, который, несмотря на подобные признания все-таки сделал Синезия епископом.

Синезий пишет ему: “Я никогда не поверю тому, чтобы душа про­исходила после тела; я никогда не скажу, чтобы мир и его различные части погибли с ним. Это воскресение, о котором столько говорят, я считаю просто священной и таинственной аллегорией и далек от того, чтобы согласиться с мнением черни”.

Для характеристики свободы и широты философских воззрений Синезия лучше всего, может быть, привести его учение о троичности. Необходимо сказать, что в первоначальной, доникейской, теологии сохранилась та онтологическая иерархия, которая характерна для всех языческих философов, включая стоиков и неоплатоников. Признавалось то или иное высшее начало, а все прочее трактовалось как истече­ние, или эманация, этого первоначала. Христианство, признававшее за первоначало абсолютную личность, никак не могло остановиться на такой языческой субординационной позиции, которая была не чем иным, как только последовательным пантеизмом, исключавшим всякий персоналистический монотеизм.

Синезий как христианин, конечно, отрицал такое эманационное представление о мире и потому отрицал всякую субординацию также и в божественной троице. Однако он все-таки был воспитан на языче­ском неоплатонизме и до конца оставался неоплатоником, признав­шим теорию трех основных ипостасей в их взаимной субординации: выше всего первоединство, ум — гораздо более низкое бытие, и космическая душа — еще более низкая ступень. Последовательно прове­денный субординационизм создал в христианстве теорию Ария, которая и была отвергнута на I Никейском соборе 325 г. Как же должен был поступить Синезий?

Итак, философия Синезия подвижна. Он не мог поступиться хри­стианством и не оставлял языческого неоплатонизма. Более того, под­робное исследование подтверждает постоянное и настойчивое стремле­ние Синезия примирить то и другое. И мы закономерно причисляем Синезия к александрийскому неоплатонизму — к переходной в высшей степени философской эпохе. Сомнения Синезия, неуверенность его в своей пригодности для высокого христианского поста — все это отра­жает суть мировоззренческих колебаний, характерных для того време­ни, для александрийского неоплатонизма. Для этого последнего чувст­венно-материальный космос, конечно, оставался высочайшей красотой, и ни в одной из частей его трехипостасной структуры не было никаких сомнений. Но, с другой стороны, философская эстетика чувственно-ма­териального космоса была отравлена представлениями об абсолютной личности, которые повелительно требовали признавать чувственно-ма­териальную красоту космоса уже только как творение надкосмической личности.

Чувственная красота космоса всегда сохраняла для Синезия свою великую ценность и непреходящий смысл, поскольку он оставался ан­тичным человеком, в чем можно убедиться, познакомившись с его гимническим творчеством. Среди сочинений Синезия, от которого дошли речи, письма и гимны, последние занимают особое место.

Гимны Синезия, несмотря на свою христианскую основу, еще тес­но связаны с традицией греко-римского политеизма и отличаются имен­но переходным характером. Автор хорошо знает Гомера и Платона, но особенно близки ему его предшественники, писатели так называемой второй софистики, или греческого Возрождения: Плутарх, Дион Хризостом, кинизирующий стоик ритор Элий Аристид, Филостраты, софист и теург Аполлоний Тианский. Синезий знаком с поэзией Эсхила и Еврипида, Пиндара и Феогнида, Анакреонта, Феокрита, Месамеда (автор начала II в., от которого дошло несколько гимнов) и с теогониями разных типов (Гесиод, орфики, гностики), на что указывает его поэтическая лексика, где встречаются характерные для сочинителей теогоний слова вечность, бездна, корень, молчание, мужское, женское и т. д. Су­дя по всему, Синезий читал Гомера и Платона в достаточно полном виде, а с другими древними поэтами знакомился по сборникам, антологиям и флорилегиям, распространенным в конце античности и содер­жащим выбранные и освященные многовековой традицией места из ан­тичных авторов, а часто и переложения с комментариями, служащими для ученых целей.

Не чуждался Синезий сочинений египетских и сирийских, халдей­ских и герметических трактатов, пророчеств сивиллиных книг. Что ка­сается философских интересов Синезия, то бесспорен их платонический и неоплатонический характер и очевидна начитанность его, ученика знаменитой Гипатии, в текстах Плотина, Порфирия и Ямвлиха.

Собрание гимнов Синезия состоит из десяти гимнов, причем деся­тый вызывал сомнения еще у Виламовица³. В исследовании Н. Терца­ги (издавшего гимны в 1939 г.) подложность гимна была доказана, а сам он обрел своего настоящего автора, некоего Георгия Алитра, ви­зантийца IX—Х вв., подражавшего Синезию. Однако сила традиции такова, что и поныне в собрание гимнов Скнезия включается этот не принадлежащий ему гимн.

Следует сказать, что также традиционно несколько сот лет держа­лась нумерация гимнов, установленная известным гуманистом XVII в. Э. Портусом (он издавал также Прокла) в его издании 1568 г. Изме­нена она была в 1939 г. Н. Терцаги на основе старой византийской традиции. В нашем же собрании нумерация Портуса сохраняется в скобках: I(III), II(IV), III(V), IV(VI), V(II), VI(VII), VII(VIII), VIII(IX), IX(I), [X]⁴.

Гимны Синезия имеют, несомненно, философско-религиозную ок­раску (ср. например, гимн стоика Клеанфа), причем они написаны были не только для чтения, но и для сакральной практики. Время их соз­дания точно не установлено. Скорее всего они складывались в три при­ема — около 395 г., в конце 402 г. (перед вступлением в брак) и во время епископства Синезия (410—412 гг.).

При жизни автора гимны не были изданы, но посмертное издание сделало их чрезвычайно известными и даже популярными. По своей форме гимны Синезия — это настоящие мелические произведения (от­нюдь не традиционный эпический гексаметр!), близкие по своей стро­фике и метрике к народной песне и некоторым классическим формам античного мелоса (анакреонтический стих, анапестические метры).

Композиция гимнов достаточно единообразна. Вначале следует вступительная инвокация (обращение), затем главная часть: похвала и прославление божества; далее замыкающая мольба о помощи. Иной раз (гимн III) гимн завершается хайретизмами. Для гимнического стиля Синезия характерен не только философско-возвышенный тон, но и определенного рода интимность, личностное начало, исполненное пре­клонения и восторга перед высшим существом, позволяющее автору то обращаться на древний языческий манер к своей форминге (IX 1) и к звучащим струнам (IХ 47), то в духе христианского смирения бесе­довать со своей душой, призывая ее оставить земные помыслы и об­ратиться к Отцу всего (IX 127—133). Некоторые гимны (I—III) воспе­вают любовь к высшему источнику истины; гимны IV, V, VII, IX осо­бенно личностны. В гимнах VI и VIII ощущается связь с торжествен­ной сакральной службой и звучит призыв принять в ней участие. Гимн VIII (IX) дает нам представление об античном чувстве природы в его целостности.

Гимн IX (I), по-видимому, стоит ближе всего к языческому неоплатонизму. Здесь, правда, различимы две монады: одна превыше всего и недоступна никакому разделению, другая делится на три момента. Но характеристика этих трех моментов имеет мало общего с христиан­ским учением о троичности. Здесь даже отсутствуют такие понятия, как, например, “ум” или “слово”. А третье начало и вовсе характеризу­ется (в оригинале) как “душа космоса”. Последнее особенно бросает­ся в глаза в силу своего чисто языческого характера.

В гимне V(II) пантеистическая триада неоплатонизма дается уже при помощи христианской терминологии. Первое начало уже именует­ся Отцом, второе — Сыном и третье — Духом святым. Появляется и неоплатонический термин “ум” для характеристики второго начала.

Немало христианских элементов в гимне I (III). Но мы бы сказа­ли, что христианство является здесь скорее в психологическом аспекте, нежели по существу, поскольку автор стремится освободиться от уз материи для достойного восхваления высшего абсолюта. Непротиворе­чие троичности единству — явный отголосок соответствующих споров во времена Синезия.

Гимн II (IV) мало чем отличается от гимна I (III). Здесь то же славословие Отцу как первому свету, так же воспевается творческая деятельность Сына, хотя и подробнее, чем в предыдущем гимне.

В гимнах III (V) и IV (VI) христианская догматика занимает боль­шее место. Здесь, можно сказать, уже нет ничего общего с языческим неоплатонизмом других гимнов.

Наконец, в гимнах VI-X (VII-X) от языческой литературы оста­ются только некоторые мифологические образы, уже не имеющие ров­но никакого философского значения и употребляемые для красоты ре­чи. Стиль этих гимнов поражает своим вдохновением и своей искрен­ностью.

Итак, гимны Синезия (кроме VI, VII и VIII) имеют очевидную неоплатоническую окраску, хотя главные объекты его почитания не плотиновская триада, Единое, Ум и Душа, а Единое и Троичное на­чало.

Неоплатонизм и христианство у Синезия неразрывны. Современный издатель Синезия К. Лакомбрад не без основания замечает: “По всей видимости, философ не изменил своей привязанности к языческому учению о вечности мира и непременном его следствии, вечном возвращении”⁵. Именно этим и интересен для нас Синезий, автор гимнического мелоса.