Даме с ослепительно белой кожей, одетой в зеленое

Ни стройный лебедь, в кружевные всплески

Одевший гладь озерного стекла

И влагу отряхающий с крыла

Под золотистым солнцем в перелеске,

Ни снег, в листве соткавший арабески,

Ни лилия, что стебель в мирт вплела,

Ни сливки на траве, ни зеркала

Алмазных граней в изумрудном блеске

Не могут состязаться в белизне

С белейшей Ледой, что, зеленой тканью

Окутав дивный стан, явилась мне;

Смирило пламень мой ее дыханье,

А красота умножила вдвойне

Зеленый глянец рощ и рек сиянье.

(Пер. Вл. Резниченко)

Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне

Такого зверя, рыбы или птицы,

Что, услыхав мой голос, не стремится

С участьем и сочувствием ко мне;

Нет, не пришлось в полдневной тишине

Моей тоске без отклика излиться -

Хоть в летний зной живая тварь таится

В пещере, в чаще, в водной глубине, -

Но все же, скорбные заслыша стоны,

Оставя тень, и ветвь, и глубь ручья,

Собрались бессловесные созданья;

Так собирал их на брегах Стримона

Певец великий; верно, боль моя

Влечет, как музыки очарованье.

(Пер. М. Квятковской)

Джон Донн.

Произведения «на случай» стали серьёзным размышлением о распаде мира, разрушенной гармонии, потери связи между человеком (микрокосмом) и вселенной (макрокосмом), противопоставлении земного и небесного, воплощённого в идеализированном образе умершей девушки. Одной из вершин творчества Донна считаются циклы сонетов La Corona (ок. 1607—1609) и «Благочестивые размышления» (иначе «Благочестивые сонеты»). Итальянское название первого цикла указывает на связь с распространённым в эпоху Ренессанса «венком сонетов». Наименование цикла, возможно, также библейская реминисценция: тленный «венок гордости» противопоставляется «венцу праведных». Каждый из семи сонетов La Corona посвящён одному из событий евангельской истории. «Благочестивые сонеты» — 19 сонетов, 16 из которых написаны в 1609—1611 гг., последние 3 — после 1617 г. Тема этого цикла — осознание человеком неизбежности смерти, преодоление страха смерти и обретение им бессмертия.

Да где же раньше были мы с тобой?       Сосали грудь? Качались в колыбели?       Или кормились кашкой луговой?       Или, как семь сонливцев, прохрапели       Все годы? Так! Мы спали до сих пор;       Меж призраков любви блуждал мой взор,       Ты снилась мне в любой из Евиных сестер.             Очнулись наши души лишь теперь,       Очнулись - и застыли в ожиданье;       Любовь на ключ замкнула нашу дверь,       Каморку превращая в мирозданье.       Кто хочет, пусть плывет на край земли       Миры златые открывать вдали -       А мы свои миры друг в друге обрели.             Два наших рассветающих лица -       Два полушарья карты безобманной:       Как жадно наши пылкие сердца       Влекутся в эти радостные страны!       Есть смеси, что на смерть обречены,       Но если наши две любви равны,       Ни убыль им вовек, ни гибель не страшны.             Перевод Г. М. Кружкова

ПЕСНЯ

      Трудно звездочку поймать,       Если скатится за гору;       Трудно черта подковать,       Обрюхатить мандрагору,       Научить медузу петь,       Залучить русалку в сеть,       И, старея,       Все труднее       О прошедшем не жалеть.             Если ты, мой друг, рожден       Чудесами обольщаться,       Можешь десять тысяч ден       Плыть, скакать, пешком скитаться;       Одряхлеешь, станешь сед       И поймешь, объездив свет:       Много разных       Дев прекрасных,       Но меж ними верных нет.             Коли встретишь, напиши -       Тотчас я пущусь по следу!       Или, впрочем, не спеши:       Никуда я не поеду.       Кто мне клятвой подтвердит,       Что, пока письмо летит       Да покуда       Я прибуду,       Это чудо устоит?             Перевод Г. М. Кружкова

СОН

      Любовь моя, когда б не ты,       Я бы не вздумал просыпаться:       Легко ли отрываться       Для яви от ласкающей мечты?       Но твой приход - не пробужденье       От сна, а сбывшееся сновиденье;       Так неподдельна ты, что лишь представь -       И тотчас образ обратится в явь.       Приди ж в мои объятья, сделай милость,       И да свершится все, что не доснилось.             Не шорохом, а блеском глаз       Я был разбужен, друг мой милый;       То - ангел светлокрылый,       Подумал я, сиянью удивясь;       Но, увидав, что ты читаешь       В душе моей и мысли проницаешь       (В чем ангелы не властны) и вольна       Сойти в мой сон, где ты царишь одна,       Уразумел я: это ты - со мною;       Безумец, кто вообразит иное!             Уверясь в близости твоей,       Опять томлюсь, ища ответа:       Уходишь? Ты ли это?       Любовь слаба, коль нет отваги в ней;       Она чадит, изделье праха,       От примеси стыда, тщеславья, страха.       Быть может (этой я надеждой жив),       Воспламенив мой жар и потушив,       Меня, как факел, держишь наготове?       Знай, я готов для смерти и любови.       Перевод Г. М. Кружкова

БЛОХА

      Взгляни и рассуди: вот блошка       Куснула, крови выпила немножко,       Сперва - моей, потом - твоей,       И наша кровь перемешалась в ней.       Какое в этом прегрешенье?       Бесчестье разве иль кровосмешенье?       Пусть блошке гибель суждена -       Ей можно позавидовать: она       Успела радости вкусить сполна!             О погоди, в пылу жестоком       Не погуби три жизни ненароком:       Здесь, в блошке - я и ты сейчас,       В ней храм и ложе брачное для нас;       Наперекор всему на свете       Укрылись мы в живые стены эти.       Ты пленнице грозишь? Постой!       Убив ее, убьешь и нас с тобой:       Ты не замолишь этот грех тройной.             Упрямица! Из прекословья       Взяла и ноготь обагрила кровью.       И чем была грешна блоха -       Тем, что в ней капля твоего греха?       Казнила - и глядишь победно:       Кровопусканье, говоришь, не вредно.       Согласен! Так каких же бед       Страшишься ты? В любви бесчестья нет,       Как нет вреда: от блошки больший вред!             Перевод Г. М. Кружкова