Вершины Гауди

Антонио Гауди — человек-миф. Эксцентричный барселонский чудак, изменивший облик каталонской столицы и ставший самым знаменитым ее жителем. Без пяти минут святой. И конечно, гениальный архитектор, творения которого нравятся всем — даже придирчивый Сальвадор Дали не стал исключением.

И он сам, и его архитектура сделались каталонским трейдмарком. Еще бы: Гауди-зодчий подарил Барселоне практически все, что числится в перечне ее достопримечательностей, — начиная с собора Святого Семейства, посетителям которого непременно перескажут с десяток мифов о Гауди-человеке. Их много, таких мифов, тем более что Антонио Гауди действительно был важной фигурой в каталонской культуре. Простоватый сын деревенского кузнеца и одновременно эстет, которым восхищались в салонах Парижа, эксцентричный чудак и вдумчивый инженер. Наконец, патриот и горячий сторонник культурной самостоятельности региона, немало сделавший для того, чтобы Каталония обрела нынешний автономный статус. Поэтому будет не таким уж преувеличением назвать его олицетворением каталонской столицы, в которой он провел большую часть жизни, человеком-Барселоной.

Гауди — архитектор, заставивший застыть в камне колебания горячего воздуха, движение морских волн, ту стихию, которая окружала его в первые годы жизни. Впечатления детства — это и есть тот материал, из которого он в буквальном смысле вылепил свою архитектуру. И это впечатления не только природные. Гауди родился в 1852 году в маленьком каталонском Реусе, который тогда еще не был знаменит своими архитектурными памятниками эпохи модерна, в семье кузнеца. Крестьянские песни, меткое народное слово, народная поэзия труда — все это тоже пошло в дело.

И он сам, и его архитектура сделались каталонским трейдмарком. Еще бы: Гауди-зодчий подарил Барселоне практически все, что числится в перечне ее достопримечательностей, — начиная с собора Святого Семейства, посетителям которого непременно перескажут с десяток мифов о Гауди-человеке. Их много, таких мифов, тем более что Антонио Гауди действительно был важной фигурой в каталонской культуре. Простоватый сын деревенского кузнеца и одновременно эстет, которым восхищались в салонах Парижа, эксцентричный чудак и вдумчивый инженер. Наконец, патриот и горячий сторонник культурной самостоятельности региона, немало сделавший для того, чтобы Каталония обрела нынешний автономный статус. Поэтому будет не таким уж преувеличением назвать его олицетворением каталонской столицы, в которой он провел большую часть жизни, человеком-Барселоной.

  Современники то и дело обвиняли его в «архитектурном иррационализме» — а теперь о нем говорят как о провозвестнике постмодернистской архитектуры, принимая во внимание и нелюбовь к чертежу, и отторжение всякой жесткой ограничивающей структуры. И все же Гауди родом из модерна. Точнее, он стал одним из тех, кто проложил дорогу этому стилю. Популярная мифология рисует его эдаким самородком, деревенским простачком — но у него были серьезные учителя в искусстве, у которых он, правда, по большей части учился заочно. Это и Движение искусств и ремесел во главе с Уильямом Моррисом, и английские прерафаэлиты — трудами одного из их теоретиков, Джона Рёскина, Гауди-студент зачитывался в семидесятые годы. Среди прочего Рёскин провозглашал принцип «возврата к природе», верность холмам и рекам, горам и морю, самой земле, столь близкую самому Гауди.

Но наибольшее влияние на Антонио Гауди оказали книги Эжена Виолле-ле-Дюка, крупнейшего французского реставратора, историка и теоретика архитектуры. Верный романтическим традициям, Виолле-ле-Дюк ищет свой эстетический идеал в далеком прошлом, в Средневековье. И Гауди отправляется в этот путь вслед за своим учителем.

Время, когда Гауди входил в архитектуру, было эпохой господства так называемых «исторических» стилей — неоренессанса, неоготики, неогрека, псевдорусского и византийского стилей; одним из испанских вариантов стал неомавританский стиль, или неомудехар. Сам Виолле-ле-Дюк был, конечно, идеологом неоготики. Но он не мог не видеть, что в отличие от цельной системы средневекового искусства архитектура XIX века все больше напоминала бессмысленную декорацию, наложенную на примитивные коробки домов. В «Беседах об архитектуре» (настольной книге Гауди, которую он перечитывал на протяжении всей жизни) французский теоретик писал: «Изучение прошлого полезно, необходимо, но при условии, чтобы из него выводились скорее принципы, чем формы. А между тем уже та архитектура, которую мы осуществляем на практике, не соответствует новым средствам, она силится скрыть эти мощные способы, вместо того чтобы ими гордиться. Чего недостает в наши дни — это прежде всего идеи... хотя бы даже плохой».

Гауди прошел через неоготику в полной мере — чтобы убедиться в этом, стоит посмотреть, например, на вытянутые параболические (хотя и не стрельчатые) аркады корпуса Терезианского колледжа в Барселоне, но есть еще и неосуществленный проект францисканской миссии в Танжере и, наконец, апсида и крипта Саграда Фамилии. Но это повторение пройденного стало началом новой волны.

В самом конце XIX столетия все-таки сбылось то, о чем мечтал Виолле-ле-Дюк. Искусство, вобравшее опыт прошлого, поворачивалось лицом к будущему, возобновляя напряженные поиски новых идей и форм. Разные названия этого движения: модерн, югендстиль, сецессион — указывали на разрыв с неуклюжей эпохой эклектики, говорили о появлении молодого, нового искусства, «ар-нуво». Изящный, неоромантический, буржуазный пролог ХХ века. Каталонский вариант ар-нуво именовался «модернизм», а его отцом был Антонио Гауди.

  Говоря об архитектуре Гауди, невозможно не говорить о его заказчиках, которые были более меценатами, чем покупателями. Таким меценатом, местным каталонским Рябушинским, стал дон Эусеби Гуэль. На его средства архитектор строит дом в Барселоне, проектирует усадьбу, склады, а позднее — и знаменитый парк Гуэля, одну из основных достопримечательностей города.

Даже не парк — проект города-сада. Парк Гуэля — одна из ранних модернистских попыток создать идеальное пространство, удобное для жизни и эстетически состоятельное. Собственно ландшафтные поиски Гауди развивают идеи английского садово-паркового искусства, принцип пейзажного парка, подражающего самой природе. Смысловой центр парка Гуэля — монументальный рынок, наследующий образам романтических гротов и древнеримских развалин, которых немало сохранилось в Каталонии. Это руины античных сооружений, ставшие частью самой природы, — идея органической архитектуры, которая обрела популярность много позже и осталась актуальной до наших дней, безусловно, импонировала Гауди.

Величественная лестница окружена брутальными гротами, сталактитовыми пещерами, недалеко от которых расположилась гигантская ящерица. Лестница ведет к дорическому храму — нечетное число его колонн подчеркивает разрыв с рациональной симметрией классической архитектуры. Эти колонны подпирают залитую светом площадку променада с его знаменитой извилистой скамьей, повторяющей контуры человеческого тела и покрытой разноцветной керамикой. Противопоставление необработанного камня и лучистой керамики, символизирующей мир горний, прослеживается и в двух входных постройках парка. Их башни одновременно служат вентиляционными шахтами — пример характерного для Гауди синтеза функции и символа.

Но самым наполненным символами его сооружением стала, конечно, Саграда Фамилия. Каждая деталь, каждая скульптура, каждый архитектурный объем что-то да обозначает. В конце концов, это культовая постройка, и католик Гауди следовал старому средневековому принципу: храм — это раскрытая книга, каменная Библия для верующих.

  Зодчий всегда был внимателен к любой детали, вплоть до битой керамики в цементных швах виллы Гуэля. Он сам разрабатывал все интерьерные решения, все детали и строго следил за выполнением замысла. С одной стороны, это органический подход — лист вблизи и дерево целиком одинаково важны, каждый элемент не только выполняет функцию, он развивается и живет вместе со всей системой. Но с другой стороны, это подход и готический, средневековый — неважно, что портал высоко и деталей на нем не видно, проработать нужно все, вплоть до самых мелких черт лица на каждой скульптуре. Буквально переполняющие храм растительные и анималистические мотивы выглядят именно так. Объявив, что архитектура — распределение света, зодчий постулировал такую же серьезную задачу, как первый идеолог готики аббат Сугерий. Недаром говорят (совершенно в средневековом эсхатологическом духе!), что, пока Саграда Фамилия строится, Барселона искупает свои грехи, поэтому строительство и не заканчивается так долго.

  Впрочем, дело, может быть, не в символизме. И не в католицизме — созданный зодчим проект нью-йоркского отеля «Аттракцион» очень похож на Саграда Фамилию по своей эстетике. Мощные объемы позднего Гауди, немного тяжеловесные, но устремленные ввысь, — это уже другая, экспрессионистская архитектура. Угрюмая в чем-то, уверенная в своей правоте, непоколебимая. Как горы. Как сам ее автор, если верить воспоминаниям современников и фотографиям.

  Он был не только внимателен к прошлому — но сумел и заглянуть в будущее. Зрелый Гауди не отделял эстетику от инженерии, форму от содержания. Архитектура должна быть функциональна, как природа, постулировал он, предвосхищая будущие открытия функционалистской архитектуры. И это ожидание будущего хорошо прочитывается в его постройках — взять, например, Дом Мила, строившийся с 1906 по 1910 год. Именно в нем наиболее полно реализована концепция здания как суперскульптуры. Горизонтальная пластика оконных и балконных рядов находится уже в двух шагах от функционалистского ленточного остекления. Однако асимметрия самих оконных проемов напоминает скорее о средневековой архитектуре — или о работах неомодернистов 2000-х годов. «Суперскульптура» для Гауди — не просто эстетический объект, скорее уж сложноустроенный организм, подражающий природе, почти «машина для жилья». Система внутренних дворов обеспечивает необходимую вентиляцию и освещение, крыша может использоваться как пространство для прогулок: эта идея получит развитие в 1920-е годы в работах Ле Корбюзье. Гауди также применяет новаторский принцип свободной планировки этажей, отказавшись от несущих и опорных стен внутри здания. «Природная» идея (нижний этаж напоминает мерцающий резервуар с жидкостью) оказалась ясна и современникам — дом прозвали каменоломней, хотя больше он напоминает оползни, причем сразу несколько и в процессе движения.

Но сам Гауди функционалистом не был — ибо утилитарное назначение было для него куда менее интересным, чем символическое значение, хотя и наделял он им именно форму. Не случайно Дом Мила задумывался как гигантский постамент статуи Девы Марии. Перестроенный несколькими годами раньше Дом Бальо может читаться, в соответствии с авторским замыслом, как тело поверженного змия. Крышу здания венчает копье святого Георгия (покровителя Каталонии), пронзающее чешую дракона.

В этом и состоит феномен Гауди. Оставаясь ревностным католиком, к концу жизни вовсе отказавшимся от нецерковных заказов, немного ретроградом, воевавшим с молодыми барселонскими художниками, в частности с Пикассо, — он тем не менее стал подлинным новатором в архитектуре, изменившим наши представления о ней. Или, по крайней мере, заставившим нас поверить  в то, что здание — это живой организм.

Task № 7

Aurora Hunters

For many they are a once-in-a-lifetime experience, but chasing the northern lights dominates daily life for aurora hunters.

A hunt can start with a late-night text message from Alaska for Val Chalmers. A tip-off from a fellow enthusiast that good auroral activity might be heading her way. A warm bed and sleep are swapped for hours standing in shallow shore waters or perched on a cliff, often in freezing temperatures. The reward, if she’s very lucky, is one of nature’s most glorious displays – the aurora borealis, otherwise known as the northern lights.

The nurse from Wick in northern Scotland is an aurora hunter, one of a very dedicated group. For them seeing the northern lights is not a one-off magical experience – it dominates daily life. If it’s dark they are out scouring the skies and if it’s day they are scouring up-to-the-minute meteorological data to try to predict when they might next catch the notoriously unpredictable and elusive aurora borealis. Equipment, cameras and warm clothes remain packed and ready as a call to action can come at any time. Clouds are their enemy, threatening to obscure the sky and ruin the party at any time.

“I can be out several nights a week and I’ll get up and go at any time, even the early hours,” says Chalmers. “I might get a text and I’m out of bed and off. I’ve been known to stay out for 12 hours on occasion. I get a few lectures off family about clambering around the countryside in the middle of the night but it’s my way of relaxing. Seeing the lights is just magical, they can make me dance around the place or shout out loud with delight. Some people might think we’re a bit odd but I don’t think much can competed with watching what goes on up in the sky, definitely not television.”

The aurora borealis occurs as a result of energy released by solar magnetic fields which eject large quantities of charged particles at high speed from the sun. It can reach Earth in 24 to 72 hours and, if conditions are right, the electrons and protons flow along the Earth’s magnetic field to the polar regions where they interact with oxygen and nitrogen to produce a magical red, green and purple dancing light show in the night sky.

Northern Scotland is aurora-hunting country. It is the best place in the U.K. to see the lights due to its northern location and there is little light pollution as it is sparsely populated compared to much of the country. Part of the challenge for hunters is to find the darkest locations possible so they can see the brightest skies. It can mean scrambling about in the most remote, inhospitable terrain.

“Finding new spots is part of the excitement,” says carpenter Barry Stewart, who lived in Wick until recently. “We’re always scouting for locations and they’re not necessarily easy to find or to reach, especially at night.

“Hunting the northern lights is pure escapism for me, a way to tune out from what’s gone on in the day. They are addictive, there is a

compulsion to see more and more. We get compared to tornado chasers in the U.S. and it is that same sort of obsession. It’s exciting, you get a real high from it.”

Seeing the northern lights requires a complicated combination of events to occur. Some of the required parameters can change by the minute, says Gordon Mackie, from Thurso and chairman of the Caithness Astronomy Group.

“Part of the appeal is definitely the thrill of the chase because there is never a guarantee that you will see the northern lights. There is a real challenge in understanding when they might be visible. You always require a degree of luck as well but when things go your way the sense of achievement is huge.”

Meteorological data is religiously monitored by the hunters using an array of websites and smartphone apps. Specialist subscription services also send out alerts with up-to-the-minute information.

Hunters avidly track the Kp index, which relates to the intensity of interaction between the solar wind and the Earth’s magnetic field in a horizontal plane. It is ranked on a scale of zero to nine, the higher the value the more the aurora can be seen at southerly latitudes. In late February spectacular northern light displays were seen as far south as Norfolk and Essex, making headline news because it is so rare. Kp levels of nearly seven were reported at the time.

Maciej Winiarczyk gets Kp alerts on his mobile phone every 15 minutes. The structural engineer from Wick has been aurora hunting for three years. For him, like many others, his obsession is photographing the light shows. He has already captured thousands of incredible images but still goes out several nights a week and methodically sets up his equipment as if it were his first shoot.

“I climb hills and scramble down to a remote beaches, anywhere to get a good photo. I must have seen the northern lights about 50 times and every time still feels like the first. No two shows are the same but each one is perfection.”

He also uses time-lapse photograph to produce short films some of which have been viewed nearly 350,000 times on YouTube. Thurso cinema even asked to screen them alongside the usual offering of Hollywood blockbusters.

It’s an indication of the growing interest in the aurora borealis, say the hunters. Social networking sites where they avidly share information and photographs are getting increasing numbers of visitors. They’re keen to share the love.

“We want people to know what they can see in the skies here,” says Michael Beales, a government worker from Wick. “We post pictures on Facebook and people don’t believe they were taken in this country. That’s changing now and it’s great.

“A few years ago they’d only be a few of us out there night after night, now more and more people are turning up. They might just be inquisitive but that’s how most of us started, thinking we’d come out for a night or two and just see what all the fuss is about. Look at us now.”

Task № 8