24. Анализ первоисточника: ю. Тынянов, «Журнал, критик, читатель и писатель», «Промежуток», «Литературный факт», «о литературной эволюции», «Архаисты и новаторы» (анализ двух-трех статей по выбору)

• Младший последователь Шкловского

• Роман о Кюхельбекере

• Из 19 века больше всего интересовали Гоголь и Достоевский

«Журнал, критик, читатель и писатель» (даю основные моменты-выписки)

1

Сейчас «журнал», «альманах», «сборник» — все равно; они различны только по направлениям и по ценам. (И по материалу.) Но ведь это не все — самая конструкция журнала ведь имеет свое значение; ведь весь журнальный материал может быть хорош, а сам журнал как таковой плохА ведь то, что делает журнал нужным, — это его литературная нужность, заинтересованность читателя журналом как журналом, как литературным произведением особого рода.

Но тут-то и все дело: основная жизнь журнала всегда в критике и полемике. Критику некуда деться без журнала; а журнал без критики невозможен. Они оба крепко свинчены, и поэтому журнал старого типа как-то незаметно вызывает и критику старого типа.

2

В самом деле — критика у нас грозит превратиться, с одной стороны, в «отдел рекомендуемых пособий», с другой — в «писательские разговоры о писателях» (хорошо сказал)

Критика типа «отдела рекомендуемых пособий» — очень принципиальная, очень воспитательная и моральная. У нее есть очень солидные, очень прочные предки — суховатое генеалогическое дерево. Эта критика направлена на читателя. Она хочет указать читателю, направить читателя, исправить его, воспитать — цель, разумеется, почтенная. Одна беда — эта критика, направленная на читателя, — не видит его. (Обращение к читателю осталось только в пародиях: «любезный читатель».) Читатель стал очень сложным, почти неуловимым.

 А «писательские разговоры о писателях», тоже играющие у нас роль критики, страдают обычно одним недостатком: в центре литературы как-то всегда незаметно оказывается сам пишущий статью писатель (или даже иногда его монумент из благородного металла), где-то около центра его школа, а вся литература на периферии. И читатель опять-таки этой критикой не интересуется. Он с гораздо большим удовольствием читает, когда писатель пишет рассказы о самом себе, а не критику о других.

Остается выход — ученая критика, критика, вооруженная литературной наукой. На этот выход указывал недавно Б.М. Эйхенбаум. Такая критика, по-видимому, если не будет интересна читателю, то, по крайней мере, полезна писателю. Но польза эта, в сущности, довольно сомнительна. Ученая критика привыкла точно констатировать и объяснять готовые факты, а писателю это не очень нужно

И критика, ориентирующаяся на писателя, и критика, ориентирующаяся на читателя, — обе прозябают в равной мере. Этот отдел, без которого немыслим журнал, — очень безболезненно в любом журнале может быть заменен любым другим. Где же выход? Выход — в самой критике, и выход — в самом журнале. Критика должна осознать себя литературным жанром прежде всего

Литература бьется сейчас, пытаясь завязать какие-то новые жанровые узлы, нащупать новый жанр

И только критика продолжает как ни в чем не бывало допотопные типы и даже не задумываясь над тем, что пора и ей, если она хочет быть литературно живой — а стало быть нужной, — задуматься над критическими жанрами, над своей собственной, а не чужой литературной сущностью. «Пора сбросить грязное белье, пора надеть чистую рубаху». Не ориентироваться на читателя, слишком расплывчатого и большого, не ориентироваться на писателя, слишком определенного и узкого, — должна критика.

«Литературный факт»

• Говорит, что проблема с определениями существует (тип что такое словестность, поэзия, литература – каждый по-своему) + проблема с определением жанров

«Но тогда становится ясным, что давать статическое определение жанра, которое покрывало бы все явления жанра, невозможно: жанр смещается; перед нами ломаная линия, а не прямая линия его эволюции - и совершается эта эволюция как раз за счет "основных" черт жанра: эпоса как повествования, лирики как эмоционального искусства и т. д.»

• Про литературный факт

Определения литературы, оперирующие с ее "основными" чертами, наталкиваются на живой литературный факт. Тогда как твердое определение литературы делается все труднее, любой современник укажет вам пальцем, что такое литературный факт. Он скажает, что то-то к литературе не относится, является фактом быта или личной жизни поэта, а то-то, напротив, является именно литературным фактом

И какие-то явление, которые раньше не были литературными фактами, теперь мы воспринимаем так. И наоборот:

Шарады, логогрифы - для нас детская игра, а в эпоху Карамзина, с ее выдвиганием словесных мелочей и игры приемов, она была литературным жанром

• Есть такое понятие, как преемственность в литературе: Ломоносов-Державин-Жуковский-Пушкин и т д. Тынянов ругается на это, потому что не учитывают, что Пушкин считал Державина: "чудак, который не знал русской грамоты", а про Ломоносова говорил, что тот вредил словесности.

• Не надо обособлять автора и произведение

 Говорить о личной психологии творца и в ней видеть своеобразие явления и его эволюционное литературное значение - это то же, что при выяснении происхождения и значения русской революции говорить о том, что она произошла вследствие личных особенностей вождей боровшихся сторон.

• Явления в литературе не берутся из ниоткуда

Но было бы странно думать, что новое течение, новая смена выходят сразу на свет, как Минерва из головы Юпитера.

Нет, этому важному факту эволюционной смены предшествует сложный процесс.

Прежде всего вырисовывается противоположный конструктивный принцип. Он вырисовывается на основе "случайных" результатов и "случайных" выпадов, ошибок. Так, например, при господстве малой формы (в лирике сонет, катрены и т. д.) таким "случайным" результатом будет любое объединение сонетов, катренов и пр. - в сборник.

• Приводит пример, что письма сначала были лишь частью быта, а потом стали осмысливаться, как литературные произведения

• Говорит о псевдонимах и не только

«В художественном произведении нет неговорящих имен. В художественном произведении нет незнакомых имен. Все имена говорят. Каждое имя, названное в произведении, есть уже обозначение, играющее всеми красками, на которые только оно способно. Оно с максимальной силой развивает оттенки, мимо которых мы проходим в жизни. "Иван Петрович Иванов" вовсе не бесцветная фамилия для героя, потому что бесцветность - отрицательный признак только для быта, а в конструкции она сразу становится положительным признаком.»

«Поэтому авторские подписи "Житель Тентелевой деревни", "Лужницкий старец", являющиеся, по-видимому, простыми обозначениями места (или возраста), уже очень характерные, очень конкретные названия не только в силу черт, даваемых словами "старец" и "житель деревни", но и в силу большой выразительности имен "Тентелевой", "Лужницкий".»

В общем, самое главное – литературный факт, что им является + разговор о жанрах

Литературный факт - разносоставен, и в этом смысле литература есть [не]прерывно эволюционирующий ряд.

(Очень сложный язык в этой статье, больше не выдержу.)