13. Основной тезис гомероведения. Подводя последний итог 150-летней работе по гомеровскому вопросу, мы должны сказать следующее.

Очевидно, для современности отпадает вопрос о расчленении Гомера на то или иное число авторов. Этот вопрос и бессмыслен и неразрешим. Очевидно, отпадает также и вопрос о нахождении в этих поэмах также какого-то «ядра» или «зерна» с установлением последовательно ряда дальнейших добавлений. Этот вопрос тоже и бессмыслен и неразрешим. Отпадает также вопрос об единоличии авторства Гомера, т. к. для решения этого вопроса нет никаких данных. Ни редакторство, ни компиляторство тоже не могут быть твердым и определенным предметом для исследования, поскольку здесь возможны только разного рода фантазии, то сужающие, то расширяющие роль отдельных авторов, компиляторов и редакторов по собственному произволу исследователей. Отпадает и необходимость анализа разного рода исторических напластований, если эти последние понимать механически и изолированно, вне связи с целым. Точно так же и определение тех или иных интерполяций возможно только в виде органических элементов художественного целого, но не в виде грубых вставок с грубо политическими целями.

Гомер — это целая энциклопедия всего общинно-родового строя, начиная с его самых диких времен, и очень мощная, очень твердая оценка социально-исторических основ наступающего века цивилизации. 150-летняя работа по гомеровскому вопросу не осталась бесплодной, хотя она и проводилась часто с позиций буржуазного формализма и индивидуалистической философии. Но ценность всей этой работы только и может быть спасена при условии постановки основной проблемы как проблемы исторических напластований органически врастающих одно в другое и притом обязательно в свете того художественного целого, чем являются поэмы Гомера. С этой точки зрения для нас сохраняют свою ценность не только теории [80] единоличного творчества или множественности авторов, но и всякие теории языковые, археологические, этнографические, социально-исторические, историко-литературные, вплоть до теории малых песен, хотя с иных точек зрения все эти теории или утеряли свое значение или являются односторонними. В связи с этим основной тезис гомероведения, получаемый нами как самый общий результат научной разработки гомеровского вопроса, мы могли бы формулировать в виде следующих четырех положений.

1) Гомер — это граница между двумя античными формациями — общинно-родовой и рабовладельческой. Как и всякая граница, он не есть ни то, что ограничивает, ни то, что ограничивается, но есть та единая и нераздельная точка, в которой неразличимо совпадает и ограничивающее и ограничиваемое. Исследование должно определить, как это происходит у Гомера и что при этом делается с теми двумя формациями, на границе которых находится Гомер.

2) Находясь на вершине, разграничивающей обе формации, Гомер изображает самые разнообразные периоды и типы общинно-родовой формации и подвергает их своей самостоятельной рефлексии.

Исследование должно показать, какие периоды и типы этой формации отразились у Гомера и как он их преобразил соответственно со своей оригинальной социально-исторической позицией.

3) Находясь на вершине, разграничивающей обе формации, Гомер подвергает мощной рефлексии также и наступающую рабовладельческую цивилизацию. Он не входит в ее детальное изображение, и он не является ее сознательным идеологом. Но высота занимаемой им социально-исторической позиции не только освобождает его от связанности с этой наступающей цивилизацией и от ее ограниченности, но дает ему возможность острейшим образом критиковать все ее будущие изъяны и провалы. Здесь он подобен Шекспиру, интуитивно критиковавшему буржуазный индивидуализм в начале самой буржуазной эпохи и за несколько столетий до краха этого индивидуализма. Исследование должно показать, как это у Гомера происходит.

4) Что же касается фактического авторства Гомера, то нет никаких возможностей установить его в каком-нибудь более или менее определенном виде. Текст Гомера, записанный в VI в. до н. э., находился в непрерывном движении вплоть до александрийских времен. К тем многочисленным изысканиям, которые в этой области были сделаны, могут и должны быть прибавлены еще новые изыскания, принципы и размеры которых в настоящее время еще не поддаются анализу. [81]

Вот в таком виде мы могли бы формулировать наш основной тезис гомероведения, выводимый нами из всей научной литературы по Гомеру. Он, очевидно, далеко уходит за пределы отдельных теорий единоличия или множественности авторов. Если угодно, его можно было бы назвать социально-историческим унитаризмом, потому что наша позиция повелительно диктуется двумя нерушимыми оценками гомеровского эпоса — оценкой его идейно-художественной цельности и оценкой его как результата векового народного развития. Но и это название нам представляется слишком узким. Потому, не гоняясь за ярлычками и кличками, попробуем войти в анализ самого Гомера и применить на деле выставленный нами сейчас основной тезис гомероведения.

14. Очередная проблематика. Среди десятков и, может быть, сотен разных проблем, относящихся к Гомеру, есть, однако, одна, которая в настоящее время получает первоочередное значение и которая обнимает собою, в сущности говоря, целую область проблем. Поэтому мы и говорим здесь не о проблеме, но о проблематике. Проблема эта относится кхудожественному мастерству Гомера или к его стилю, но в том новом их понимании, которое выработано в современном марксистско-ленинском литературоведении. Стиль художника, с нашей точки зрения, меньше всего является совокупностью формальных приемов, о которых много шло речи и в предыдущей науке о Гомере.

Стиль художника есть сам художник как человек, есть само общество, которое породило его как человека. Стиль художника есть отражение человека, общества, истории, но отражение не механическое, не буквальное, не фотографическое, а отражение творческое, обобщающее, переделывающее предметы и зовущее к новым победам человека.

Это есть сам человек, сам художник, сам Гомер, само то общество, которое его породило.

Ведь во всяком предмете имеются элементы абсолютно существенные, более или менее существенные и совсем несущественные. Человек может иметь прямой или кривой нос, широкий или узкий лоб, пышную шевелюру или лысину и т. д., и т. д. Все это более или менее существенно для него или совсем не существенно. Но за всем этим есть еще сам человек, который уже не характеризуется размером членов его тела или фигурой. Этого человека можно любить или не любить, с ним можно иметь дело и можно не иметь никакого дела. Но это именно сам человек. И когда он, например, дает свою подпись под тем или иным документом, то здесь он выступает именно как он сам; и уже никакая частичная его особенность не имеет здесь никакого значения. Вот эта «самость» для Гомера и есть его художественный стиль как выражение его нутра, его мировоззрения: и это есть его внутреннее «я», его мировоззрение. [82] Но это дается при помощи стиля, когда стиль не является внешним привеском к его «я» и к его мировоззрению, но существенно его выражает.

Черты такого понимания стиля и художественного мастерства постепенно изучаются и формулируются в советском литературоведении. Это не значит, что все другие проблемы литературоведения отброшены. Вопрос о происхождении и составе гомеровских поэм, вопросы об анализе разнообразных, разнородных и разновременных элементов, вошедших в состав гомеровского эпоса, будут без конца занимать внимание литературоведов и филологов. Но ведь существует, говорим мы, имманентный автор гомеровских поэм, для которого все историко-филологические материалы являются только подмостками, только подсобными материалами, более или менее вероятными слагаемыми. Все это покрывается тем, что мы фактически имеем в поэмах Гомера, т. е. тем их имманентным автором, который не сводим ни на какие аналитические слагаемые.

Вот это художественное мастерство Гомера или его художественный стиль, одинаково личный, общественный и художественный, и является в настоящее время той очередной проблемой, которая прежде ставилась весьма мало и особо или совсем не ставилась и для решения которой современное советское литературоведение обладает всеми необходимыми ресурсами и материалами. Этой проблемой и необходимо заниматься.

V. Социально-историческая основа.

Устная словесность, мифология и литература всегда являются тем или иным отражением, жизни народа. Какая жизнь народа изображена у Гомера, об этом мы сказали выше в общей форме, а сейчас скажем конкретно на основании текстов Гомера.

1. Борьба нового со старым — это первое, что бросается в глаза, когда мы задаемся вопросом о социально-исторической основе гомеровских поэм.

а) Упоминание в эпосе о племенах и фратриях (объединениях родов). Нестор убеждает (Ил., II.362-368) распределить войско в бою по фратриям и филам для выявления боеспособности войска; и он же (Ил., IX.63-64) приравнивает не включенного во фратрию человека к находящемуся вне закона и очага. Таким образом, гомеровский эпос содержит явные указания на общинно-родовую организацию, и эта последняя выступает здесь в самых ответственных местах и суждениях. Нигде не видно, чтобы выступала какая-нибудь организация, кроме родовой. Если убивают человека, то защищают его только родственники. Все родовые объединения живут настолько разъединенно, что даже на войне действуют в [83] значительной мере самостоятельно, порознь делят добычу; да и нет такой организации, которая бы хранила общую казну или хотя бы имела общий военный план. Агамемнона плохо слушаются, так что о государстве, собственно говоря, нет никакого даже и помину.

Вместе с тем, однако, тот социально-исторический момент, который изображен в гомеровских поэмах, очень далек от наивного и примитивного общинно-родового коллективизма и отличается всеми признаками весьма развитой частной собственности и частной инициативы, правда, пока еще без явного отрыва от родовых организаций.

б) Большое развитие частной собственности и частной инициативы. В «Одиссее» (XIV.228) мы читаем: «Один человек получает удовлетворение в одних делах, а другой в других». Такой тезис уже сам по себе достаточно говорит о развитии потребностей и о большой роли отдельного индивидуума в гомеровском представлении. Вместе с тем неизбежно начинается и борьба отдельных собственников, которая зафиксирована в знаменитых словах (Ил., XII.421-423):

... два человека на поле, обоим им общем,  С мерой в руках, меж собой о меже разделяющей спорят  И на коротком пространстве за равную ссорятся долю.

О разнообразии потребностей и о нужде в разных специалистах также читается в «Одиссее» (XVII.382-385), где идет речь о гадателях, врачах, плотниках и певцах. Но отсюда вытекает уже большое разделение труда, о чем Гомер постоянно говорит.

в) Большая дифференциация гомеровского общества, его пестрота. Необходимо прямо говорить о сословиях в гомеровском обществе, поскольку сословия и есть не что иное, как общность людей, объединенных по тому или иному общественному (например, профессиональному) признаку на основе либо юридических узаконений, либо хотя бы обычного права. Энгельс так и пишет: «Греция уже в героический период вступает в историю расчлененной на сословия» (Энгельс, Анти-Дюринг, 1948, стр. 165).