Современная историография гражданской войны и Белого движения

– Состояние современного изучения проблемы: проблемы методологии

– современный исследователь располагает многочисленными документами личного происхождения (дневниками, мемуарами, материалами переписки и пр.) участников и современников трагических событий в России 1917+1920 гг. + научные публикации, авторы которых предложили новые модели и граж­данской войны и Белого движения + биографические иссле­дования о П.Н. Врангеле, А.И. Деникине, П.Н. Краснове, А.В. Колчаке, основанные на документах личного происхождения (= образы эволюционировали от «кровавых царских генералов» до «нацио­нальных героев»). ФЛЕМИНГ П. Судьба адмирала Колчака. 1917-1920. М. 2006.

– изучение гражданской войны вообще и Белого движения в частности = изучение архетипов как социально передаваемых типовых образцов поведения, характеризующих управление и политику в российском обществе.

– История гражданской войны и Белого движения представлена в виде мифов

КАРАВАШКИН А.В., ЮРГАНОВ А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М. 2003.: «…С точки зрения мифической отрешенности, военный переворот 18 ноября 1918 г. в Омске, приведший к власти А.В. Колчака, являлся не только официальной акцией, сопровождаемой теми или иными мероприятиями. Это была своеобразная завершенная концепция, преобразовавшая идею противобольшевистской борьбы в нечто новое – в военное противоборство, в столкновение двух диктатур с точки зрения их партийно-политической окраски: большевистской и октябристско-кадетской. В этом выражалось самосознание, без которого был бы невозможен направленный и осмысленный поступок. Созванное, а затем разогнанное большевиками Учредительное собрание – факт не только эмпирический, но и миф, являвшийся одновременно воплощенным образом прошлого российской государственности».

А) Миф гипертрофирует отдельные фрагменты бытия: «… обвинения дон­ского атамана П. Н. Краснова лидерами Белого движения в измене Отечеству строились на фактах его сотрудничества летом 1918 г. с германским оккупационным командованием. Современники, в первую очередь А. И. Деникин, которому П. Н. Краснов переправлял с Дона немецкое оружие, отказы­вались считаться с фактом «сложившейся ситуации», с необходимостью взаимодействия с немцами, оккупировавшими в то время значительную часть Юга России. Аналогичный пример – обвинения украинского гетмана П. П. Скоропадского в его самостийности. Спасавшиеся в Киеве от большевиков почти все политические и общественные деятели бывшей романовской монархии игнорировали тот факт, что в оккупированной немцами Украине бывший царский генерал намеревался построить сво­еобразную стартовую площадку для возрождения «Единой и Великой России»…» (там же).

Б) Неоднозначные мифы гражданской войны, созданные советской историографией (например, о союзе рабочего класса и крестьянства как главной причине победы красных над белыми) подвергаются полной ревизии, но признается, что они содержат в себе признаки истинности: «…большевикам с помощью методов «кнута и пряника» – политики «военного коммунизма», удалось решить основную проблему гражданской войны – военно­го противоборства большевиков и их политических противников, подчинить тыл фронту и одержать военную победу над белыми…» (там же).

В) Происходящий в последнее десятилетие распад «классового мифа» + выдвижение национального мифа. ЧЕРНЫШОВ А.В. Современное состояние советской мифологии. – Современная российская мифология. М. 2005.

– осмыс­ление исторического прошлого в культурном контексте настоящего

А) Ю. М. Лотман: «в исторической памяти людей реально протекавший процесс заменяется его моделью, порожденной сознанием участни­ков акта». Когда к этому процессу подключаются историки, то неизбежно наступает «второй процесс ретроспективной трансформации» ЛОТМАН Ю.М. Культура и взрыв. М. 1992.

«В этом отношении гражданская война как проявление динамики развития ре­волюционного процесса в России в начале XX в. должна была иметь дело не столько с социальным переворотом, сколько с риторическими утверждениями о смысле этого события. Ведь революция 1917 г. произошла в рамках политического дискурса, который создал новый словарь для обсужде­ния перспектив развития российской государственности («красногвардеец», «белогвардеец», «ми­ровая революция», «красные», «белые», «контра» и т.п.) Вместе с изобретением такого дискурса правящие большевики создали и определенный вид памяти. Внесенные в политические дискуссии образы установили лингвистический код, которым следовало пользоваться при воспоминаниях обо всех революционных событиях 1917 г. на протяжении всего советского периода развития российс­кой государственности. Гражданская война превращалась не просто в одно из событий XX века. Память о ней вдохновляла революционную традицию, оказывавшую прямое воздействие на фор­мирование тоталитарной политической системы в СССР».

Б) каждое поколение перестраивает дискурс в соответствии с новыми основаниями. Поэтому история гражданской войны постоянно будет менять свою форму в дискурсе настоящего, представляя собой реконструированное прошлое. Невозможно воссоз­дать ход мыслей ни А. В. Колчака, ни А. И. Деникина, ни Ф. Э. Дзержинского, ни В. И. Ленина, ни какого-либо другого политического деятеля 1917-1920 годов. Однако можно установить, что он говорил в той мере, в какой его слова были включены в меморативные формы. Поэтому форми­рование образов является для историка достаточно объективным показателем соотношения сил в том обществе, которое порождает эти образы.

– исследование гражданской войны связано с коллективной памятью, которая в отли­чие от недолговечной индивидуальной опирается на социальный контекст. Поэтому тематическое содержание большинства воспоминаний и мемуаров участников и современников гражданской войны, написанных в 30-х гг. XX в. в эмиграции, было схожим: все писали о первых днях прихода большевиков к власти (почему произошел военный переворот в Петрограде в октябре 1917 г.); о начальном этапе формирования Доброволь­ческой армии (как начало складываться Белое движение); о настроении русского на­рода (почему большевики все-таки получили поддержку со стороны крестьян); о крас­ном терроре (почему насилие взяло верх над всеми нормами человеческого общежи­тия) и т. п.

САВЕЛЬЕВА И.М., ПОЛЕТАЕВ А.В. Знание о прошлом: Теория и история. Т. 1. Конструирование прошлого. СПб. 2003.

ЗИМИНА В.Д. Историческая память и исследовательская парадигма Гражданской войны в России. В сб.: Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики. Материалы науч. конф. 5-7 октября 2006 г. М. 2006.

НУРКОВА В.В. Историческое событие как факт автобиографической памяти. В кн.: Воображаемое прошлое Америки. История как культурный конструкт. М. 2001.

Задача историка заключается не в том, чтобы воссоздать картину Белого движения, а в том, чтобы описать образы, в которых тогда жила коллективная память. Об этом – известный эмигрантский историк и публицист С. П. Мельгунов: «Надо глубже окунуться в эту пучину социальных отношений и многообразных политических переживаний, надо еще больше проникнуться атмосфе­рой эгоистического себялюбия, которые рождала гражданская война, наряду с подлинным героиз­мом и жертвенностью; надо ближе подойти к переживаниям народных масс – тогда понятнее ста­нет то, что я назвал трагедией адмирала Колчака. Это была не только личная драма – драма разочарования в людях; драма крушения надежд и разбитых иллюзий. Это была трагедия всей гражданской войны. Трагедия России и ее народа». МЕЛЬГУНОВ С.П. Трагедия адмирала Колчака. Кн. первая. Ч. I. М. 2004.

– вопрос о сущности гражданской войны = кризис куль­турной самоидентификации: «обретение в ходе гражданской войны культурной определен­ности за счет отрицания ценностных моделей России не свершилось само по себе, а оказалось результатом целенаправленных усилий известных и безымянных творцов партийно-государствен­ного строительства» (ГАВРИЛОВ О.Ф., ГАВРИЛОВА Н.П. Гражданская война как кризис культурной самоидентификации. – Сибирь в период гражданской войны. Материалы международной научной конференции. Кемерово, 2007 г.

– вопрос о социальной базе Белого движения = была неустойчивой, зависела от идеологии и политики, проводимой той или иной властью. Политика «военного коммунизма» и «расказачивания» способствовали расши­рению социальной базы Белого движения. Однако консервативная «национальная диктатура» гене­рала А. И. Деникина, «средняя линия» между либерализмом и консерватизмом адмирала А. В. Колчака и «левая политика правыми руками» генерала П. Н. Врангеля оказались неспособными разрешить давно назревшие социально-экономические и политические проблемы.

– вопрос о главной причине поражения Белого движения

а) «отсутствие понятной массам объединяющей идеи» Белого движения = РОМАНИШИНА В. Н. Белые: кто они? – Родина. 2008, № 3.

б) сложность и противоречивость идеологических установок Белого движения О. В. Будницкий объясняет тем, что оно по преимуществу было движением военных. Его начало историк связывает с «прибытием на Дон для создания антибольшевистских вооруженных формирований наи­более авторитетных русских военачальников М. В. Алексеева, Л. Г Корнилова, А. И. Деникина, придерживавшихся «вполне февральской», либерально-демократической программы. Однако провозглашение первоначально либеральных лозунгов было одним из элементов антибольшевистс­кой политической технологии. Чем больших успехов достигало Белое движение, тем очевидней был отход от либеральных ценностей» + «…белые генералы не поощряли еврейских погромов, исходя как из государственных соображений, так и из соображений поддержания воинской дисциплины… А именно еврейские погромы и грабежи вели к моральному разложению войск и стали одним из важнейших факторов, который привел к поражению Белого движения». БУДНИЦКИЙ О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917-1920). М. 2006. БУЛДАКОВ В. П. Еврейство и русская революция: виновник или жертва? Рец. на кн.: БУДНИЦКИЙ О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917-1920). М. 2006. – Отечественная история. 2006, № 5.

в) многие исследователи со ссылками на документы личного происхождения пишут о том, что политическим противникам большевизма не удалось «захва­тить народную душу». Подчеркивается, что они «действовали старыми способами, сохраня­ли старые пороки, старую психологию, не пожелав считаться с теми переменами, которые принесла революция» (Колчак и интервенция на Дальнем Востоке. Док. и материалы. 1995).

– вопрос о том, что в современной историографии «центральную роль играют потенциал, альтернатива и различие, а не только необходимость, предопределенность или тоталитаризм»

ШАНИН Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. = 1917-1922 гг. М. 1997.

Т. Шанин: изучение революции 1917 г. и гражданской войны невозможно без учета динамики соотношения массового и исторического опыта + важно показать Октябрь­скую революцию как «эмоциональный взрыв морального негодования, отвращения и ярости», а гражданскую войну как попытку противоборствующих политических сил нейтрализовать утратив­ших инстинкт самосохранения людей + анализ политики большевиков, направленной на нейтрализацию крестьянства и использование его для орга­низации партизанских движений в тылу белых. Вывод о преемственно­сти революции 1917 г. с событиями 1905-1907 годов: «драма первой русской рево­люции оказала мощное воздействие на коллективное сознание российского общества и на каждую из его основных составных частей, поскольку драматический исторический опыт откладывается в памяти, порождает модели и представления, особые когнитивные связи, объединяющих всех его участников в политическое поколение».

Отечественные исследователи, работаю­щие в русле социальной истории (область изучения политических на­строений российского крестьянства в 1917-1921 годах) =

ДАВЫДОВ А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 1917-1921 гг. Мешочники. СПб. 2002.

ЛЮКШИН Д.И. Вторая русская смута: крестьянское измерение. М. 2006;

ОСИПОВАТ.В. Российское крестьян­ство в революции и гражданской войне. М. 2001;

ЯРОВ С.В. Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918-1919 гг. СПб. 1999;

ПЫЛЬКИН В.А. Крестьянство Центра России в гражданской войне. Рязань. 2005;

ТЕЛИЦЫН В.Л. «Бессмысленный и беспощадный»?... Феномен крестьянского бунтарства 1917- 1921 годов. М. 2003;

САФОНОВ Д.А. Великая крестьянская война 1920-1921 гг. и Южный Урал. Оренбург. 1999;

СЕННИКОВ Б.В. Тамбовское восстание 1918-1921 гг. и раскрестьянивание России 1929-1933 гг. М. 2004;

ТРУТ В.П. Казачество России в период Октябрьской революции и на начальном этапе Гражданской войны, Ростов н/Д. 2005.

– акцентирование внимания на политических аспектах гражданской войны

МОСКОВКИН В.В. Противоборство политических сил на Урале и Западной Сибири в период революции и гражданской войны (1917-1921 гг.)., Тюмень. 1999; ХАЗИЕВ Р.Х. Государственное администрирование эко­номики и рынок на Урале в 1917-1921 гг. Уфа. 2000; КОСТОГРЫЗЛОВ П.И. Втягивание населения Урала в военные действия в 1917- 1918гг. – Человек и война. М. 2001. АУСКИЙ С. Казаки. Особое сословие. М.; СПб. 2002.

С. Ауский: «…гражданская война, разгоревшаяся из ряда возникших после падения царского режима конфликтов, велась политическими методами. Трагедия белых генера­лов, и в первую очередь Деникина, объяснялась отсутствием «политического чутья», позволявшего приспосабливаться к быстро менявшимся обстоятельствам. … идея «Великой, Единой и Неделимой России» являлась одним из источников посто­янного внутреннего раздора в Белом движении. Она накаляла остроту противоречий между белыми генералами и казачеством, исконная территория проживания которых становилась территорией дислокации антибольшевистских вооруженных сил…».

– политическая культура времени гражданской войны: ее главная черта определена Ю. С. Пивоваровым как «властоцентричность». ПИВОВАРОВ Ю.С. Русская политика в ее историческом и культурном отношениях. М. 2006.