318 Внимание и память лекция 34

«любых жизненных процессов», значит, в том числе также и процессов, которые мы не относим к сфере изучаемых психологией. Я начал изложение проблемы па­мяти с указания на то, что мнемические процессы, то есть процессы удержания, изменения под влиянием внешних воздействий, сохранения этих изменений, то есть этих следов, их обнаружение в дальнейших процессах есть вообще свойство всякого живого организма и, следовательно, относится к любым процессам. Нельзя пред­ставить себе, например, восприятия без явлений мнемических. Они просто невоз­можны без этого, потому что мы должны неизбежно допустить (и мы это видим) известную инерционность, скажем, процессов, вызываемых действием света на сет­чатку или на какую-нибудь другую систему рецепторов организма. Мы должны до­пустить (и мы это видим), что помимо этой, так сказать, инерционности процес­сов (тоже своеобразного удержания, сохранения) имеются и какие-то относительно менее кратковременные, но все же очень короткие удержания. В этом смысле гово­рят о роли иконической, то есть образной, памяти каких-то следов, с которыми работает восприятие; чтобы получить образ, нужно работать с таким остаточным, иконическим следом. Это известно из изучения восприятия. Тем более немыслимо, даже абсурдно представлять себе какие-то мыслительные акты, пусть самые элемен­тарные, которые бы не включали в себя и воспроизведения чего-то, что дополняет наличную воздействующую ситуацию, и которые, в свою очередь, не дают мнеми-ческого эффекта, то есть эффекта запоминания. Мы ничего не можем сказать даже о таком классе психических явлений, как класс эмоциональных переживаний, аф­фектах, которые тоже имеют какое-то свое мнемическое содержание и мнемичес-кое выражение. Например, по отношению к аффектам это очень ясно, они не толь­ко инерционны, они аккумулируются. Вспомните простую мысль, выраженную в известном «присловье» о капле, которая переполнила сосуд. Это накопление, эта аккумуляция (следовательно, своеобразное запоминание) вовсе не похожа на зау­чивание бессмысленных слогов или даже заучивание осмысленного стихотворения. Это своеобразная память, но она всегда существует. Вот то, что она всегда суще­ствует, и заставляет вести анализ как-то иначе, чем на основе выделения особой способности памяти. Значит, мы прежде всего встречаемся с явлениями памяти на уровне исполнительных физиологических и психофизиологических механизмов. И вот так описываемая память, так вычленяемые процессы, как я только что гово­рил, универсальны. Мы, наконец, наблюдаем эти мнемические явления и на уров­не отработанных способов выполнения действия.

И здесь я хочу ввести первый новый, мною не упоминавшийся материал. Дело в том, что на этом уровне, я бы сказал, на уровне операций, если следовать тому расчленению деятельности, которое было в свое время мною предложено, нужно произвести еще одно деление. Это деление на операции (способы выполнения дейст­вия), которые имеют разное происхождение. А они могут иметь разное происхожде­ние, некоторые из них могут возникать на своем собственном уровне, это продукт фиксации повторяющихся движений; другие возникают путем подчинения какого-то действия выполнению более общей задачи, следовательно, общей цели. Вот если действие целенаправленное, то есть направленное на сознаваемую цель, подчинен­ное ожидаемому результату, представлению о том, что должно быть получено (а это и есть цель), и если такое действие входит в состав более широкого действия, вер­нее, вообще любого действия, но так, что первое обслуживает второе, тогда оно теряет свой ранг действия и приобретает ранг операции. Значит, эти операции име­ют двойное происхождение: в анализе я обычно имею в виду только операции вто­рого происхождения, но мы можем выделить и операции первого происхождения.

ПАМЯТЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ 319

Надо сказать, что мнемические процессы на уровне этих различных по своему происхождению операций ведут себя по-разному. Я сейчас процитирую малоизвест­ные опыты ныне покойного В.И.Аснина, который проделал экспериментальную ра­боту с очень простым аппаратурным оборудованием, но давшую очень интересные результаты как раз с точки зрения запоминаемости операций, их удержания. Речь идет на этот раз о двигательных процессах. Опыты проводились так: перед испытуе­мым был клавишный аппарат. Это коробка, на верхней крышке которой располагал­ся ряд клавиш, кнопок. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы нажимать на кнопки. Как? В одной серии опытов — по сигналам, которые представляли собой род нот, нотных знаков, если хотите, только особенно построенных. Это были кружки, изображенные против каждой клавиши, и дальше рисовалось нечто вроде так назы­ваемой мнемосхемы: известная последовательность их чередования. Задача испытуе­мого заключалась в том, чтобы всякий раз найти следующую клавишу и осуществить действие. После некоторого количества повторений, которое примерно определялось предварительными опытами, ситуация опыта внезапно, неожиданно для испытуемо­го менялась. Заметьте, что никакой задачи запоминания перед ним не ставилось, скорее, эта ситуация воспринималась им как ситуация исследования реакции выбо­ра, времени реакции выбора, только в усложненных условиях. Ситуация опыта вне­запно менялась вот в каком отношении: убирались нотные знаки, эта мнемосхема, а экспериментатор спокойно говорил испытуемому: «Продолжайте». Иногда, к некото­рому своему удивлению, испытуемым удавалось продолжать. Объективная регистра­ция показала, что вообще этот порядок удержался. Давайте запомним этот результат. Вторая серия, противоположная, контрастная, заключалась в следующем: клавиши были снабжены вспыхивающими лампочками, которые находились непосредственно в клавише. Задача испытуемых заключалась в том, чтобы нажимать на вспыхнувшую клавишу и тем самым тушить ее. Никакой последовательности здесь не выделилось, никакой мнемосхемы не было. И дальше проводилась та же процедура. В какой-то мо­мент после известного числа повторений лампочки переставали загораться, и испы­туемый тоже продолжал правильно сохранять последовательность. Просто ему гово­рили, «а теперь продолжайте то, что вы делали», ведь много раз повторялись одни и те же, правда довольно сложные, комбинации, сразу не схватываемые. Скажем, пер­вая, седьмая, четвертая, пятая, третья, вторая клавиша и т.д. Никакую закономер­ность нельзя было установить в ряду цифр, обозначающих клавишу.

Мы получили примерно одинаковые результаты, но

а) повторений во втором случае требовалось значительно больше;

б) самое важное здесь — переделка навыка.

В первом случае изменение, вносимое в порядок нажимания клавиш, в сущно­сти, ничем не нарушало процесс. Он воспроизводился достаточно хорошо. Значит, не было так называемой интерференции, то есть столкновения прежде выученного и не­сколько измененного навыка. А во втором случае как раз наблюдалось очень отчетливо явление интерференции. Значит, в одном случае мы имели какое-то очень гибкое об­разование, подвижное, не сталкивающееся со сходным. Мы будем говорить «со сход­ными следами», «со сходными полученными последовательностями», «удержанными последовательностями». Во втором случае это столкновение происходило и мешало образованию нового навыка, вернее, навыка новой последовательности. Вы можете в психологической литературе встретиться и, наверное, встретитесь с понятием «интер­ференция навыков»: один мешает другому, сходному. Один образовавшийся навык ме­шает образованию навыка, с ним сходного. Но дело в том, что все это относится толь­ко к странным связям движения, фиксирующимся не в порядке преобразования,