Введение в философию и методологию науки_Ушаков Е.В_2005 -528с

Линейнаямодельнаучногопоиска.Психологическаяпроблемаинтуиции

Рассмотрим научный поиск как временную последовательность действий. Эти действия представимы в логическом плане (как описание того, на какой стадии решения задачи объективно находится исследователь) и в психологическом (как описание того, какие процессы происходят в сознании при работе над задачей).

Слогической точки зрения поиск включает в себя: 1) постановку задачи; 2) ее анализ; 3) поиск решения; 4) нахождение решения; 5) его дальнейшую доработку.

Спсихологической точки зрения в сознании происходит: 1) первоначальная подготовка к поиску; 2) инкубация; 3) инсайт; 4) обоснование.

Первые этапы поиска являются осознанным процессом. Ученый осуществляет первоначальный анализ проблемы, уточняет условия задачи, пытается применить уже известные приемы и как-то сузить круг поиска. Не добившись быстрого решения, исследователь снова и снова предпринимает усилия по преодолению обнаруженных затруднений. В итоге, в какой-то момент он может на время отложить поиски и заняться чем-то другим. Однако процесс поиска не прекращается, а лишь переходит на неосознаваемый уровень психической деятельности. Этап скрытой активности носит название инкубации. Наконец, ученый внезапно находит нужное решение, которое часто оказывается существенно отличным от тех вариантов, на которые он рассчитывал в начале; это озарение называется инсайтом (от англ. insight— «способность проникновения, проницательность»). Следующая стадия — обоснование, на которой исследователь производит уточнение и проверку решения, его дальнейшую разработку и аргументированное изложение.

Наиболее загадочными стадиями являются, конечно, инкубация и инсайт. Именно в них во время скрытой неосознаваемой активности сознания творчество выступает как процесс, не поддающийся рациональному пониманию. Много страниц написано исследователями творчества о том, что решающая стадия поиска управляется интуицией. Также и сами ученые оставили нам для истории немало описаний своих научных озарений. Например, широкую известность получил подробный отчет А. Пуанкаре о процессе открытия им автоморфных функций'; в этом процессе ярко выделяются стадии инкубации и инсайта.

Традиционно установилось терминологическое деление на дискурсивное мышление (от лат. discurrere — «распадаться, разделяться») и его антипод — интуитивное. Дискурсивной называют интеллектуальную деятельность, основанную на эксплицируемых, отчетливо отделенных друг от друга процедурах. Примером дискурсивной деятельности может слу-

' Пуанкаре А. О науке. М., 1983.

жить аргументация по четко определенным логическим правилам. Интуиция (от лат. intuitio — «пристальное всматривание, созерцание») — сложный и малоизученный психологический процесс; решение называют интуитивным, когда человек приходит к нему каким-то неосознанным путем, не может дать отчет в том, как оно возникло. Интуитивное решение характеризуется субъективно как неожиданное, внезапное. По своему содержанию оно оказывается оригинальным видением изучаемого предмета, структуры его взаимосвязей или открытием нового метода исследования. Интуитивному решению сопутствует особое чувство полного понимания, разгадки, проникновения в суть вещей, твердая убежденность в истинности, пришедшей идеи.

Но действительно ли интуитивное решение приходит какими-то рационально непостижимыми путями? На самом деле любой поиск начинается не с нуля. Он всегда базируется на некотором исходном знании. Успех оказывается существенно зависящим от первоначальной подготовки исследователя, от его запаса навыков по решению проблем в предыдущей исследовательской деятельности, а также от интенсивности усилий, предпринимаемых им на первых стадиях поиска. При интенсивном первоначальном штурме проблемы ученый входит в психологический постоянный режим поиска. Подсознательно ученый продолжает перебирать варианты, связывать идеи

иискать новые подходы. В этом неосознаваемом поисковом режиме могут совершаться весьма сложные мыслительные процедуры, устанавливаться неожиданные ассоциативные соответствия. Интуитивное разрешение проблемы оказывается наградой за всю предыдущую работу.

Внаучном поиске переплетены и дискурсивные усилия, основанные на рационально обоснованных и отработанных приемах, и интуитивные мыслительные ходы, имеющие принципиально новаторское содержание. Это касается как стадии первоначальных осознанных усилий, так

иее продолжения — стадии неосознаваемого поиска. Необходимо понимать, что неосознаваемый интуитивный поиск ученого не представляет собой чего-то принципиально отличающегося от действий в нормальном состоянии, а направляем теми же самыми ориентирами, которые заданы дискурсивными процедурами научной деятельности (хотя по своему содержанию представлен, конечно, достаточно свободными, раскрепощенными движениями мысли). Поэтому не стоит резко разделять дискурсивный и интуитивный 'компоненты научного творчества. Дальнейшие исследования проблемы творчества, можно предположить, по всей видимости, откроют нам новые области их взаимопроникновения. Сближение исследователями творчества интуитивного и дискурсивного компонентов научного поиска есть лишь иная форма смягчения противопоставления

контекста открытия и контекста обоснования.

Таким образом, не существует привилегированного доступа к научному знанию путем некоего интуитивного проникновения. Существует лишь умение методически мыслить и искать. Исследовательская интуиция не является неким счастливым даром, а развивается путем тренировки ученого в процессе упорной работы. Профессионализм ученого — это сложный комплекс явных и неявных знаний, интеллектуальных навыков и умений. Это то неуловимое и непередаваемое, несущее отсвет самой личности исследователя, его почерк и стиль, что называется виртуозностью, опытом, мастерством.

Структурно-системная модель научного поиска

Линейная модель научного поиска дает лишь чрезвычайно общее представление об этом процессе. В реальности научный поиск больше похож на совокупность циклических структур. Кроме того, подходя более детально к его изучению, необходимо ввести в рассмотрение различные структурные взаимосвязи между исследовательскими действиями и компоненты содержательного контекста решения задачи. Как замечают Н.Г. Алексеев и Э.Г. Юдин, адекватная схематизация научного поиска должна включать связи не столько хронологические, сколько иного порядка — отражающие предметное содержание научного познания. Они разделяют средства исследовательской деятельности на три типа (теоретическое обоснование, моделирующие представления, конкретные процедуры) и устанавливают между ними совокупность отношений порождения, управления и корректирования1.

Можно предложить следующую (объединяющую) модель научного поиска, учитывающую как элементы хронологической последовательности, так и структурно-смысловые соотношения при работе над научной проблемой (см. рис. 7).

Работа над решением задачи начинается с анализа исходных условий. Это важнейший процесс, к которому исследователь возвращается неоднократно при последующих попытках решения. Общеизвестно, что ясное видение проблемы уже само подсказывает путь решения. Анализируя условия, исследователь пробует переформулировать их тем или иным способом, отбросить в них несущественное и выделить в чистом виде главное в задаче. При этом происходит предварительный подбор моделей, пригодных представить задачу в наиболее удобной форме и найти адекватную стратегию действий. Центральную роль во всех процессах работы над задачей играет запрос к прошлому опыту исследователя: выявление аналогий задачи с другими, решаемыми прежде, привлечение тех или иных испытанных

1 Проблемы научного творчества в современной психологии. М., 1971, С. 162-163.

приемов. Результатом проведенного анализа оказывается предварительный план решения, который тоже подвергается анализу. Здесь ученый осуществляет пробные реализации плана, на основании чего производит сравнение, оценку и отбор различных вариантов решения. В какой-то момент исследователь может остановиться на наиболее интересной идее решения, которая обычно выступает для него субъективно в виде догадки. Однако последующая проверка догадки, может быть, вернет его вновь к пересмотру условий задачи и разработке новой версии плана решения; это будет следующим витком исследовательского цикла. Наконец, какая-то догадка может оказаться наиболее плодотворной, открывающей путь к решению (субъективно она обычно воспринимается в виде инсайта). Проверив догадку, ученый выходит к окончательной идее решения. Однако процесс на этом не заканчивается: впереди длительный периодразработки идеи, ее дальнейшего развития, аргументированного изложения решения,

атакже включения полученного решения в общую ситуацию, сложившуюся

внастоящий момент в данной предметной области. Ведь с решением конкретной задачи исследователь выходит к новым перспективам, осознание и проработка которых требуют дальнейших усилий.

Эвристика

Можно ли научиться (и научить) мыслить творчески ? Было замечено, что опытные ученые вполне или не вполне осознанно используют некоторые приемы мастерства, существенно сокращающие и ускоряющие перебор вариантов. Изучение этого феномена привело исследователей к идее разработки различного рода эвристик, Эвристикой также называется общая дисциплина, изучающая закономерности научного творчества.

Эвристики — это комплексы исследовательских приемов, облегчающие поиск решения задачи или проблемы. Эвристические принципы, конечно, не гарантируют нахождение решения в любом случае, но повышают вероятность того, что путь к решению окажется более эффективным. Часто они предлагают определенные стратегии общего когнитивного продвижения. Их логической базой выступают различные недедуктивные правдоподобные рассуждения. Эвристические комплексы моделируют то, что действительно (хотя часто и неявно) используется исследователями в научной практике, — нахождение аналогий, изменение ракурса рассмотрения и т.п.

Вообще эвристики представляют собой весьма разнородную совокупность советов, идей, неформальных приемов, относящихся к прикладной психологии, логике, педагогике и др. Они помогают активизировать творческий потенциал, «расковать» мышление, стимулировать нестандартные концептуальные ходы. Например, широко известной стратегией подобного рода является метод мозгового штурма (А. Осборна), использующий ресурсы коллективного творчества.

Интересная концепция была разработана в нашей стране начиная с 1970-х гг. Г.С. Альтшуллером. Она получила название «ТРИЗ» — теория решения изобретательских задач. В серии своих книг Г.С. Альтшуллер сумел обобщить опыт многих тысяч изобретений. Его собственная работа длилась более 20 лет. Согласно Г.С. Альтшуллеру в основе решения задачи (изобретения) лежит преодоление основного противоречия в заданных условиях; таким противоречием является противостояние конфликтующих элементов ситуации. Сам он предложил конкретные стратегии разрешения подобных конфликтов. Как показала практика подготовки изобретателей, ТРИЗ-методика повышает эффективность творческого мышления инженеров и ученых. Сейчас последователи этого направления успешно развивают его и применяют в разных областях деятельности.

Примерно тогда же, в 1970-е гг., в США зарождается особое направление в прикладной психологии — NLP, нейролингвистическое программирование (Р. Бэндлер, Дж. Гриндер, Р. Дилтс и др.). Эта интегральная область изучает и разрабатывает т.н. паттерны мастерства (от англ. pattern — «образец, модель»), т.е. типичные модели эффективного пове-

дения в различных сферах деятельности. NLP направлено на активизацию креативных способностей личности. Оно представляет собой своеобразную теорию научения «второго порядка» — призывает «учиться правильно учиться». В проблемных ситуациях NLP-методики позволяют, моделируя типичные эвристические приемы профессионалов, более результативно распорядиться интеллектуальными ресурсами.

Сможем ли мы когда-нибудь разгадать тайну творческого мышления, создать логику открытия? Конечно, создание различного рода эвристических концепций и программ не может исчерпать проблему креативности. Но все они — в том случае, когда доказывают свою результативность — оказываются некоторыми последовательными приближениями

к реальному поисковому процессу. Логика творчества должна быть принципиально открытой областью, обогащаемой новыми находками, где старые достижения служат на пользу новым. Ведь в процессе поиска решения задачи, как говорилось выше, запрашивается и существенно используется прошлый опыт. Разумеется, очередной акт творчества может выйти далеко за его пределы, что в свою очередь после осмысления очередного нового решения должно отразиться в новом обогащении логики творчества.

Когнитивный подход

В последние десятилетия активно развивается т.н. когнитивный подход в философии науки, который иногда расценивают как новый путь по сравнению с логическим и историческим ракурсами в философии науки. Этот подход основан на результатах группы когнитивных наук: когнитивной психологии, исследований в области искусственного интеллекта, исследований нейронных структур1. Действительно, когнитивные науки достигли в последнее время значительных успехов. Мы сегодня гораздо лучше представляем себе, как происходят познавательные процессы. Как заявляет Пауль Черчланд, последовательно разрабатывающий нейрокомпьютерную перспективу в философии науки, мы сегодня в общем достаточно хорошо представляем себе работу мозга, настолько, чтобы выдвигать существенные утверждения о научном познании и научном рассуждении.

Группа когнитивных наук вводит в философию науки новые объяснительные модели. Стратегия когнитивного подхода состоит в изучении процессов индивидуального творческого мышления в науке, выявлении и описании его закономерностей. Например, совершенствование компьютерной техники позволило существенно прояснить и промоделировать принципы исследовательской работы. У истоков этого направления стоял

1 Giere R.N. (ed.) Cognitive Models of Science // Minnesota Studies in the Philosophy of Science. 1992. Vol. 15.

нобелевский лауреат Херберт Саймон, призвавший разрабатывать программы открытия1. Сторонники этого направления исходят из допущения, что в творческом процессе нет ничего (или почти ничего) необъективируемого; приемы, которые эффективно сокращают число проб и ошибок, вполне могут быть сформулированы явно. Исследователями были созданы различные компьютерные программы, которые могут распознавать эмпирические закономерности, используя эвристические стратегии. Так, известная программа BACON при введении в нее данных о положениях планет легко генерирует законы Кеплера.

Когнитивный подход открыт для интеграции с прочими подходами. Его сторонники утверждают, что модели когнитивных наук должны быть интегрированы с моделями, учитывающими социальные интеракции между учеными. Он не претендует на исчерпывающее объяснение научной динамики, но вносит свой вклад в распутывание таких проблем, как, например, проблема несоизмеримости и т.п. и является современной интересной и перспективной областью исследований.

Научное творчество и психологические факторы

Психология научного творчества — относительно молодая ветвь психологической науки; она начала формироваться на рубеже XIX-XX вв. и вскоре приобрела самостоятельность. Определенный прогресс в этой области был достигнут примерно в середине XX в., когда от представлений о принципиальной уникальности творческого акта и творческой личности психологи перешли к воззрению на творчество как на нечто доступное каждому человеку. Это позволило поднять вопрос об изучении психологических факторов и разработке методов, способных стимулировать творческие способности, присущие каждой личности.

Действительно, существуют факторы, как положительно, так и отрицательно влияющие на процессы творческого поиска. К положительным относятся развитое воображение, ассоциативное мышление, предыдущий опыт успешной исследовательской деятельности, уверенность в своих силах, интеллектуальная независимость, сильная мотивация. К отрицательным — психологическая ригидность (стремление действовать по шаблону), чрезмерное влияние авторитетов, страх перед возможной неудачей и т.п.

Творческая активность — особое качество психической деятельности. Как заметила М. Фергюсон, у творческих натур «сознание почти всегда находится в измененном состоянии», «их обыденное сознание во время бодрствования представляет собой как бы открытый порт, в котором

в любую минуту идет выгрузка богатств, доставляемых из подсознания»1. Процессам творчества присущ определенный фоновый режим повышенной готовности и поисковой предприимчивости. Д.Б. Богоявленская выделила особую характеристику интеллектуальной активности, которая является экспериментально проверяемой и даже измеряемой. Она называет ее интеллектуальной инициативой: это как бы избыток активности, продолжаемый за пределы требуемого, когда происходит постановка проблемы на новом уровне, так что анализируется уже не столько сама исходная задача, сколько закономерности, ведущие к решению задач подобного класса2.

Понимание того, что творческое состояние характеризуется повышенным фоном психической активности; позволяет глубже раскрыть и тему научного открытия. На первый взгляд кажется, что множество открытий оказывается своеобразными подарками судьбы (например, случайное открытие радиоактивности А. Беккерелем). В таких ситуациях ученый занимается поиском чего-то другого, но побочный продукт этого поиска неожиданно приобретает самостоятельное и фундаментальное значение. Действительно, в науке, вероятно, чаще получается так, что новация оказывается не результатом прямого поиска, а побочным продуктом предыдущей деятельности по решению частных задач3. Однако еще Э. Мах в свое время подчеркивал, что автору открытия присуще особое «напряжение внимания». Для того чтобы совершить открытие, необходимо быть уже достаточно подготовленным к этому. Так, ярким примером случайной находки является открытие условного рефлекса И.П. Павловым. Как известно, первоначально Павлов занимался физиологией пищеварения, но в 1901 г. им было замечено явление, не предусмотренное в его плане работы, выражавшее собой связь сигнала внешней среды и физиологической реакции. Павлов, конечно, мог оставить его без внимания, однако он сразу увидел значение этого явления; он принялся тщательно изучать обнаруженный феномен, существенно изменив свои исследовательские интересы. Эти исследования привели к разработке основ физиологии высшей нервной деятельности.

Проблема мотивации творчества

Психологи различают в научном творчестве две стороны — собственно познавательную (или когнитивную) и мотивационную. Когнитивная составляющая связана с содержательными аспектами самой исследовательской си-

туации. Мотивационная составляющая означает личное значение для исследователя решаемой им проблемы, степень вовлеченности, заинтересованности индивида в нахождении решения. Опыт показывает, что талантливые ученые обнаруживают более сильную степень мотивации в своих исследованиях. Роль мотивации настолько велика, что некоторые психологи даже приходят к выводу, что отличие талантливого работающего ученого от непродуктивного коллеги следует искать не столько в особых умственных способностях, сколько именно в силе мотивации. Высокий уровень мотивации у исследователя — это демонстрируемые им целеустремленность, устойчивый интерес к предмету, общая интеллектуальная энергетика.

Совокупность конкретных мотивов, руководящих деятельностью продуктивного ученого, может быть весьма разнообразной. Здесь и особое интеллектуальное наслаждение от самого процесса творчества и связанного с ним вдохновения, и удовлетворение нравственных и эстетических потребностей, и дух соперничества, и чувство социальной значимости научного труда, и личностная самореализация. Погружение ученого в изучение природных и общественных явлений вызывает у него спектр эмоционально возвышенных переживаний. Достаточно вспомнить высокий религиозный пафос и восторг Иоганна Кеплера и Исаака Ньютона, вызванный их теоретическим продвижением к глубинам мироздания, проникновением в смысл мировой гармонии.

Мотивация научного творчества представляет собой сложное пересечение различных факторов, которые, конечно, образуют присущий каждому ученому собственный индивидуальный «рисунок» мотивов. Тем не менее существуют общие предпосылки мотивации креативного поведения. Несомненно, к важнейшим предпосылкам относятся такие, как свобода творчества (свобода выбирать предмет и средства исследования), причастность в своем профессиональном становлении к элитным, продуктивно работающим научным школам и, конечно, социальные поддержка ипризнание.

Другие факторы, влиющие на творчество

Интересной темой является также проблема влияния возраста на креативные способности. В среднем наиболее продуктивным периодом считается возраст от 25 до 40 лет. Однако сама по себе эта цифра малосодержательна, т.к. не учитывает разнообразия, присущего различным наукам и группам наук. Общеизвестно, что математика — наука молодых, а социальные науки за редким исключением, требуют определенного запаса прожитых лет и приобретенною жизненного опыта. Но следует учесть также, что сам по себе возраст, будучи изолированным от конкретных условий работы ученого, его научной биографии, не является решающей

предпосылкой креативности. Например, в более позднем возрасте крупный ученый, как правило, реализуется не столько в личных проектах, сколько в своем влиянии на учеников, так что считать его непродуктивным в этом возрасте было бы просто неверно. Вообще нет того правила, которое не было бы опрокинуто креативным поведением; история науки демонстрирует нам примеры и удивительно ранней научной зрелости, и эффектного позднего старта выдающихся ученых. Поэтому тема возрастной детерминации научного творчества остается открытой.

Еще одной важной проблемой, без которой разговор о творчестве будет существенно неполным, является тема социально-культурного контекста, в котором работает ученый. Ведь научное знание развивается всегда в определенной социально-исторической ситуации. Существуют весьма тонкие и важные связи между деятельностью ученого и его общим социокультурным окружением. Так, известный социолог Р. Мертон утверждает, что феномен одновременных открытий в науке — скорее правило, чем исключение. Значит, существует некая корреляция между общей ситуацией (когда какая-то идея буквально носится в воздухе) и появлением научного достижения. Об этом говорит и феномен чередования подъемов и спадов научной деятельности, когда в один период происходит необыкновенная концентрация блестящих ученых и крупных открытий, в другой — относительное затишье.

Расширяя тему социокультурных влияний, следует упомянуть также о том, что само творчество, хотя оно и является, конечно, индивидуальным процессом, немыслимо вне коммуникации ученого с научным сообществом. Огромную роль при этом играет его тесное окружение — ученые, у которых он учился, чьи взгляды имели на него наибольшее влияние, а также те, с кем он полемизирует. Мы должны видеть в продуктивно работающем ученом как бы пункт особо интенсивного осуществления коммуникативных процессов. Продуктивный ученый оказывается центром притяжения, инициативным участником коммуникации в научном сообществе. Это отражается как в формальной (индекс цитирования, развитие его идей в публикациях других ученых), так и в неформальной, живой коммуникации. И, конечно, средоточием интенсивного научного общения, непосредственно создающим креативную мотивацию, являются научные школы. Достаточно вспомнить, например, знаменитые семинары академика Л.Д. Ландау и его остроумное замечание: «Говорят, что я граблю учеников, а другие утверждают, что ученики грабят меня, а между тем у нас происходит взаимный грабеж!». Содержательно насыщенное научное общение — важнейший фактор научного творчества.

Глава 5. Проблемы гуманитарных наук

Гуманитарные науки являются особым регионом научного познания. В прежние времена, когда неопозитивистские ориентиры были более влиятельными, философия и методология науки занимались преимущественно анализом естественно-научных дисциплин. Гуманитарные науки с точки зрения логического позитивизма выглядели недостаточно зрелыми, чтобы можно было изучать их всерьез. Сейчас, когда открыт более сложный образ науки, гуманитарное знание расценивается как отдельная самобытная сфера научных подходов. Поэтому обзор тематики современной теории науки был бы существенно односторонним без хотя бы краткого рассмотрения проблем гуманитарных наук.

5.1. Специфика гуманитарных наук

Естественные науки достигли внушительных успехов. Поэтому они стали рассматриваться как образец научного мышления. Ситуация же относительно комплекса гуманитарных наук уже достаточно давно считается весьма неоднозначной. Уже на первый взгляд заметно, что гуманитарные науки существенно отличаются от естественных. Но в чем конкретно состоит их специфика?

Можно предположить, что автономность гуманитарных наук связана со спецификой их:

1)предмета;

2)метода;

3)целей;

4)функций, которые выполняет гуманитарное знание.

Предмет гуманитарного познания

Круг интересов гуманитарных наук — человек, общество, культура. В отличие от естественных природных процессов, подчиняющихся естественным закономерностям, предметы и процессы, подлежащие гуманитарному изучению, являются соизмеримыми с человеком: они либо касаются непосредственно человеческой жизни, либо являются плодами человеческих действий. Психология, социология, история и другие гуманитарные науки изучают область явлений, в которой сказывается изначальное присутствие человека.

Поэтому насколько человек отличается от безличных природных сил, настолько отличаются гуманитарные науки от естественных. Неустрани-

мое различие между ними пролегает прежде всего через феномен сознания. Все гуманитарные науки берут в расчет феномен человеческого сознания. Язык, ценности, коммуникация, символы, общественные образования, культурные смыслы — весь спектр жизнедеятельности человека связан с его сознательным одухотворенным бытием. Какими бы частными аспектами ни занимались те или иные разделы гуманитарного познания, они неизбежно уходят корнями в жизненный мир человеческого существования. Сложнейшие вопросы человеческого бытия составляют фундамент любого гуманитарного исследования, даже если они остаются его неявным фоном. Все это создает неповторимую особенность гуманитарного познания. Раньше для описания области изначального присутствия человека использовали понятие «дух». И, видимо, пока не придумано лучшего указания на специфику предмета гуманитарных наук, чем то, которое заключено в термине, предложенном В. Дильтеем — науки о духе (нем.

Geisteswissenschaften).

Метод гуманитарных наук

Требование единого научного метода, универсального и для естественных, и для гуманитарных наук, называют тезисом методологического монизма. Противоположная позиция состоит в том, что гуманитарные науки не могут рассматриваться по тем же методологическим стандартам, что и естественные; гуманитарные науки с этой точки зрения отличает наличие особого, специфически гуманитарного метода. Но что представляет собой гуманитарный метод? Наиболее общее соображение заключается в том, что мы не можем относиться и к человеку, и к сфере и плодам его деятельности как к нейтральным природным объектам.

Это можно пояснить следующим образом. Основной стратегией, позволяющей накапливать фактуальный материал естественных наук, является манипуляционная практика. Она воплощена наиболее ярко в идее эксперимента: изучаемый объект помещается в специально подобранные условия и подвергается воздействию через независимые переменные, которыми манипулируют в расчете, что объект через реакцию зависимых переменных обнаружит свои естественные закономерности. Однако в случае гуманитарного исследования мы в общем не можем непосредственно манипулировать изучаемым объектом. Это ярко видно на таком примере: попав в какую-то непонятную социокультурную обстановку, мы ведь не занимаем позицию наблюдателя природных явлений. Нам ничего не даст описание регулярностей тех движений или тех звуков, которые издают окружающие люди. Тем более нам не поможет то, что мы можем заставить их издать какие-то сочетания звуков. Исследователь должен предпринять нечто совсем другое: он должен понять иную форму жизненного

уклада. А это возмсркно только когда он изучит язык этих людей, принятые ими формы поведения, поймет смысл, который они связывают с тем или иным предметом, ритуалом или социальным образованием и т.п. Иными словами, исследователь должен вступить в диалог с изучаемой культурой, войти в ее поле значений. Это же касается и проблем, связанных с менее экзотическими случаями. Когда мы изучаем какой-то современный социальный институт, особенности поведения современного человека в каких-либо ситуациях и т.п., то условием, создающим саму возможность исследования, является наличие некоего базиса, исходного понимания того, что вообще представляет собой изучаемое явление, что оно означает для участника современной общественной жизни.

Итак, мы можем сказать, что основной стратегией гуманитарного исследования оказывается интерпретативная практика. Из осознания этого момента, специфичного для гуманитарных наук, родилось противопоставление объяснения и понимания, о котором мы подробнее будем говорить в § 5.2.

Цель гуманитарного познания

К чему, вообще говоря, стремится исследователь-гуманитарий? Если целью естественно-научного исследования можно считать прежде всего установление универсальных законов, приложимых к природным объектам независимо от их пространственно-временной локализации, то гуманитарные науки имеют дело с явлениями, обладающими существенным весом индивидуальности. Разумеется, комплекс гуманитарных наук весьма неоднороден относительно своих исследовательских задач. Есть подходы, нацеленные на установление общих закономерностей культур, исторических событий, феноменов индивидуального поведения. Но есть и явно индивидуализирующие стратегии, стремящиеся понять то или иное явление в его единичности, уникальности. Таковы, например, детальные исторические исследования, стремящиеся восстановить максимально полную картину того или иного события. Таковы и, например, подходы в психологии, нацеленные на постижение индивидуальной жизненной драмы; в качестве примера здесь можно указать на теорию отношений известного отечественного психотерапевта В.Н. Мясищева, которую он определял как учение о конкретной личности; близкие взгляды развивает А. Лоренцер в программе построения психоанализа как науки о конкретных переживаниях.

Подобные подходы не означают отрицания вообще каких-либо закономерностей человеческой жизни. Речь здесь идет о другом: в индивидуализирующих познавательных стратегиях те или иные регулярности или законы могут использоваться лишь как средство для наилучшего пости-

жения индивидуального феномена. 'Таким образом, задача сводится к вопросу о том, что мы будем считать познавательным идеалом, общее или индивидуальное. На этом и основана попытка провести четкое отделение гуманитарных наук от естественных. В явном виде эта идея была реализована на рубеже XIX-XX вв. представителями неокантианства. Вильгельм Виндельбанд предложил называть науки, занимающиеся поиском общих законов, номотетическими, а исследования, ориентированные на индивидуальные явления, — идеографическими. Более решительно эта идея была проведена Генрихом Риккертом. Он выступал против того оправдания автономии гуманитарных наук, которое исходит из их особого предмета или особого метода; отличие гуманитарных наук состоит, по Риккерту, скорее в логической структуре их понятий. А эта логическая структура в свою очередь обусловлена исследовательской целью гуманитарного познания. Понятия естественных наук — генерализирующие, позволяющие ученому восходить при изучении природных явлений по степеням общности рассмотрения; понятия же гуманитарных наук — индивидуализирующие, они служат средством всестороннего раскрытия единичности того или иного феномена.

Неокантианцы подметили действительно важную особенность гуманитарного познания, его связь с уникальными явлениями. Но в целом неокантианская акцентировка индивидуализирующих стратегий сегодня выглядит несколько преувеличенной. Массив гуманитарного познания более сложен. Ведь в ткань социальных исследований включаются и генерализации, выявление различных регулярностей, закономерностей (например, в социологических и экономических теориях, обобщающих данные эмпирических исследований). Адекватно было бы сформулировать общие цели гумманитарных исследований шире: как замысел дать больше понимания окружающих нас явлений человеческой жизни; при этом исследователь должен располагать значительной свободой выбора средств толкования.

Функциигуманитарногознания

Отличие гуманитарных исследований от естественнонаучных заметно и при рассмотрении той роли, которую играет гуманитарное знание в общественной жизни. Естественно-научные теории, особенно, фундаментальные, как бы более эзотеричны — в том смысле, что они дальше отстоят от мира повседневных и реальных забот. Знание же гуманитарное воспринимается обществом более заинтересованно и даже обостренно. Скажем, математическая теория может интересовать лить незначительный круг профессионалов; к тому же естественные науки в процессе усложнения все более отрываются от остальной части культуры.

Гуманитарные концепции, наоборот, часто достигают внушительного общественного резонанса. Они сразу становятся достоянием широких слоев общественности, имеют важное общекультурное влияние и последствия. В то время как естественные науки приобретают социальное значение лишь гораздо более опосредованным путем (через свои технологические приложения, через популяризацию естественнонаучного знания, которая является в некотором смысле гуманитаризацией, т.е. интерпретацией для широких слоев исходного закрытого содержания) гуманитарные науки по определению имеют явно прямой доступ к общественной жизни. Более

. того, от них открыто требуют ближайшего и скорейшего практического применения. Естественные науки в глазах широкой общественности оправдывают свое существование тем, что должны принести в идеале победу над внешней средой обитания, т.е. имеют в значительной мере инструментальное значение для усовершенствования наших условий жизни. Гуманитарные же науки сами являются частью нашей собственной внутренней среды. Они имеют значение в несоизмеримо большей степени смысложизненное. Правовые, педагогические, хозяйственные, психотерапевтические, политические концепции играют слишком важную роль в нашей жизни, чтобы их можно было отдать в ведение оторванных от общественности академических ученых. Поэтому гуманитарные науки находятся в гораздо большей степени под постоянным вниманием общества, чем естественные.

Конечно, и естественно-научное знание сегодня перестает быть нейтральным, становится «эмоционально горячим» (примером могут служить экология, генетика), но в целом его смысложизненные ценности все же уступают тем, которые традиционно характерны для комплекса гуманитарных наук.

Какие же функции выполняет гуманитарное знание, помимо удовлетворения сугубо познавательного интереса? Это функции, имеющие важное общекультурное значение. Ясно, что теории общественного устройства и реформирования, социальных конфликтов, воспитания и совершенствования личности предлагают нам обоюдоострый инструмент не только улучшения человеческой жизни, но и в случае неудачи колоссального разрушительного воздействия. Например, лечебные задачи психиатрии легко могут перерасти в социальное насилие, хозяйственная концепция, принятая на вооружение правительством, может привести к экономической катастрофе. Функции критические (оппозиционные по отношению к сложившимся социальным структурам) и, наоборот, апологетические (оправдывающие, легитимирующие болезненные социальные явления), эмансипирующие (освобождающие) и, наоборот, репрессирующие (по отношению к тем, кто мыслит и действует вразрез

с принятой нормативностью), идеологические (предлагающие различного рода высокие идеи для личности и общества), оценочные, воспитательные, общественно-преобразовательные и т.п., присущие социаль- но-гуманитарным теориям — все это функции активного воздействия на человека, общество, культуру. Гуманитарное знание выступает непосредственным инструментом самотрансформации личности и общественной жизни.

Единая наука или два региона!

Вопрос о единстве научного знания остается достаточно спорным. Если сравнивать гуманитарные и естественные науки пошагово по приписываемым им пунктам отличия, то окажется, что мы не сможем указать общепризнанного решающего критерия отличия. Мнения исследователей по поводу ведущего критерия расходятся, т.к. относительно каждого пункта можно указать на определенное сближение этих наук в новейшее время.

Так, касаясь специфики метода, мы увидим в гуманитарных науках достаточно противоречивую тенденцию — отстаивание собственной методологической автономии и одновременно продолжающееся усвоение уроков естественно-научной парадигмы.

Цель естественных и гуманитарных наук тоже не может быть сегодня окончательно определена как однозначно генерализирующая или индивидуализирующая. Многим гуманитарным дисциплинам свойственна приверженность в качестве идеала к обобщающим теориям, позволяющим провести далеко идущие генерализации, объяснить с единых позиций разнообразие феноменов. Естественные же науки в последний период, наоборот, интенсивно занимаются проблемой неповторимого, случайного, индивидуального. Они изучают необратимые события, в которых существенно задействован фактор асимметричного времени.

Что же касается предмета и функций научного знания в сравниваемых регионах науки, то следует отметить, что естественные науки тоже стали заметно тяготеть в последние десятилетия к изучению объектов, отмеченных изначальным присутствием человека. Это касается в первую очередь исследований сверхсложных объектов (экологических, технических, информационных), предпринятых в рамках синергетического подхода. Усиливается и смысложизненная значимость естественно-научных исследований. Однако складывающаяся тенденция сближения естест- венно-научного и гуманитарного знания не должна вызывать у нас слишком радужных ожиданий и принятия желаемого за действительное. До провозглашаемого сегодня многими синтеза наук в реальности пока очень далеко.

Вероятно, есть необходимость бы говорить о различии гуманитарного и естественного знания, скорее по совокупности их традиционно сложившихся конкретных различий, чем исходя из какого-то решающего признака. Что же касается противоположного вопроса — вопроса о том, сходятся ли эти два региона на каком-то общем знаменателе — то наиболее правдоподобной является та идея, что общим знаменателем всех наук естественным образом является рациональность в широком смысле слова. Действительно, науки могут быть раздроблены и оторваны сколь угодно друг от друга, однако охватывающий их фундаментальный контекст рациональности, т.е. рационального изучения возникающих перед нами проблем, продолжает оставаться почвой универсального, хотя и не директивного единства. (Хотя, как мы говорили в § 4.5, сегодня сама тема рациональности остается для многих под вопросом; и пока это так, для них остается под вопросом и единство наук, да и само научное предприятие в целом.)

Дискуссии вокруг гуманитарных наук

Сложность гуманитарно-познавательного замысла обнаруживается в тех многочисленных дискуссиях, которые постоянно сотрясают сообщество гуманитариев. Споры касаются проблем самоопределения гуманитарной науки и размежевания с естествознанием, будущего социальногуманитарных дисциплин, их познавательного идеала и смысла, роли гуманитарного познания в общественных процессах, и т.п. Среди самых известных тем — дилемма понимания и объяснения и проблема ценностной нейтральности гуманитарных наук.

В самих по себе дискуссиях гуманитариев нет ничего плохого. Столкновения сторон лишь показывают, что гуманитарные науки продолжают развиваться, и вырастающие на их пути сложности как раз являются признаком поступательного движения. В научных дискуссиях часто fie вырабатывается однозначного решения, но достигается обогащение познания, более ясное видение его проблем и особенностей.

Так, в 1961 г. был начат многолетний т.н. спор о позитивизме в немецкой социологии. Среди его участников с одной стороны были К. Поппер и X. Альберт, с другой — Т. Адорно и К). Хабермас. Попперианская позиция состояла в требовании научности, методологизма, критической рациональности в гуманитарных науках. Франкфуртцы же (Т. Адорно и Ю. Хабермас) обращали внимание на цели и возможности самого гуманитарного познания, подчеркивали ограниченную постижимость социальных феноменов и ограниченность чисто технологического подхода к обществу, когда лишь разрабатываются средства, но не обсуждаются нормы и цели, т.е. требовали расширенной и «деликатной» рациональности. Спор о по-

зитивизме послужил прояснению сложностей социальных исследований и способствовал дальнейшему ходу рационального развертывания гуманитарных наук.

Итак, несмотря на часто встречающиеся преувеличенные утверждения о том, что гуманитарной науки не существует, следует отметить, что гуманитарное знание имеет уже достаточно длительные традиции, и его дискуссионность не столько признак незрелости, сколько показатель сверхсложности самого человека и области социально-гуманитарных явлений.

5,2, Общий методологический проект: пониманиеиобъяснение

Обсудим подробнее .методологический проект1 гуманитарных наук. Он, как говорилось выше, базируется на интерпретативной практике как основной исследовательской стратегии. Осознание методологической специфики гуманитарных наук вызвало к жизни сложную проблему понимания и объяснения. В длительных дискуссиях эта проблема была осмыслена с различных сторон, что позволило глубже разобраться в познавательных замыслах как гуманитарных, так и естественных наук.

Возникновение проблемы «понимание / объяснение» и ранние этапы ее обсуждения

Слова «понимание» и «объяснение» в повседневном употреблении обычно не конфронтируют. Однако в применении к методологии гуманитарных наук они были противопоставлены друг другу. За этим нужно видеть противопоставление интуитивного и дискурсивного мышления

(см. § 4.7). Применительно к гуманитарному познанию термин «понимание» приобрел особый смысл: он стал означать некое интуитивное постижение изучаемых явлений, непосредственное проникновение в сущность культурно-исторических феноменов.

В конце XIX в. в Германии сформировалось направление, отрицавшее возможность переноса естественно-научной модели науки в гуманитарное познание, т.е. выступавшее против методологического монизма. Это были И. Дройзен, В. Дильтей, Г. Зиммель и др. Они пытались отстоять самобытность региона гуманитарных наук, поместив в центр его методологии понимание. Если естественные науки стремятся к объяснению, описанию природных процессов средствами универсальных объективных законов, то гуманитарные науки ориентированы на духовное постижение социокультурных смыслов. Пожалуй, наибольший драматизм этому противопоставлению придал Вильгельм Дильтей (1833-1911), утверждав-

ший, что гуманитарные науки обращены к особой реальности (духовной жизни, миру переживаний), которая полностью недоступна естественнонаучного ряда..

Положение о том, что понимание как особая методологическая процедура, как систематически развернутое вхождение в изучаемые культур- но-исторические образования есть основа гуманитарного познания, было подробно развито в философско-методологическом учении, получившем название «герменевтика» (от гр. hermeneia — «толкование, объяснение»). В прежние века герменевтикой называли искусство историко-филологи- ческого толкования текстов. Фридрих Шлейермахер (1768-1834) внес вклад в становление герменевтики как общей теории понимания и интерпретации вообще. Его заслугой, помимо прочего, является то, что он показал сложный циклический характер достижения понимания (герменевтический круг), когда исследователь при изучении культурного феномена (скажем, исторического текста) наделяет его части смыслом посредством введения предположений о смысле цельного феномена и, наоборот, движется к пониманию целого путем изучения его частей. Шлейермахер привнес в историко-филологическое толкование оттенок романтических идей: для понимания культурного памятника необходимо понимать целостную индивидуальность автора. Интерпретатор должен обладать «созвучностью» своего состояния внутреннему миру другой личности.

Позже Вильгельм Дильтей выдвинул герменевтику на роль общей методологии гуманитарного познания. Он придал искусству интерпретации акцентированный интуитивно-психологический смысл. С его точки зрения понимание базируется на эмпатии, сопереживании. В поздних работах В. Дильтей пытался выйти к более объективистской позиции, к изучению устойчивых культурно-исторических структур, но так и не преодолел исходные субъективистские рамки.

Итак, обобщенный проект обоснования гуманитарных наук, связанный с именами В. Дильтея, И. Дройзена, Г. Зиммеля и другими, стали называть герменевтическим. Его первоначальными чертами были:

1) интуитивизм (основой методологии являются интуитивные акты понимания);

2)психологизм (содержанием актов понимания является внутренний мир в психологистском смысле, или область переживаний);

3)антипозитивизм (естественно-научные образцы научности неприменимы к гуманитарному познанию).

Дискуссия о специфике законов и объяснений в общественных науках

Другое направление исследований методологии гуманитарных наук оформилось позже в русле совсем иной традиции: в рамках т.н. аналитической философии. Ее представители, первоначально следовавшие нео-

позитивистской программе, были ориентированы на логический анализ научного языка и уточнение стандартов научности, которые предполагались едиными для всех наук. В этой перспективе вновь были подняты вопросы о самобытности гуманитарного познания.

Непосредственным поводом послужила статья Карла Гемпеля «Роль общих законов в истории» (1942). В ней он распространил свою дедук- тивно-номологическую модель научного объяснения (см. § 1.3) на исторические науки. Согласно К. Гемпелю исторические науки, хотя и не пользуются в явном виде понятием научного закона (как это представлено в естественных науках), тоже базируются в своих построениях на тех же самых логических схемах, на подведении объясняемого явления иод более общий закон, из которого объясняемое может быть дедуцировано. Например, в объяснении «революция была вызвана растущим недовольством народа» скрыто используется общее утверждение «растущее недовольство народа всегда создает опасность революции», которое является посылкой дедуктивного вывода. Однако интуитивное представление методологов о том, что все-таки исторические объяснения следуют каким-то другим ориентирам, послужило основой для жесткой критики предложенной К. Гемпелем концепции и заставило задуматься над тем, чем же именно обществоведческие стандарты научности отличаются от

естественно-научных.

Но прежде чем говорить о последующих поворотах этой темы, следовало бы справедливости ради указать и на достоинства оригинальной позиции К. Гемпеля. Его взгляды были интереснее, чем инкриминированное ему упрощенное понимание гуманитарного анализа как простого подведения исторических объяснений под расхожие общие истины. К- Гемпель указывает на то, что, хотя логическая структура объяснения является дедуктивно-помологической, в реальной практике исторического анализа используются лишь «наброски объяснений», т.к. лежащие в их основании общие допущения обычно трудно выделить в явном виде. В итоге цепочка исторического рассуждения уходит корнями в весьма неопределенную и почти необозримую совокупность предпосылок и установок историка. Как мы можем оценить валидность его построений? Для этого необходимо продвигаться в направлении максимально возможного выявления и реконструкции всех тех допущений, которые историк молчаливо счел само собой разумеющимися. Мы должны быть внимательнее к самому объяснительному каркасу исследователя. И тогда мы сможем оценить силу его объяснительных гипотез, их область и эмпирическую базу. Подробный анализ, как подчерки-

вает К. Гемпель, «часто показывает, что предлагаемые объяснения слабо обоснованы или вовсе неприемлемы». Например, заявляют, что событие