§ 6. Человек, творящий себя, - эпоха возрождения

Истинное величие души, дающее человеку право уважать себя, больше всего заключается в его сознании того, что нет ничего другого, что ему принадлежало бы по большему праву, чем распоряжение своими собственными желаниями.

Р. Декарт

Зарождение новых отношений в обществе повлияло на расцвет чувства личности.

Разделение труда, расцвет торговли, путешествий делают связи между людьми понятием всеобщим, универсальным.

Превращение социальных связей в средство достижения частных целей индивида повышает меру его свободы, давая ему возможность выбора, мало того, выбор становится необходимым.

Социальные роли теперь приобретают как бы самостоятельное существование. Индивид буржуазного общества проявляет повышенную неприязнь к тому, что кажется ему «заданным» извне. Это делает его «Я» гораздо более значимым и активным, но одновременно и гораздо более проблематичным.

М. Монтень: «Нужно добросовестно играть свою роль, но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, которую нам поручили… Достаточно посыпать мукою лицо, не посыпая сю одновременно и сердце…»

Необходимость принимать решения предполагает человек с развитым самосознанием и сильным «Я». Для гуманистов эпохи Возрождения человек - прежде всего творец. Эта эпоха породила небывалое многообразие талантов и ярких индивидуальностей, титанов по силе мысли, страсти и характеру».

Развитие капитализма колоссально ускорило темп жизни, повысив субъективную цену и скорость течения времени. Идея необратимости времени тесно связана с мотивом достижения и с принципом оценки человека по его заслугам.

«Личностное» чувство времени заставляет по-новому поставить вопрос о соотношении жизни и смерти. Ренессансное чувство времени выражает не смирение и готовность к потустороннему существованию, а «все более исключительную любовь и веру в чисто человеческую жизнь». Трагедия смерти усугубляется тем, что смерть настигает человека в разгар его трудов, обрывает его творческую самореализацию. Средневековое ars moriendi (искусство умирайия) приобретает новое измерение - поиск светских способов приобщения к вечности (в посмертной славе).

Вопрос о смысле смерти оборачивается вопросом о смысле жизни. Как скажет впоследствии Спиноза, «человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлениях не о смерти, а о жизни».

Как только вопрос о смысле жизни приобретает светское звучание, он переводится на практическую почву: как жить и что делать? Итальянские гуманисты культивируют стремление стать выше и лучше других. «Что достойней человека, чем выделиться среди остальных?» - Джованни Понтано.

Сами они дают пример личностной многогранности. Общеизвестна энциклопедичность Леонардо да Винчи.

Возникает проблема формирования личности. В новое время человек становится чем-то в результате собственных усилий. Развитое общественное разделение труда и выросшая социальная мобильность расширили рамки и масштаб индивидуального выбора.

Понятие призвания постепенно освобождается от своих религиозных истоков и определяется как выбор деятельности по личной склонности. Отсюда вопрос: как правильно оценить и понять свои способности? Презумпция человеческого равенства и возможность изменения своего социального статуса означает, что «познание себя» есть прежде всего познание своих внутренних возможностей, на основе которых строятся жизненные планы. Самопознание оказывается предпосылкой и компонентом самоопределения.

В конце XVI - начале XVII вв. в английском языке появляются «интроспективные» термины: aversion («отвращение»), dlissatisfaclion («неудовлетворенность»), discomposure («расстройство»).

В XVIII в. - слово sentiment (чувство). Во французском языке в XVII в. впервые появляется слово intimite («интимность»). В 1755 г. - слово egcisme («эгоизм»), в XVIII в. существительное individualite («индивидуальность»).

Обогащение психологического словаря говорит о том, что люди начали придавать большее значение способам выражений своих переживаний и их нюансов.

XVII- XVIII вв. ознаменованы зарождением нового образа детства и признанием за детством автономной социальной ценности.

Усложнения жизненного мира личности порождают противоречивые эмоциональные состояния и проблемы.

Например, одиночество. «Идеальный воспитатель» Руссо говорит о своем идеальном воспитаннике Эмиле, что он «рассматривает самого себя без отношения к другим и находит приятным, чтобы и другие о нем не думали».

Сентиментализм переносит центр проблемы внутрь личности, утверждая вслед за Руссо, что все великие страсти созревают в одиночестве. Наконец, романтики делают одиночество своим программным лозунгом, понимая его, однако, по-разному - от байроновского вызова и бунта до пассивного поиска убежища от жестокости мира.

Литература Эпохи Возрождения кажется недостаточно рефлексивной, гуманисты чаще спрашивают «Что такое человек?», чем «Что Я?». В XVII в. излюбленными жанрами становятся мемуары, портреты, характеры, максимы, письма.

Сен- Симон, Ларошфуко, Лабрюйер и др. пишут не о себе лично, а о человеке вообще. Особое внимание привлекает разграничение подлинного и показного, лица и маски. Эпиграф к «Максимам» Ларошфуко гласит: «Наши добродетели -это чаще всего искусно переряженные пороки».

Однако размышления о других переходят в интроспекцию. Особенно выразительно в этом плане сопоставление «Опытов» Монтеня (1580) и «Исповеди» Руссо (1789).

Прелесть «Опытов» в том, что Монтень не пытается создать завершенный, целостный автопортрет, отдавая предпочтение минутному впечатлению и не боясь быть уличенным в противоречиях. Монтень воспринимает и себя и весь окружающий мир как живой, открытый процесс, между автором и его книгой образуется обратная связь.

«Моя книга в такой же мере создана мной, в какой я сам создан моей книгой».

Совершенно иным человеком предстает Руссо в своей «Исповеди». Руссо с первых же слов заявляет об уникальности своего творения и личности: «Я предпринимаю дело беспримерное, которое не найдет подражателя. Хочу показать… человека во всей правде его природы,- и этим человеком буду я. Я один». (Руссо Ж.-Ж. Избр. соч., т. 3). Руссо подчеркнуто выставляет напоказ все странности своей натуры и биографии. Желание произвести впечатление человека, говорящего о себе все, решительно перевешивает в нем желание понравиться. Он самоутверждается через раскрытие. Руссо передает текучесть человеческого сознания, вследствие которой индивид может в один и тот же момент испытывать противоречивые чувства. Для него».рактерно состояние, которое позже Ф. М. Достоевский назовет в «Идиоте» «двойными мыслями».

Руссо смотрит на себя ретроспективно и потому видит истоки своей личности. Зато его «Я» представляется ему абсолютным и закрытым. Уникальность оборачивается для него неизбывным одиночеством. И даже гордая уверенность в знании самого себя сменяется горьким признанием: «…истинные и первоначальные побуждения, лежащие в основании большинства моих поступков, мне самому не так ясны, как я… воображал».

Напряженная интроспекция позволяет философу выразить свои смутные и мучительные чувства, но отчетливого знания не дает.

Эскалацию субъективности, начатую Руссо, продолжили романтики, создавшие настоящий культ эгоцентризма и интроспекции.

Романтическая программа поисков «самости» подчеркнуто элитарна, обращена не к толпе, а к героям. Романтический канон личности был завершением и одновременно началом разложения новоевропейского индивидуализма.

«Фаустовский человек» громко заявляет о своей самостоятельности и готовности взять на себя ответственность не только за свои собственные поступки, но и за судьбы мира.