Какое президентство ждет россию?

Наша политология — становящая­ся наука. Она переживает ту фазу развития, когда молодое науч­ное сообщество от методологической робости и растерянности внезапно переходит к безграничной методологической само­уверенности, обещая все объяснить, предсказать, предвидеть. Я назвал такое состояние «лапласовским синдромом».

Наряду с этим политическая наука наследует технократиче­ский синдром, связанный с поисками «отлаженных» механизмов в управлении обществом— его производственной, экономи­ческой, научно-технической сферами.

Стремление заполучить «пол­ную предсказуемость» толкает политическую науку к поискам от­лаженного политического механизма, а реформационную прак­тику — к заимствованию тех политических учреждений, которые хорошо зарекомендовали себя в других странах. Это относится и к институту президентства. Многие пытаются перенести на нашу почву американскую модель.

На самом деле американская политическая система своей устойчивостью обязана многим внеинституциональным предпосылкам, связанным с особен­ностями истории и культуры США.

Детерминистская парадигма: логика обстоятельств

В России общественное восприятие власти почти посто­янно сопровождается ощущением чрезвычайщины: чрезвы­чайных обстоятельств и вызванных ими чрезвычайных полно­мочий правящего центра. Здесь— главный парадокс : чрезвычайные обсто­ятельства по определению не могут быть перманентными. Над российской историей тяготеет драматическая дилемма: власть или анархия (безвластие).

В относительно стабильные периоды людей интересуют социальные качества власти. Но в смутные, переходные времена население России сталкивается со столь грозными со­циальными стихиями, что центральным становится вопрос: как обуздать эти стихии, не дать им окончательно захлестнуть обще­ство, превратить его в «войну всех против всех».

Парадигма производства власти

Сегодня мы переживаем фазу тяжелого государственного унижения России, внутрен­него развала и полной неопределенности геополитических пер­спектив.

В настоящее время мы наблюдаем тот роковой момент «диа­лектического превращения» отрицателей российской государ­ственности в неистовых державников.

Когда все оказалось разрушенным и подорванным, а прием в «европей­ский дом» так и не состоялся, встала не менее жесткая дилемма: уходить от власти с бременем тяжелейшей государственной от­ветственности или осуществить внутреннюю инверсию в духе национал-патриотизма и попытаться направить недовольство обманутых соотечественников на срочно сконструированный объект ненависти.

Сегодня предпринимаются отчаянные попытки предотвра­тить эту инверсию, противопоставив соревнованию в крайно­стях идеологию политического центризма. Но в условиях же расколотого общества, потенциальный электорат которого сосредоточен не в центре, а по краям политического спектра (в центре — вакуум), эта модель вряд ли окажется перспективной.

Кроме того, что за нею просматривается своекорыстие правящей элиты, стремящейся организовать «выборы без вы­бора», она оставляет за бортом две актуальнейшие политиче­ские идеи: идею социальной защиты (большинство населения причисляет себя к социально незащищенным и обездоленным) и национально-государственную идею (большинство причисляет себя к гражданам униженной и «побежденной» страны, само существование которой находится под угрозой). Обе эти идеи являются одинаково оппозиционными по отношению к обоим блокам правящего «центризма».

Итак, в обеих исследовательских парадигмах нормальная демократическая перспектива сегодня едва ли просматривается.

Отношения исполнительной и законодательной власти и будущая модель Президента

Конституция РФ содержит многие пред­посылки для создания режима бесконтрольной личной власти.

1- касается ограничений прав парламента в вопро­се о назначении главы правительства. Если парламент трижды отклонит кандидатуру главы правительства, предложенную

2- не менее многозначительна оставляемая Конституцией неопределенность во взаимоотношениях Прези­дента и правительства; наблюдается тенденция дублировать и другие важнейшие министерства лично подведомственными Президенту службами.

Итак, линий противоборства между парламентом, опираю­щимся на нормальную демократическую легитимность (волеизъ­явление электорального большинства при соблюдении конститу­ционно-правовых правил игры), и Президентом, ищущим иные основания легитимности, может быть по меньшей мере три.

1. Президент может противопоставить парламенту, якобы представленному «местными элитами», идею общенациональ­ного интереса — единое национальное пространство и единое время (общенациональную перспективу).

2. Президент, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства, требующие быстрых решений, может оправдать этим бескон­трольность своей власти.

3. Президент может противопоставлять «обыденному сознанию» электорального большинства высший исторический разум — требование прогресса, демократии, ци­вилизации.

В сложившихся условиях России велика вероятность на­ложения и взаимного усиления (резонанса) всех трех линий противоборства Президента с парламентом. В этом контексте, вне зависимости от персонифицированных вариантов, можно ожидать быстрого перерастания института президентства в по­добие самодержавной власти.

Тоталитарные режимы XX в: в основе тоталитарной мод ел и лежит двойной консенсус: между интеллигенцией и народом, между интеллигенцией и властью. Пресловутая массовая «вера» (неумеренное идеологическое воодушевление) тоталитарных режимов основа­на на этом двойном консенсусе. Особенностью этих режимов яв­ляется чрезмерная зависимость от слепой веры (демократические режимы, как правило, без этого обходятся). Поэтому нарушение консенсуса между интеллектуалами (носителями духовной вла­сти) и режимом, ведет к подрыву массовой веры — основы основ тоталитарного порядка.

этапы новейшей духовно-по­литической эволюции нашего общества:

Первый — этап идеологического кризиса тоталитарного ре­жима, начавшийся в 60-х годах,: интеллигенция начала высмеивать режим, а народ все более охотно внимал ее сарказмам.

Этот этап завершился массовым демократическим вооду­шевлением августа 1991 г.

Либеральная идеология пришла в современную Россию очищенной от своих протестантских корней и была понята как безусловное утверждение индивидуального успеха любой ценой. Непреуспевающие и обездоленные не имеют оправдания и не заслуживают сострадания.

Таким образом, подготовлен консенсус интеллигенции и власти за счет народа. Интеллигенция готовится выдать ман­дат возможному «демократическому диктатору», оправдать его узурпацию власти (очередной разгон парламента) посредством ссылки на неразумие народа и его тяжелую историческую на­следственность.

Теоретически вырисовываются следующие политические модели:

- интеллигенция вместе с народом против власти (револю­ционно-демократическая модель);

- власть вместе с народом против интеллигенции (ретро­градно-традиционалистская, или фундаменталистская, модель);

- интеллигенция вместе с властью против «темного народ­ного большинства» (элитарно-реформаторская, или олигархи­ческая, модель, чреватая неоавторитаризмом).

Именно последняя разновидность определяет сегодня «дух президентства» как режима очередного насильственного «осчастливливания» народа. Альтернатива такой модели, вызре­вающая в недрах общества по законам инверсии («от противно­го»), мыслима в разных формах: неоконсервативной, ретроград­но-фундаменталистской, революционно-демократической.

Панарин: считаю наиболее продуктивной неоконсерватив­ную модель.

Если не произойдет своевременной ротации элит или станет ясно, что указанный «второй эшелон» в нашем обществе попро­сту отсутствует в нужном количестве и качестве, тогда повысится вероятность более драматических вариантов развития событий, связанных либо с «новым изданием» народно-демократическо­го революционаризма (тираноборческая интеллигенция вместе с народом против нынешней власти), либо ретроградно-фунда­менталистского традиционализма (реставрационные элементы власти вместе с народными «низами» против интеллигенции).

В настоящий момент общество подошло к точке бифурка­ции, когда будущие события не являются предопределенными прошлыми состояниями. В такие периоды контрпродук­тивным является исторический фатализм — все равно, оптими­стический или пессимистический. Фаталисты «обкрадывают» историю, уменьшая ее творческий потенциал, сужая круг воз­можных альтернатив. Постараемся же избежать фатализма и не упустить шансов истории.

ОЖИДАЕТ ЛИ НАС ВОЕННАЯ ДИКТАТУРА?

Анализируя проблему диктатуры, в частности ее крайнего выражения — военной диктатуры, мы попадаем в неэвклидово многомерное пространство, где «па­раллельные прямые» могут неожиданно пересекаться. Линия «низового» патриотического порыва, подлинного в своих чув­ствах и тревогах за Отечество, может пересечься, например, с реставрационными замыслами «бывших» — «коммунистов», «империалистов», «демократических централистов», тоскую­щих не по Родине, а по власти.

В молодых демократиях Запада демократическая идея в це­лом совпадала с национальной идеей— с делом строительства крупных суверенных государств. Это обеспечивало демократии и массовую социальную базу, и связь с национальной культурной традицией.

У нас сегодня демократическая и национальная идеи суще­ственно разошлись. «Демократизация» в России отождествляет­ся с насаждаемой сверху модернизацией, а эта последняя, в свою очередь, с вестернизацией — с уподоблением «отсталой страны» «передовому Западу».

Таким образом, в основу государственной политики ложит­ся парадокс «передового» режима, установленного в отсталой стране, которую предстоит «перевоспитывать». Демократиче­ская легитимность, связанная с волеизъявлением большинства, подменяется особой, идеократической легитимностью— обо­снованием монопольного права на власть посредством ссылки на монопольные обладания исторической истиной.

Там, где у носителей власти нет достаточно широкой социальной базы, но есть «понятное желание» сохранить власть, — там призрак диктатуры неизбежно будет ходить по стране. Деликатность положения в том, как со­вместить переход «от тоталитаризма к демократии» с «переходом к диктатуре».

Здесь и оказывается востребованной доктриналь-ная решимость интеллигентского «демократического авангарда», хорошо усвоившего, что идущие с Запада передовые учения «это­му» народу необходимо навязывать. «Навязанная демократия» неизбежно становится диктатурой, что и требовалось доказать.

Как нам представляется, сегодня в рамках правящего номенклатурного лагеря сложились две субкультуры: старая авторитарная и новая эмансипаторско-гедонистическая. Родилась новая формация лю­дей,

То есть к моменту крушения тоталитарного режима к своей новой роли монополитических собственников правящий класс пришел с раздвоенным сознанием двух культур — традициона­листской и модернистской. Для традиционалистов важна одна только голая собственность, и в целях защиты ее они готовы, не колеблясь, прибегнуть к диктатуре.

Для модернистов этого уже явно недостаточно.

Думается, что цель «передовой» части бывшей партномен­клатуры — остаться гарантом нашей сегодняшней олигархиче­ской демократии, дающей реальные права только немногим (сво­им).

Для победо­носного военного путча или, в ином ракурсе, для эффективного исполнения социального заказа на диктатуру, требуется ряд не­пременных условий.

Во-первых, в общественном сознании должен сохраняться определенный пиетет перед армией как гарантом националь­ного суверенитета и носительницей «лучших национальных традиций».

Во-вторых, в армейской среде должны иметься по-настоя­щему яркие политические характеры.

В-третьих, армия должна ощущать себя носительницей определенных качеств, норм и принципов, имеющих общена­циональное значение, что как бы накладывает на нее мессиан­скую роль «спасителя нации».

Приходится признать, что по всем вышеперечисленным критериям сегодняшняя наша армия на роль коллективного диктатора мало пригодна..;социальный заказ сегодня явно не адресован армии. Приходится, впрочем, признать, что сегодня он вообще никому не адресован.

Узость социальной базы за­ставляет правящую олигархию искать активную поддержку на стороне — у Запада.

Учитывая это, приходится допустить, что возможная буду­щая диктатура будет не столько военной в собственном смыс­ле, сколько полицейской, опирающейся на преторианскую гвардию, а может быть, и иностранных «специалистов».

«Демократическая» интеллигенция подыгрывает расхожему западному стереотипу, связанному с прямым отождествлением тоталитаризма с рус­ским авторитарно-патриархальным традиционализмом.

Перед лицом этого беспрецедентного наступления у наци­ональной элиты, достойной этого названия, есть две главные задачи:

1. Первая: вместо того, чтобы угодливо поддакивать бывшим союзникам по «антито­талитарной коалиции», укрепляя их русофобские стереотипы, заняться реабилитацией национальной культуры и традиции

2. показать ослепленным своими успехами победителям, что окончательное крушение России, которого они так добиваются, в лучшем случае означало бы появление у человечества новой глобальной проблемы, куда более острой, чем все прочие.

В предыдущих главах уже говорилось об особой роли жре­ческой функции России в рамках известной индоевропейской триады (жрец, воин, пахарь).

Толь­ко воодушевленный идеей русский воин находится на высоте и только в этой духовной фазе ведет свои победоносные войны.

Сегодняшний «беспредел», как следствие образовавшегося ду­ховного вакуума, это только подтверждает. Роль интеллигентско­го «клира» в современных условиях — собрать разбежавшихся, ободрить и вдохновить растерянных и понурившихся.

И в частности, требуется новый диалог национальной ин­теллигенции и армии. Если мы понимаем, что без армии у стра­ны нет будущего, нет альтернативы нынешним капитулянтским тенденциям, то нужно новое духовное возрождение армии.

Сегодня у нас задает тон модная пацифистская утопия («у России нет врагов» и т.п.). Я убежден, что современные уто­пии больше держатся не на прозелитическом энтузиазме до­верчивых, а на конформизме трусов и расчетливости циников, ориентирующихся на конъюнктуру. Для того чтобы противо­стоять утопии, сегодня требуется не столько скепсис, сколько честность и мужество. Именно их не хватает нашим политикам.

«Отличие государственного деятеля от политика в том, что политик ориентируется на следующие выборы, а государствен­ный деятель — на следующее поколение» (У.Черчилль).

11