Специалисты по «одноразовым» знаниям

 

Сообразно сказанному выше о ситуативности наивно было бы думать, что методология располагает готовыми рецептами действий на все случаи жизни. Напротив, сама ориентация на поиск готовых (а тем более истинных) решений является «антиметодологической». Более того, методология предполагает ситуативность не только решений, но и применяемых при их выработке знаний, методов и средств. В этом состоит еще одно важное отличие методологии от науки: разрабатываемые и получаемые наукой знания, методы и средства рассчитаны на многократное использование, они если не вечны, то долговечны.

Методология, разумеется, тоже может использовать накопленный опыт, но, апеллируя к наличным знаниям, готовым методам и средствам, методолог работает уже как ученый. Как методологу ему положено ориентироваться на выработку новых, пусть и «одноразовых» (применительно к данному случаю) знаний, методов и средств. Моя коллега С.Табачникова заметила однажды, что, используя готовые методы, мы умираем.

Поэтому не зря Г.П. Щедровицкий любил сравнивать работу методолога с работой «сталкера» в «зоне», где все вокруг изменчиво, обманчиво и взрывоопасно. Но странно: обеспечивая движение по неосвоенной интеллектуальной целине (такова его миссия), методолог сотворяет новые знания, методы и средства, которые вполне могут оказаться (и во многих случаях оказываются) полезными в иных ситуациях. Сами эти средства позволяют увидеть вновь возникающие ситуации иначе, чем мы могли это сделать раньше.

Чем же в таких случаях результаты методологических разработок отличаются от научных? Главным образом тем, что они говорят не об устройстве мира, а о способах нашей организации и самоорганизации. Поэтому, кстати, они часто имеют особую форму схем, предназначенных для организации нашего мышления и деятельности. Вместе с тем эти схемы могут быть отнесены и к нашему миру. Тогда они становятся неотличимыми от результатов науки: такие же «превращенные формы», и теперь только специальная реконструкция условий их создания позволяет выяснить их происхождение.

В своем движении методологическая мысль порождает науку, но мысль может быть методологической, пока она движется. Умирая в своем продукте, она теряет свою специфику: ее выводы касаются организации нашей деятельности и нашего мира. Это, кстати, объясняет, почему методология с таким опозданием автономизируется: глядя ей вслед («в спину») и видя лишь результаты работы методологической мысли, ее очень трудно отличить от науки. Мы, например, считаем Галилея великим ученым, но, если реконструировать ход его мысли, оказывается, что он работал как методолог. Я бы добавил: потому и стал великим ученым. Вообще, если воспользоваться знаменитой концепцией Томаса Куна, можно сказать, что научные революции делаются из методологической позиции, в которой рождаются новые формы организации науки. Думаю, что примерно так следует понимать оригинальную концепцию развития науки, изложенную в недавней статье Г.Копылова в «НГ-науке» (12.11.03).

Претендующие на истинность результаты научной работы как бы изначально ориентированы на помещение в культуру (другой вопрос, что фактически это происходит далеко не всегда), а вот о продуктах методологии я бы этого не сказал. С ними, как уже говорилось, дело обстоит едва ли не противоположным образом: методологические разработки ориентированы на конкретную ситуацию, а повезет ли их результатам с многократным употреблением, войдут ли они в культуру – во многом дело случая и удачи. (Фактический ход событий как бы уравнивает шансы методологии и науки.)

Удача здесь, впрочем, довольно относительная. Мы привыкли относиться к культуре с пиететом, и действительно, только благодаря своей культуре человеческое общество существует и воспроизводится, по крайней мере в известных нам формах. Но, с другой стороны, воспроизводя готовые решения, пользуясь готовыми знаниями, следуя сложившимся нормам и образцам деятельности, мы консервируем достигнутый уровень своего развития, уходим от творческих решений, теряем духовность, образуем цивилизацию пользователей и общество потребления. Не это ли происходит в так называемых развитых странах? (Язык, как обычно, умнее нас: развитые – это ведь уже развитые, им как бы дальше развиваться и нужды нет.)

С другой стороны, и китайцы, желающие своим врагам, чтобы их дети жили в эпоху перемен, наверное, правы. Я говорю все это, потому что понимание сказанного кажется мне важным для формирования культурной политики, которая, правда, пока тоже существует скорее в методологической рефлексии, чем на практике. Вряд ли это хорошо: ведь стихийно складывающийся баланс между воспроизводством и развитием может не отвечать национальным интересам страны, да и «наследственные болезни» не стоит сбрасывать со счетов. Все это становится особенно важным в связи с активно обсуждающейся в последние годы темой национального инновационного комплекса.