Глава 19 Матери-наставницы

Как только дочь достигает половой зрелости, пер­востепенная задача матери изменяется - теперь она состоит в том, чтобы присматривать за развитием ее сексуальности. «Присмотр» может проявляться двумя различными способами, которые отражают разницу между традиционными представлениями и современны­ми взглядами, отмеченными сексуальным раскрепоще­нием и вошедшим в норму совместным проживанием (вместо брака), а также множественным партнерством. Именно эти в корне отличающиеся друг от друга пози­ции мы и рассмотрим в настоящей главе, посвященной процессу становления дочери в женщину, тогда как ра­нее мы исследовали отношения матери и дочери, глав­ным образом следуя логике их развития.

В традиционных обществах «присматривать» за до­черью означало: надзор, контроль, запреты, которые все вместе молено свести к одному общему «нет» — роль, типичная для ограничивающих матерей, или тех, кто их замещает, ни на минуту не оставляя юных дочерей од­них, чтобы избежать возможных компрометирующих ситуаций. В наши дни «присматривать» означает скорее наблюдать, и, если и вмешиваться в происходящее, то, скорее всего, в форме разговора. Более изощренно ведут себя вмешивающиеся матери, которые только делают

273

вид, что попустительствуют, но лишь для того, чтобы обеспечить себе более надежный захват дочери в плен. Далее мы увидим, что вопреки этому почти радикально­му противопоставлению двух установок речь идет (как для современных матерей, так и для матерей прошлого времени) об одной и той же функции.

От матери не бывает секретов

В фильме Майка Ли «Тайны и Ложь» рассказывает­ся история чернокожей дочери, которую бросила белая мать. Эта история уже рассматривалась нами в главе «Материнская подчиненность». Мать разведена и живет вместе со своей законной дочерью, которой приблизи­тельно лет двадцать. У них весьма напряженные отно­шения, поэтому мать не очень доброжелательно воспри­нимает молодого человека, с которым встречается дочь, Мать просит познакомить ее с ним, выспрашивает, при­нимает ли дочь контрацептивы, настойчиво советует ей определенные противозачаточные средства: пилюли, пас­ты, презервативы, доходит даже до того, что предлагает ей собственную диафрагму. «Ты меня бесишь!» - бросает ей дочь, отталкивая ее руку, и обзывает мать дурой, а затем уходит из дома, хлопнув дверью.

Вот убедительный пример современного способа га­рантировать действенность ограничительных мер: мать больше не налагает запретов на сексуальные отношения дочери, но пытается их организовать, то есть не остается больше ни одного интимного момента, который бы ус­кользнул от материнского надзора. «Подарить» дочери в таких условиях собственную диафрагму - это вовсе не означает «дар» (не говоря уже о том, что любой подарок - это скрытое уподобление себе), скорее, это высшая степень вторжения, которое претендует на проникно­вение и присвоение того, что есть самого сокровенного у «другого». К тому же здесь совершенно непомерное

нарушение элементарных правил гигиены (это то самое «смешение субстратов», которое подлежит высшему запрету согласно Франсуаз Эритье и является призна­ком инцеста второго типа); но еще более чудовищное нарушение правил психической гигиены. Они требуют сохранять и поддерживать хоть какую-то минимальную дистанцию между двумя отдельными существами, осо­бенно если они - родственники. Эта дистанция должна быть еще больше, если речь идет о родственной связи между матерью и дочерью. В ней максимальное уваже­ние такой дистанции, особенно в сексуальной сфере, является знаковым условием, что их связь останется животворной. Дочь этой женщины, Гортензия (удоче­ренная афроамериканской семьей), мудро замечает своей подруге: «Я не хочу ничего знать о том, что дела­ет моя мать со своим любовником. Не хочу, чтобы она знала, что я сама делаю с моими любовниками, ни, тем более, чтобы она видела меня пьяной».

Дочь, которая стала жертвой столь навязчивого ма­теринского вторжения, в полной мере переживает его жестокость и неправомерность. Она делает неловкую попытку ответить ударом на удар, преподав, в свою оче­редь, урок матери, причем сделает это в наиболее жест­кой и оскорбительной форме. «Надеюсь, ты соблюдаешь осторожность! Смотри, а то вдруг залетишь, в твоем-то возрасте!» — заявляет она матери, когда та вечером го­товится к выходу из дома, не объясняя дочери, куда она направляется. Этот обмен колкостями, словно эхо, от­ражает предыдущий диалог: «Это из-за тебя я не смогла найти мужчину, - бросает мать упрек дочери. - Из-за тебя я пала так низко!» «Никто тебя не просил меня рожать!» - парирует дочь. «Я вовсе не жаждала тебя ро­жать», - следует реплика матери, и снова дочь: «Нужно было подумать прежде, чем стаскивать трусы!»

Итак, мы весьма далеки от старых викторианских нравов, когда защитная функция матери ограничиваю-

275

щая сексуальность дочери, доходила до того, что мать наставляла дочь накануне брачной ночи и даже сове­товала ей: «Закрой глаза и думай об Англии!» Но даже если со сменой нескольких поколении какие-то взгля­ды постепенно изменялись, отношения в своей основе остались прежними. Мать продолжает предпринимать меры, чтобы вернее захватить сексуальность дочери, «присматривая» за ней - вмешательство, замаскирован­ное под попустительство, вместо авторитарности и за­претов, которые использовались раньше.