Сергей Сироткин:
- Кто? - спрашивает у меня мужская рука.
Я очень удивлен. Стою в воде, кругом бегут волны. Передо мной крупный мужчина в трусах и шляпе. Его большая рука, слегка покрытая мягкими редкими волосинками, находится под моей ладонью и ждет ответа.
Изумление не проходит. Я пытаюсь сообразить, кто же может оказаться в Крыму, да еще в море рядом со мной из тез немногих, что общаются с нами, слепоглухими, дактильно (то есть с помощью пальцевой азбуки для глухонемых). Осторожно ощупываю руку, которая легонько потряхивает мою. В глубине сознания зашевелилась что-то смутно знакомое.
- Кто? - снова продактилировала рука.
- Александр Иванович?!
Рука всколыхнулась, живо потрясла мою, обхватила мои плечи и прижала к своей обнаженной и еще сухой, не тронутой морской волной груди, энергично и ласково потряхивая меня.
- Александр Иванович!!! Здравствуйте! - радостно крикнул я и обнял его. Потом мы крепко пожали друг другу руки. Все это произошло летом 1965 года в Крыму, на пляже гурзуфского молодежного лагеря "Спутник". Был предпоследний день нашего (моего и родных) пребывания на Черном море. А Александр Иванович со своей семьей только приехал в отпуск в Алушту. Перед отъездом в Крым он взял у Ольги Ивановны Скороходовой наш адрес и на другой же день по прибытии в Алушту поехал в Гурзуф ко мне. Дома нас не было. Тогда он зашел к соседям, узнал у них, что мы на пляже. Мне было очень приятно и прямо-таки лестно, что Александр Иванович разыскал меня здесь, в Крыму. Я почувствовал в нем человека, способного быть большим другом, а не просто хорошим руководителем, болеющим за свое дело.
Мы вышли на берег и устроились на топчане беседовать. Потом пошли в воду.
- Поплывемте далеко! - предложил я. - И попробуем дактильно говорить!
Александр Иванович продолжительно и энергично потряс мою руку, принимая предложение.
Мы поплыли рядом, держась за руки и работая один левой рукой, а другой - правой. Александр Иванович начал дактилировать (к сожалению и досаде своей, уже не помню о чем). Периодически мы отнимали друг у друга руки и плыли не соприкасаясь. Александр Иванович изредка брал меня за левый локоть, слегка потряхивая им, указывал мне направление.
Вернувшись на берег, мы разговорились с Александром Ивановичем о проблемах слепоглухих. Здесь, у Черного моря, я узнал, что главной проблемой является создание учебно-трудового комплекса для слепоглухих. Мой собеседник рассказал, каким он видит себе этот комплекс. Детский сад, школа и предприятие с жилыми домами и клубом будут составлять один городок, где будут проживать слепоглухие всех возрастов. Здесь они будут вместе, им не будет скучно. Они всегда будут друг с другом разговаривать на пальцах (дактильно), жестами и при помощи специальных аппаратов (телетакторов и коммуникаторов). Этих условий для общения слепоглухих между собой и для общения их с окружающими зрячеслышащими людьми нет в обычных школах и дома. В клубе слепоглухие будут играть, танцевать, проводить праздники и торжества. Будут библиотека, спортплощадка, бассейн, сад…
Какое заманчивое будущее! Слушая романтически окрашенные мечты Александра Ивановича, я и сам заражался его идеями. Благодаря ему, я стал вскоре участвовать в борьбе за их осуществление. Помню, я болел и лежал в изоляторе детского дома. Александр Иванович пришел в изолятор, подсел к моей кровати и завел разговор о подключении нашей детдомовской комсомольской организации к борьбе за комплекс. И сразу конкретное предложение:
- Напиши о жизни в детском доме и работе комсомольской организации в "Комсомольскую правду". Как можно скорее. В конце статьи напишите, что детский дом стал тесен, нужен уже комплекс. Это был первый призыв к нам, воспитанникам детского дома, бороться за судьбу слепоглухих.
- Поскорее напишите, - подбадривающе ласково, но, настойчиво тряхнув мою руку, закончил деловой разговор Александр Иванович. И еще долго он сидел возле моей кровати, держа мою руку в своих больших и добрых ладонях…
Статья в "Комсомолку" была написана мною как комсоргом детдома. В ней я рассказал о системе обучения в детдоме (разделение учащихся на маленькие группы в три-четыре человека, с использованием технических средств коммуникации), о делах пионерской и комсомольской организации (контроль за чистотой и порядком в детдоме в форме патрулирования, шефские занятия с малышами лепкой, поделками из бумаги, проведение праздников). Немного рассказал об увлечениях Юры Лернера лепкой и Наташи Корнеевой поэзией (привел два ее стихотворения). Закончил статью просьбой помочь в создании комплекса - тем, ради чего, собственно и была написана статья.
Потом Александр Иванович пригласил меня к себе домой, чтобы обсудить ее. Мы сидели на широком диване в его кабинете. Напротив нас - книжный шкаф, справа у окна - письменный стол, заваленный бумагами и книгами.
Долго и внимательно читал он мою заметку. А я сижу и освежаю душу гордостью и счастьем, что делаю важное дело, по которому приехал к Александру Ивановичу. Но хватит мыслей о себе, я снимаю руку с его руки, осторожно провожу ею по рукаву пиджака Александра Ивановича, добираюсь до головы. Мои пальцы зарываются в мягкие кудри. Голова плавно подвинулась ко мне (чтобы мне было удобнее осмотреть ее). Опускаю руку на грудь, около лацкана. Мещеряков берет мою руку за запястье.
- Александр Иванович, а как Соколянский относился к комплексу? - спрашиваю я. - Он тоже мечтал о нем. Он даже разработал примерный проект комплекса. Но последние годы он не верил в это дело. Вероятно, устал
- у него была трудная жизнь…
- А вы верите в комплекс?
- Да. Но надо очень много хлопотать, - ответил Мещеряков. - Это мечта моей жизни. Мы должны довести дело Соколянского до конца…
Неожиданно Александр Иванович сказал:
- У меня недавно был инфаркт. Жизнь моя была на волоске… Если я умру, надо, чтобы дело с комплексам не заглохло. Я очень надеюсь на вас. Можно сказать, что Александр Иванович еще за шесть лет до своей смерти оставил нам (в моем лице) завещание - добиться комплекса для слепоглухих.