II. 1 Юлия Друнина - поэт, сформировавшийся в годы войны

Юлия училась в московской школе № 131, где преподавал её отец.

«В школьные годы я была, так сказать жрицей чистого искусства. Писала только о любви, преимущественно неземной, о природе, конечно экзотической, хотя не выезжала никуда дальше дачного Подмосковья. Замки, рыцари, прекрасные дамы вперемешку с ковбоями, лампасами, пампасами и кабацкими забулдыгами — коктейль из Блока, Майна Рида и Есенина. Всё это мирно сосуществовало в этих ужасных виршах. Мы пришли на фронт прямо из детства. Из стихов моих сразу как ветром выдуло и цыганок, и ковбоев, и пампасы с лампасами, и прекрасных дам», - писала Ю. Друнина.[11]

Семнадцатилетняя выпускница московской школы она, как и очень многие ее сверстники, в 1941 году ушла на фронт бойцом санитарного взвода. Поэт Николай Старшинов вспоминал: «В ее характере наиболее яркими чертами были решительность и твердость. Если уж она что решила, ничем не собьешь. Никакой силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое-как там устроиться, и родители — школьные учителя — были категорически против этого ее шага. Тем более единственный ребенок в семье, да еще очень поздний…».[12]

Мотив ухода из детства в ужас войны будет звучать в поздних стихах поэтессы, словно и спустя десятилетия она не вернулась с «кровавых полей». Друнина была медсестрой не где-нибудь в тыловом госпитале, а на передовой, в самом пекле. На хрупких девичьих плечах было вынесено немало раненных солдат из-под огня. Она подвергалась смертельной опасности, да и тащить на себе раненного — труд тяжкий.

Самыми горькими минутами фронтовой жизни были, пожалуй, даже не ранения — Друнину ранили два раза, и, поправившись, она снова рвалась на передовую — а потеря близких друзей-однополчан.

От стихов Юлии вскипают слёзы. Вскипают горько и светло. Пишет ли она о войне или о боли и радости мирного времени. В её, таких простых на первый взгляд, кратких и ёмких строках - сила, человечность, глубина, искренность, щемящая нежность, пронзительный внутренний свет, но странное дело - слёзы эти не опустошают, не обессиливают, а напротив - придают сил. Словно вспыхивает вместе с ними – обжигающе внезапно - протестом и мятежом - какой-то внутренний огонь. И хочется не опустить подавленно голову, спрятав в ладони лицо мокрое от слёз, а - напротив - сжав зубы, голову поднять. Навстречу тому, что есть. Чем бы оно ни было.

II. 2 Героизация событий Великой Отечественной войны

Обратившись к её поэтическому наследию, попытаемся выявить, насколько взгляд Ю.Друниной совпадает или отличен от позиции Б.Васильева. Например, присуще ли ей традиционное для отечественной литературы стремление к героизации, можно даже сказать мифологизации событий Великой Отечественной.

Безусловно, да! И дело здесь не в каких-либо призывах или установках: в этом просматривается живое человеческое стремление обессмертить своих подруг, павших в боях за Родину. Ярче всего это проявилось в стихотворении, посвящённом памяти З.Самсоновой.

Сегодня, к сожалению, вряд ли кто знает имя героя Советского Союза Зинаиды Самсоновой, зато о друнинской «Зинке» знают все. Стихотворение  посвящено памяти однополчанки. Батальон, в котором сражались девушки, переживал трудное время, с каждым днем положение усугублялось, «становилось горше». Под Оршей они попадают в окружение, и именно Зинка повела в атаку «через смертные рубежи». «Светлокосый солдат», который не ждал «посмертной славы», погибает. Горе автора велико, боль потери нестерпима:

Ее тело своей шинелью

Укрывала, я, губы сжав…[13]

В центре лирического повествования трагическая судьба совсем молоденькой девушки Зины, оказавшейся в военной мясорубке. Стихотворение начинается с описания разговора между автором и Зиной. Девушки ожидают рассвет в лесу «у разбитой ели», под одной шинелью, потому что так теплее «на продрогшей, сырой земле». Зинка, видимо, обладает живым, веселым характером: «… Я против грусти», но в данный момент ее охватывает тоска по родному краю, по «яблочному захолустью» рязанщины, где живет ее «мамка». Она одна у нее, и дочь знает: каждую минуту мама ждет ее домой:

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет…[14]

Разговор подруг прерывает «нежданный приказ: «Вперед!». Трагичность происходящего усиливается тем, что на рассказчице лежит страшное, тяжелое обязательство: сообщить старушке-матери Зины о гибели ее единственного ребенка:

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла. …

Я не знаю, как написать ей,

Чтоб она тебя не ждала?[15]

Война заставила людей по-новому взглянуть на себя, свое место в жизни, переосмыслить многие ценности. Поэты К.М.Симонов, А.А.Твардовский, А.Сурков, С.Гудзенко уходят на фронт военными корреспондентами или просто рядовыми. Становление же Юлии Друниной как поэта и личности происходит на полях сражений. Школьница сталкивается с реалиями жизни, с ужасами войны, но она не ломается, не гибнет, а вырастает в большого поэта-летописца женской доли на войне. Эмоциональный всплеск самого уровня породил желание сделать подругу бессмертной, так рассказать ней, чтобы её гибель рождала гордость и преклонение в сердцах живых. Чуть позже писательница даже сформулирует, в чём видит она своё предназначение:

Мы, друзья-однополчане павших,

    Их, безмолвных, воскресить должны.

    Я не дам тебе исчезнуть. Маша, —

    Песней возвратишься ты с войны! [16]

Во многих своих стихах Юлия Друнина касается моментов своей биографии, вспоминает людей, воевавших рядом с ней. Чаще всего это реквием, песня над могилой утерянного товарища. Стихотворение «Ты вернешься» посвящено связистке Машеньке. Упоминание не только рода занятий, но и имени делает читателя сопричастным военным событиям. Это не абстрактный боец, а знакомая нам девушка, которая еще пару часов назад заливисто смеялась над чьей-то шуткой. Особый стилистический эффект создает употребление уменьшительно-ласкательной формы слов «девочка», «Машенька». Автор подчеркивает весь ужас, нелепость и ненормальность смерти в столь юном возрасте.

Вместе со смертью девушки меняется и все окружающее: «А в окопе пахло снегом талым, И налет артиллерийский стих». От горя тает суровый снег, пуская грязные слезы, артиллерийский огонь замер в минуте молчания.

Благодаря таланту поэтессы, мы знаем о переживаниях девчат на фронте, о трудностях, испытанных ими. Они, скромные героини войны, остаются в сердцах читателей примером для подражания.

Таким образом, начинает Ю.Друнина достаточно традиционно – с героизации происходившего.