Билет 1(1). Сходства и отличия наук о природе и об обществе.

Социальные и естественные науки различаются прежде всего по объекту, и в таком случае встает вопрос о специфике общества как объекта познания. Общество, его развитие и функционирование есть результат деятельности людей, поэтому эмпирической базой открытия и изучения законов является непосредственное изучение поведения и деятельности живых, конкретных людей. Реальная эмпирическая история людей многообразна, абсолютной повторяемости нет, очень трудно уловить закономерность, устойчивость, повторяемость, о чем говорит, в частности, применение разработанного К. Марксом понятия общественно-экономической формации, которое значимо в пределах его концепции, но предельно абстрактно, не может отразить всего многообразия истории общества и претендовать на безусловно точное его объяснение. Конкретная история индивидуализирована, реальная история каждой страны уникальна и представляет собой бесконечное изменение, развитие, смену поколений. Очевидно, что общественные процессы и явления нельзя исследовать, так сказать, в «чистом виде», в лабораторных условиях, возможности социального эксперимента ограничены.

Важнейшей особенностью общества как объекта социально-гуманитарного познания является вхождение в его содержание и структуру субъекта познания, наделенного сознанием и активно

действующего, как определяющего компонента исследуемой социальной реальности и «мира человека». Из этого следует, что исследователь имеет дело с особого рода реальностью — содержанием человеческого сознания, областью смыслов и значений, требующих специальных методологических приемов, отсутствующих в арсенале естественных наук. Существенно и то, что исследование объекта в этом случае осуществляется всегда с определенных ценностных позиций, установок и интересов, которые являются определяющими в действиях субъекта. Отсюда следует, что необходимо показать специфику не только объекта, но и субъекта социально-гуманитарного познания. Собственно социальное познание осуществляется социально сформированным и заинтересованным субъектом, оно определяется его мировоззрением.

Если в естествознании воздействию мировоззренческих, идеологических и иных установок подвергается не само содержание научных открытий, но следующие из них теоретические философские выводы, а также применение самих знаний, то в общественных науках цель субъекта — получить знание, с помощью которого можно не только объяснить, но также оправдать, укрепить или осудить, изменить те или иные общественные структуры и отношения. Здесь само содержание знания является составляющей социальной позиции познающего субъекта, следовательно, чтобы понять реальное содержание общественных идей и теорий, их надо соотносить не только с объектом познания, но и с реальными интересами общественных групп, т. е. ввести дополнительное «измерение» — субъектно-субъектные (межсубъектные) отношения, через призму которых исследуется объект.

В естествознании специфика, а также относительная независимость и самостоятельность познания могут быть объяснены прежде всего тем, что субъект в этом случае ориентирован на непосредственное отражение объекта, причем таким, каков он есть «сам по себе». Очевидно, что в каких бы исторически и социально конкретных формах практической деятельности не был задан объект познания, все-таки сами свойства, отношения, функции и другие его характеристики являются определяющими и независимыми от субъекта. При этом существенную роль играет материальный процесс самой экспериментальной деятельности, дающей объективный результат подчас независимо от целей исследователя. «Установка на объект» и достаточно малое непосредственное влияние субъекта на конечные результаты эксперимента позволяют в той или иной степени пренебречь присутствием субъекта как «посред-

ника» между объектом и знанием об объекте. Кроме того, поскольку результаты работы конкретного исследователя «отчуждаются» и приобретают общезначимость, постольку становится возможным отвлечение от субъекта. Это, как известно, находит свое отражение и в «безличном» способе публикации результатов, в возможности изложить полученные данные и обобщения в полном отвлечении от всех психологических и других подобных причин выбора ее направления и методов исследования. Все указанные моменты так или иначе подкрепляются реально существующей профессионально-этической установкой исследователей на получение объективно истинного знания и беспристрастное отношение к объекту и результатам исследования.

В социальном и гуманитарном познании, где неотъемлемо ценностное отношение субъекта к объекту, предполагается иная объективно складывающаяся ситуация: объект не только познается, но одновременно и даже в первую очередь оценивается. Включение оценки означает, что объект как таковой, «сам по себе» не интересует субъекта; он интересует его только в том случае, если соответствует цели и отвечает духовным или материальным потребностям субъекта. Определение ценности происходит как соотнесение объекта с некоторыми образцами (идеалом, эталоном, нормой) и установление степени соответствия этому образцу. Образцы формируются в той или иной культуре, передаются как «эстафета» (традиция) и устанавливаются субъектом в процессе его обучения и повседневной жизни.

Проблема разграничения наук о природе и социально-гуманитарных наук и определение предмета гуманитарного знания, которым посвящен первый вопрос, является важнейшей методологической проблемой современного наукознания. Сложность ее решения связана с тем, что относительно предмета социально-гуманитарных наук не существует единства мнений. Чаще всего различные исследователи пытаются выделить среди этих наук какую-то ключевую дисциплину, вокруг которой можно было бы объединить все другие «науки о духе». Для Гадамера такой ключевой дисциплиной выступает история ( потому все остальные социально-гуманитарные науки он трактует как науки исторические); структурализм центральной дисциплиной признает лингвистику, постмодернизм — этнологию и т. д.

Наука как система знаний о мире, выраженных в концептуально-понятийной форме, и как особый вид деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности, сложилась в Европе на рубеже XVI—XVII вв., когда происходит отделение от спекулятивного философствования позитивных наук, стремящихся объяснить объективные свойства вещей и законы природы. По мере развития науки как особой сферы культуры она оформляется как социальный институт и постепенно превращается в доминирующую форму общественного сознания, в «решающий способ, каким для нас предстает все, что есть». С этого времени наука претендует на исключительное положение в культуре, и возникает убеждение, что «действительность, в которой живет современный человек, определяется западно-европейской наукой».

При этом наука сформировалась в XVII в. в лице экспериментально-математического естествознания и была представлена науками о природе, которым присущ ряд особенностей:

1. Утверждение экспериментально-опытного источника знаний, а также требование эмпирической проверки положений теории.

2. Использование математического языка в качестве средства описания реальности.

3. Стремление представить сложный и многообразный мир в виде устойчивой законообразной структуры (путем разделения закона, выражаемого математическими уравнениями, и начальных условий, описывающих некоторое мгновенное состояние конкретной системы). Любой процесс индивидуален и обусловлен бесчисленным множеством факторов, однако в то же время он подчиняется универсальным, единым законам. Таким образом, в науках о природе утверждается принцип простоты, согласно которому видимая сложность мира лишь скрывает лежащую в его основании простоту, ибо любое многообразие в конечном счете сводимо к ограниченному числу фундаментальных законов природы.

4. Утверждение возможности причинного объяснения явлений.

5. Признание атемпоральности реальности, стремление абстрагироваться от развития изучаемых объектов. Согласно принципу обратимости времени исследуемые системы с течением времени не претерпевают качественных изменений и в них происходит только развертывание количественных форм.

Господство механицизма утвердило разрыв между естественнонаучным знанием и гуманитарной культурой. В XIX в. исторические и культурологические науки, занимающиеся исследованием культурных образований и сфер человеческой культуры (таких как искусство, религия, государство, экономика, право и т. п.), начинают противопоставляться наукам о природе. К наукам о духе, сфера которых очерчивается духовно-культурной деятельностью человека, относятся история, философия, социология, теология, этика, эстетика. Резкую грань между естественными науками и науками о духе впервые провел В. Дильтей. Задачей наук о духе он считал переживание проявлений общественно-исторической действительности, их осмысление и понимание. С точки зрения Виндельбанда и Риккерта, различие наук о природе и наук о духе состоит в том, что естественные науки являются законополагающими, в то время как исторические науки описывают индивидуальные явления и должны быть отнесены к разряду идеографических.

Несмотря на признание того, что принцип причинности имеет силу в социально-гуманитарных науках, здесь он должен быть дополнен представлением о цели, суждением ценности и внесением смысла.

Можно говорить о том, что к настоящему времени сложились три идеала научности: математический, естественнонаучный (сформулированный на базе физики) и гуманитарный, причем последний находится еще в стадии разработки. Каждый из этих идеалов научности включает в себя принятую в той или иной области знания систему познавательных ценностей, способов аргументации и доказательства и структурных принципов организации знания. Для социально-гуманитарного знания характерна, во-первых, более широкая трактовка субъекта познания, включающая в себя человека с его способностями, знаниями и т. п. и, во-вторых, идеал гуманитарного знания включает в себя не только познание, но и оценочную деятельность.

БИЛЕТ 1 (2).Англо-американский философ М. Полани разработал широко известную сегодня концепцию неявного личностного знания. Он понимает его как органическую составляющую личности, способ ее существования, «личностный коэффициент». Для него «молчаливые» компоненты — это, во-первых, практическое знание, индивидуальные навыки, умения, т. е. знание, не принимающее вербализованные, тем более концептуальные формы. Во-вторых, это неявные «смыслозадающие» (sense-giving) и «смыслосчитывающие» (sense-reading) операции, определяющие значения слов и высказываний. Имплицитность этих компонентов объясняется также их функцией: находясь не в фокусе сознания, они являются вспомогательным знанием, существенно дополняющим и обогащающим явное, логически оформленное знание. Неявное — это невербализованное знание, существующее в субъективной реальности в виде «непосредственно данного», неотъемлемого от субъекта. По Полани, мы живем в этом знании, как в одеянии из собственной кожи, это наш «неизреченный интеллект». Он представлен, в частности, знанием о нашем теле, его пространственной и временной ориентации, двигательных возможностях; знанием, служащим своего рода «парадигмой неявного знания», поскольку во всех наших делах с миром вокруг нас мы используем наше тело как инструмент. По существу, речь идет о самосознании как неявном знании субъекта о себе самом, состоянии своего сознания. Это подтверждается данными современной психологии, показавшей, что объективная схема мира, лежащая в основе восприятия, предполагает также схему тела субъекта, которая включается и в самосознание, предполагаемое/

БИЛЕТ 2 (1)Теоретическое осмысление этой проблемы представлено в истории философии двумя основными традициями. Первая проявилась в концепциях, абсолютизирующих различие между этими типами знания, вторая — в теориях, отрицающих специфику обществознания, гуманитарных наук. Одна из влиятельных концепций, по-своему обосновавшая различие между «науками о природе» и «науками о культуре», — неокантианская, представленная в трудах В. Виндельбанда и Г. Риккерта, в конце XIX — начале XX века. С их точки зрения естественные науки открывают присущие природе законы, причины, объясняют и предвидят ход природных процессов. Они выявляют повторяющиеся, сходные, устойчивые свойства, связи и отношения, поэтому могут пользоваться генерализирующим, т. е. обобщающим методом, а следовательно, и математическим аппаратом. Науки о культуре, истории общества имеют дело с уникальными, единичными, неповторимыми событиями. Здесь, утверждают философы, нет закономерностей, поэтому применяется иной по типу метод — индивидуализирующий, описательный по своей сути, а сами науки могут быть названы идиографическими, или описательными. В них широко представлены ценностные ориентации субъекта, его мотивы, интересы и цели. Это методологическое различие наук о природе и наук о культуре сегодня принимается во внимание, но вместе с тем подчеркивается, что оно не может абсолютизироваться и должно уточняться по отношению к каждой конкретной научной дисциплине.

Концепции, отрицающие специфику наук о культуре и обществе, а соответственно — объекта, методов и форм их познания, характерны, в частности, для позитивистской социологии. Они исходят из трактовки общества как явления, независимого от человеческой деятельности и сознательных представлений людей. Сам человек рассматривается как случайное, несущественное, неспецифическое явление в мире социальных объектов, которые рассматриваются по аналогии с явлениями природы, а знание строит-

ся согласно критериям естественнонаучной методологии — это культ эмпирического наблюдения, количественных математических методов, отрицание любой ценностной проблематики как вненаучной. Иными словами, игнорируются творческие аспекты человеческой деятельности, ее конкретно-исторический характер, социокультурная обусловленность. Все это в конечном счете ведет к чрезмерной абстрактности и неисторичности в трактовке социальных и культурных явлений.