Феномен обезличивания

Главное, что уверенно констатируют все исследователи, это обезличивание, которое происходит с человеком в массе. Что же представляет собой психологически феномен обезличивания? В буквальном смысле это иногда трактовалось как “утрата человеком своего лица”. Действительно, в большинстве кон­кретных описаний тех или иных вариантов массового поведения часто присутствует констатация того, что “они все на одно лицо”. Можно допустить, в соответствии с из­вестными работами Ч. Дарвина, что сильное переживание того или иного эмоционально-аффективного состояния действительно сказывается на лицевой мускулатуре, и ведет к напряжению одних и тех же мышц у множества людей. Тогда, действительно, в их лицах неизбежно появление некоторой схожести - исчезают различия в выражениях лиц, появляется то самое, обобщенное “лицо массы”, обычно описываемое со всякого рода негативными прилагательными (типа “звериное”). С проблемой схожести выражений лиц часто сталкивается полиция в ряде стран, которая часто затрудняется в идентификации участников массовых беспорядков.

Однако это слишком и буквальное понимание обезличивания. В социально-психологическом плане имеется в виду “утрата личности”. Для понимания этого феномена требуется разобраться в том, чти же такое личность и как ее можно “утратить”.

Обобщая многочисленные и весьма разнообразные трактовки понятия “личность”, можно прийти к двум основным формулам.

Первая формула может быть обозначена как рационалистичная. Ее суть сводится к тому, что личность есть функция от двух переменных: “я” и совокупности социальных ролей, усвоенных индивидом.

Такое понимание личности отстаивал, например, Т. Шибутани. В рамках этой трактовки феномен отчуждения личности в массе объясняется просто. Во-первых, пребывание в массе вообще снижает общий уровень рациональности в человеке — на первое место выходит иррациональное, эмоциональное начало. Во-вторых, пребывание в массе ведет к разрушению тех социальных ролей, которые исполняла личность и которые были ей интериоризованы. На некоторое время они просто исчезают,— в массе все равны, кроме вожаков, выделившихся на особых, нерациональных основаниях и исполняющих особые, эмоциональные роли. В-третьих, пребывание в массе требует отречения от собственного “я”. Это самое “я” растворяется в массовом “мы”, всегда противостоящему неким “они”. Это дало возможность Поршневу заключить: “Толпа — это иногда совершенно случайное множество людей. Между ними может не быть никаких внутренних связей, и они становятся общностью лишь в той мере, в какой охвачены одинаковой негативной, разрушительной эмоцией по отношению к каким-то лицам, установлениям, событиям. Словом, толпу подчас делает общностью только то, что она "против", что она против "них". Пример, безусловно, частный. Однако он показывает, что отказ от своего “я”, то есть обезличивание — это условие возникновения массы.

Вторая формула может быть определена как иррациональная. Ее суть сводится к тому, что личность есть порождение бессознательного, лишь слегка “отшлифованное” социальными нормами и требованиями-ожиданиями, т. е. это функция от трех переменных: Эго, Ид и Супер-эго. Основные сторонники и прародители данного понимания — классический психоанализ З. Фрейда и его последующие разветвления. Это понимание можно выразить иной формулой: Л = f(Эго, Ид, Супер-эго).

При таком подходе феномен обезличивания означает еще более простую вещь: исчезновения социального контроля в виде Супер-эго и минимизации роли Эго под влиянием глубинного неосознанного Ид. Согласно Фрейду, психологическая масса есть просто редукция социального к первобытной орде, в которой поведение ее членов целиком детерминировано исключительно подсознательным Ид с его драйвами и либидозными тенденциями. Вот почему, собственно, сам Фрейд избегал понятия “личность”, считая все, связанное с ним, лишь искусственной надстройкой над бессознательной “первобытноордынной” сущностью индивида. Именно поэтому феномен обезличивания человека в массе служил для него лучшим доказательством основных постулатов психоанализа; мифа о первобытной орде, эдипова комплекса и либидозной связи членов массы-орды с идеальным отцом. Рассматривая в качестве примера две “искусственные массы”, армию и церковь, Фрейд утверждал, что обе они (а значит, и все другие) держатся на подсознательной любви к образу идеального отца. В одном случае он олицетворен военачальником, выступающим “отцом родным” по отношению к солдатам, в другом — Иисусом Христом, являющимся “отцом” всего человечества. Отсюда Фрейд, продолжая размышления Г. Лебона, но трактуя их по-своему, в духе психоанализа, придавал особое значение лидерам — “вожакам” массы. Подчинение им и своеобразное “растворение” в них трактовалось как одна их слагаемых феномена обезличивания.

“Мы” и “они”, “вы” и “ты”, “он” и “я”

Если для большинства исследователей факт растворения сознательного индивиду­ального “я” в массовом безличном “мы” казался удивительным и непонятным, то Поршнев, напротив, считал это абсолютно естественным и жестко отстаивал первичность дихотомии “мы”-“они” в истории развития человеческого сознания. С методологической точки зрения, он был убежден: “социальная психология становится наукой лишь с того момента, когда на место исходного психического явления ставится не "я и ты", а "мы и они", или "они и мы", на место отношения двух личностей — отношения двух общностей. Включение же второго лица — "вы" (соответственно “ты”) необходимо развивается из исходного отношения и развивает его в свою очередь. Это — плод... контакта между "мы" и "они", продукт диалектики их взаимоотношений”.

Поршнев всерьез уверял, что в истории человечества не было каннибализма. Разумеется, его не было лишь в психологическом плане — просто тех, кого съедали, не держали за людей. Это были некие “они”, в корне отличные от “нас”, настоящие “не люди”. Первоначально сознание людей было нерасчлененным, как и их деятельность. “Мы” появилось значительно раньше “я” как сознание общности, к которой принадлежали люди. Прежде чем люди могли обособиться внутри этой общности, общность должна была сама обособиться от других общностей. Для того же, чтобы появилось субъективное “мы”, требовалось повстречаться и обособиться с какими-то “они”. В субъективной, психологической плоскости “они” первичны по отношению к “мы”.

“Первым актом социальной психологии надо считать появление в голове индивида представления о "них"”. Только ощущение того, что есть “они”, рождает желание самоопределиться по отношению к “ним”, обособиться от “них” в качестве “мы”.

“Они” на первых порах куда конкретнее, реальнее, несут с собой те или иные определенные свойства — бедствия от вторжения “их” орд, непонимание “ими” “человеческой” речи. Для того чтобы представить себе, что есть “они”, не требуется персонифицировать “их” в образе какого-либо вождя, какой-либо возглавляющей группы лиц или организации, “Они” могут представляться как весьма многообразные, не как общность в точном смысле слова. Именно в отличие от каких-то “они” возникала общность “мы” — причем как в далеком прошлом, так и в настоящем.

“Мы”, по мнению Поршнева, это уже значительно сложнее и, в известной степени, абстрактнее. Реально существовавшая в первобытности общность, взаимосвязь индивидов ощущается каждым ее членом либо посредством той или иной персонификации, либо посредством различных обрядов, обычаев, подчеркивающих принадлежность индивидов к общности в отличие от “них”.

Полемизируя с западными психологами, отмечавшими исчезновение индивиду­ального “я” в толпе и удивлявшихся этому, Поршнев полагал, что масса сплачивает разных индивидов против неких “они”. Именно это рождает настроение протеста против “них” и вызывает мощное эмоциональное чувство “мы”. Такая общность возникает путем отделения от других общностей и, одновременно, уподобления в чем-то людей друг другу. Внешнее отличие и внутреннее уподобление передаются психологическими терминами “негативизм” и “контагиозность” (заразительность). Оба эти процесса, в единстве, связывают и, в известной мере, унифицируют данную общность, порождают у ее членов однородные, схожие чувства, побуждения и определяемые ими действия. Биологическая база контагиозности — автоматическая имитация или подражательность. “Среди "нас" с тем большей силой действует взаимное подражание, взаимное заражение, чем полнее и яснее это сознание “мы". Сознание же это тем сильнее, чем организованнее общность”.

"Мы" формируется путем взаимного уподобления людей, т. е. действия механизмов подражания и заражения, а "они" — путем ограничения этих механизмов, путем запрета чему-то подражать или отказа человека в подчинении подражанию, навязанному ему природой и средой. Нет такого "мы", которое явно или неявно не противопоставлялось бы каким-то "они", как и обратно... Процесс уподобления и процесс обособления взаимно противоположны, но в то же время они взаимодействуют, находятся в разнообразнейших сочетаниях”. За счет такого взаимодействия возникают разные виды масс, происходит их трансформация. В целом, по тому же механизму осуществляются и взаимоотношения индивида и массы.

В основе возникновения масс лежат эмоции, чувства и настроения, носящие надындивидуальный характер. “Люди, охваченные однородным настроением и выражающие его более или менее совместно, тем самым составляют общность. Настроение находит свое выражение не опосредствованно — через культуру, обычаи, воспроизводящие жизненные порядки, а непосредственно — в виде определенных эмоций, сдвигов сознания”.

Поршнев предлагал собственное решение проблемы обезличивания и деиндивидуализации. Данные явления преодолеваются в ходе взаимодействия “мы” и “они”. Он предлагал изобразить “мы” и “они” в виде двух кругов, а затем наложить их отчасти один на другой. Та площадь, где они перекрываются, отвечает категории “вы”. Именно это, как полагал Поршнев, есть сфера не отчуждения, а общения. “Вы” — это не “мы”, так как это нечто внешнее, но в то же время и не “они”, поскольку здесь царит не противопоставление, а известное взаимное притяжение, “Вы” это как бы признание, что “они” — не абсолютно “они”, но могут частично составлять с “нами” новую общность — какое-то другое, более обширное и сложное “мы”. Но это новое “мы” разделено на “мы и вы”. Каждая сторона видит в другой одновременно и “чужих” (“они”) и “своих” (“мы”). “Как только мы вступили в сферу "вы", каждый человек оказывается принадлежащим к двум психическим общностям — двум "мы". С этого момента он уже начинает становиться личностью — точкой скрещения разных общностей. В частности, он должен научиться что-то прикрывать и затаивать то от одних, то от других, следовательно, его "внутренняя" жизнь начинает обособляться от "внешней"”. Следующий шаг на этом пути—появление собственного, уже индивидуального “я” и преодоление индивидом психологии масс.

Как мы видим, для Поршнева не имеет принципиального значения персонификация массы. Историко-психологически, видимо, так и было — персонификация появилась позднее выделения индивидуального “я”. Хотя сам Поршнев полагал, что до этого появляется “ты”, а затем и “он”. Автор выразил свое мнение очень кратко: “на точке соприкосновения "мы" с "они" рождается "он", а "он" трансформируется в "ты". Бог в мировых религиях (христианстве, исламе) — это и "он", и "ты"”. Используя уже описанный образ, Поршнев утверждал, что понятию “ты” графически соответствует точка соприкосновения кругов “мы” и “они”, когда частично наложенные друг на друга круги снова раздвигаются до минимального соприкосновения. Этот самый “он” в данном случае является персонификацией не только Бога (это — высший “Он”), но и более конкретных вождей и вожаков массы.