Глава ι Творчество Нины Садур в зеркале критики

К творческому наследию писательницы обращались исследователи русской литературы конца 20 века, определяя проблемы русского постмодернизма (И.С. Скоропанова, М.Н. Липовецкий)², намечая пути развития русской современной драматургии (И.А. Канунникова, И.Л. Данилова, Б.С. Бугров, А.М. Минакова)³.

Творчеству Н. Садур посвящено немало литературоведческих исследований и критических статей. В работах критиков и литературоведов дается некоторое представление о филологической, эстетической, философской концепции творчества Садур, выявляются проблемы ее воплощения, говорится о мифотворческой и мистической составляющих ее творчества, содержатся попытки анализа проблематики, отдельных образов. Несмотря на то, что основные произведения Садур написаны в период с 1985 по 1997 годы, ее творчество в последнее время актуально для серьезного филологического исследования. Нельзя сказать, что творчество Н. Садур оставалось без внимания в отечественном литературоведении. К творческому наследию писательницы обращались исследователи русской литературы конца 20 века, определяя проблемы русского постмодернизма (И.С. Скоропанова, М.Н. Липовецкий)⁴, намечая пути развития русской современной драматургии (И.А. Канунникова, И.Л. Данилова, Б.С. Бугров, А.М. Минакова)⁵.

По мнению А.М. Минаковой, непременный персонаж произведений Садур - персонифицированное общемировое зло и размышления о морально-этических принципах борьбы добра и зла. Садур влечет исследование потустороннего мира, запредельных пространств, из которых приходит страшное, жуткое, злое, что иногда даже не имеет четкого определения. Но это запредельное не может возникнуть само по себе и своим проводником выбирает непременно женщину.

Персонажи подчеркнуто просты и неблагополучны. Но именно они становятся тем центром, что притягивают лучи, идущие как из тьмы, так и из света. Тем более что большинство персонажей - люди с явно расстроенной психикой и больным воображением, знающие о своей маргинальности и ущербности. Но для Садур юродивый - святой, и через нездоровые души, и больные тела персонажей истекает на сцену и добро, и зло. Они не в силах остановить то, что течет сквозь них, не в силах забыть, не вспоминать, и сквозь "дыры в сердцах" темнота продолжает стекать в пространство их жизни.

Жить с таким грузом невозможно. "Но ведь мы не живем, мы умираем". Это перманентное состояние умирания и пытается описать Садур, представляя это умирание столкновением с рафинированным злом, злом в чистом виде. И эти люди с больным воображением живут в таком же больном мире. Сдвинутый со своего привычного места, мир также существует со сдвинутым сознанием и приобретает черты и признаки помешательства. Поэтому мир и действующие в нем персонажи не удивляются поступкам друг друга - ведь возможно все.

Все оказывается способным к проявлению неких качеств, которые можно принять за жизнь. Особенно это относится к земле:

«Зло приходит в мир сквозь людей, а все остальное - нейтрально. Земля, кровь - не злые, они только своеобразно реагируют на раздражители».

Садур всегда любила пугать - ей это нравится само по себе - и в жизни и в текстах. Она и сама охотно боится, нагонит всякого ужасу, иногда даже и через край. Но все-таки никто, кроме нее, не рассказал так про всю эту лимитную околостоличную нежить, взявшуюся не пойми из каких городов и деревень и вживающуюся в чужой и страшный своей чуждостью уклад.

Мистические мотивы, которые граничат со страшной сказкой так часто, в произведениях Садур имеют в основе своей сказочную, фольклорную основу. Нет ничего неожиданного в том, что Нина Садур, сочинительница страшных и волшебных сказок, основой своего романа сделала сказку. Внутри обыденного сюжета, рассказывающего о любви русской женщины к немцу, спрятан еще один — история о Финисте Ясном Соколе⁶.

Нина Садур украшает свой “гобелен” не золотым, а синим огнем, ведьмовским: “И вижу я, удивясь, что в груди у него, в “поддыхе”, заструился синий летучий ясный огонь”. Так знакомая сказка о чудесном любовнике-оборотне оказывается не более сказкой, чем реальная история героини, отправившейся в Германию на поиски любимого. А сама Германия, в свою очередь, кажется тем самым “тридевятым царством”, куда не попадешь, не сбив до рукояти три чугунных посоха, не износив три пары железных башмаков, не сточив зубы о камень: “... черная земля еще не очнулась. По ней, неостановимый, всегда идет монашек. Руки-ноги сбиты в кровь. Зубы стерты до десен. Идет, терпеливый, всю Россию обходит неостановимо. Идет себе, дует на сизое перышко, забавляется, а оно, льстивое, льнет к губам, а он дует, чтоб летало у лица, кружилось у глаз, а оно, льстивое, просится, липнет, а он возьмет, опять подует, и оно, легкое, послушно взлетает, кружится, не может, не может на землю лечь никак! он ему не дает никогда, никогда... Но и сам — неостановимо, без передышки”⁷

Героиня романа «немец» Нины Садур, попав в свое тридевятое царство, прислуживает фрау Кнут, которую именует “Кнутихой”.

Фрау Кнут, в услужение к которой поступает героиня, — немецкий аналог сказочной соперницы и злая колдунья одновременно. Симптоматично меняется восприятие немецкого быта — сначала хоть и чуждого, но прекрасно-сказочного, затем — враждебного, зловеще-сказочного. Сохраняется традиционное троекратие (три ночи, три платы). Но в уплату за три ночи с возлюбленным идут не волшебные предметы, а деньги, волосы и танец с дурачком-сыном хозяйки.

Лирический монолог героини Н. Садур, ее “поток сознания”, повышенная эмоциональность и разорванность повествования, сугубо современный материал... и сказка “Финист — Ясный Сокол” — как смысловое и лирическое ядро романа. Символично даже имя героини, которое не сразу дается читателю: Александра. Позднее добавляется и отчество: Николаевна. Именно из знаменитого сказочного сборника Александра Николаевича Афанасьева берет вариант сказки “Перышко Финиста Ясна Сокола” Нина Садур.

Автору удается то, что дается немногим: не корежа сказочной основы, дать свое, лирическое, психологически развернутое и достоверное повествование. Так раскрывает она внутренний мир сказочной героини, ее чувства и переживания: от дневной тоски — оцепенения до острого желания уследить за каждодневным превращением возлюбленного в сокола — и невозможности этого.

Постепенно и все настойчивей проводит автор ключевую параллель между двумя героинями: лирической и сказочной (“Но есть какое-то воспоминание в крови, какой-то испуг”). Нарастает не только параллелизм ситуаций, но и портретных деталей: у “короля молодого кареглазого”, как называет Александра Николаевна своего немца, тоже “прямые и гордые плечи” (повторяющаяся деталь портрета, как и у Финиста-Ясна Сокола).

Садур влечет исследование потустороннего мира, запредельных пространств, из которых приходит страшное, жуткое, злое, что иногда даже не имеет четкого определения. Но это запредельное не может возникнуть само по себе и своим проводником выбирает человека.

Повесть «Немец» - шедевр такой ускользающий, как вода, прозы: лирическая героиня романа – подруга степей, ковылей, наивных мальчиков и странных мыслей, борется с искушением выйти замуж за немца и остаться в Германии. Отсюда и весь «Немец» представляет собой борьбу притяжений и отталкиваний к родине и чужбине. За сценой прогулки по Арбату может последовать фрагмент воспоминаний о деревенской юности, тут же сменяющийся эпизодом прощания с «немчуренком» в аэропорту «Люфтганзы». Этот нежный, как паутина, текст, сплетенный из фрагментов, где стиль фразы важнее ее смысла, можно читать с любого места. Его ничто не скрепляет, кроме изменчивого образа ее героини, да и то условно. «От мелькания снега в мире проявляется смысл», - пишет Садур, будто бы характеризуя свою же прозу.

Впрочем, неземное впечатление от этой повести, более похожей на дневник человека, расстающегося с жизнью, постепенно переходит в последующие произведения, где писательница склонна к изображению «низа» человеческой жизни. Так в «Чудесных знаках спасения» подруги героини уже другие, и зовут их Сальмонелла, Жопа, Полугармонь, они же Зиночка, Леночка и жених Леночки. Действие, как и во многих других произведениях разворачивается в "бедной квартирке", в "запущенной однокомнатной квартире", на окраинах поселений и бытия. Действующие лица - странненькие, блаженные, больные и привязанные к своей болезни нелюбовью, брезгливостью или страхом. Они живут как во сне, успевая заморочить в подобное состояние тех, кто подходит ближе, причем сами не желая этого, не прикладывая заметных усилий.