Вопрос 23. Народная смеховая культура Средневековья.
Здесь на первый план выходит Бахтин и его работа «Творчество Франсуа Рабле и народная культура». Хорошо бы ещё, если не знаете, что сказать про какой-то пункт, говорить, что ср-в люди были непохожи на нас (Оооо, Гуревич!).
Роман Рабле рассматривается Бахтиным в контексте и последующей европейской культуры Нового времени, и предшествующей культуры, тысячелетней и древней. Понять и оценить Рабле можно только путём глубокого изучения народных источников Рабле. А это – народная смеховая культура.
Бахтин делит проявления народной смеховой культуры на три группы:
1. Обрядово-зрелищные формы (празднества карнавального типа, различные площадные смеховые действа и пр.);
2. Словесные смеховые (в том числе пародийные) произведения разного рода: устные и письменные, на латинском и на народных языках;
3. Различные формы и жанры фамильярно-площадной речи (ругательства, божба, клятва, народные блазоны (по википедии блазонирование – оглашение описания герба участника турнира) и др.).
Празднества занимали особое место в жизни ср-в ч-ка. Кроме того, у каждого важного события была карнавальная, пародийная и праздничная сторона: церковные праздники, сбор винограда, серьёзные рыцарские церемонии и бытовые пирушки.
Двумирие: серьёзный мир и смеховая культура. На ранних догусодарственных и доклассовых этапах официально сочеталось, скажем, в древнем Риме было одновременно оплакивание и осмеяние покойника. Но с развитием государственности и ограничений смеховая культура уходит в неофициальную и народную. Карнавал.
Смех, по Бахтину, миросозерцателен, он стремится объять бытийное целое и выступает в трех ипостасях: 1) праздничный, 2) универсальный, при котором смеющийся находится не вне осмеиваемого мира, как это станет характерным для сатиры Нового времени, а внутри него, 3) амбивалентный: в нем слиты ликование, приятие неминуемой смены (рождение — смерть) и насмешка, издевка, похвала и брань; карнавальная стихия подобного смеха ломает все социальные перегородки, снижает и возвышает одновременно.
Научный резонанс получила концепция карнавала, гротескного родового тела, взаимосвязи и взаимопереходы “верха” и “низа”, противопоставление эстетики классического канона и гротескного, “неканонического канона”, готового и незавершенного бытия, а также смеха в его утверждающем, возрождающем и эвристическом смысле (в противоположность концепции А. Бергсона). Для Бахтина смех — это зона контакта, общения.
Карнавальной смеховой стихии, по Бахтину, противостоит, с одной стороны, официально-серьезная культура, с другой — критико-отрицающее начало сатиры последних четырех веков европейской культуры, в которых гротеск, образы страшилищ, маски, мотивы безумия и т. п. утрачивают амбивалентный характер, претерпевая крен от солнечного бесстрашия к ночной, мрачной тональности. Из текста монографии ясно, что смех противопоставляется не всякой серьезности, а лишь угрожающей, авторитарной, догматической. Подлинная же, открытая серьезность очищается, восполняется посредством смеха, не боясь ни пародии, ни иронии, а почтительность в ней может соседствовать с веселостью.
Смеховой аспект бытия, как признает Бахтин, может вступать в конфликт с христианским миросозерцанием: у Гоголя этот конфликт приобрел трагический характер. Бахтин отмечает всю сложность подобного конфликта, фиксирует исторические попытки его преодоления, “понимая, вместе с тем, утопичность надежд на его окончательное разрешение как в опыте религиозной жизни, так и в эстетическом опыте