Глава 4

перед актом самоубийства (по вполне понятной причине не верифицируемой и не расцениваемой как психическое расстройство). Однако в анализируемом эссе описанный будущим самоубийцей эксперимент с самоповешением — не вызывающий сомнения знак надвигающейся трагедии. Слишком четко представлены все стадии и феномены суицидального поведения, чтобы можно было усомниться в том, что случится спустя короткое время. Человек вплотную подошел к границе и уже пытается открыть дверь, чтобы шагнуть в небытие.

Этот шаг за грань у разных людей имеет различное субъективное значение (об этом пойдет речь ниже). Различно и отношение к необходимости и неизбежности смерти. Э. Шнейдман выделял четыре типа суицидентов: искатели смерти, инициаторы смерти, отрицатели смерти и игроки со смертью. Искатели — это люди, имеющие во время совершения суицидальной попытки твердое намерение покончить с собой. Инициаторы — самоубийцы, уверенные в неизбежности достаточно скорой смерти, а совершаемый ими акт самоубийства только ускоряет этот процесс (суициды неизлечимо больных людей). Отрицатели смерти руководствуются во время самоубийства сложными соображениями (религиозного или иного характера), смысл которых определяется возможностью более счастливого существования в ином мире или в иных формах жизни. Сюда могут быть отнесены некоторые детские самоубийства, добровольные уходы из жизни представителей различных религиозных сект, отдельные суициды психически больных и других групп суицидентов. Игроки со смертью обнаруживают противоречивость и двойственность чувств по отношению к необходимости собственной смерти. Классический пример — так называемая «русская рулетка» (выстрел в себя из револьвера, наугад заряженного одним патроном).

Экперимент с самоповешением автора «Жизни идиота» по форме напоминает поведение «игрока со смертью», но по сути— это скорее не сформировавшееся до конца намерение по прекращению собственной жизни. И хотя адекватное отнесение к той или иной категории суицидентов человека, описавшего весь свой путь к самоубийству (естественно, в период времени, непосредственно предшествующий прерванной суицидальной попытке), возможно только уже после суицида, необходимость в этом практически отсутствует. Трагический исход в данном случае не вызывает сомнений. Сам Акутагава Рюнос-ке убеждает читателя в этом и характером переживаний, представленных в самых различных сценах и образах эссе, и общим тоном последних фрагментов этого произведения, сами названия которых

Динамика суицидального поведения

181

говорят о приближении финала трагедии («Смерть», «Чучело лебедя», «Пленник», «Поражение»).

Фрагмент «Чучело лебедя»:

«Последние его силы иссякли, и он решил попробовать написать автобиографию. Но неожиданно для него самого это оказалось нелегко. Нелегко потому, что у него до сих пор сохранились самоуважение, скептицизм и расчетливость. Он не мог не презирать себя вот такого. Но, с другой стороны, он не мог удержаться от мысли: «Если снять с людей кожу, у каждого под кожей окажется то же самое». Он готов был думать, что заглавие «Поэзия и правда» — это заглавие всех автобиографий. Мало того, ему было совершенно ясно, что художественные произведения трогают не всякого. Его произведение могло найти отклик только у тех, кто ему близок, у тех, кто прожил жизнь почти такую же, как он.

Вот как он был настроен. И поэтому он решил попробовать коротко написать свою «Поэзию и правду».

Когда он написал «Жизнь идиота», он в лавке старьевщика случайно увидел чучело лебедя. Лебедь стоял с поднятой головой, а его пожелтевшие крылья были изъедены молью. Он вспомнил всю свою жизнь и почувствовал, как к горлу подступают слезы и холодный смех. Впереди его ждало безумие или самоубийство. Идя в полном одиночестве по сумеречной улице, он решил терпеливо ждать судьбу, которая придет его погубить».

Весьма демонстративным является чувство своеобразной обреченности («захваченности демоном конца века»), рока, противостоять которому невозможно, и остается только вписать в контекст своей жизни сам факт самоубийства. Общий тон предсмертного эссе не вызывает сомнений в характере оценок писателем и собственного ухода из жизни. По-видимому, трехстишие, написанное им в одном из писем еще за несколько месяцев до суицида (28 марта 1927 г.), может в образной форме передать этот момент.

Дрожит ветка с набухающими погками

Мгновение назад

С нее сорвалась обезьяна

Здесь далеко не «Падение Икара», не замеченное никем в знаменитой картине Брейгеля. Здесь с ветки падает обезьяна, а вовсе не мифологический герой, пытавшийся приблизиться к солнцу. Не замеченный в момент падения, он в дальнейшем становится неким символом крушения надежд и замыслов, способным вызвать какие-то ассоциации у художника спустя столетия после возникновения мифа. «Дро-

182