- •Жюль Камбон Гарольд Никольсон
- •10 Жюль Камбон и Гарольд Никольсон
- •Поль Камбон
- •15 Жюль Камбон и Гарольд Никольсон
- •2О Жюль Камбон и Гарольд Никольсон
- •22 Жюль Камбон и Гарольд Никольсон
- •Артур Никольсон, барон Карнок
- •2 6 Жюль Камбон и Гарольд Никольсон
- •Отто фон Бисмарк
- •9 6 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •Теобальд фон Бетманн-Гольвег
- •Альфред фон Кидерлен-Вехтер
- •Глава третья
- •1 Пер. А. С. Бобовича.
- •Граф д'Аво
- •Абель Сервьен
- •Князь Талейран Князь фон Меттерних
- •6О Жюлъ Камбон. Дипломат
- •6 2 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •Лорд Пальмерстон
- •64. Жюлъ Камбон. Дипломат
- •66 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •Камилл Баррер
- •68 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •1 Пер. Ю. Корнеева и э. Линецкой.
- •8О Жюлъ Камбак. Дипломат
- •Глава шестая
- •88 Жюль Камбон. Дипломат
- •Аристид Бриан
- •Князь фон Бюлов
- •98 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •Готлиб фон Ягов
- •10 2 Жюлъ Камбон. Дипломат
- •1 О4. Жюлъ Камбон. Дипломат
- •108 Жюлъ Камбон, Дипломат
- •Лорд Эдвард Грей Фоллодон
- •110 Жюль Камбон. Дипломат
- •It is not for us to be confident that, because we know more of the past, we can therefore see more clearly than they into the future (англ.).
- •Примечания
- •1802 Г. Англией, Францией, Испанией и Батавской республикой (Нидерландами), но оказался только годичным перемирием. Уже в мае 1803 г. Англия возобновила военные действия против Франции.
- •Содержание
- •Жюль Камбон и Гарольд Никольсон: «циничный старик» и «приятный юноша», француз и англичанин, дипломат и литератор 5
Абель Сервьен
зрения публики благодаря не столько талантам, сколько колоритности своей фигуры. Если бы он остался господином дю Трамбле, а не стал капуцином, он, без сомнения, был бы так же мало известен широкой публике, как д'Аво и Сервьен, заключившие в Мюнстере Вестфальский договор*, или как Лионн, этот сластолюбец, но трудолюбивый и выдающийся министр, которого Мазарини завещал Людовику XIV, как его самого завещал Франции перед своей кончиной Ришелье.
Надо признать, что Мазарини отнюдь не пользуется у французов тем уважением, коего заслуживает. В то время как в Ришелье, например, потомство уже видит только великие достоинства, Рец так хорошо поработал*, что в Мазарини оно замечает прежде всего низменные черты. Память о нем заслонили язвительные шутки, памфлеты и песенки, которыми его изводила золотая молодежь, окружавшая Конде и Бофора; она издевалась над слабостями (misères) человека, потому что была неспособна понять деятельность министра. А между тем, если бы Мазарини не принял наследства Ришелье, то трудно себе представить, как
Жюлъ Камбон. Дипломат
Жюлъ Камбон. Дипломат
мало осталось бы от дела великого кардинала. Дважды Мазарини изгоняли, но, и находясь в ссылке, он продолжал давать советы и руководить, а вернувшись к власти, невозмутимый и упорный, снова принимался задело там, где его оставил, и вновь связывал петли той сети, которой опутывал Испанию. Благодаря своей гибкости он не был склонен сжигать за собой мосты: он старался не портить отношений на будущее, даже когда имел дело со своими злейшими врагами, и, к чести его надо сказать, никого не казнил. Он любил предметы искусства, картины, книги. Он мнил себя также знатоком военного дела и обожал составлять планы кампаний , которые должны были выполнять такие люди, как Конде или Тюренн. Это было кокетством, вроде того, какое мы наблюдали у г-на Тьера, который был во многом на него похож. Ж.-Ж. Вейс был особенно страстным поклонником Мазарини: по его мнению, для понимания всех изящных комбинаций этого великого политика требуется некая интеллектуальная утонченность. Его пленяла гениальность этого итальянца, который, несмотря на жалкое состояние страны, обеспечил ей во внешней политике самые поразительные успехи, и он хвалил Мазарини за то, что тот, несмотря на свое иностранное происхождение, показал себя большим французом, нежели многие французы.
В конце своего царствования, когда Франция была так близка к гибели*, Людовик XIV призвал на службу таких проницательных и тонких дипломатов, как аббат де Полиньяк и маршал де Тессе, и обрел настоящего министра в лице Торси. Последний был столь порядочным человеком, что ему даже удалось рассеять предубеждения, которые имел против него Сен-Симон (что было не так просто), а Вольтер сказал про него, что он соединял честность с ловкостью. Свои высокие душевные качества Торси проявил в трагический момент. В 1709 г. ресурсы Франции были исчерпаны; в Версале решили просить мира, и на заседании Королевского совета, происходившем 28 апреля того года, обсуждались условия, которые Франция должна была предложить союзникам. Никогда еще не было такого печального заседания
совета. Король заливался слезами. Но Торси, убежденный в необходимости прекратить военные действия, не счел возможным возложить на г-на Руйе, нашего полномочного представителя в Гааге, обязанность передать эти условия мира герцогу Мальборо, принцу Евгению и Гейнзиусу. Он решил сам отправиться в Голландию. Торси писал, что знает, «что подобный договор станет предлогом для упреков по его адресу и очернит память о нем», но считал, что должен принять за него ответственность и пожертвовать своей репутацией ради спасения государства. Я не знаю ничего, что служило бы больше к чести министра, чем подобное решение. К счастью для Франции, глупое самодовольство союзников побудило их отклонить эти предложения. Они выставили неприемлемые требования, а тем временем Виллар выиграл сражение при Денене, Мальборо же впал в немилость.
В течение XVIII века Франция не могла пожаловаться на нехватку дипломатов, но ее политике недоставало последовательности, и это обрекало ее на неудачу. После смерти Людовика XIV регент* повел ту политику, которой почти всегда придерживалась его семья; он отставил Торси от руководства иностранными делами, для того чтобы сблизиться с Англией. Это не было чем-то новым: Генрих IV и Мазарини поступали так же, один — по отношению к Елизавете, другой — к Кромвелю. Но на сей раз соглашение представляло собой не просто дипломатический ход, а вытекало из общей системы. В течение тридцати лет версальский кабинет не изменял этой политике, и Хорее Уолпол* мог расхваливать кардинала де Флёри за его лояльность.
Кардинал пользовался за границей большим авторитетом, чем в Париже. Не раз ему удавалось сохранить мир в Европе, заставляя державы принять посредничество Франции; он нанес решительный удар Австрии в Италии, отняв у нее Неаполь, Сицилию и Тоскану; наконец, он закрепил за нами владение Лотарингией. Это были немаловажные заслуги. Но Флёри нравилось решать вопросы путем переговоров; он был стар, терпелив и миролюбив; он не любил ничего такого, что давало бы пищу охотникам до
новостей; безжалостные парижские салоны упрекали его за политику, которую находили чрезмерно сдержанной.
Кардинал
Флёри
Шуазёль стал его преемником на министерском посту по ми-
Жюлъ Камбон. Дипломат
лости мадам де Помпадур. Он был человеком другого склада,
Король Людовик XV
нежели Флёри и Берни. Насколько недоброжелательно 1НГ1 общественное мнение относилось к обоим кардиналам, настолько же благосклонно оно приняло Шуазёля. Партия философов превозносила его таланты. Шуазёль сумел привести государственную машину в движение и задать общей политике такое направление, которое отвечало склонности французов к блеску. Он подписал «Pacte de famille»* и дал нам Корсику. Его политика опиралась на союз с Австрией
и Испанией. Он блестяще проводил ее, но потерпел жестокую неудачу. Когда Шуазёля сослали в Шантлу, французское общество устроило ему чествование; вошло в моду навещать его в изгнании: все устремлялись туда, а Фридрих II поставил на вершину купола, венчающего новый дворец в Потсдаме, три женские статуи, держащие в высоко поднятых руках королевскую корону. Я часто рассматривал эти три фигуры; говорят, что они изображают Марию-Терезию Австрийскую, императрицу Елизавету и мадам де Помпадур.
Накануне гибели монархию старого режима озарил последний луч славы. Этим она была обязана Верженну, который выдвинулся в качестве посла в Швеции и в Константинополе. Когда его назначили управлять министерством, он внес туда серьезность, столь отличную от манеры его предшественников. Испанский посол граф де Аранда говорил: «С г-ном де Морепа я болтал, а с г-ном де Верженном я веду переговоры». Естествен-
Жюлъ Камбон. Дипломат
Жюлъ Камбон. Дипломат
II
В начале XIX века на мировую сцену выступили два великих дипломата — Меттерних и Талейран. Если бы Плутарх не вышел из моды, можно было бы провести между ними параллель в его стиле. Они жили в одно и то же время и участвовали в одних и тех же событиях, становясь то союзниками, то противниками. О каждом из них говорили, что он задавал направление европейской политике. Конечно, во многом они были непохожи друг на друга, но их обоих одинаково не щадили ненависть, нападки и клевета. Однако в оценке таких людей следует обращать внимание не столько на их моральные недостатки, сколько на деятельность в целом.
Князь Меттерних сделал первые шаги в карьере в то время, когда Наполеон начал удивлять мир. В его успехах Меттерних