Глава 6

СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

И НАЦИОНАЛЬНАЯ ВАРИАТИВНОСТЬ

В ПОЛИТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ

Социальная мобильность

Важным индикатором социальной

структуры, влияющим на всю систему

межнациональных отношений, является социальная мобильность на-

родов. К числу главных проблем социальной структуры и мобильно-

сти в этносоциологии народов относятся следующие: направление и

интенивность социальной мобильности людей разных национально-

стей; изменение их трудовой биографии (занятий, статуса, социаль-

ного положения, ролевых функций); мера заданности этих переме-

щений национальностью, социальным происхождением, образова-

нием; степень <наследуемости> социальных ролей людьми разных

национальностей в разных социально этнических средах и др.

Внимание к проблеме социальной мобильности не только в

личностно-национальном, но и в широкомасштабном историка-

социальном плане, вполне понятно. Ведь народы, входившие в

состав Советского Союза, благодаря интенсивной социальной

мобильности преодолевали глубокие исторические различия в со-

циальной структуре.

В историческом плане эти перемены в той или иной степени

отражались отечественными переписями населения. Эти переписи

четко свидетельствовали о том, что к началу XX в. русские заметно

доминировали в своем социальном статусе по сравнению со всеми

народами в границах Российского государства. При довольно низком

тогда в целом образовании оно у русских, как известно, было все же

заметно выше, чем у других российских народов'. Среди русских было

больше групп, выполнявших управленческие функции, <знатных>,

<титулованных> и других категорий, пользовавшихся социальными

преимуществами*. После Октябрьской революции, в 20-х годах уже в

совершенно новой исторической ситуации унаследованная дистан-

ция сохранялась, что проявлялось и в грамотности, и в распределе-

нии социальных ролей, и в производственных функциях русских и

представителей других национальностей*. Особенно жесткая, замет-

ная дистанция в этом плане сохранялась между русским народом и

народами Средней Азии. Но уже в ЗО-х годах, а тем более позже,

наметились существенные сдвиги, постепенно сводившие на нет

былые <имперские преимущества>, в какой-то мере унаследован-

ные русскими в социальной структуре, от чего сам русский народ,

естественно, реально нисколько не выигрывал.

120

Как известно, в дореволюционной России делалось все, чтобы

отстранить национальные меньшинства от власти, революция же

покончила с монополией немногих наций на управление, благодаря

чему были достигнуты большие результаты в процессах корениза-

ции власти на местах. Отсутствие существенных различий в доле ад-

министративной интеллигенции свидетельствовало о том, что этно-

сы были <выравнены> не только в отношении владения, но и в от-

ношении распоряжения собственностью. Пропорциональное распре-

деление управленческой интеллигенции по этносам имело принци-

пиальное значение, так как именно эти группы практически осуще-

ствляли функцию распоряжения государственной собственностью.

Судя по имеющимся данным, русские в республиках играли не

столько политическую, сколько хозяйственно-организаторскую роль.

Причем эта роль была разной в европейской и азиатской частях страны.

Например, на Украине, в Белоруссии, Грузии, Армении и в извес-

тной мере в Азербайджане все управленческие функции, не исклю-

чая и хозяйственно-организаторской сферы, выполнялись преиму-

щественно представителями местных национальностей - они, надо

сказать, преобладали во всех видах интеллигенции. В азиатских же

республиках - Казахстане, Узбекистане, Туркмении, Таджикиста-

не и Киргизии - доля русских в производственно-управленческом

персонале в то время была достаточно велика.

Государство стимулировало социальный рост наций, стараясь

укомплектовать кадры квалифицированных работников за счет пред-

ставителей коренных национальностей. В прослойке интеллигенции,

занятой квалифицированным умственным трудом, процент мест-

ных национальностей систематически рос. В новых условиях, в об-

ществе, где были ликвидированы сословные дореволюционные иму-

щественные различия, образование служило тем показателем,

который в значительной мере детерминировал социальный профиль

наций. Власть, заинтересованная в эффективности управления и со-

ответственно в росте национальных кадров, создавала льготные ус-

ловия для ускоренного развития ранее отсталых окраин страны.

Особенно большие сдвиги в этом плане произошли в послево-

енные годы, когда от десятилетия к десятилетию существенно из-

менялся фиксировавшийся в том числе переписями населения со-

циальный, профессионально-квалификационный состав народов.

Рост числа рабочих, в частности, шел по разным направлениям:

строились новые города, куда стягивалось сельское население,

продолжалась миграция сельских жителей в промышленные цент-

ры; в результате преобразования колхозов в совхозы повсеместно

расширился отряд сельскохозяйственных рабочих.

Большие сдвиги в социально-профессиональной структуре на-

121

НИИ, свидетельствовавшие об их ускоренной мобильности, были

связаны с увеличением численности интеллигенции. В целом по стране

удельный вес людей, занятых умственным трудом, последовательно

и систематически рос. В 1939 г. они составляли 18% населения, в

1959 г. - 21%, в 1970 г. - 27%, в 1979 г. - 29%, а в 1989 г. - почти 1/3.

Принципиально важным было и то, что с течением времени

качественно менялась внутренняя структура этой социальной ка-

тегории населения. У всех народов в их составе последовательно

увеличивалось число людей, чей труд требовал высшего или по

крайней мере среднего специального образования. По существу в

70-80-х годах уже не стало таких, как прежде, <бедных> интелли-

генцией наций, были ликвидированы диспропорции в распреде-

лении производственной и особенно научной интеллигенции, ко-

торая в ЗО-х годах у народов Средней Азии только начала форми-

роваться. Именно за счет этих групп интеллигенции произошел

качественный сдвиг, и диспропорция в ее распределении по этно-

сам стала исчезать.

Вместе с тем, несмотря на довольно заметные результаты в

неуклонном выравнивании за счет ускоренной мобильности от-

стававших в прошлом наций, становление их социальной одно-

родности не было завершено, хотя социальные последствия ука-

занных изменений, естественно, имели глубокое историческое

значение. Ведь именно эти результаты в известной мере стимули-

ровали стремление народов к социальной самостоятельности, соб-

ственной государственности, что уже теперь четко сказывается в

социальных судьбах общества.

В начале 70-х годов, когда еще только закладывалось наше ОСУ,

в его Программе говорилось о двух теоретически возможных исхо-

дах ускоренной социальной мобильности народов и создания сход-

ных параметров их социально-профессиональной структуры: с од-

ной стороны, выравнивание социально-культурного уровня и рост

взаимопонимания между народами, а с другой - рост межнацио-

нальной социальной конкуренции. <Сходство, - говорилось в

Программе, - не всегда означает солидарность>. Оно может уси-

ливать соперничество, поскольку выравнивает возможности на-

ций в состязании*. С ликвидацией централизованного аппарата так

оно в конечном счете и произошло.

Естественно, эти исторические результаты трансформации со-

циальной структуры и интенсивной социальной мобильности на-

родов - в силу их исключительной значимости для понимания

национальных отношений - с самого зарождения отечественной

этносоциологии были в центре ее внимания. Вот почему почти в

каждом этносоциологическом исследовании содержался специаль-

122

ный раздел о социальной структуре и мобильности изучавшихся

народов. Сравнение мобильности людей разных национальностей

и социальных групп по таким критериям, как интенсивность внут-

ренней и межпоколенной мобильности, зависимость между обра-

зованием и статусом, привлекло справедливое внимание исследо-

вателей, поскольку они являются важными индикаторами и соци-

ального развития народов, и межнациональных отношений.

В исследованиях, выполненных по названному Проекту об оп-

тимизации социально-культурных условий развития наций, вер-

тикальная мобильность изучалась в трех измерениях: от отцов к

детям, от детей к их потомкам (межпоколенная мобильность) и

внутри поколения - от трудового старта к социальному положе-

нию респондентов на моменты опросов.

Программы этносоциологических исследований предусматри-

вают изучение влияния этнических факторов на социальную мо-

бильность с учетом не только того, как она должна осуществлять-

ся на основе государственного законодательства, но и того, как

она фактически реализуется сегодня в постсоветских государствах

с разным этническим составом населения. Этносоциологический

анализ должен вскрывать специфические особенности социальной

мобильности людей разных национальностей в городах и сельской

местности, а также важнейшие факторы и условия, определяю-

щие социальный путь и жизненную карьеру человека, значимость

в этих процессах языков и культурных традиций. Этносоциологи-

ческие материалы призваны дать картину того, как меняется вли-

яние признаков, детерминирующих продвижение в разных возра-

стных когортах людей разных национальностей. Таким образом,

этносоциологическое исследование должно изучать все социальные

проблемы, так или иначе затрагивающие интересы людей и в зна-

чительной мере определяющие межнациональные отношения.

Анализ зависимости образования, социального положения ро-

дителей, социального состава семьи, национальной принадлеж-

ности, знания языков и социального роста людей разных нацио-

нальностей показал, что национальная принадлежность в услови-

ях Советского Союза не была существенным фактором, влиявшим

на социальное продвижение. Сам же факт значительной иденти-

фикации социальной структуры наций, преодоления былого не-

соответствия в указанном смысле говорил о достаточно высокой

мобильности ранее отстававших в этом отношении народов.

В новых условиях утверждение национально-республиканской

государственности, в частности государственных языков и инсти-

тутов гражданства, безусловно, влияет на механизм социальной

мобильности и неизбежно скажется на социальной структуре но-

123

вых государств. Даже в российских республиках Татарстан, Осе-

тия, Якутия и Тува, где в 90-х годах проводились этносоциологи-

ческие исследования (см. гл. 5), выяснилось, что доля <властвую-

щей элиты> у титульных национальностей была заметно выше,

чем у русских, которые там проживают.

Возрастание роли местных элит в этих республиках произош-

ло в самое последнее время. Так, в Татарстане до перестройки

татары управляли 2% промышленных предприятий, сейчас - 65%;

78% правящей элиты - татары, тогда как в населении республи-

ки их 48%. Не исключено, что в социальной мобильности даже в

этой российской республике определенную роль играет теперь фор-

мальная принадлежность к <титульной> нации. Во всяком случае,

едва ли такие результаты мобильности связаны с реальной при-

надлежностью к татарской культуре, тем более, что многие тата-

ры, особенно столичные, знают родной язык хуже русского. На-

пример, в Казанском университете, в котором обучаются и фор-

мируются ведущие кадры республики, среди татар-студентов 65%

не владеют татарским языком или <знают его на уровне разговор-

ного>*. Такая <этнизация> структуры происходит при том, что в

российских республиках, в отличие от государств ближнего зару-

бежья, русский язык не теряет функции государственного. Что же

касается стран ближнего зарубежья, то там доступ в правящий

класс общества, который, как говорят социологи, <состоит из

лиц, принимающих решения общегосударственного значения>*,

для русских теперь особенно затруднителен хотя бы из-за весьма

плохого знания ими языков титульных национальностей новых

государств.

Создавшаяся, в известной мере контрастная по сравнению с

прошлым, социальная ситуация уже дала знать о себе. Еще в

80-х годах, несмотря на рост социальной мобильности корен-

ных национальностей этих республик, в интенсивности соци-

альной мобильности между ними и русскими в национальных

союзных республиках не было особых различий. Но уже на ру-

беже 80-90-х годов на структуре народов стали со всей очевид-

ностью сказываться преимущественные темпы роста мобиль-

ности людей коренных национальностей. Так, по данным 1991-

1993 гг. о социальной мобильности, например, молдаване и уз-

беки в столицах своих государств стали заметно опережать про-

живающих там русских*. Даже в Ташкенте, где в поколении <от-

цов> среди русских в 1979-1980 гг. лиц, занятых квалифициро-

ванным умственным трудом, все еще было больше, чем среди

узбеков (27% - русских, 24% - узбеков), в поколении наших

современников - <детей> - пропорции стали меняться в пользу

124

коренной национальности (теперь таким трудом заняты 35% уз-

беков и 30% русских)*.

В новой ситуации, когда повсеместно, особенно в группах ин-

теллигенции, и в первую очередь русской, резко снизились возмож-

ности устройства на работу, возросшие конкурентные отношения

неизбежно стали отражаться на национальных отношениях и, ко-

нечно, прежде всего среди занятых менее доступной работой, где

более всего ощущается <'производственная состязательность>.

В этносоциологии при анализе изменения социальной струк-

туры и мобильности возникшим национальным переменам необ-

ходимо уделять специальное внимание, а в связи с этим суще-

ственно важно знать общественную оценку социальных возмож-

ностей людей разных национальностей. На вопрос: <Приходи-

лось ли Вам за последнее время испытывать ущемление соб-

ственного достоинства из-за своей национальной принадлежно-

сти?> - от 1/5 до 1/2 русских, проживающих в столицах новых

государств, в частности в Кишиневе, Ташкенте, Тбилиси, отве-

чают утвердительно. Никаких исключений для лиц с высокой

квалификацией в этом плане не делалось. Скорее даже наоборот:

во всех указанных городах оценки межнациональных отношений

среди интеллигенции как русской, так и коренной национально-

сти, заметно негативнее, чем среди рабочих. Впрочем, это понят-

но, так как именно в <интеллигентских> группах теперь в боль-

шей мере, чем прежде, ощущаются <избыточный труд> и, соот-

ветственно, конкуренция.

Таким образом, исследования показывают, что развитие и

сближение наций, их высокая в прошлом социальная мобиль-

ность имели довольно неоднозначные результаты. Наряду с повы-

шением социальных ролей всех народов, а в известной мере именно

в связи со стимулированием данного процесса благодаря мобиль-

ности и сближению, активизировалась <социальная состязатель-

ность>, что в новой, относительно демократической, но не регу-

лировавшейся с помощью политико-правовых норм (они еще толь-

ко создаются) ситуации безнаказанности и вседозволенности от-

рицательно сказалось на национальных отношениях.

Рациональное включение демократических механизмов управ-

ления, по-видимому, требует социальной зрелости народов. Вот

почему анализ политических аспектов в развитии социальной

структуры наций является весьма ответственной задачей и, есте-

ственно, должен находиться в центре внимания этносоциологии.

Далее мы расскажем о своем исследовательском опыте, который

позволит в какой-то мере судить о том, что может дать этносоци-

ология в этом плане.

О переменах в совдально- Этносоциологические исследования

политическом сознании наций в России и странах ближнего

зарубежья позволяют увидеть и оце-

нить развитие сходного во всех социальных группах процесса гума-

низации их политического сознания, в котором все реже проявля-

ется чувство классовой, идеологической, а нередко по существу и

межгосударственной непримиримости разных в прошлом соци-

альных систем. Одновременно среди народов, особенно русских,

во всех социальных группах еще дает о себе знать <остаточная>

ностальгия и по <мировому содружеству социалистических стран>,

и по <единому и могучему> Советскому Союзу, критически оце-

ниваются и перестройка, и современные реформы.

Настроения и оценки, как показывает опыт, могут быстро и в

корне меняться. Так, еще в 1987 г. перестройка преимущественно

оценивалась, например, москвичами, весьма положительно (отри-

цательных оценок было только 2,4%)*, сейчас же, в середине 90-х

годов, напротив, во всех социальных группах преобладают отрица-

тельные оценки <перестроечных> перемен. Что касается <мирового

содружества социалистических стран> и Союза Сер, то оценки здесь

неоднозначны и расходятся по социально-национальным группам.

Прежде всего бросаются в глаза существенные расхождения в этом

отношении между русскими и титульными этносами бывших союз-

ных республик. Русские в подавляющем большинстве случаев вос-

принимают распад <мирового содружества социалистических стран>

весьма негативно, и напротив, народы государств ближнего зару-

бежья (причем, чем более квалифицирована группа населения,

тем более определенно) приветствуют эти перемены'".

Заметны также принципиальные различия социально-нацио-

нальных оценок распада СССР. В ответах на вопрос, как целесооб-

разно развиваться их республике-государству - в Советском Со-

юзе или вне его, люди коренных национальностей этих респуб-

лик-государств, кроме России, выбирали (чем более квалифици-

рована социальная группа, тем более четко) <свой дом> вне СССР".

Русские в городах, причем повсюду - и в России, и вне нее -

высказывались за <российский>, а не <союзный> вариант, и чем

выше по статусу или моложе была группа, тем определеннее зву-

чал такой выбор. В селах же, где прочнее удерживался социаль-

но-исторический стереотип, население в большинстве своем

выражало традиционные общесоюзные ориентации''. Но, по-

видимому, и эти установки не были очень устойчивыми, о чем

свидетельствовала ориентация в определении Родины: большин-

ство россиян (и горожан, и сельских жителей) стали призна-

вать Родиной не Советский Союз, а Россию. Особенно часто Ро-

126

дина ассоциировалась с Россией в более молодых и социально

продвинутых группах'*.

Четким <спутником> такой трансформации этносоциального со-

знания была, условно говоря, его <демилитаризация>. Это проявля-

лось в целом цикле новых ориентаций, затронувших все слои рус-

ского населения, хотя, по социальным группам и регионам здесь

наблюдались заметные расхождения. Например, в Москве 2/3 насе-

ления было против обязательной воинской повинности, причем в

возрастающей пропорции по группам от рабочих к специалистам и

предпринимателям (соответственно 1/2, 2/3 и 3/4 отрицательных

оценок), а в селах большинство населения, правда уже за исключением

интеллигенции, эту обязательную повинность принимало. В целом

же, и в городе, и на селе более 80% россиян всех социальных групп

выступили за сокращение военных расходов, против участия рос-

сийских граждан в военных конфликтах, особенно против применения

к отделявшимся республикам каких-либо насильственных мер'*.

Отрицание необходимости использования военных мер в ре-

шении национальных конфликтов стало типичным для русских не

только в России, но и вне ее, где они, казалось бы, могли ощущать

себя <ущемленной стороной>. В Эстонии большинство русских были

против каких-либо мер <наказания> эстонских <сепаратистов>, а что

касается военных мер, то в Таллинне их допускали лишь 5% рабочих

и 3% специалистов'*. В Узбекистане также <жесткие меры воздей-

ствия> на отделявшуюся от Советского Союза республику исклю-

чали большинство русских - больше половины рабочих и почти

3/4 интеллигенции. Военные же меры и вовсе могли допустить лишь

2% русского населения'*, хотя к моменту исследования русские

уже успели достаточно остро почувствовать себя отчужденными от

местной среды и многие ориентировались на миграцию.

Ориентации на миграцию в 90-х годах, особенно в середине

этого десятилетия, заметно усилились по всем регионам, кроме

Эстонии. Если в 80-х годах подавляющее большинство русских (80-

85%) не хотели уезжать ни из Кишинева, ни из Тбилиси, ни из

Ташкента, то в рассматриваемый период в каждой из этих столиц

были ориентированы на выезд 40-42%, т.е. почти половина, рус-

ского населения. Таллинн составлял исключение, поскольку там

число ориентированных на миграцию русских почти не менялось

(21% ) во всех социальных группах. Этот факт говорил о сравни-

тельно благоприятной ситуации в Эстонии, хотя и там заметно

выросли требования к адаптации инонационального населения, и

в первую очередь, конечно, русских'*.

Безусловная гуманизация общественного сознания отразилась

и на общих гражданских установках. Наше исследование четко за-

127

фиксировало изменения в них по всем без исключения социальным

группам. Еще в 1987 г. у москвичей выяснялось мнение о проблемах

первостепенной важности и предлагался довольно большой выбор

вариантов таких проблем: укрепление государственной дисципли-

ны, идейное воспитание молодежи, экономический прогресс всех

народов страны, развитие демократии и т.д. Характерно, что из

всего предложенного респонденты наибольшее предпочтение от-

дали <укреплению оборонной мощи страны>. Но уже в 1992 г. со-

знание настолько изменилось, что приоритет <оборонного> выбо-

ра был вытеснен системой других ценностей, в первую очередь

ориентацией на <развитие экономической инициативы>. Этот но-

вый выбор был особенно заметен среди интеллигенции, руково-

дителей и предпринимателей. Причем, такие принципиальные

перемены произошли не только в Москве, где сосредоточены до-

вольно продвинутые группы интеллигенции, но и в других ме-

стах - как в России, так и за пределами'*.

Модернизация общественного сознания в социально-нацио-

нальных вариациях фиксировалась и другими данными. Например,

при выяснении мнений о рациональных мерах улучшения поло-

жения в стране были предложены разные пути: развитие рынка,

утверждение демократических средств управления, использование

иностранного капитала для развития экономики, наведение поряд-

ка в стране, даже путем привлечения органов государственной безо-

пасности. И у всех народов, кроме эстонцев, ответы подтвердили

относительно более выраженную в малоквалифицированных груп-

пах, особенно на селе, неустойчивость выбора <демократии>. Но при

этом непоколебимым оставался авторитет <рынка>, более того, он

повсеместно возрастал от неквалифицированных групп к квалифи-

цированным, хотя еще относительно слабо был выражен на селе.

Анализ данных, полученных в ходе исследований, подтверждает,

что в системе новых для населения образовавшихся на территории

СССР государств ценностей <рынок> и <частная собственность> по

сравнению с такой существенной инновацией, как <демократия>,

утвердились в сознании людей, безусловно, прочно. Что же каса-

ется демократии, то она может столкнуться с исключительно по-

пулярной теперь в широких слоях русского населения (и прежде

всего среди менее квалифицированных групп) ценностью <поряд-

ка, даже с привлечением органов государственной безопасности>.

Этот выбор резко доминирует по сравнению с <демократией> у

всех исследованных нами народов, кроме эстонцев (табл. 1 1)"'

По существу при анализе социального сознания в трансфор-

мирующемся обществе России и других новых государств этносо-

циологи сталкиваются с известной поляризацией (а в некоторых

128

Таблица I I

Мнения о мерах, которые могут способствовать улучшению

общего положения в странен (в %)

Таллинн, 3991

* Респондентам задавали вопрос: <Какие меры могут способствовать улучше-

нию общего положения в вашей республике?> В числе возможных вариантов, из

которых предлагалось сделать выбор, назывались: развитие рыночных отношений

(в таблице этому выбору соответствует графа <рынок>), развитие демократии (гра-

фа <демократия>), восстановление порядка в стране, если надо, то с привлечени-

ем органов безопасности (графа <порядок>).

ситуациях даже противостоянием) взаимоисключающих ценнос-

тей: в экономической сфере - <свободного рынка>, <частной соб-

ственности> и <государственной собственности>, <государствен-

ной экономической монополии>; в политической сфере - <де-

мократии> и жесткого <порядка с применением средств государ-

ственной безопасности>. Выбор конкретных ценностей во многом

зависит именно от политической зрелости нации, ее массовых

социальных групп, способных, когда это требуется, противосто-

ять жестким ориентациям реакционных элитарных или контрэлит-

ных*'' элементов (образований), стремящихся к установлению сво-

ей монополии на власть.

Если учесть, что политическая элита - это, как считают мно-

гие социологи, правящий класс общества*', то при анализе обще-

ственного сознания социально-национальных групп очень важно

выяснить, как сочетаются ориентации элиты с массовым сознанием

народа. Конечно, совершенно очевидна абсолютная неоднозначность

в этом плане положения и в разных странах ближнего зарубежья, и

в России в целом, и в ее национальных регионах-республиках. Одна-

ко при естественной множественности вариантов сочетаний таких

ориентаций представляется несомненным, что элитарные группы

в названных социально-этнических образованиях-срезах в той или

иной мере сходятся в общей теперь для всех социальных групп

ориентации на <рынок> и <частную собственность>.

Что же касается ориентации на силовые приемы, вплоть до

применения <средств государственной безопасности>, то они мо-

129

9 331

гут воплощаться в жизнь элитарными группировками, которые спо-

собны даже инспирировать и организовывать <национально-освобо-

дительные войны>, продиктованные во многом их стремлением к

безусловному утверждению собственной власти. Преимущественно

<рынок> и затем <порядок> выбирают в элитах внутрироссийских

республик, что довольно заметно выявилось в материалах интервью

Л.М. Дробижевой. На вопрос: какие проблемы Вы считаете сейчас

главными для республики? - очень многие опрошенные политичес-

кие деятели выделяли <реформирование экономики>, <вхождение в

рынок>, внедрение и действие рыночных отношений, конституиро-

вание рыночных отношений, программ приватизации, их регулиро-

вание и т.д. Параллельно, правда гораздо реже, подчеркивалась не-

обходимость <порядка>, <контроля со стороны государства>".

Вопрос о том, в какой мере элита формирует общественное

сознание, а в какой подчиняется преобладающим общественным

ориентациям, остается открытым.

Для отечественной этносоциологии весьма важно выяснить

также вопрос о направленности и сочетании социально-полити-

ческого сознания национальной элиты и инонациональной, осо-

бенно русской, контрэлиты в постсоветских государствах и в нацио-

нальных регионах внутри Российской Федерации. Таких исследова-

ний пока нет, но некоторые суждения можно вынести при анализе

национальных обществ и партий, где элитарные группы, надо пола-

гать, играют ведущую роль. Может быть, из всех стран ближнего

зарубежья наиболее влиятельна русская контрэлита в Эстонии, где

она имеет свои партии, общественные организации и проявляет

собственные интересы в эстонской политической жизни".

Уже в 1991 г. русские и эстонцы в Таллинне ориентировались

на разные политические организации и движения. Так, интересам

34% эстонцев отвечал Народный фронт Эстонии, 37% русских -

Интердвижение и объединенный совет трудовых коллективов. Хотя

подавляющее большинство и эстонцев (84%), и русских (89%)

непосредственно в деятельности общественных организаций и дви-

жений никакого участия не принимало, а те, кто участвовал, пол-

ностью разделились в равных пропорциях (по 7% и эстонцев, и

русских) между названными организациями**.

При всей влиятельности русской контрэлиты представляется,

что и в Эстонии, и в других странах ближнего зарубежья без реаль-

ной включенности в национальную среду, а следовательно, без

культурной адаптации, перспективы любой внутригосударствен-

ной сепаратизации в новых условиях не могут быть благоприятны-

ми ни для национальных меньшинств, ни для элитарных групп,

претендующих на выражение их интересов. И в этом смысле адап-

130

тация русских к нормам европейской среды, конечно, благопри-

ятнее, чем в среднеазиатском регионе.

Естественно, это положение требует специальных исследований,

тем более, что в национальном разрезе проблемы элиты в новых госу-

дарствах еще не исследовались. По-видимому, в системе задач, стоящих

перед этносоциологией в исследовании социальной структуры, и эти

проблемы с течением времени смогут занять свое место.

I. См.: Социально-культурный облик советских наций (по материалам

этносоциологических исследований) (авт. Программы и руководитель ис-

следования Ю.В. Арутюнян). М., 1986. С. 46.

2. См.: Там же. С. 46.

3. См.: Там же. С. 48-49.

4. См.: Арутюмян К) .В. Социально-культурные аспекты развития и сбли-

жения наций. Программа исследования//Советская этнография. 1972. No 3.

5.ДробижеваЛ.М., АклаевА-Р., Коротеева В.В., Солдатова /***Демокра-

тизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М.,

1996. С. 286-287. см. также: Говорит элита в республиках Российской Феде-

рации. 1 10 интервью Леокадии Дробижевой. М., 1996; Фарукшин М-Х. Поли-

тическая элита в Татарстане: вызовы времени и трудности адаптации//По-

лис. 1994. No 6. С. 68, 72.

6. Трансформация социальной структуры и стратификация россий-

ского общества/Отв. ред. 3.Т. Голенкова. М., 1996. С. 269.

7. См.: Молдова: столичные жители (серия <Этносоциология в циф-

рах>) (авт. Программы и руководитель исследования Ю.В. Арутюнян). М.,

1994. С. 37; Узбекистан: столичные жители (серия <Этносоциология в циф-

рах>). М., 1996. С. 35.

8. См.: Узбекистан: столичные жители (серия <Этносоциология в циф-

рах>). С. 31-33.

9. См.: Россияне: столичные жители (серия <Этносоциология в циф-

рах>). М., 1994. С. 131.

10. См., напр.: Эстония: столичные жители (серия <Этносоциология в

цифрах>). М., 1996. С. 224; Россияне: столичные жители. С. 135; Россияне:

жители города и деревни (серия <Этносоциология в цифрах>). М., 1995.

С. 230-231; Молдова: столичные жители (серия <Этносоциология в циф-

рах>). С. 228-229; Грузия: столичные жители (серия <Этносоциология в

цифрах>). М., 1997. С. 196-197; Узбекистан: столичные жители. С. 228-229.

11. См.: Эстония: столичные жители. С. 237; Молдова: столичные жите-

ли. С. 237; Грузия: столичные жители. С. 205; Узбекистан: столичные жите-

ли. С. 239.

12. См.: Россияне: столичные жители. С. 133; Россияне: жители города

идеревним. С. 226-227.

13. См.: Россияне: столичные жители. С. 139; Россияние: жители горо-

да и деревни. С. 224-225.

14. См.: Россияне: столичные жители. С. 136, 137, 154; Россияне: жи-

тели города и деревни. С. 229, 232-234, 238.

15. См.: Эстония: столичные жители. С. 235.

16. Узбекистан: столичные жители. С. 237.

17. Эстония: столичные жители. С. 155, 157; Молдова: столичные жите-

ли. С. 173, 175; Грузия: столичные жители. С. 149, 151; Узбекистан: сто-

личные жители. С. 169, 171.

18. Россия: столичные жители. С. 124-129.

19. Эстония: столичные жители. С. 228-229.

20. К контрэлитным исследователи относят группы, претендующие

<на высокий или даже доминирующий статус при декларируемой оппо-

зиционности по отношению к лидерам элиты или даже элите в целом и

демонстративном отрицании некоторых основополагающих норм и цен-

ностей, разделяемых элитой> (Российская элита: опыт социологического

анализа. Ч. 1: Концепции и методы исследования/Под ред. К.И. Микульс-

кого. М., 1995. С. 10).

21. См., напр.: Трансформация социальной структуры и стратификация

российского общества. С. 269; Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология эко-

номической жизни. Очерки теории. Новосибирск, 1996. С. 228-435; Радиев ДД.,

Шкаратан О-И. Социальная стратификация. М., 1996. С. 175-183.

22. Говорит элита республик Российской Федерации. С. 23, 35, 39, 48,

52, 75, 194-274.

23. В Эстонии выделяются такие достаточно влиятельные по нынеш-

ним политическим нормам партии, как Русская партия Эстонии, Объе-

диненная народная партия (см.: <Эстония>. 1.02.1997; 7.02.1997; 11.02.1997;

21.02.1997; 4.03.1997). В Молдове, а тем более в Грузии, где в населении

заметно доминировала коренная национальность, представительство рус-

ских как национальной партии в политической сфере особо не выражено

(см.: <Свободная Грузия>. 15.02.1997; <Независимая Молдова>. 26.02.1997;

7.05.1997; 8.05.1997; 9.05.1997).

24. Эстония: столичные жители. С. 231, 233.

ЛИТЕРАТУРА

Арутюнян 10.5. Социальная структура сельского населения. М., 1971.

Афанасьев М-Н. Правящие элиты и государственность в постготали-

тарной России. Москва-Воронеж, 1996.

Заславская Т.И. Структура современного российского общества//Эко-

номические и социальные перемены. М., 1996.

Радиев 8.3., Шкаратан О-И. Социальная стратификация. М., 1996 (гл. 8).

Русские этносоциологические очерки (руководитель исследования Ю.В.

Арупонян). М., 1992.

Социально-культурный облик советских наций (авт. Программы и ру-

ководитель исследования Ю.В. Арутюнян). М., 1986.

Трансформация социальной структуры и стратификация российского

общества/Отв. ред. 3.Т. Голенкова. М., 1996.