3. Трансформации гендерных контрактов
Хотя советская гендерная система сохранила свои основные особенности и в минувшее десятилетие, примерно с середины 80-х, одновременно с развитием реформ, в ней стали происходить определенные сдвиги. Они затронули все основные виды гендерных контрактов - произошла определенная перекомбинация их элементов.
- Легитимный контракт, подразумевающий доминирование гендерной роли "работающей матери" - с акцентом именно на материнской функции, как бы раскололся на две части: работающая мать (уже с акцентом на работу) и собственно мать - домохозяйка. Экономическая нестабильность привела к тому, что женщина часто становится "breadwinner"-OM - кормилицей семьи, иногда единственной - например, если муж работает на депрессивном предприятии и по несколько месяцев не получает зарплату. Иногда она вынуждена работать на нескольких работах. Происходит важное смещение субъектов контракта: если раньше это был контракт, прежде всего, с государством, то теперь государство во многом устранилось от своих обязанностей. Женщина находится в "контрактных отношениях" прежде всего, со своей семьей или своими социальными сетями.
Теневой контракт становится более артикулированным. Именно на его базе складываются новые модели поведения. Имидж сексуальности символически репрезентируется и начинает активнейшим образом разрабатываться (например, в рекламе). "Реальная жизнь" проникает в сферу Масс Медиа, становится предметом обсуждения.
- Антилегитимный контракт в основном выходит наружу. Многие его элементы (не связанные с насилием) перестают преследоваться в юридическом порядке, даже если вызывают в целом отрицательное отношение общественности - как, например, гомосексуализм. Проституция становится практически легальной, более того, одним из ярких, сильно артикулированных имиджей "нового времени".
Помимо изменения этих базовых видов контрактов, можно отметить и появление новых видов гендерных контрактов, или, скорее, прото-контрактов, которые пока маргинальны, но в то же время явственно прослеживаются в рамках отдельных социальных групп. Выделяются следующие виды новых гендерных контрактов:
А). Женщина, ориентированная на карьеру. Этот тип существовал и раньше, по сути являясь одной из разновидностей "работающей матери". Но опять-таки здесь появляются некоторые новые оценки: во-первых, он становится более приемлемым с общественной точки зрения, получает определенную идеологическую поддержку и символически репрезентируется (хорошим примером может служить имидж политика Ирины Хакамады); во-вторых, подразумевает полную материальную независимость женщины. Открыто декларируется, что семья может быть для нее не на первом месте, более того, ее можно и не иметь по собственному выбору (либо добровольно иметь "неполную" семью - без мужа или, наоборот, бездетную). Наконец, в случае наличия семьи функции ее обслуживания могут перекладываться на специальный оплачиваемый персонал - т.е. женщина не непосредственно занимается домашней работой, но организует ее. В то же время, ответственность за положение дел дома, за детей все равно лежит на ней. Как бы высоко она не поднялась по карьерной лестнице, это, как правило, не приводит к перераспределению «мужской» и «женской» работы по хозяйству (можно вспомнить здесь интервью с Эллой Памфиловой, которая рассказывала, что, уже будучи министром российского правительства, гладила мужу брюки, потому что сам он желать это так и не научился).
В качестве еще одного примера приведем фрагмент интервью с женщиной -директором швейной фабрики (около 45 лет):
Б) Домохозяйка. Этот тип контракта может в какой-то степени стимулироваться высокой женской безработицей, но часто является результатом свободного выбора. Он, по сути, представляет собой один из вариантов развития "теневого контракта". Новой здесь является открыто артикулируемая система ценностей: апеллирование к женской сексуальности, откровенно потребительская культура - то, что раньше считалось "буржуазным стилем жизни". Возникает и крепнет в своей привлекательности образ "женщины-Барби" (последняя, кстати, как показали исследования Елены Здравомысловой, все больше становятся "супер-куклой", вытесняя другие игрушки) - "девушки на выданье" или молодой замужней женщины, окруженной массой разнообразных предметов домашнего обихода и аксессуаров модных магазинов.
В). Еще один вариант гендерного контракта - "спонсируемая женщина". Отчасти речь идет уже о легитимизации антилегитимного контракта - в то же время статус содержанки существенно отличается от статуса проститутки, более того, имеет некоторый романтический оттенок.
В принципе, можно выделить еще немало разновидностей периферийных контрактов: например, эгалитарный, религиозно-православный и т.п. Нам важно констатировать, что эти типы гендерных контрактов не имеют характера жесткой альтернативы: речь идет о континууме, где грани не четки, и одно состояние может легко перейти в другое. Так, например, судьба "работающей матери" зависит в основном от экономического расклада в ее семье: если "кормильцем" является муж, то она с большей степенью вероятности может перейти в домохозяйки; если же ее зарплата сопоставима с зарплатой мужа либо она является единственным в семье "breadwinner"'ом - она останется в роли работающей матери, причем очень много работающей. Эта ситуация также более способствует переходу в разряд женщины, ориентированной на карьеру.
Маскулинность и сдвиги в гендерных контрактах
В то же время гендерный контракт государства с мужчинами имел принципиальное значение для функционирования всей советской системы. По мнению Елены Мещеркиной, базовый маскулинный архетип солдата, воина - один из кирпичиков, благодаря которым была построена крепость тоталитаризма. Гипермаскулинное милитаризованное государство строило свою внешнюю и особенно внутреннюю политику с учетом образа врага.
Неоднократный опыт войны на протяжении жизни нескольких поколений, милитаризация гражданских отраслей, мифологизация Красной армии и ее представителей и многое другое - все это привело в итоге к тому, что профессия военного для мужчины была одной из самых престижных, а шанс стать его женой для девушек - один из самых удачных. Кинематограф, эстрада, литература, праздники (23 февраля, дихотомичный 8 Марта) "работали" на утверждение социальной привлекательности, а также биографической комфортности роли военного. Официальная идеология нещадно, год от года, эксплуатировала тему Отечественной войны в качестве основы для маскулинных социализирующих образцов подрастающих поколений, пока этот экзистенциальный опыт не стал слишком далек.
В то же время, этот вариант мужского легитимного контракта также сопровождался контрактом теневым: в реальной жизни большинство молодых людей призывного возраста отнюдь не стремиться служить в армии, наряду с фильмом "Офицеры" существовала и масса анекдотов про военных "с единственной кольцевой бороздой от фуражки" и т.п. На уровне антилегитимного контракта существовали и пользовались успехом "шикарные мужчины" с деньгами неясного происхождения.
Таким образом, и у мужчин в советской действительности были заложены модели альтернативных гендерных контрактов или, скорее, прото-контрактов, которые были затем ярко артикулированы в пост-коммунистический период. При этом изменение условий контракта оказалось для мужчин не менее резким, и в какой-то степени, возможно, даже более болезненным, чем для женщин. Военные оказались одной из социально незащищенных категорий населения. В социальной мифологии на первое место выдвинулась фигура анти-легитимного контракта: мафиози, антагонист "строителя социализма", вызывающий ужас и в то же время значительно романтизированный, например, пост-перестроечным кинематографом.
При этом новый образ маскулинности или, по выражению Мещеркиной, "маскулинной мистики", носит ничуть не менее сексистский характер. Он лишь "приватизируется" в том смысле, что при советском режиме маскулинность определялась через службу государству, теперь же она вновь становится "частным делом" мужчины - кормильца, повелителя, а при случае и воина, но скорее уже не "солдата отечества", а "крутого парня с пушкой и на мерседесе".
Продуктивнее всего рассматривать изменения в гендерных контрактах, или гендерной мифологии обоих полов в комплексе, поскольку сама идея контракта подразумевает взаимодействие обеих сторон. Нетрудно заметить, что между новыми модусами поведения мужчин и женщин существует, с одной стороны, определенное соответствие ("крутому бизнесмену" в пару хорошо подходит "женщина-Барби"), а с другой, достаточно сильное напряжение: "работающие матери", а особенно "женщины карьеры" вряд ли примирятся с жестким — "маскулинным Ренессансом".
Крах советского государства, игравшего важную роль в конституировании гендерной идентичности обоих полов, породил одновременно и своего рода "гендерный кризис", выражением которого становится и женская безработица, и рост преступности, и взаимное разочарование, но, в то же время, создал широкое поле для поиска новых возможностей сосуществования и диалога между полами, апробации новых моделей.