Во всенародное известие по высочайшему повелению

С крайнею и сокрушающею сердце каждого сына Отечества печалию сим возвещается, что неприятель сентября 3-е число вступил в Москву. Но да не унывает от сего великий народ Российский. Напротив, да поклянется всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твердости и несомненной надежды, что всякое наносимое нам врагами зло и вред обратятся напоследок на главу их. Неприятель занял Москву не от того, чтоб преодолел силы наши или бы ослабил их. Главнокомандующий по совету с первенствующими генералами нашел за полезное и нужное уступить на время необходимости, дабы с надежнейшими и лучшими потом способами превратить кратковременное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель. Сколь ни болезненно всякому русскому слышать, что первопрестольный град Москва вмещает в себе врагов Отечества своего; но она вмещает их в себе пустая, обнаженная от всех сокровищ и жителей. Гордый завоеватель надеялся, вошед в нее, соделаться повелителем всего Российского царства и предписать ему такой мир, какой заблагорассудит; но он обманется в надежде своей и не найдет в столице сей не только способов господствовать, ниже способов существовать. Собранные и отчасу больше скопляющиеся силы наши окрест Москвы не престанут преграждать ему все пути и посылаемые от него для продовольствия отряды ежедневно истреблять, доколе не увидит он, что надежда его на поражение умов взятием Москвы была тщетная и что поневоле должен он будет отворять себе путь из ней силою оружия...

Без сомнения смелое или, лучше сказать, дерзкое стремление его в самую грудь России и даже в самую древнейшую столицу удовлетворяет его честолюбию и подает ему повод тщеславиться и величаться; но конец венчает дело. Не в ту сторону зашел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войски и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих, веры, свободы, имущества. Она с последнею в груди каплею крови станет защищать их. Всеобщее повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует ясно, сколь крепко и непоколебимо Отечество наше, ограждаемое бодрым духом верных сынов. И так, да не унывает никто, и в такое ли время унывать можно, когда все состояния государственные дышут мужеством и твердостью?..

Документ 10. Донесение М.И. Кутузова Александру I о причинах,

вызвавших оставление Москвы.

Донесение М И.. Кутузова от 4(16) сентября 1812 г., предназначенное для Александра I и излагающее причины оставления русской армией Москвы.

Текст приводится по изданию: «Фельдмаршал М. И. Кутузов». Сборник документов и материалов. Под ред. проф. Н. М. Коробкова. Главное архивное управление МВД СССР, Госполитиздат. М., 1947. С. 177-178.

4(16) сентября 1812 года. Жилино.

После столь кровопролитного хотя и победоносного с нашей стороны от 26 числа августа сражения, должен я был оставить позицию при Бородине по причинам, о которых имел счастие донести вашему императорскому величеству. После сражения того армия была приведена в крайнее расстройство, вторая армия весьма уже ослабела. В таком положении сил приближались мы к Москве, имея ежедневно большие дела с авангардом неприятельским, и на сем не дальнем расстоянии не представилось позиции, на которой мог бы я с надежностию принять неприятеля. Войска, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще прийти, неприятель же пустил две новые колонны одну по Боровской, а другую по Звенигородской дорогам, стараясь действовать на тыл мой от Москвы; а потому не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы. В таком крайне сумнительном положении, по совещанию с первенствующими нашими генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен я был решиться пропустить неприятеля взойти в Москву, из коей все сокровища, арсеналы и все почти имущества, как казенные, так и частные, вывезены, и ни один почти житель в ней не оставался.

Осмеливаюсь всеподданнейше донести вам, всемилостивейший государь, что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Напротив того, с армиею делаю я движение на Тульской дороге. Сие приведет меня в состояние прикрывать пособия, в обильнейших наших губерниях заготовленные. Всякое другое направление пресекло бы мне оные, равно и связь с армиями Тормасова и Чичагова. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие столицы не было раною чувствительнейшею, но не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой, начиная с дорог Тульской и Калужской, партиями моими буду пересекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы и тем самым, отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и обратив на, себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию. Генералу Винценгероде предписано от меня держаться самому на Тверской дороге, имея между тем по Ярославской казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий. Теперь в недальнем расстоянии от Москвы, собрав мои войска, твердого ногою могу ожидать неприятеля, и пока армия вашего императорского величества цела и движима известною храбростию и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря отечества. Впрочем, ваше императорское величество, всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска.

Генерал от инфантерии князь Г.-Кутузов

Документ 11. Уход жителей из Москвы в 1812 г.

Ниже дан отрывок из воспоминаний современника, Д. Н. Свербеева. Д. Н. Свербеев (1799- 1876) - автор интересных в бытовом отношении «Записок», изданных в двух томах в 1899 г.

Текст приводится по изданию: «Записки Д. Н. Свербеева». Т. I, M., 1899. С. 69-70, 71-72.

31 числа этого месяца¹ получена была моим отцом от Обрескова записка: «Москву сдают неприятелю без боя. Растопчин и я уезжаем покуда во Владимир, а там, что бог велит! Покуда это еще для всех секрет, убирайтесь и вы поскорее!» Тотчас же было решено собираться и выезжать как можно скорее. Уезжать, - но куда и какой дорогой? Нечего и говорить куда,- в Михайловское, а ехать на Серпухов, что было всего прямее, но оказалось затруднительным: эта дорога просто была запружена ратниками, войском и их обозами, следовавшими в Москву, потому что распоряжений о их приостановке еще не было, а равно и экипажами и обозами московских обывателей, едущих из Москвы...

Довольно покойно доехали мы в первый день нашей дороги (2 сент.) на ночлег в Белопесоцкую слободу. На другой день, когда мы подъезжали к мосту, по большой Каширской дороге стали попадаться нам всевозможные курьезные экипажи, заложенные еще курьезнее, например, тележка с одной коровой, которая была как-то к ней пристегнута и ее везла, или какие-нибудь допотопные дрожки, запряженные парой, т. е. в одну лошадь и корова на пристяжку; куча народу на телегах или подле телег, наполненных без каких-либо сундуков разными пожитками; в этой толпе многие были полураздеты в рубищах, другие одеты во весь свой туалет; у одного мужчины на голове был платок и в руках какая-то шляпка; на женщине мужская шинель или байковый сюртук, - одним словом, кто в чем и как попало, лишь бы вывезти с собою все, что можно было забрать, лишь бы не оставлять ничего в добычу злодеям. О неизбежном вступлении врага в столицу в эти два дня в народе уже узнали. Около моста через Оку и по всему его протяжению до въезда в город Каширу шли нам навстречу иные толпы, вновь набранные ратники каширского ополчения, в новой их форме русского покроя, в фуражках, на которых красовался медный крест и надпись: «За веру и царя». Их провожали семьи, за ними следовали телеги с провиантом и другой разной поклажей. На мосту было тесно, и мы тащились медленно; сначала на нас косились; один молодой парень навеселе, взглянув сурово на наш поезд, назвал нас беглецами, к нему пристали прочие, и мы имели неприятность проехать это длинное пространство почти под угрозами бранивших нас изменниками и предателями. Я еще и теперь помню чувство страха и вместе негодования, которое тогда мной овладело; батюшка сидел в коляске, понурив голову и не произнося ни одного слова.

Избегая главного Серпуховского тракта, мы объехали и Тулу и следовали почти проселочной дорогой на город Венев. Весь сентябрь 1812 года был сухой и необыкновенно теплый, что, как известно и по истории, обмануло неприятеля нашим климатом и задержало его в Москве; оттого и нам эта почти проселочная дорога не представляла никаких обычных препятствий. 3 сентября приехали мы на ночлег в Венев, с трудом отыскали постоялый дом и расположились провести ночь в экипаже; меня уложили в карете, но вдруг среди ночи разбудили… Я вышел из экипажа и увидел огромное, длинное зарево прямо к северу: Москва уже горела и так сильно, что зарево видели мы все в Веневе, на расстоянии 150 верст…

Документ 12. Из приказа генерал-фельдмаршала Кутузова