1. Характеристика германского феодализма в X в.

И ОСОБЕННОСТИ ФЕОДАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ ГЕРМАНИИ

Германия как феодальное государство средневековой Европы выделилась из состава бывшей Каролингской империи к началу X в. Процесс ее выделения и обособления, представляющий собой одну из сторон общего процесса распадения Каролингского государства, начался еще в 40-х го­дах IX в. Но вся вторая половина IX в., как и начало X в., заполнены непрерывной борьбой составных частей будущей феодальной Германии — разных герцогств — друг с другом. Прекращение Каролингской династии в Восточнофранкском государстве со смертью Людовика Дитяти, считаю­щееся обычно началом обособления Германии как самостоятельного фео­дального государства, не представляет собою действительно решающего поворотного пункта в ее истории; 911 год — скорее формально-династп-ческая дата, чем крупное историческое событие. Лишь после кратковре­менного правления Конрада I, герцога Франконского (911—919), при его преемнике Генрихе I Птицелове (919—936), первом представителе сак­сонской династии, намечается ряд явлений, составляющих поворотный этап в истории Германии и позволяющих говорить о начале ее эволю­ции как феодального государства. Однако и в этот период внутренний строй этой страны отличается некоторыми весьма существенными особен­ностями, анализ которых вскрывает условность самого понятия единого феодального государства в применении к Германии X в.

Германия выступает на арену истории в виде совокупности герцогств, еще не утративших свой племенной характер и в сущности слабо свя­занных друг с другом. Как мы узнаем из хроник, Генрих I Птицелов был избран королем «с согласия франков, алеманнов, баваров, тюрингов и саксов»¹⁸, т. е. ко времени его избрания Германия состояла из пяти основ­ных герцогств: Франконии, Швабии, Баварии, Тюрингии и Саксонии; на северо-западе к ним примыкала Фрисландия. Из всех этих герцогств только Франкония принадлежала к числу исконных областей, издавна [234] занятых франками: Алеманния и Бавария, а отчасти Тюрингия, хотя и были завоеваны еще при Меровингах (часть Алеманнии — при Хлодвиге, часть Тюрингии и Бавария при его преемниках), в сущности недоста­точно прочно вошли в состав Франкского государства. Позднее всех вошла в него Саксония, которая была покорена лишь в результате длительных войн Карла Великого.

Герцогства, из совокупности которых сложилась Германия X в., гораз­до слабее были связаны с судьбами Франкского государства, чем запад­ная часть последнего, вошедшая в его состав уже при Хлодвиге и его преемниках. К тому же территория, представлявшая собою Германию X в., т. е. область между Рейном, Эльбой и средним течением Дуная, в свое время мало была затронута римским влиянием, которое в некоторых ее частях, например в Саксонии, вообще почти не чувствовалось. Таким образом, слабость — а в ряде мест и полное отсутствие — римских хозяй­ственных и правовых институтов, а также позднее и недостаточно глу­бокое проникновение франкских учреждений (лишь в IX—X вв.) в жизнь зарейнских герцогств содействовали замедленности темпа их обществен­ного развития, и в частности — формирования в них феодальных отноше­ний. Эта замедленность усугублялась еще неравномерностью темпа об­щественной эволюции разных герцогств, например Саксонии, сохранив­шей еще до конца VIII — начала IX в. довольно архаический уклад, и Швабии, в которой феодальные отношения начали развиваться раньше. Все это вместе взятое и привело к двум рядам явлений, которые можно назвать «начальными фактами» истории средневековой Германии: во-пер­вых, к тому, что Германия X в. выступает перед нами как совокупность герцогств, отличающихся друг от друга и общественным строем, и пле­менным составом их населения, а во-вторых, к значительной незавершен­ности германского феодализма X в.

Эта незавершенность дает себя знать в двух направлениях: с одной стороны, процесс поглощения мелкой земельной собственности крупным вотчинным землевладением в Германии начала X в. еще не привел к полному исчезновению слоя свободных мелких землевладельцев крестьян­ского типа, а с другой стороны, в соответствии с этим, структура гос­подствующего феодального класса еще не во всех отношениях приобрела характерные для сложившегося феодализма формы.

Сборники дарственных грамот (картулярии), оформлявших земель­ные вклады и дарения монастырям, а также описи земельных владений монастырей и аббатств (полиптики), относящиеся к Германии, рисуют быстрый рост крупного землевладения в конце VIII, IX иX вв. и его повсеместное распространение, но в то же время указывают на наличие мелкой свободной собственности, которая частично только еще втягивает­ся в зависимость от вотчинников. Процесс ее поглощения в больших раз­мерах начинается с конца VIII в., особенно бурно идет в IX в., но к началу X в. во многих местностях Германии все еще далек от заверше­ния, в то время как в западной части Франкского государства, на территории будущей Франции, он уже в начале IX в. привел к таким ре­зультатам, как господство вотчинного хозяйства со строго разработан­ной системой тягловых держаний, барщинных и натуральных повинностей. [235]

В Германии VIII и IX вв.— эпоха возникновения целого ряда мона­стырей и аббатств и обильного притока вкладов и дарений в их пользу; во Франции (т. е. в Западнофранкском государстве) этот процесс на­чался раньше и в начале IX в. уже дал определенные результаты¹⁹. Но и самые эти результаты, а не только быстрота и ход указанного процесса,— весьма различны в Западнофранкском государстве и в пределах будущей Германии. По данным источника, представляющего собою отчасти реальные описи церковных и королевских владений в Каролингском го­сударстве начала IX в., а отчасти формулы для составления этих опи­сей, можно получить достаточно ясное представление о разнице в системе повинностей закрепощаемого свободного населения во владениях Аугсбург-ского епископства в Баварии и в королевских фисках во Франции, осо­бенно если сопоставить эти описи с данными полиптика Сен-Жерменского монастыря близ Парижа, тоже начала IX в. В то время как фиксирован­ная барщина со свободных маисов на землях Аугсбургского епископства не превышает 6 недель в году, она достигает в поместьях Сен-Жерменского аббатства 2—3 дней в неделю ²⁰.

Однако в разных герцогствах будущей Германии процесс феодализа­ции и роста крупного вотчинного землевладения шел неодднаковыми темпами: например, в Саксонии он значительно подвинулся вперед лишь после франкского завоевания, тем более что лишь оно создало условия для христианизации Саксонни и, следовательно, для роста в этом герцог­стве крупного церковного землевладения; оно же способствовало и усиле­нию светских вотчинников — путем насаждения в Саксонии франкского института графов, постройки бургов и раздачи земель в бенефиции ко­ролевским должностным лицам и вассалам.

Но еще в середине IX в. торжество крупного вотчинного землевладе­ния в Саксонии было далеко не полным, о чем свидетельствует ход восстания Стеллинга в 841—843 гг.: в этом восстании наряду с полусво­бодными саксами (lazzi) приняли участие и свободные (frilingi), кото­рые частично уже впали в зависимость от эделингов; против этих по­следних, как против господ и крупных землевладельцев, и было направ­лено восстание. Его характер и ход указывают, таким образом, на наличие [236] резкого социального расслоения в саксонском обществе середины IX в. и на рост крупного землевладения (факты и явления, несомненно имев­шие место еще до франкского завоевания). В то же время самая возможность восстания Стеллинга и социальный состав его участников гово­рят о том, что этот процесс находился еще в стадии становления и что слой равноправных свободных саксов, составлявший когда-то ядро саксон­ского племени, еще не целиком и не окончательно превратился в сово­купность зависимых держателей крупных вотчинников. Во Франконии, Баварии и Алеманнии (Швабии) этот процесс зашел более далеко, но и там отнюдь не достиг своего завершения.

Наряду с этим в Германии IX — начала X в. наблюдается недоразви­тость тех феодальных отношений, которые в эпоху торжества феодализма оформляют структуру самого господствующего класса и закрепляют его господство над зависимыми держателями: речь идет о ленной системе и иммунитете. В то время как в Западнофранкском государстве королевская власть в лице Карла Лысого уже в середине и второй половине IX в. (в 847 и 877 гг.) вынуждена была признать торжество сеньората и наслед­ственность должности графа, т. е. фактическое ее превращение в феод, лен, в Германии еще в начале X в. ни ленная система, ни иммунитет не достигают полного развития. Конечно, и во Франции полнота имму­нитета и то₄ржество ленной системы не везде были достигнуты в одина­ковой мере²¹. Иммунитетные пожалования IX — начала X в. предостав­ляют крупным церковным и светским вотчинникам право низшей юрис­дикции над их несвободными держателями, но в делах, касающихся свободных держателей, а тем более в тяжбах между держателями данной вотчины и посторонними ей лицами (extranei) вотчинный суд является лишь первой (а для посторонних данной вотчине элементов и необяза­тельной) инстанцией, а второй и решающей остается суд королевского должностного лица — графа. «Крупные судебные дела» (убийство, раз­бой, изнасилование, так называемые causae majores) тоже изъяты из ве­дения иммуниста.

Иммунитетные привилегии запрещают графу и его помощникам лично являться на территорию иммунитетной вотчины без разрешения ее вла­дельца; они суживают права графа в области взимания налогов и созыва военного ополчения в пределах иммунитетной территории. Вотчинник на­чинает в силу иммунитета получать и ряд судебных доходов, а кроме того, приобретает и политическую власть над своими держателями. Од­нако эта власть остается в Германии вплоть до первой половины X в. весьма неполной, и рост иммунитета не приводит еще в это время к вы­делению иммунитетной вотчины из состава графского судебно-административного округа.

Правда, уже в IX в. германский иммунитет обнаруживает тенденцию к расширению и усложнению. С одной стороны, он распространяется тер­риториально за пределы самой вотчины, с другой стороны, видоизменяется [237] его характер. В IX в. в Германии уже складываются округа господ­ства в силу социальной мощи данного вотчинника (его potestas или mithio); в пределах такого округа обитатели соседних с данной вотчиной территорий привлекались постепенно к несению вотчинных повинностей, хотя они и не были держателями данного вотчинника. Возникновение таких округов приводило иногда к распространению иммунитетных прав и привилегий на целые обширные сплошные территории и тем самым косвенно содействовало округлению вотчинного землевладения и поглоще­нию мелкой свободной земельной собственности. К тому же некоторые — правда, пока очень немногочисленные — вотчинники-иммунисты стреми­лись приобрести и высшую юрисдикцию (право разбора крупных судеб­ных дел, causae majores). Но это до конца X в. было скорее исключе­нием, чем правилом, а расширение иммунитета за рамки вотчины далеко не всегда приводило к округлению вотчинных владений, так как иммунитет часто соответствовал границам вотчинной чересполосицы.

Таким образом, несмотря на совершенно очевидную тенденцию к рос­ту иммунитета вглубь и вширь, он в начале X в. еще не привел к пол­ной политической самостоятельности германских вотчиннико^Лв-иммуни-стов. Это явление тесно связано с неполнотой торжества ленной системы: тот факт, что далеко не все вотчины приобрели полную политическую самостоятельность, означает, что не вся страна распалась на вотчины-сеньории и что недостаточно строго и точно была проведена феодальная иерархия от вассалов через сеньоров к верховному сюзерену-королю. Это сказалось, во-первых, в несоблюдении принципа условности ленных дер­жаний и в сохранении аллодиальных земельных владений наряду с ле­нами, а во-вторых, в отсутствие феодализации должности графа. Правда, в X в. многие графы уже стремятся стать обладателями иммунитетов и превратить в наследственные лены как свои земельные владения (бе­нефиции), так и свою должность. Но отнюдь не всем графам удавалось добиться осуществления этих стремлений.

Борьба церковного землевладения со светским в IX—X вв., борьба герцогов, графов и светских феодалов за обладание церковными земля­ми — симптом роста феодальных тенденций, но в то же время и признак незавершенности феодального процесса в Германии начала X в. Эта неза­вершенность, которая характеризуется неполным поглощением мелкой свободной земельной собственности крупными вотчинами, неполнотой тор­жества ленной системы и феодализации должности графа и частичной невыделенностью иммунитетной вотчины из графского судебного округа, предполагает возможность и необходимость дальнейшего роста феодаль­ных отношений. Вопрос только в том, на какой основе этот рост проис­ходил в Германии X в. Как увидим, он шел вначале в направлении усиления и количественного расширения слоя вассалов и министериалов герцогов и короля; эти вассалы, наделяемые бенефициями из церковных земель, продолжали внешнюю экспансию, начатую еще Каролингами, но в то же время участвовали и в борьбе герцогств с королевской властью.

Таким образом, военная экспансия первых германских королей сак­сонской династии в значительной мере покоилась на том же фундаменте, [238] что и завоевательная политика первых Каролингов (вплоть до Карла Великого), т. е. на тенденции одаряемых земельными пожалованиями королевских вассалов к расширению своих земельных владений путем военных захватов. Да и уровень развития феодальных отношений в Гер­мании начала X в. немного выше уровня феодализации Западнофранкского государства при Карле Великом. Но за время усобиц IX в. сильно возросла роль и мощь церковного землевладения в Германии, и герцоги, которых Карл Великий тщетно стремился превратить в должностных лиц, вернули себе в Германии положение самостоятельных племенных госуда­рей. Поэтому политика феодальной военной экспансии, опирающейся на раздачу вассалам земельных пожалований (в значительной мере из цер­ковных земель), привела уже в первой половине X в. к стремлению королевской власти господствовать над церковью; это стремление еще усугублялось необходимостью борьбы с герцогами — этими сильными конкурентами королевской власти в деле создания центров военно-фео­дальной экспансии широких слоев вассалов-бенефицариев. Борьба коро­лей с герцогами, завоевательные тенденции королевской власти и гер­цогств, церковная политика — вот основные движущие силы политической истории Германии при Генрихе Птицелове и Оттоне I.

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФЕОДАЛЬНОГО ГЕРМАНСКОГО КОРОЛЕВСТВА В X в.

В царствование Генриха I Птицелова уже наметились некоторые тенден­ции исторического развития Германии в X в. Своеобразие германского феодализма проявилось во взаимоотношениях Генриха I с герцогствами и герцогов — с местными феодалами и церковью, в самой постановке королевской власти в этот период и в ее попытках найти себе опору в разных слоях того общества, в котором еще продолжался процесс феодализации. Внешняя история Германии при Генрихе I заполнена вой­нами с венграми, славянами и датчанами на востоке и на севере и борьбой за Лотарингию на западе.

Самая обстановка избрания Генриха I и первые годы его правления свидетельствуют о значительной роли герцогств и об ожесточенной борь­бе между разными слоями феодального класса. Генрих I был избран в мае 919 г. во Фрицларе представителями феодальной знати пяти гер­цогств — Франконии, Алеманнии, Баварии, Тюрингии и Саксонии. Его избрание было предрешено как его положением мощного и влиятельного саксонского герцога, так и тем обстоятельством, что его предшествен­ник Конрад I вынужден был наметить его преемником и даже поручил своему брату Эбергарду передать ему знаки королевского достоинства (королевские инсигнии). Однако Генрих I уже в самый момент избра­ния стремился, очевидно, избавиться от опеки церкви, которая играла такую роль при Конраде I: он не пожелал принять корону из рук еписко­пов; при его избрании не был совершен обряд помазания, что вызвало недовольство в среде духовенства. В церковных кругах Генриха I пре­небрежительно называли мечом без рукоятки (ensis sine capulo). Таким [239] образом, Генрих I, сам один из герцогов, сделался королем по воле гер­цогов и феодальной знати. С герцогами и крупнейшими феодалами и пришлось ему вести борьбу тотчас по вступлении на престол.

Избрание Генриха I сразу же вызвало борьбу между разными слоями феодальной знати в Швабии и Баварии, в частности борьбу между гер­цогами, светскими землевладельцами и духовенством. Герцогская власть, в значительной мере воспроизводившая в пределах более ограниченных политических единиц черты королевской власти, старалась укрепиться, используя социальную базу в лице наделяемых бенефициями вассалов. В поисках социальной опоры герцоги неизбежно должны были столкнуть­ся (и постоянно сталкивались) с королевской властью, с одной стороны, и церковью — с другой. Ход борьбы Генриха I с герцогами вскрывает указанное противоречие интересов и обнаруживает его двусторонний ха­рактер.

Восстание Буркгардта Швабского вынудило Генриха I в 919 г. дви­нуться против него «со всеми своими вассалами», «со всей своей дру­жиной»²². Но Буркгардт сдался до начала борьбы, т. е. признал власть Генриха I как короля еще раньше, чем тот успел вторгнуться в пределы Швабии²³. За это признание он получил от Генриха I важные привиле­гии, а именно право основывать монастыри и аббатства и осуществлять господство над ними независимо от короля. Другими словами, он полу­чил право церковного патроната над аббатствами и монастырями в пре­делах своего герцогства; это право и раньше отчасти предоставлялось отдельным светским феодалам, а отчасти захватывалось ими; оно корени­лось в самой структуре поземельных отношений раннефеодального об­щества и в ходе возникновения церковного землевладения.

Это право (так называемое Eigenkirchenrecht, право светских лиц быть собственниками церквей и монастырей) важно было главным обра­зом тем, что давало его обладателю возможность извлекать значитель­ные доходы из церковных учреждений и, кроме того, соответственно повышало социальный вес и авторитет данного светского землевладели­ца, обладавшего этим правом²⁴. Буркгардт Швабский в качестве герцога [240] мог применять его в пределах обширной территории и не преминул ис­пользовать его в своих интересах; он начал жаловать его своим васса­лам, раздавая им в бенефиции и церковные земли, и целые аббатства. Этим он в сущности лишь продолжал в более ограниченных рамках — в пределах Швабии — политику каролингских майордомов и коро­лей VIII в., создавая себе опору в лице наделяемых бенефициями служилых людей, вассалов. Однако именно эта политика вызвала крайнее недовольство Буркгардтом в церковных кругах, где его величали «не гер­цогом, а тираном, разорившим и опустошившим свое герцогство»²⁵.

Борьба Генриха I с баварским герцогом Арнульфом имела еще более существенные последствия в указанном выше направлении. В 921 г. Ген­рих I осадил Регенсбург и заставил Арнульфа признать его верховенст­во, купив, однако, это признание ценою еще более значительных усту­пок, чем те, которые были предоставлены Буркгардту Швабскому. Ар-нульф Баварский получил не только права господства над церквами и монастырями Баварии, но и право назначения епископов, т. е. ту коро­левскую привилегию, которую вынуждено было признать даже папство в период своего упадка и усиления королевской власти²⁶. Арнульф еще в большей мере злоупотреблял приобретенными им правами, чем Бурк-гардт, хотя использовал он пх также для жалования церковных владе­ний своим вассалам: хронпст Оттон Фрейзпнгенскпй говорит, что Арнульф «с большой жестокостью разрушал церкви и монастыри Баварии, а их владения раздавал воинам», т. е. вассалам²⁷. Значительная политическая самостоятельность Арнульфа в пределах Баварии выражалась, кроме того, и в том, что он чеканил собственную монету в Регенсбурге и Зальц­бурге и даже датировал все баварские грамоты годами своего правле­ния, а не правления Генриха I (за исключением одного только случая — грамоты 931 г.).

Итак, взаимоотношения Генриха I с герцогами складывались следую­щим образом: сначала он вел борьбу за подчинение их своему суверени­тету, затем одерживал военную победу над ними и все же, несмотря на это, не мог достичь полной политической победы. Побежденные герцоги Швабии и Баварии получили такие привилегии, которые чуть ли не аннулировали плоды военных побед короля над ними. А то, как они использовали эти привилегии, показывает, что в Швабии и Баварии уг­лублялись феодальные отношения и именно поэтому герцоги в поисках социальной опоры в значительной мере повторяли и продолжали на тер­ритории своих герцогств политику Каролингов по отношению к церковному [241] землевладению и к среднему слою вассалов-бенефициариев. И там, и здесь эта политика свидетельствовала о незавершенности феодального развития.

Но и королевская политика самого Генриха I, а также его герцогская политика в Саксонии и Тюрингии говорит о том же и во многом напоми­нает политику его врагов — Буркгардта Швабского и Арнульфа Бавар­ского. Она отмечена сверх того еще некоторыми любопытными чертами, которые проливают свет на внутреннюю структуру феодального общества Германии начала X в.

Необходимость дать отпор вторжениям венгров заставила Генриха I искать военную опору внутри страны. Он нашел ее в лице королевских министериалов и военного ополчения свободных саксов; с помощью пер­вых он создал ряд укрепленных пунктов на границе Саксонии и Тюрин­гии; вторые пополнили его военную силу.

И монастыри — как королев­ские, так и частные — использованы были для сооружения укреплений. Любопытно, что вся совокупность этих мероприятий была направлена главным образом к обороне Саксонии (недаром Бидукинд Саксонский даже отождествляет понятие «родины» у Генриха I с «Саксонией»)²⁸: германский король в начале X в. еще был герцогом, стремившимся к господству над другими герцогами и к усилению собственного герцогст­ва для этой цели.

Первый набег венгров на Саксонию имел место в 919 г. В 924 г. они произвели опустошительное вторжение в пределы Германии (в «Восточнофранкское государство», как выражается хронист)²⁹, в том числе и в Саксонию, но обещали Генриху I в течение девяти лет не нарушать мира и не вторгаться в Саксонию, если он выдаст им взятого в плен вождя и будет выплачивать ежегодную дань. Выполняя эти условия, Генрих I старался использовать срок перемирия для военного укрепления Саксонии и Тюрингии. Прежде всего он обязал своих министериалов соорудить укрепленные пункты, распределив между ними функции сле­дующим образом: каждый девятый из королевских министериалов должен был жить в укрепленных пунктах (in urbibus),строить жилища для ос­тальных восьми и хранить у себя треть урожая: остальные же восемь должны были заниматься сельским хозяйством (посевом и сбором жатвы) и производить продукты, необходимые как им самим, так и девятому министериалу³⁰.

Другими словами, на часть королевских министериалов возлагалась обязанность постройки укреплений и жилищ для остальных членов их сословия, которые должны были заниматься сельскохозяйственным тру­дом; по-видимому, их жилища и составляли то поселение, которое Ви-дукинд обозначает не совсем подходящим термином urbs («город»).

Недаром [242] он в непосредственной связи с вышеизложенным говорит о том, что в этих городах (in urbibus) поощрялись — по распоряжению Генриха I — всякого рода празднества и сборища (очевидно, с целью стимулирования торговли и ремесла) и «работа по постройке этих городов (т. е. укреп­ленных бургов.—Л. Н.) шла непрерывно дни и ночи напролет»³¹.

Однако в результате строительной деятельности министериалов Ген­риха I были созданы не города с особым городским планом и самоуправ­лением, а лишь обведенные стенами укрепленные пункты, которые могли давать убежище сельскому населению в случае военной опасности, но в которых и в мирное время скоплялось некоторое количество жителей, состоявших частью из самих министериалов, а частью из ремесленников и торговцев. Из бургов, основанных Генрихом I, нам известны: Кведлин-бург, который до этого назывался «виллой»³², т. е. не был поселением городского типа (в Саксонии, к западу от впадения Заалы в Эльбу); Пельде, Нордгаузен, Грона и Дудерштадт (все пункты — на границе Южной Саксонии и Северной Тюрингии, между Везером и Эльбой); кро­ме того, Генриху I приписывается основание Гослара. Как видно из этого перечня, «градостроительство» Генриха I ограничивалось пределами Сак­сонии и Тюрингии.

Генрих I не только сооружал новые бурги, но и снабжал новыми укреплениями прежние, обводил стенами старые поселения неаграрного-типа. Так, в Мерзебурге были в это же время (в 20-х годах X в.) сооружены каменная стена и каменная церковь³³; у этой стены Генрих I основал своеобразное военное поселение, жителями которого стали лица, промышлявшие до тех пор разбойничьими набегами на соседей; Генрих I раздал им земли и оружие и приказал защищать Мерзебург от чуже­земных вторжений, избавив тем самым местное население от разбоев³⁴. Кроме того, сам Генрих I и многие светские магнаты укрепляли при­надлежавшие им монастыри, окружая их стенами и рвами³⁵, причем к выполнению этих работ привлекались зависимые держатели данных мона­стырей и аббатств³⁶. Таким образом, и для Генриха I как короля и герцога саксонского церковь тоже являлась объектом внешней и внут­ренней политики, хотя и в ином смысле, чем для герцогов Швабии и Баварии.

Но не только королевские министериалы и монастырские держатели привлекались к организации отпора венграм: немало надежд возлагал Генрих I и на народное ополчение свободных саксов и части обеднев­ших эделингов, из рядов которых он формировал конницу³⁷ и которые в ходе его борьбы с венграми выступали в качестве важной, иногда решающей социальной силы. Значение этого ополчения — свидетельство [243] незавершенности феодального развития и вместе с тем показатель даль­нейшего его углубления в связи с превращением части ополченцев в военных вассалов короля.

Последующий ход борьбы Генриха I с венграми таков: в 926 г. венгры вторглись в Швабию, опустошили Сен-Галлен, двинулись к Констанцу, но не смогли взять его — часть их погибла при переходе через Рейн, а часть все-таки перебралась в Эльзас; в том же году они делали набе­ги на Франконию, а также на Занаднофранкское королевство, т. е. на Францию³⁸.

Но Генрих I не мог рассматривать эти набеги как нарушение усло­вий мира, заключенного в 924 г., так как по этому миру он купил ценою уплаты дани гарантию только для Саксонии, а не для всей Германии. Однако в 933 г., по истечении обусловленного девятилетнего срока, венг­ры стали угрожать новым вторжением в Саксонию и Тюрингию. Тогда Генрих I, который предшествующими мероприятиями уже подготовил силы для отпора и имел в своем распоряжении испытанную конницу, ре­шил дать венграм бой³⁹. Предварительно он созвал народное собрание саксов (т. е., по-видимому, знати, может быть, королевских вассалов, и часть еще не потерявших личную свободу рядовых членов племени, а также обедневших эделингов) и поставил перед ними вопрос, продол­жать платить дань или возобновить борьбу с венграми. Собрание обещало Генриху I помощь, после чего он распустил основную массу собравших­ся — очевидно, потому, что реальное значение для него имела лишь под­держка каких-то определенных слоев саксонского племени⁴⁰. Венгры, по­лучив отказ в уплате привычной дани, вторглись в Саксонию и Тюрингию, но были отброшены Генрихом 1 15 марта 933 г. при Риаде⁴¹. Любопытно, что в этой битве участвовали не только саксы и тюринги, но также ба-вары и, как сказано в хронике Флодоарда, «другие подвластные Генри­ху I племена»⁴². Таким образом, саксонский герцог в роли германского короля, хоть и стремился прежде всего оградить безопасность Саксонии, мог в тех случаях, когда затрагивались интересы прочих герцогств, рас­считывать на поддержку не только своих вассалов и министериалов, но и вассалов других герцогов.

Внешняя история Германии при Генрихе I Птицелове не исчерпы­вается его взаимоотношениями с венграми, хотя они и составляют одну из самых существенных ее сторон. В правление Генриха I ведется, кроме того, борьба с Западнофранкским королевством из-за Лотарингии, со сла­вянами и датчанами на востоке и северо-востоке. [244]

Борьба Генриха I за Лотарингию облегчалась тем, что в Западнофранк-ском королевстве происходили как раз в 20-х годах X в. постоянные усобицы между королем из Каролингской династии Карлом Простоватым и представителями рода Робертинов (потомков Роберта Сильного) — Ро­бертом, братом Эда Парижского, а после его смерти (923) — его сыном герцогом Ргапс1а Гуго Великим. Эти усобицы осложнялись еще стремле­нием лотарингского герцога Гизельберта добиться независимости от за-паднофранкского короля, а также притязаниями Рудольфа Бургундского на корону последнего. Лавируя между различными участниками этой мно­госложной борьбы, то заключая союз с Карлом Простоватым (921), то предпринимая походы за Рейн (925—928), то привлекая на свою сторону Гизельберта, Генрих I добился признания своего политического верховен­ства сначала в Восточной (923), а потом в Западной Лотарингии (925) и вслед за тем заставил Бозо, брата короля Рудольфа, выдать захвачен­ные им церковные земли (928). Генрих I стремился захватить также лотарингские епископства или, во всяком случае, подчинить их своей власти. Недаром эрцканцлером Западной Лотарингии при главенстве Ген­риха I был поставлен архиепископ Трирский. Это было началом той цер­ковной политики, которую так решительно повел в Лотарингии сын и преемник Генриха I Оттон I, завершивший завоевание этой страны.

Внешняя политика Генриха I на востоке и северо-востоке тоже в известной мере предопределила одно из основных направлений внешней политики Оттона I. Так, Генрих I предпринял ряд походов против сла­вянских племен: с одной стороны, против полабских славян, с другой — в Чехию. Так, в 928 г. он ведет войну с гаволянами (гавеллами), мильчанами, захватывает у стодорян Бранденбург (Бранибор) и закладывает бург Мейссен на средней Эльбе; в 929 г. предпринимает вместе с Ар-нульфом Баварским поход в Чехию, в результате чего чешский князь Вацлав (928—936) вынужден был признать верховенство Генриха I. Его данниками числились многие племена бодрицкого и лютицкого союза⁴³ (ободриты, вильды и ратары, не считая упомянутых выше гаволян й мильчан). Однако их зависимость от Генриха I исчерпывалась уплатой дани — подлинное включение славянских территорий в состав владений Генриха I не имело места, и во главе славянских племен по-прежнему стояли их племенные князья, которые лишь обязывались платить дань и давали обет принятия христианства. Но и он пока не сопровождался проникновением германских церковных учреждений в славянские земли: этот процесс начался несколько позднее, при Оттоне I. К тому же славян­ские племена не раз поднимали восстания с целью избавиться от ино­земного завоевателя: так, в 929 г., во время борьбы Генриха I с Вац­лавом, ратары подняли восстание, жестоко подавленное немецкими фео­далами.

Однако и после этих мятежей Генрих I продолжал походы против славян: в 932 г. он покорил лютичей, в 934 г. наложил дань на одно из племен лютицкого союза (укран) (в пределах Укермарка, до Одера). [245] В том же году он одержал победу над датским королем Гормом и учре­дил марку в Шлезвиге; с этими событиями связан, может быть, и успех проникновения христианства в Данию.

В последние годы правления Генриха I в его внутренней политике намечаются признаки некоторого иивирота: укрепив Саксонию и усилив королевскую власть — указанными выше чисто феодальными средствами и в той мере, в какой это было возможно на стадии незавершенного феодального развития,— Генрих I стал все более считаться с интереса­ми церковных кругов и верхушки феодальной знати. Так, в 932 г. он созвал в Эрфурте синод, который под председательством Майнцского архиепископа Хильдеберта принял ряд постановлений, ограничивающих право королевского банна по отношению к лицам, прибегающим к за­щите церкви, и устанавливающих точные сроки созыва судебных собра­ний. Таким образом, и в этой сфере Генрих I, чуждый в начале сво­его царствования всяким тенденциям к тесному сближению королевской власти с церковью, вступил на тот путь, который в какой-то степени предвосхищал политику Оттона I. В 936 г. перед смертью Генрих I созвал съезд германских князей в Эрфурте, на котором наметил себе преемника в лице Оттона I.

Внутренняя политика Генриха I была направлена на подчинение гер­цогов путем компромисса с ними и на поиски социальной опоры в кругах министериалов и вассалов, с одной стороны, и, в конце его правления, крупных князей церкви — с другой; но он еще не пытается укрепить королевскую власть при помощи союза с церковными феодалами против светских: эта попытка связана с именем Оттона I. Во внешней политике Генриха I обозначилось будущее устремление на славянский Восток и в Лотарингию, но еще не зародилась итальянская политика, если не счи­тать неосуществленных планов похода в Италию.

Правление Генриха I, таким образом, подготовило царствование От­тона I, когда развились и стали господствующими основные черты об­щественного строя Германии, характерные не только для X, но и для XI в., и предопределилась на многие годы ее внешняя политика.