!Учебный год 2024 / Жогин Н.В

далее, возможность или невозможность использования получен-

ной информации в качестве доказательств определенного

вида. На обоих этих этапах, когда устанавливается, обладает ли данная информация свойством допустимости, анализируется, от кого она исходит и кто ее собирает, содержание и последовательность осуществленных действий (способ собирания), характер и результаты фиксации собранной информации (ее сохранения и передачи в процессе производства по делу)1.

Можно выделить следующие условия допустимости фактической информации, собираемой по делу2: а) известность и возможность проверки ее происхождения; б) компетентность и осведомленность лиц, от которых она исходит и которые ре собирают; , в) соблюдение общих правил доказывания; г) соблюдение правил собирания -данных определенного вида, гарантирующих от

щей», поскольку ее содержание указывает на место нахождения возможных носителей доказательственной информации, на условиях, в которых придется осуществлять процессуальные действия, и т. д. Однако они не правы, полагая, что эта информация не является доказательственной лишь потому, что «ее источником служат не изменения в среде, т. е. доказательства». Источником любой информации служат изменения в среде; с другой стороны, отнюдь не любые такие изменения являются доказательствами. Отличие «ориентирующей» информации от доказательственной состоит именно в отсутствии у первой признака допустимости. Неверно и утверждение указанных авторов, что «содержанием ориентирующей информации, полученной из непроцессуальных источников, могут быть сведения.., позволяющие правильно оценить собранные по делу доказательства» (стр. 181—182). Данные, не имеющие доказательственного значения, могут помочь в определении направлений и пределов проверки доказательств; оценка же их достоверности и значения по делу производится путем рассмотрения места данного доказательства в системе доказательств, и никакая информация, не имеющая доказательственного значения, здесь не используется.

1М. С. Строгович (цит. раб., стр. 307) полагает, что «не приносит никакой пользы в исследовании проблем доказывания перевод обычных процессуальных терминов на язык теории информации», хотя, по его мнению, такие чисто терминологические операции представляют собой «сравнительно невинное упражнение». Но все дело в том, что эти операции направлены не только на «осовременивание» языка теории доказательств, но прежде всего — на обеспечение возможности использовать закономерности, установленные теорией информации, при исследовании проблем доказывания в уголовном процессе. В частности, проблемы полноты и надежности системы доказательств не могут быть всесторонне освещены на современном уровне в отрыве от положений и понятий теории информации. И неслучайно в работе М. С. Строговича, отрицающего эту необходимость, указанные проблемы практически не рассматриваются.

2Интересные соображения по этим вопросам высказаны в некоторых работах последних лет. См., например, Р. С. Б е л к и н , А. И. В и н б е р г , Криминалистика и доказывание, М., 1969, стр. 182—200; И. М. Л у з г и н , Расследование как процесс познания. Автореферат докторской диссерта-

ции, М., 1968, стр. 16; Ю. К. О р л о в , Вещественные доказательства в уголовно-процессуальном доказывании. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1970, стр. 11—15, и др.

231

неполноты и искажений; д) соблюдение правил, гарантирующих полноту и точность фиксации собранной информации в деле; е) отказ от включения в нее догадок, предположений.

Формулируя правила о допустимости доказательств, законодатель осуществляет это прежде всего в позитивной форме с тем, чтобы направлять самый процесс доказывания1. Достижению указанной цели служат данные в законе характеристика доказательств и доказывания (ст. ст. 14, 16, 17 Основ), как и исчерпывающий круг допустимых источников фактических данных, могущих иметь доказательственное значение. При этом закон не только называет их, но дает характеристику каждого вида доказательств (ст. ст. 74-77, 80, 83, 87, 88 УПК РСФСР), как и способов их получения и фиксации.

Определяя характерные признаки каждого вида доказательств, закон регламентирует вопросы допустимости отчасти и в негативной форме, т. е. путем запрета использовать в качестве доказательств те или иные материалы2. Так, УПК предусматривает, что не могут быть приняты в качестве доказательств фактические данные, содержащиеся в показаниях свидетелей и потерпевших, если эти лица не в состоянии указать источник своей осведомленности о сообщаемых ими фактах (ст. 74 УПК РСФСР). Иными словами, показания свидетелей и потерпевших только тогда имеют доказательственное значение, когда они содержат фактические данные, воспринятые или установленные указанными лицами непосредственно или известные им со слов других достоверно установленных лиц3. До тех пор, пока источник осведом-

1 М. С. Строгович (цит. раб., стр. 393) пишет, что «правила о допустимости доказательств имеют, главным образом, негативный характер. Они указывают, какие средства, источники не допускаются, не применяются для установления истины». Это не совсем точно. Система правил о допустимости доказательств направлена прежде всего на то, чтобы правильно ориентировать следователя и суд, какие доказательства допускаются, т. е. имеют прежде всего позитивный характер. Причина допущенной М. С. Строговичем неточности заключается, по-видимому, в недооценке роли доказательственного права как определяющего самое содержание процесса доказывания и отнюдь не сводимого поэтому к системе запретов. Отсюда необоснованным представляется и суждение понятия позитивных правил допустимости доказательств, которые М. С. Строгович сводит только к обязанности использовать доказательства определенного вида.

2Законодатель чаще всего прибегает к негативному способу регулирования допустимости доказательств в тех случаях, когда на практике может возникнуть иное понимание. Так, УПК РСФСР 1923 года специально указывал на недопустимость присяги как доказательства потому, что правосознание трудящихся в то время еще не вполне освободилось от представлений предшествовавшего периода, когда присяга (клятва) широко практиковалась в этом качестве. Действующее законодательство такой запрет специально не оговаривает в связи с его беспредметностью в современный период.

3Этот же критерий, несомненно, действует в отношении показаний подозреваемых и обвиняемых,

232

ленности лица остается неустановленным, информация, поступившая от него, может быть использована лишь для разработки версий, розыска и т. д.1.

Из правил, регулирующих допустимость доказательств, вытекает, в частности, что:

а) в качестве доказательств могут быть использованы лишь фактические данные, зафиксированные по делу и рассмотренные в процессе производства по нему. Недопустимы, например, в качестве доказательств материалы, не приобщенные к данному делу или хотя и приобщенные к нему, но не рассмотренные, например, в судебном заседании2;

б) оперативная информация, как и другие фактические данные, не имеющие процессуальной формы, необходимо присущей доказательствам определенного вида, не может заменить доказательственную информацию.

Предметы и документы, обнаруженные оперативным путем, могут рассматриваться как доказательства лишь постольку, поскольку после их «физического» обнаружения последовало их процессуальное собирание, в ходе которого к ним был полностью применен режим, определяющий допустимость вещественных или письменных доказательств. Сказанное относится и к случаям обнаружения и представления органу расследования и суду различных предметов и документов, могущих иметь доказательственное значение, гражданами, представителями общественности, должностными лицами (см. гл. XI, XII);

в) в качестве доказательств допустимы лишь те фактические данные, форма которых соответствует предусмотренной законом для доказательств соответствующего вида во всех существенных признаках, а не в части из них.

Например, не могут быть использованы при доказывании фактические данные, сообщенные в анонимных письмах и заявлениях,

1	Выше приведен	пример	использования законодателем	негативной
формы регулирования		допустимости доказательств путем включения в
УПК	прямого запрета. Однако		в ряде случаев законодатель	прибегает

к косвенному запрету, формулируя нормы более общего характера, из которых в качестве одного из следствий вытекают условия и случаи недопустимости определенной информации. Так, из формулировки ст. 78 УПК о назначении экспертизы, когда по делу необходимы специальные познания в науке, технике и т. д., вытекает недопустимость заключений, базирующихся на методах, не получивших еще научного обоснования.

2 Сказанное дает основание для вывода о необходимости различать решение вопроса о допустимости доказательства в момент обнаружения и в момент использования для обоснования приговора. На последнем этапе добавляется еще один необходимый признак допустимости: рассмотрение в судебном заседании (допрос в суде, осмотр судом вещественного доказательства, оглашение показаний и т. д.), без чего даже зафиксированное ранее по всем правилам доказательство окажется в конечном счете непригодным, ибо будут существовать неустранимые сомнения относительно его полноты и достоверности.

233

ибо следователь и суд лишены возможности их проверить. Хотя и облеченные внешне в форму документа, анонимные письма и заявления таковыми не являются, так как в них отсутствует существенный признак, указанный в ст. 110 УПК РСФСР,— наличие данных о лице, от которого исходит заявление.

Точно так же не могут быть использованы в качестве доказательств заключение эксперта, заинтересованного в исходе дела (ст. 67 УПК РСФСР), показания лица, не могущего быть свидетелем (ст. 72 УПК РСФСР), и т. п.

Нарушение такого рода требований, предъявляемых законом, к собиранию доказательств определенного вида, означает, по существу, получение фактических данных ненадлежащим способом и всегда влечет, поскольку невозможно устранить нарушение (см. дальше), признание этих данных недопустимыми в качестве доказательств, так как создается неустранимое сомнение в их достоверности 1.

Следует вместе с тем отметить неправильность попыток сформулировать не предусмотренные в законе ограничения допустимости для использования в качестве доказательств фактических данных определенного вида. Нельзя, в частности, раз и навсегда определить минимальный возраст, который требуется для того, чтобы лицо могло быть допрошено в качестве свидетеля. Способность быть свидетелем — это способность наблюдать, запоминать

иправильно описать в сообщении следователю, суду существенные признаки какого-либо события, явления, предмета и т. п. Такая способность зависит как от индивидуальных качеств лица, так и от условий наблюдения, характера наблюдаемого явления

идругих обстоятельств. Поэтому вопрос о ее наличии или отсутствии не может быть решен в общей форме, исходя только из возраста лица, — это привело бы к утрате в некоторых случаях важной доказательственной информации. Вопрос этот должен решаться применительно к особенностям конкретного уголовного дела (в том числе и путем назначения экспертизы).

Не основаны на законе и попытки произвольно расширить перечень лиц, которые не могут быть допрошены в качестве свидетелей, например, за счет включения оперативных работников, осуществлявших задержание преступника; ревизоров, на основании материалов которых возбуждено уголовное дело; лиц, присутствовавших до вызова в качестве свидетелей в зале судебного

1 Вместе с тем информация, которая, как оказалось, была почерпнута из ненадлежащего источника (например, получена от лица, которое не могло выступать в качестве свидетеля; от эксперта, подлежавшего отводу) и по указанной причине была признана недопустимой, может в некоторых случаях использоваться (подобно оперативной информации) в качестве своего рода «указателя» направления расследования и местонахождения доказательств,

234

заседания, и т. д. Верховный Суд СССР в постановлении по делу М. и Г. специально указал на принципиальную возможность допроса работников милиции, наблюдавших за действиями преступников и задержавших их1. Аналогичное указание дал Верховный Суд СССР и о допустимости допроса инспектора охраны труда

или ревизора, собравшего материалы для возбуждения уголовного дела2.

Это и понятно. Сведения о фактах, которые могут содержаться в сообщениях указанных лиц (например, об обстоятельствах задержания; о предшествующих задержанию действиях преступников; о ходе ревизии и поведении участвовавших и присутствовавших при ней лиц), нередко являются незаменимыми; в то же время в отношении этой информации должны быть соблюдены все без исключения процессуальные правила собирания и проверки показаний. Другое дело, что возможная заинтересованность свидетеля в исходе дела или его осведомленность о содержаний некоторых доказательств должны учитываться при оценке показаний..

Наконец, не основаны на законе и попытки ограничить круг допустимых доказательств-документов (ст. 88 УПК РСФСР) письменными сообщениями, исходящими от предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц3;

г) в случаях, когда закон предусматривает обязательность использования определенного способа доказывания или определенный комплекс доказательств для установления того или иного факта, обстоятельства, соответственно расширяется круг условий

1См. «Научно-практический комментарий УПК РСФСР», М., 1970, стр. 108.

2«Бюллетень Верховного Суда СССР» 1967 г. № 4, стр. 11. Надо отметить, что инспекторы, ревизоры и другие должностные лица, собиравшие материалы, которые послужили основанием к возбуждению уголовного дела, не являются ни экспертами, ни специалистами в процессуальном значении и не могут быть вызваны в качестве таковых. В доказывании они должны рассматриваться как составители документов и могут допрашиваться как свидетели в целях разыскания, уточнения, дополнения, проверки документ», имеющихся в деле.

3 Для признания документа допустимым доказательством не является
обязательным условием его предназначенность для передачи сведений
третьим лицам. Доказательственное значение могут иметь и письменные
сообщения «для себя» (дневники, черновые экземпляры писем, личные за-
писи наличия и прихода-расхода материальных	ценностей, денег и т. п.).
В частности, «с позиций советского уголовно-процессуального			права... в от-
личие от ограничительного бухгалтерского толкования к учетным доку-
ментам относятся также... документы оперативного и неофициального
(внутримагазинного, внутрискладского и т. д.)	учета»	(С. П.	Г о л у б я т -
н и к о в , Учетные документы как доказательства	при	расследовании хище-

ний государственного и общественного имущества. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1965, стр. 5).

235

допустимости1. Так, недопустимо для доказывания признание обвиняемого, не подтвержденное другими доказательствами (ст. 77 УПК РСФСР); недопустимы для доказывания показания свидетеля, относительно способности которого правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, существуют сомнения, не опровергнутые заключением эксперта2, и т. п. Доказательства, относящиеся к обстоятельствам, установление которых требует обязательного производства экспертизы (ст. 79 УПК РСФСР), допустимы лишь в сочетании с заключениями экспертов, но не взамен их;

д) в случаях, когда закон из «сквозного» перечня способов собирания и проверки доказательств выделяет способы, на использование которых правомочны не все органы, осуществляющие производство по уголовному делу, необходимым условием допустимости доказательств определенного вида является и наличие у собравшего их органа правомочий на производство соответствующего следственного действия, например допроса обвиняемого (см. подробно гл. X)3 ;

е)	допустимость	доказательств — показаний,	протоколов и
иных	документов,	заключений — предполагает,	что их	содержа-
ние	фиксирует и	источник получения информации		(источник
осведомленности) лицом, дающим показания, а			равно	исполни-

теля документа, составленного не в связи со служебной или общественной деятельностью, либо (если речь идет о служебном, общественном документе или о заключении эксперта) фиксирует источник осведомленности и компетентность его исполнителя4.

Фиксация источника осведомленности означает, во-первых,

что	указывается, воспринимались	ли сообщенные факты		непо-
	1 Причем, не только на уровне видов доказательств, но и		на	следую-
щем	уровне — применительно к видам	фиксации последних.	Например,

поскольку звукозапись рассматривается законом как дополнительный спо-

соб	фиксации	показаний,	использование фонограммы		не	в комплексе
с протоколом		допроса (за	исключением	случаев его утраты)		недопустимо.
2	Приведенные примеры еще раз			подтверждают	сформулированный

выше тезис о различии двух аспектов понятия допустимости доказательства: в момент обнаружения и в момент использования. Конечно, обвиняемый может признать свою вину и по эпизодам, о которых до момента допроса вообще не было известно следователю или суду; сомнения в способности лица быть свидетелем по делу не всегда удается разрешить к моменту допроса и т. п. Указанные обстоятельства не препятствуют собиранию фактических данных, но их использование допускается лишь с соблюдением условий, предусмотренных ст.ст. 77, 79 УПК РСФСР,

3 Законодатель дифференцировал эти правомочия, применительно к стадиям процесса и подследственности (подсудности) дела соответствующему органу, а также в связи с принятием дела к производству или получением в установленном порядке поручения.

4 Применительно к вещественным доказательствам это требование реализуется через протокол, составленный в порядке ст. 84 УПК.

236

средственно1, почерпнуты ли сведения о них из документов (каких именно и как полученных), из устных сообщений других лиц (каких именно и как полученных). Причем, если речь идет о производных доказательствах, сформированных через несколько последовательных «ступеней» передачи информации, условием допустимости является фиксация в содержании доказательства всех этих «ступеней», поскольку иначе нельзя будет проверить полноту сообщения и отсутствие в нем существенных искажений.

Указанный аспект допустимости включает требование обоснованности выводов, обобщенных суждений, включенных допрашиваемым лицом, исполнителем документа, экспертом в содержание своего сообщения. Всякое надлежащее изображение (описание) предмета есть, по мысли Ф. Энгельса, в то же время его объяснение. Поэтому отделить описание фактов от обобщенных суждений в показании, документе, заключении можно только теоретически. В то же время контролировать обоснованность обобщенных суждений можно и нужно. Отсюда, например, характеристики, содержание которых исчерпывается немотивированными утверждениями типа: «часто устраивал скандалы и драки», «недобросовестно относился к трудовым обязанностям», «систематически пьянствовал» и т. Л, — сами по себе не имеют доказательственного значения, недопустимы в этом качестве2.

Наряду с признаком осведомленности автора сообщения условием допустимости официальных документов, заключений экспертов является признак компетентности исполнителя3. Применительно к документам справочно-удостоверительного характера он

1 Вместе с тем «требование выяснения первоисточника производных сведений было бы неверно связывать с его обязательным наличием в деле» (Ф. М. К у д и н , Производные доказательства и их источник в советском уголовном процессе. Автореферат кандидатской диссертации, Свердловск, 1967, стр. 14). Первоисточник может быть утрачен или по тем или иным причинам недоступен в ходе производства по делу. Однако его известность позволит и в этих случаях обеспечить проверку полноты и достоверности производных сведений (хотя и более сложным путем; см. § 3, гл. IV и гл. VII).

2 Точно так же, как и показания, заключения, документы в части, содержащей аналогичные суждения. Например, сообщение о том, что «мотоциклист ехал быстро», не подтвержденное фактами, позволяющими его конкретизировать и проверить.

3 На существование такого признака допустимости документа спра- вочно-удостоверительного характера, как компетентность исполнителя (автора), правильно обратил внимание Р. Д. Рахунов в статье «Вещественные и письменные доказательства в советском уголовном процессе» («Ученые записки ВИЮН», вып. 10, М., 1959, стр. 236). Частный случай применения названного условия — ограничение судебной практикой числа органов, справки которых удостоверяют факт судимости лица. Круг этот определен постановлением Пленума Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1961 г.. («Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1961 г. № 1, стр. 11).

237

вытекает из ст. 88 УПК РСФСР и реализуется в указании на должностное положение исполнителя (лица, подписавшего документ). Применительно к заключению эксперта признак компетентности вытекает из, ст. ст. 78, 80, 82 УПК РСФСР и включает правомочие на производство экспертизы, обладание необходимыми специальными познаниями для исследования ее предмета и для применения тех или иных конкретных методов.

Как видно из изложенного, характеристика допустимости включает и признаки, относящиеся к содержанию доказательства, поскольку оно отражает или должно отражать все этапы и условия формирования и передачи данной информации. Вместе с тем было бы теоретически и практически неправильно разрывать понятие допустимости по форме и по содержанию. Признаки допустимости, относящиеся к процессуальной форме доказательства, существенно влияют на полноту и точность его содержания. И наоборот, признаки допустимости, относящиеся к содержанию доказательства, фиксируют в то же время соблюдение процессуальной формы его собирания и проверки. Таким образом, еще раз констатируется неразрывность процессуальной формы и информационного содержания единого понятия доказа-

тельства на процессуально-информационном этапе доказывания1.

Нарушение процессуальных правил собирания и проверки доказательств не может, с учетом изложенного, не вызвать сомнений в допустимости соответствующих фактических данных, так как нарушаются те или иные гарантии их достоверности, точности и полноты (отсутствия существенных искажений и пробелов) 2. Допустимость доказательств в этих случаях связана с возможностью или невозможностью устранить эти сомнения, иными словами — устранить или «нейтрализовать» допущенные

1 Попытка В. Д. Арсеньева опровергнуть это единство представляется неубедительной. Приводимые им примеры, которые должны были показать, что так называемые доказательственные факты сами по себе обладают свойством допустимости, показывают как раз обратное: что свойство допустимости принадлежит доказательству как единому понятию. В. Д. Арсеньев говорит, в частности, о свойстве допустимости доказательственных фактов, установленных в результате следственного эксперимента. Но тут же он вынужден прийти к выводу, что допустимость результатов эксперимента прежде всего связана с соблюдением процессуального порядка этого следственного действия (см. его статью «К вопросу о понятии судебных доказательств в советском уголовном процессе», «Вопросы борьбы с преступностью по советскому законодательству», Иркутск, 1969, стр. 92-94). -

2 В упомянутой статье В. Д. Арсеньева допустимость некоторых доказательств связывается с достоверностью их содержания. Это — существенная неточность. Процесс оценки доказательств протекает как раз в обратном направлении: вначале решается вопрос о допустимости (и относимости) доказательств, затем — об их достоверности и значении по делу. Иными словами, решение (предварительное) вопроса о допустимости есть

238

нарушения. Для этого необходимо, во-первых, «реконструировать» с помощью имеющихся и дополнительно собранных доказательств фактический ход следственного (судебного) действия для того, чтобы установить, характеризуют ли отмеченные дефекты его содержание или речь идет лишь о дефектах фиксации его хода и результатов. Во-вторых, необходимо сопоставить фактические сведения, полученные в результате такого следственного действия, с совокупностью других имеющихся (и дополнительно собранных) доказательств для решения вопроса о реальном влиянии допущенного процессуального нарушения на их достоверность, точность, полноту при данных конкретных условиях.

Как уже неоднократно подчеркивалось, значении процессуальной формы, ее неразрывная связь с содержанием прежде всего заключаются в том, что ее пороки оказывают влияние на сущность доказательства. Условия и способы собирания и закрепления фактических данных об обстоятельствах дела регламентированы процессуальным законом таким образом, чтобы в максимальной степени гарантировать достоверность полученных доказательств. Всякое нарушение этих норм может привести к тому, что полученные доказательства окажутся недостоверными. Поэтому в этих случаях при решении вопроса о допустимости необходимо отдельно выяснить, можно ли устранить в конечном счете допущенные нарушения, проверить и разрешить по существу возникшие сомнения, а также хотя бы частично использовать фактические данные, полученные в этих условиях.

Закон не формулирует единого для всех случаев решения вопроса о допустимости результатов следственных действий, произведенных с нарушением процессуальных правил. Вопрос о том, как подходить к оценке последствий допущенных нарушений, недостаточно разработан и в процессуальной литературе1.

как бы первичный фактор для «отбраковки» доказательств, в отношении которых имеются неустранимые сомнения в достоверности, и, таким образом,— предпосылка дальнейшего исследования достоверности остальных доказательств. Синтез понятий допустимости и достоверности происходит только в момент принятия итогового процессуального решения.

1 Е. А. Матвиенко и А. В. Дулов считают, что «не имеют доказательственного значения данные, полученные... с нарушением процессуальных правил» (см. «Уголовно-процессуальный кодекс Белорусской ССР. Комментарий», Минск, 1963, стр. 54). Эта точка зрения не находит, однако, подтверждения в законе, который связывает недействительность процессуальных действий и решений с существенными нарушениями уголовно-процес- суального закона (ст. 35. УПК БССР). Иными словами, недостаточно установить факт нарушения, необходимо с учетом конкретных обстоятельств дела выяснить, исправимо ли оно и помешало ли (могло ли помешать) всестороннему исследованию дела. Разумеется, признание последствий нарушений в данном случае несущественными не исключает, а предполагает необходимость принять меры по предупреждению подобных нарушений в дальнейшем, так как они затрудняют установление истины, требуют затраты дополнительного времени, средств, сил на проверку и разрешение

239

Представляется, что в каждом конкретном случае необходимо учитывать несколько моментов. Прежде всего необходимо определить, не носит ли нарушение преступного характера или не затрагивает ли положений, которые законодатель отнес к числу основных для судопроизводства в целом или для соответствующей стадии процесса (в том числе ст. ст. 4, 12, 15—20, 23, 32, 35-43, 58 и др. УПК РСФСР).

Бесспорно, что доказательство, полученное преступным путем или с нарушением основных положений судопроизводства, хотя и не носящим преступного характера, — недопустимо. Такое решение вопроса диктуется требованиями социалистической законности и коммунистической нравственности. Не говоря о том, что такого рода действия лица, производящего дознание, следователя, прокурора, судьи всегда создают неустранимое сомнение в достоверности полученных фактических данных, авторитет, воспитательное значение процесса нельзя обеспечить без решительной борьбы с самой возможностью подобных нарушений. Поэтому при всех условиях необходимо не только привлекать к ответственности и строго наказывать лиц, преступно нарушивших закон или хотя и не совершивших преступления, но допустивших нарушение принципов советского судопроизводства, но и признавать недопустимыми доказательства, полученные в результате такого нарушения. В названных случаях фактические данные должны быть признаны недопустимыми без дальнейшего обсуждения вопроса о достоверности. В частности, именно такие последствия наступают в случаях, когда допрашиваемый был вынужден к даче показаний в результате применения угроз или иных незаконных действий со стороны лица, производящего дознание или предварительное следствие.

Недопустимыми будут и фактические данные, полученные, как об этом уже говорилось, лицами, не имеющими права на производство следственных действий, или от лиц, которые не могли быть свидетелями, экспертами; данные, полученные с нарушением права на защиту или в результате незаконного обыска, и т. д.

Если же речь идет о нарушении более частных правил, определяющих собирание и проверку доказательств определенного вида, иногда можно устранить эти нарушения, «нейтрализовать»

возникших сомнений. Предполагается и необходимость принятия соответствующих мер в отношении лиц, виновных в нарушениях.

Таким образом, проблема конкретного подхода к оценке последствий тех или иных нарушений процессуальных правил собирания доказательств с точки зрения их влияния на допустимость собранных сведений существует реально и требует рассмотрения.

240