А.Н.Лук - Эмоции и личность

ках с выставки» Мусоргского, в «Карнавале животных» К. Сен-Санса также юмористическое звучание чувствуют даже люди, не имеющие никакой музыкальной подготовки. Несомненна ироническая окраска многих прокофьевских вещей.

При исполнении «Деревенской симфонии» Моцарта, когда в оркестре раздаются звуки, имитирующие пение петухов, на лицах слушателей возникают улыбки. А когда в «Празднествах Рима» Респиги контрабасы пытаются изобразить рычание львов, раздирающих христианских мучеников, слушатели скептически воспринимают эту выдумку композитора и откровенно смеются над ней.

Вклассической сонатно-симфонической форме, состоящей из четырех частей, третья часть называется «скерцо», что по-итальянски означает «шутка». (Название сохранилось, хотя ныне скерцо пишут не обязательно в шутливой манере.)

Визобразительном искусстве юмор проявляется преимущественно в жанровой живописи и в графике (карикатура и шарж). Шаржировать явление — значит отыскать его характерную смешную сторону и несколько выпятить ее, преувеличить. Иногда это трудно сделать в одном рисунке, поскольку он статичен и передает застывшее, остановленное действие. Поэтому художники прибегают к сериям рисунков-шаржей. Много юмора в работах Херлуфа Бидструпа; его карикатуры и шаржи содержат в себе глубокие художественные обобщения.

Когда в конце прошлого века руководитель печально известного Тамани-холла, запутавшись в жульнических махинациях, вынужден был бежать из США, его опознали в Европе благодаря карикатуре художника Т. Нэста. Потому что хорошая карикатура бывает точнее фотографии. Писатель Ю. Олеша утверждал, что «умение изображать наружность действующих лиц несколькими штрихами, кратко, мгновенно, разом, как это делают многие великие писатели, зависит в сильной степени от наличия у них как раз чувства юмора».

Многие специалисты по эстетике отрицают возможность юмора в архитектуре. Ленинградский филолог В. Я Пропп, автор чрезвычайно интересного исследования проблем смешного, не согласен с этим. Он приводит случайно подслушанный на даче разговор:

«— Мальчик, где вы живете?

— Вот там за лесом такой смешной домик стоит, в нем мы и живем.

Дом оказался низеньким, на редкость нелепым по своим пропорциям».

В. Я. Пропп напоминает и о доме Собакевича, который производил комическое впечатление своим сходством с хозяином. На это, правда, можно возразить, что комическое впечатление связано с описанием этого дома, которое дал Гоголь, а не с восприятием самого строения.

Мне случилось наблюдать, как архитектор громко и от души хохотал над смешным, с его точки зрения, проектом здания, в котором нелепо сочетались архитектурные стили далеких эпох. Когда он показал проект коллеге и, видимо, единомышленнику, тот сразу же рассмеялся. Значит, «объективная основа комизма» существует и в архитектуре, и потому не исключена возможность для зодчих проявить свое чувство юмора в жанре «архитектурной пародии» — желательно в проектах и макетах, а не в «натуре», что было бы слишком грустно и накладно. (Впрочем, при постройке развлекательных детских избушек и целых городков архитектор имеет возможность выявить свое чувство юмора не только на бумаге.)

Смешное и серьезное

Поскольку чувство юмора — качество человеческой психики, то обладатель его может проявить это качество в любом виде деятельности, и всякие ограничения и запреты искусственны и условны. Другое дело, что не все виды деятельности располагают к юмору.

Ведь восприятие любой шутки связано с эмоциональным фоном: он создается не только содержанием самой шутки, но и всей содержательной областью, где развертывается ее действие, а также тем общим настроением, которое формируется повседневными занятиями и окружающей обстановкой. Поэтому и говорят об уместности и неуместности шутки. Занятия, требующие высокого настроя души, плохо сопрягаются с юмором и смехом.

И. С. Тургенев рассказал в своих воспоминаниях, что когда художнику А. И. Иванову показали тетрадку очень удачных карикатур, он долго разглядывал их, а потом сказал: «Христос никогда не смеялся». Иванов в то время работал над картиной «Явление Христа народу». Видимо, карикатуры противоречили тому миру высокой

142

143

душевной настроенности, в который погрузился художник.

Вообще в современном церковном обиходе (в отличие от языческого) нет места шуткам и смеху. В первом псалме Давида насмешники осуждаются наряду с безбожниками и грешниками.

Однако серьезность и смех вполне совместимы, и развитое чувство юмора присуще многим талантливым натурам. Гроссмейстер Эм. Ласкер считал, что юмор нередко присутствует в шахматной партии, в событиях на доске. Люди склонны приписывать шахматным фигурам человеческие чувства и амбиции, и потому, полагает Ласкер, «лексикон шахматной фигуры не так уж беден». Ей присущи «насмешка над противником, которому она загородила путь; смех — когда удается избежать ловушки, и даже просто острое словцо». Он приводит шахматную позицию, и в комментариях пишет — «слон лукаво улыбается», «слон улыбается», «слон хохочет».

По мнению В. Я. Проппа, все же существуют профессии, «лишающие ограниченных людей способности смеяться. Это в особенности те профессии, которые облекают человека некоторой долей власти... К сожалению, такие «агеласты» (то есть люди, не способные к смеху), часто встречаются в педагогическом мире». Их род занятий включает в себя обязанность поучать, указывать, вразумлять, а также решать, что правильно, а что неверно. Постоянная «дидактичность» в сочетании с некоторой долей власти сильно подавляет у них чувство юмора.

Недалекий редактор, привыкший одобрять и отвергать рукописи и давать авторам директивные указания, со временем может преисполниться ощущения глубокой важности собственной персоны и собственных суждений, и у него притупляется восприятие смешного. Это относится и к эскулапам, которые твердо знают, что полезно, а что вредно, непоколебимо верят в непререкаемую мудрость учебников и потому «не имеют оснований не доверять собственному авторитету». Иногда туго воспринимают шутку озабоченные своим авторитетом преподаватели второстепенных, непрофилирующих дисциплин в высших учебных заведениях; они подозрительно относятся к юмору, опасаясь насмешек.

Настороженное отношение к шутке — не редкость. В старинной студенческой песне Gaudeamus есть строки

Pereat tristitia,

Pereat osores,

Atque irrisores.

В переводе с латыни это означает:

Да сгинет печаль, Да сгинут ненавистники И насмешники.

Откуда же столь недоброжелательное отношение к насмешникам в студенческой, то есть молодежной, песне? Ф. Ларошфуко писал, что «насмешливость — одно из самых привлекательных, равно как самых опасных свойств ума. Остроумная насмешка неизменно забавляет людей, но так же неизменно они побаиваются того, кто слишком часто к ней прибегает». Видимо, нужна мера и в этом.

Нередко люди с насмешливо-ироническим складом ума усваивают в общении тон легкого дружеского подтрунивания, постоянного шутливого «подковыривания». При этом предполагается, что обе стороны обладают чувством юмора и потому не принимают насмешек всерьез и не обижаются друг на друга. Но если партнер подхватывает брошенную ему перчатку, «настраивается на ту же волну» и отвечает тем же, то нередко инициатор этого тона, не сомневавшийся в своем чувстве юмора, оказывается неспособен спокойно и добродушно встретить «ответные выстрелы». Его хватает лишь на то, чтобы весело и не всегда беззлобно вышучивать ближних. Но тот же самый тон подтрунивания, неожиданно обращенный против него самого, вызывает неудовольствие и раздражение. Вообще при переоценке собственного чувства юмора человек легко попадает в глупое положение.

Ведь юмор выступает не только в роли «амортизатора», не только как средство психологической защиты. По мнению К. Чапека, «шутка — это и нападение, и оборона, и проявление превосходства, и оружие слабого».

Юмор как оружие нападения занимает немалое место в современной социальной жизни. Отношение дружеской взаимопомощи и товарищеского сотрудничества воцарились далеко не на всей планете. Интересы людей и классов противоречивы и приводят к ожесточенной борьбе. Высмеять противника, поразить его шуткой — что может быть более действенным!

Зачастую оратору удается завоевать аудиторию не только силой аргументов, но и искрящимся юмором, с

144	145

помощью которого можно обесценить все хитроумные доводы противников, не затрачивая на них ни времени, ни сил. Вот что писал об этом Ф. Энгельс:

«...Одни лишь крепкие выражения не всегда придают достаточную силу языку и при постоянном повторении одних и тех же выражений, вроде негодяи и т. п., их эффект слабеет... желательно было бы прибегнуть к другому средству, которое обеспечило бы силу и выразительность и без крепких слов. И такое средство существует: оно заключается в преимущественном использовании иронии, насмешки, сарказма, которые уязвляют противника больнее, чем самые грубые слова возмущешя» *.

Это указание Ф. Энгельса было взято на воор/жение марксистской публицистикой; его подробно развил А. В. Луначарский:

«Смех наносит болезненные удары противнику, заставляет его терять уверенность в своих силах и, во всяком случае, делает в глазах свидетелей очевидньм бессилие противника... Сарказм заключается в том, чтобы унизить противника путем превращения того, что он считает серьезным, в ничтожное... Когда такой, вольтеровского типа, смех направляется на то, что было окружено фимиамом,— действие смеха оказывается настолько сильным, что вряд ли с ним может сравниться другое полемическое оружие» **.

*	М а р к с К. и Э н г е л ь с	Ф.	Соч., т. 35, с. 283—284.
**	Л у н а ч а р с к и й А. В.	О	смехе.— Литературный крити*
1935,	№ 4, с. 8—9.

Наши страсти — это мы.

А. Франс

До сих пор мы говорили об отдельных чувствах, об их происхождении, классификации и взаимосвязях. Затем мы обсудили более сложные эмоциональные состояния — чувство юмора, чувство интереса, чувство правды, чувство красоты. Но, кроме чувств, человек обладает разумом, убеждениями, волей, памятью; он проявляет себя как личность, а не просто как носитель того или иного чувства. Если сказать, что данный человек испытывает чувство радости или что ему сейчас смешно — значит сказать о нем очень мало. Радость может испытать всякий, смеяться также способен каждый.

Значительно важнее знать, на какие раздражители и ситуации человек отвечает теми или иными чувствами; только тогда можно предвидеть его поведение. Для таких предсказаний нужно учитывать его психические качества комплексно, найти обобщающие показатели, которые характеризовали бы личность в целом. Среди критериев и личностных показателей, лежащих в основе различных классификаций личности, так называемых типологий, эмоциональные особенности занимают важное место.

Типология Б. И. Додонова

Мы говорили уже о сигнальной и оценочной роли эмоций и чувств, об их значении как побудительных факторов любой деятельности, об их роли в энергетиче-

6*

147

ском обеспечении этой деятельности. Советский психолог Б. И. Додонов подчеркнул другое: эмоции не только сопутствуют всякой деятельности, «обслуживая» потребности организма, но сами являются объектом особой потребности. Любому человеку присуща жажда эмоционального насыщения, стремление к переживанию различных чувств.

Здесь можно усмотреть аналогию с мышечным движением. Оно направлено на осуществление полезных для организма действий, но в то же время и само по себе жизненно необходимо. Недостаточная двигательная активность вызывает ощущение «мускульного голодания». Когда человека насильственно лишают возможности двигаться (напомним Овода в тюрьме), это тяжелая пытка. Точно так же тягостен «эмоциональный голод», и человек активно ищет ситуаций, возбуждающих чувства. Лучше неприятное переживание, чем отсутствие всяких переживаний.

По мнению Б. И. Додонова, для организма важно не однообразное сохранение положительных эмоциональных состояний, а мозаика сменяющих друг друга чувств, имеющих оптимальную интенсивность.

Для разных людей существуют разные категории наиболее желанных переживаний. Спектр чувств, к которым стремится тот или иной человек, характеризует его индивидуальность. Установки на определенные комплексы «предпочитаемых переживаний» служат важной составляющей направленности личности. Б. И. Додонов выделил десять таких комплексов.

1. Альтруистические чувства, связанные с потребностью в содействии, помощи, покровительстве другим людям.

2.Коммуникативные чувства, возникающие па основе потребности в общении.

3.Глорические чувства (от латинского слова gloria — слава) связаны с потребностью в самоутверждении, в славе, в «пожинании лавров».

4.Праксические чувства— это переживания, вызываемые деятельностью, успешностью ее или неуспешностью, трудностями в ее осуществлении и завершении.

5.Пугнические чувства (от латинского слова pugna — борьба). Эти переживания происходят от потребности в преодолении опасности, на основе которой позднее воз-

никает интерес и склонность к суровым испытаниям и к борьбе. Стремление пережить такого рода чувства заставляет людей переплывать океаны в лодках и взбираться на Джомолунгму.

6.Романтические чувства связаны со стремлением ко всему необычайному, таинственному, с ожиданием какихго необыкновенных событий, которые окажут влияние на судьбу.

7.Гностические чувства (от греческого gnosis — знание). Их чаще называют интеллектуальными чувствами.

Связаны они не просто с потребностью в получении новой и [формации, но и со стремлением упорядочить эту информацию, добиться «познавательной гармонии». А. Эйнштейн называл это стремление «бегством от удивления». Ч. Дарвин в «Автобиографии» писал, что с детства ему было присуще острое чувство удовольствия, которое он испытывал, когда ему становились понятными какие-либо сложные вопросы или предметы.

8.Эстетические чувства, то есть чувства, отражающие потребность человека в гармонии мира, а также в гармонии личности с ее окружением.

9.Гедонистические чувства, связанные с удовлетворением потребности в телесном и душевном комфорте.

10.Акизитивные чувства (от французского acquisition — приобретение). Эти чувства связаны с интересом

кнакоплению и коллекционированию вещей, выходящему за пределы практической нужды в них. Человеку приятно не только обладание предметами, но радостен и сам процесс приобретения, обмена, собирания.

Те комплексы чувств, которые являются для личности наибольшей ценностью, то есть наиболее желанны, становятся дополнительным мотивом деятельности. Эти чувства влияют на предпочтения, отдаваемые тем или иным воспоминаниям, они участвуют в формировании склонностей, определяют круг повседневных интересов. От них зависит содержание грез и мечтаний, некоторые особенности творческого процесса, стиль общения и пр.

Соответственно десяти комплексам «наиболее желанных чувств» Додонов выделил десять типов личности. Общая эмоциональная направленность — ведущая характеристика личности. Она не препятствует переживанию всего богатства других чувств, но своеобразно окрашивает их, проявляясь во всех без исключения стремлениях

148	149

личности. В трактовке Б. И. Додонова, личностный тип—, это определенный вариант объединения стремлений личности вокруг самого сильного из этих стремлений.

Типология Г. Селье

Канадский врач и биолог Г. Селье выделил всего четыре типа личности. Критерием для выделения служит «спектр чувств», связанных с одной из четырех целей, которые придают, по мнению Селье, смысл и значение человеческой жизни.

1.Склоняться перед сильным. Эта цель выражается

вследующих стремлениях: умилостивить бога; преданно служить верховной власти (королю, королеве, князю), воплощающей и символизирующей отчизну; служить своей стране; сохранять верность политической системе, какой бы она ни была (демократическая республика, монархия и т. д.); стремиться к благу семьи, жертвуя собой ради супруги (супруга) и детей; хранить непоколебимую приверженность кодексу чести.

2.Быть сильным. Эта цель выражается в стремлении

ксиле ради нее самой. Людей этого типа привлекает слава, рукоплескания масс, получение знаков и символов высокого положения; они обычно бывают озабочены своей безопасностью и хотят обеспечить ее путем приобретения силы и власти. Это стремление становится всепоглощающим из-за глубокого и часто болезненного чувства неуверенности.

3.Дарить радость. Эта цель проявляется в стремлении

кбескорыстной филантропии, к художественному и научному творчеству; иногда ее проявлением оказываются забота о детях, доброта к животным, желание исцелять страждущих, т. е. в конечном счете — помогать другим без какой-либо выгоды для себя («пожертвовать миллион на благотворительность или дать горсть орехов обезьяне в зоопарке»,— пишет Г. Селье).

4.Получать радость. Это жизненная цель гедонистов, то есть людей, которые ищут только наслаждений. Они живут сегодняшним днем и стремятся делать только то, что сулит наибольшее удовольствие сейчас, сию минуту. Им все равно, получается ли оно от пищи, напитков, половой близости, путешествий, созерцания произведений искусства или демонстрации своей силы и власти; цели этих людей «замыкаются в них самих».

150

Сравнение двух приведенных типологий показывает, что они не исключают друг друга, поскольку классифишируют людей по разным критериям. В типологии Се- лье — это важнейшие жизненные цели, к которым стремится личность; в типологии Додонова критерием служат склонности к определенному «эмоциональному наполнению» процессов деятельности.

Мы расскажем также о типологиях, где основанием для классификации служат особенности темперамента, врожденная предрасположенность к тем или иным настроениям и к их динамике (Кречмер), эмоционально закрепленная фиксированность личности на своем внутреннем или на внешнем мире (Айзенк). Ни одна из этих типологий не охватывает личность в целом, а лишь оппсывает какую-то важную ее сторону. Конкретную личность чаще всего можно поместить «на пересечении» нес-

кольких типологий.

Не псе они теоретически хорошо обоснованы. В этом отношении в выгодную сторону выделяется типология Додонова; она же отличается и наибольшей полнотой.

Циклоиды и шизоиды

Выделение циклоидного и шизоидного типов личности принадлежит немецкому психиатру Э. Кречмеру. Среди психических особенностей, послуживших ему основой для построения типологии, важное место занимает чувство юмора.

Циклоиды общительны и добродушны. Кречмер выделил две их разновидности: гипоманиакальную и меланхолическую. Гипоманиакальные циклоиды веселы, склонны к юмору, отличаются живостью и остроумием. Меланхолики склонны к грусти, пассивны, вялы, мягки, уступчивы. Эти две разновидности скорее надо считать двумя противоположными фазами циклоидного темперамента; обычно наблюдаются переходы из одной фазы в другую. Но в любой фазе они отличаются насыщенной эмоциональной жизнью.

Люди циклоидного темперамента могут быть мало похожи друг на друга. Кречмер различал пять основных подгрупп: а) веселые болтуны, б) спокойные юмористы,

151

в) тихие, душевные люди, г) сибариты, д) деятельные практики.

Темперамент циклоидов ориентирован по оси грусть— веселость. Причем никогда не бывает полного преобладания одного из этих полюсов настроения. У меланхоликов можно найти налет юмора, пусть даже мрачноватого; а у радостно возбужденного циклоида всегда можно обнаружить примесь грусти. Количественную меру этого смешения Кречмер назвал пропорцией настроения. Циклоидный темперамент характеризуется темпом (быстротой и медленностью) психических процессов; это очень важная особенность людей, принадлежащих к данному типу.

Циклоидному темпераменту противостоит шизоидный. К этому типу принадлежат люди тоже очень разные. Среди них бывают замыкающиеся в себе, робкие, ворчливые, брюзжащие, тупые, грубые, язвительные (склонные не к юмору, а к сарказму), «экстремисты» (у них отсутствует примиряющая середина, они либо восторгаются, либо ненавидят). Кречмер разделил шизоидов на три большие подгруппы:

а) необщительные, лишенные юмора, со странностями и причудами; б) застенчивые, тонко чувствующие, любители природы и книг; в) равнодушно-тупые, исполнительные, бесстрашные.

В отличие от циклоидного темперамента, лежащего между полюсами радости и печали, шизоидный темперамент ориентирован по оси возбудимость — холодность. У шизоидов также не бывает полного господства одного из этих полюсов, а наблюдается смешение. Количественная мера его — психэстетическая пропорция.

Напомним, что пропорции эти отсчитываются у циклоидов и шизоидов не по одной шкале, а по разным. Есть еще одно различие: пропорции настроения циклоидов колеблются волнообразно, и переходы настроения плавны, постепенны. У шизоидов смены резки, подвержены внезапным сдвигам.

Разнообразие шизоидных типов обусловлено не столько темпом психических процессов (как у циклоидов), сколько колебаниями между упорством и капризным непостоянством. В этом смысле циклоиды и шизоиды находятся как бы в разных измерениях. Существует также много конкретных проявлений той особенности шизоидов, которую характеризует «замыкание в себе». Эта

черта иногда проявляется как равнодушный эгоизм, преувеличенное чувство собственного достоинства; порой склонность к абстрактно-теоретическим схемам улучшения системы воспитания, высокомерная убежденность в своей способности указать человечеству путь ко всеобщему благоденствию, создание проектов усовершенствования мира. При этом любовь к человечеству в целом у них всегда больше, чем любовь к конкретному человеку. О таких людях писал Ф. М. Достоевский: «Друг человечества с шатостию нравственных оснований есть людоед человечества, не говоря о его тщеславии; ибо оскорбите тщеславие которого-нибудь из сил бесчисленных друзей человечества, и он тотчас готов зажечь мир с четырех концов...»

Эти черты психического склада несовместимы с развитым чувством юмора, со способностью отнестись к собственной персоне если не со смехом, то хотя бы с добро- душно-снисходительной улыбкой. Наиболее желанные чувства для шизоида — те, которые относятся к так называемой глорической группе (по Додонову).

Истерические характеры

Явная недостаточность разделения всех людей на две группы — шизоидов и циклоидов — побудила врачейпсихиатров присоединить к конституциональным типам Кречмера новые типы. В частности, П. Б. Ганнушкин описал группу «истерических характеров» — людей, особенностью которых является безудержное стремление во что бы то ни стало обратить на себя внимание.

Им необходимо, чтобы о них говорили, и для этого они не брезгуют никакими средствами. Обычно у них не хватает глубины и содержания, чтобы привлечь надолго большое число поклонников. Их эмоциональная жизнь капризно неустойчива, чувства поверхностны, интересы неглубоки, воля не способна к длительному напряжению.

При первом знакомстве они бывают обворожительны: очаровывают собеседника мягкостью, уступчивостью, впечатлением детской непосредственности. Лишь при более длительном знакомстве вскрываются их неественность, фальшивость и поразительная эгоистичность. На людях они ведут себя совсем не так, как дома. Хотят быть оригинальными, упорно защищают нелепые взгляды и вкусы, разыгрывают обиженных и несчастных, «трагиче-

152

153

ских страдальцев», смакуют свою духовную утонченность. Им присущи зависть, ревность и злоба к тем, кто в ущерб им привлекает к себе внимание окружающих. Они не выносят равнодушия и пренебрежения — всегда предпочтут этому неприязнь и даже ненависть. Злопамятны и мстительны.

У человека с истерическим складом психики эмоциональные реакции на события внешнего мира неравномерны: добрый и отзывчивый к посторонним, он обнаруживает равнодушие и черствость к близким. Гордый и высокомерный, подчас готов на унижения, в которых находит какое-то болезненное наслаждение: он сознается в низких поступках, в обмане.

Но при этом отмечается важный штрих: рассказывая о невинной лжи, он стремится укрепить доверие к себе в главном и существенном. Бесчестные поступки, в которых он признается, относятся к давно прошедшему времени, например к далекому детству. Но и этим низким поступкам как бы придается налет благородства, так что, даже пороча самих себя, эти люди подчеркивают свою исключительность, избранность, выделяют себя из «общего ряда».

Нарциссисты

Слово «нарциссизм» происходит от имени Нарцисса, согласно мифу — сына речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы. Юноша был дивно красив, и одного лишь себя считал достойным любви. За это Афродита наказала его. Наклонившись однажды к ручью, чтобы напиться, он увидел и полюбил собственное отражение. И до самой смерти он ни на минуту не в силах был оторваться от созерцания своей красоты.

До последнего времени слово «нарциссизм» употреблялось как синоним самовлюбленности и самолюбования; но постепенно оно приобрело статус термина. Ныне в психиатрической литературе этим термином обозначают сочетание восьми черт личности:

1) уверенность в собственной высокой значимости, в грандиозности своих достижений и талантов; преувеличение важности и исключительности своих проблем;

2) склонность к мечтаниям и фантазированию, причем содержание мечтаний связано с собственными триумфальными успехами, властью, блестящим положением,

ослепительно-прекрасной внешностью, необыкновенной любовью;

3)потребность в постоянном внимании окружающих,

вих восхищении;

4)склонность отвечать на критические замечания либо холодно-презрительным равнодушием, либо такими чувствами, как ярость, возмущение, стыд, унижение, опустошенность;

5)притязания на особое отношение, ожидание услуг и льгот без принятия на себя обязательств взаимности:

6)стремление использовать окружающих для удовлетворения своих желаний и для самовозвеличения;

7)непостоянство в отношениях с другими людьми, которых они то превозносят, то проклинают;

8)неспособность представить себе душевное состояние другого человека, «вчувствоваться» в него, то есть отсутствие эмпатии.

Шкала „интроверсия —экстраверсия"

В зарубежной психологии популярно разделение людей на интровертированную и экстравертированпую группы. Интровертированый субъект, или интроверт, сосредоточен на своем внутреннем мире. Экстраверт больше ориентирован на внешний мир. Промежуточный тип называется амбивертированным.

Английский психолог Г. Ю. Айзепк считает шкалу интроверсия — экстраверсия одним из главных измерений, на которых строится типология личности. Свои взгляды он обосновывает экспериментами.

По его данным, интроверты более настойчивы, последовательны, методичны, более строги в соблюдении правил и инструкций, чем экстраверты. Очень характерны опыты с исследованием сексуальных и агрессивных тенденций у этих двух групп людей. Опыт заключался в предъявлении карикатур и рисунков, изображающих откровенные любовные сцены; их чередовали с рисунками, изображающими жестокость, и сценками «нейтрального» содержания. Экстраверты отдавали явное предпочтение изображениям жестокости и секса, воспринимали «соль» этих комических изображений и весело хохотали. Интроверты же проявляли тенденцию отвергать эти рисун-

ки, которые не только не	вызывали у них улыбки, но
были им просто неприятны.	Таким образом, личностные

154

155

типы, выделенные по признаку нацеленности на внутренний или на внешний мир, оказались различными и при исследовании у них чувства юмора.

При анкетных опросах экстраверты высказывались в поддержку половой свободы и насильственных мер поддержания порядка. Они склонны оправдывать применение военной силы, принуждение, выступают против отмены смертной казни, за телесные наказания, свободную любовь, против запрещения абортов. А интроверты стоят за укрепление религиозных и этических барьеров, которые препятствуют реализации сексуальных и агрессивных импульсов. Интровертам чаще свойственно аналитическое, дробное восприятие мира, экстравертам — целостное, синтетическое.

Г. Айзенк связывает фундаментальные различия между этими двумя типами людей с особенностями высшей нервной деятельности, ссылаясь на И. П. Павлова. Люди, у которых отрицательная индукция возникает быстро и легко, а угасает медленно, дают экстравертный тип поведения (условные рефлексы у 'них образуются быстро). Люди с медленно развивающейся, но быстро угасающей отрицательной индукцией дают интровертное поведение (условные рефлексы у них образуются медленнее). Любопытно, что после мозговой травмы поведение может измениться: оно сдвигается вправо по шкале «интроверсия — экстраверсия», то есть приближается к «экстравертному полюсу» шкалы.

Большинство людей сочетает в себе черты экстравертированной и интровертированной личности. Но не так уж редки индивидуумы, приближающиеся к крайним типам. Выраженные же экстраверты и интроверты, хотя

ине являются абстракцией, но встречаются очень редко.

Г.Айзенк ярко и точно описал многие их личностные черты.

Хотя выводы ученого в целом убедительны и последовательны, сделаем одну оговорку. Вряд ли он прав, применяя биологический критерий для оценки небиологических явлений. Ведь высказывания за и против телесных наказаний и половой свободы связаны, вероятно, с воспитанием, классовым происхождением, положением в обществе, даже национальной традицией. Здесь уместен скорее социологический подход. Не исключено, что и биологические характеристики, в частности отрицательная индукция (Айзенк называет ее реактивным тор-

можением), в выборе такого рода тоже играют заметную роль. Но это все же роль поправочного коэффициента, а не решающего фактора.

Самоутверждение и связанные с ним чувства

Устойчивое представление личности о собственной физической, психической, социальной или моральной ущербности оказывает на нее серьезное влияние, способствуя формированию своеобразных черт. Причем не обязательно человек все время думает о своем дефекте; он может и отвлечься. Но представление о малоценности — истинной или мнимой — не исчезает. Будучи оттеснено в подсознание, оно продолжает сказываться в поведении. Результаты этого влияния называют комплексом неполноценности.

Проявления его многообразны, но всех людей, отягощенных этим комплексом, характеризует подсознательное стремление к компенсации. Их поведение подчинено невысказанной цели: доказать окружающим и самому себе, что «я не хуже других». Они постоянно и больше других стремятся к самоутверждению.

Комплекс неполноценности появляется в детском возрасте; само положение ребенка порождает его. К. И. Чуковский в книге «От двух до пяти» настойчиво подчеркивал склонность детей самоутверждаться: «Ребенку важнее всего быть о себе высокого мнения. Недаром он с утра до вечера жаждет похвал, одобрений и так любит тщеславиться своими превосходными качествами. Для него невыносимо сознание, что он не способен к тем действиям, которые у него на глазах совершают другие».

А. И. Герцен в «Былом и думах» обратил внимание на то, что в стародворянских домах часто возникали дружеские отношения между детьми и крепостными слугами из-за сходного положения — приниженного п неполноправного. Люди с одинаковыми или близкими комплексами склонны к установлению контактов, к общению между собой — «взаимная любовь слабых и простых», как выразился Герцен. Не исключено, что это одна из причин обособления групп и в коллективах, в том числе школьных.

Комплекс неполноценности может возникнуть у школьника, которому учение дается труднее, чем сверстникам, и он при большой затрате сил и времени все-таки

156	157

отстает от товарищей. Если такие дети хорошо развиты физически, то на уроках физкультуры смеются громче всех над чужой слабостью и неповоротливостью; иной раз они не прочь поколотить способного ученика. Иногда самоутверждение проявляется в браваде «не хочу учиться», в попытках выделиться отчаянно-дерзкими поступками, в демонстрации бесстрашия. Эту браваду нельзя считать напускной, ибо она выражает глубинные психические процессы.

В разном возрасте комплекс неполноценности у детей выглядит по-разному. У двух- и трехлетнего ребенка жажда самоутверждения проявляет себя стремлением к самостоятельности. Ребенок то и дело кричит: «Я сам!» Однако, убедившись в своей «некомпетентности», вынужден с душевной болью обращаться к взрослым.

Если семилетний ребенок в учебе и играх оказался слабее приятелей, он может впасть в самоуничижение,

унего появляется ощущение: я ни на что не способен,

яникому не нужен, я хуже всех. Понимание своей физической слабости, особенно при общении с более старшими ребятами, тягостно для ребенка и сильно удручает его.

Внесколько старшем возрасте комплекс неполноценности проявляет себя склонностью к преувеличениям. Восьмилетнему не нравится его «социальная незначительность», и он любит присочинять с целью оказаться

вцентре внимания взрослых людей. Вот как вспоминает об этом Ч. Дарвин в «Автобиографии»: «...в детстве я нередко сочинял заведомый вздор и притом только для того, чтобы вызвать удивление окружающих».

Приступая к новому делу, для которого у него еше не выработаны навыки, младший школьник чувствует неуверенность и внутреннее беспокойство. Однако ему стыдно признаться в этом, и он проявляет — внешне — огромную самоуверенность: подумаешь, чепуха какая!

Особенно возрастает страсть к самоутверждению в 11—12 лет. Ребенок осознает себя как личность и самоутверждается в столкновениях и противоборстве. Уже через год, в 13 лет, комплекс неполноценности проявляется по-другому. Тринадцатилетний становится озабочен своей внешностью. Он может страдать из-за слишком высокого или слишком маленького роста, из-за чрезмепной худобы или полноты, из-за слабо развитых бицепсов. Тринадцатилетние много времени проводят перед

зеркалом, которое причиняет огорчения, если то, что они видят в нем, не отвечает ожиданиям.

Ф. М. Достоевский подметил и изобразил эти черты тринадцатилетнего в образе Коли Красоткина («Братья Карамазовы»): «Скверно однако же, что я маленького роста... Лицо у меня умное; я не хорош, я знаю, что я мерзок лицом, но лицо умное». И далее Достоевский, уточняет: «Главное, его мучил маленький рост его, не столько «мерзкое» лицо, сколько рост. У него дома в углу на стене... была сделана черточка, которою он отметил свой рост, и с тех пор он каждые два месяца с волнением подходил опять мериться: на сколько успел вырасти? Но увы! Вырастал он ужасно мало, и это приводило его порой просто в отчаяние...»

«Совсем	курносый,	совсем	курносый»,— бормотал
про себя Коля, когда смотрелся в зеркало...»
Ф. М. Достоевский		обратил внимание и на другую
характерную	черту — желание		быть взрослым. Алеша

Карамазов чрезвычайно понравился Коле: «Его поразило то, что с ним он в высшей степени на ровной ноге, что тот говорит с ним, как с «самым большим». Именно это нежелание быть ребенком обусловливает ранимость и обидчивость подростков. С еще большей силой эта жажда быть взрослым проявляется у пятнадцатилетних.

По мере созревания личности все эти детские комплексы постепенно изживаются. Человек вспоминает о своих тревогах и душевных муках этого возраста с улыбкой. Однако улыбка нередко мешает ему понять чувства собственных детей.

Комплекс неполноценности у взрослых людей часто связан с представлением о недостаточности своего образования. Казалось бы, этот недостаток преодолим, ведь учиться никогда не поздно. На самом же деле не все упущенное можно наверстать. Поэтому иногда этот комплекс изживается по-другому. У человека вырабатывается пренебрежение к грамотности. Он усваивает манеру свысока относиться к образованности: «Я и без диплома зарабатываю не хуже». Причем это не лицемерие, а психологическая защита от представления о неполноценности. Эти же люди не жалеют усилий, чтобы дать своим детям то самое образование, о котором высоко-

но отзываются сами. Если же дети оказываются мапособными или по другой причине плохо учатся, шлекс неполноценности у родителей углубляется.

158

159

Возникает обида на преподавателей «за несправедливое отношение к ребенку», может даже возникнуть злорадство по поводу неудач чужих детей.

Комплекс неполноценности может быть связан с низким социальным престижем профессии — в тех странах, где есть такая градация престижей. Вызывающая грубость поведения имеет порой именно эту подоплеку. Понятие «престиж профессии» не абсолютно. Много значат традиции, а также средства массовой коммуникации — печать, радио и телевидение. В ряде стран очень низок престиж профессий, связанных с обслуживанием. И у представителей этих профессий бывают вспышки ненависти и постоянное раздражение против тех, кого они обслуживают.

Комплекс неполноценности может быть результатом принадлежности к отвергаемой касте или угнетенной национальности — в расистских государствах. Представители непопулярных национальных меньшинств особенно бурно радуются успехам единоплеменников в любой области, будь то бокс, джазовая музыка или наука.

Зарубежные психоаналитики считают самым распространенным комплекс кастрации, или скрытую неуверенность большинства мужчин в собственной половой потенции. По сути, именно эта неуверенность порождает безудержную похвальбу альковными подвигами.

Любопытно, что Карел Чапек в рассказе «Исповедь дон Хуана» выдвинул версию, будто дон Хуан вовсе не грешил против седьмой заповеди. Патер Ильдефонср так объяснил его метания от одной женщины к другой: «Природа обделила вас тем, что даровано каждому живому существу... Вот почему, дон Хуан, вы играли роль мужчины с юношества, вы были безумно храбры, авантюристичны, горды и любили выставлять себя напоказ — и все лишь для того, чтобы подавить в себе унизительное сознание, что другие — лучше вас, что они — больше мужчины, чем вы.

Вы никогда не знали любви, вы только лихорадочно стремились при каждой встрече с пленительной и благородной женщиной околдовать ее своей страстью, которую вы сами себе внушали. Но вот наступал момент, когда у женщины подкашиваются ноги; в тот момент вы испытывали приступ вашей злосчастной гордыни и одновременно самое страшное свое унижение. И вам прихо-

дилось вырываться из объятий и бежать, бежать от покоренной вами женщины».

Комплексом кастрации пытались когда-то объяснить требование физиологической невинности невесты: боязнью сравнения, опасением, что потенция предшественника была выше. Более того, этим комплексом объясняли и требование супружеской верности. Быть может, в отдельных случаях эти соображения отчасти справедливы (повышенная ревнивость у мужчин иногда сопровождает ослабление половой функции). Однако на первое место в происхождении моногамной семьи надо все же ставить социальные причины.

Значительно чаще встречается другой комплекс, свяванный с половым инстинктом,— сомнение в своей красоте и привлекательности. В тяжелых случаях оно превращается в гнетущую уверенность в собственном безобразии — «комплекс гадкого утенка», как у Николеньки Иртеньева из повести Л. Толстого «Отрочество». Такие дети избегают школьных вечеров, предпочитают одиночество, плохо чувствуют себя «на людях».

Родители часто сами повинны в этом. Встревожившись, что их дитя слишком много времени проводит перед зеркалом, они допускают грубую ошибку, внушая ребенку, что он нехорош собой. При этом поведение ребенка меняется надолго, последствия иногда остаются на всю жизнь: «...я убежден, что ничто не имеет такого разительного влияния на направление человека, как наружность его, и не столько самая наружность, сколько убеждение в привлекательности или непривлекательности ее»,— писал Л. Н. Толстой.

Нередко потребность в самоутверждении служит причиной жестокости к животным. Сошлемся на автобиографические записки Ч. Дарвина: «Я был гуманным мальчиком, но этим я целиком обязан наставлению и примеру моих сестер, ибо я сомневаюсь в том, является ли гуманность природным, врожденным качеством... Однажды, когда я был очень маленьким... я совершил жестокий поступок, побив щенка, думаю, только из удовольствия, которое доставляло мне чувство собственной власти».

Бывает, что комплекс неполноценности вызван недостаточным социальным престижем профессии родителей или отсутствием одного из родителей. Учителям не мешало бы помнить об этом, и всякого рода анкетные

160

161