Askochensky_V_I_Za_Rus_Svyatuyu

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

–  Гм.

Софьин помог барыне сесть в коляску.

–  Мы, голубчик, – сказала барыня, обращаясь к Парфену, – живем на Абакумовской улице, в доме Чепыховской.

–  Против колодезя? –  Против колодезя. –  Знаю-с.

–  Ты, голубчик, поезжай другой улицей, а не той, что мимо губернатора. Неловко как-то.

Софьин улыбнулся, усаживая в это время и молоденькую девушку и получив от нее институтское merci. Чему он улыбнулся – откровенному ли разговору жеманной барыни с бородатым Парфеном, или этому неизбежно официальному merci – неизвестно; только, проводив глазами экипаж, он уже не пошел в часовню, а сел у паперти на одну из ступенек.

–  Хорошие господа, – говорил сторож, замыкая церковные двери, – недавно приехамши, а хорошие.

Софьин молчал.

–  Барыня разговорчивая такая и о вас расспрашивала. Софьин поднял голову и снова опустил ее, молча.

–  Ходили часовню смотреть и двугривенный пожаловали.

Софьин начал выводить по песку палкою какие-то каракули.

–  И барышня-то нечто себе. Не во гнев вашей милости, точно сестра родная вашей покойн...

Софьин взглянул на него сердито.

–  Тоесть,–продолжалсловоохотливыйсторож,–при- мерно сказать, оно не то чтобы бровь в бровь, а того-с...

Софьин встал и пошел бродить по кладбищу. Он был пасмурен и недоволен чем-то. К счастию, эпитафии, украшавшие пышные памятники, помогли ему несколько рассеяться. На одном из них Софьин прочитал, что сердобольная мать оставила в плачевном сиротстве сына,

161

В. И. Аскоченский

родившегося 1792 года, которому, по верному счету, оказывалось далеко за полсотню лет; на другом дщерь купца первой гильдии просит всех и каждого помолиться об усопшем и об оставшейся его сироте; на третьем выбито было золотыми буквами, что здесь почиет сном смертным секретарь губернского правления, титулярный советник, Тарас Гвоздило; четвертая надпись гласила, что под сим камнем погребено тело супруги кавалера третьей степени Анны Гонораты Викентьевны Сплетницкой. Суета суетствий, подумал Софьин: и кавалерши третьей степени и титулярные советники умирают! Он решительно повеселел. Вообще всем страдающим припадками меланхолии рекомендуется гулять по городскому кладбищу и перечитывать надгробные надписи. Прелесть что такое!

Дня через три после события, описанного нами, Софьин поехал с визитом к случайным своим знакомым. Он узнал, что барыня, которой удалось ему прислужиться экипажем, была супруга недавно прибывшего Председателя Онисима Сергеевича Небеды, а девица, бывшая с ней, дочь ее, не досидевшая только двух месяцев определенного курса в каком-то учебном заведении и взятая оттуда родителями, не пожелавшими расстаться с дочерью и на такой короткий срок. Говорили, что будто Соломонида Егоровна – барыню звали Соломонидой Егоровной, – отъезжая в провинцию, имела и другие кое-какие виды: но Софьин не счел нужным поверять эти толки и ограничился поверхностными сведениями о тех лишь особах, которых увидел он случайно, а что вперед Бог даст, то предоставил он времени.

Но пожалуйте, – как же это Софьин, сам состоящий на службе в том же городе, до сих пор не познакомился с таким важным в бюрократическом мире лицом, как Председатель? Ведь уж более месяца, как Онисим Сергеевич отрекомендовался всем знаменитостям города В. А вот в том-то и сила, что он отрекомендовался одним лишь зна-

162

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

менитостям. Соломонида Егоровна, сама пересмотрев губернский адрес-календарь, растолковала своему супругу, к кому он должен ехать не медля, кому можно и отложить визит, а к кому и вовсе не ездить. Надо знать, что Соломонида Егоровна в делах такого рода была весьма сведуща

иосмотрительна и крайне гневалась, если Онисим Сергеевич забывался как-нибудь и позволял себе фамилиарность с человеком, почему-либо не обратившим на себя благосклонного внимания Соломониды Егоровны. Насколько это действовало на Онисима Сергеевича, мы увидим впоследствии; нельзя однако ж сказать, чтоб он вовсе не слушался в этом дражайшей своей половины. «Да ну тебя совсем! – говаривал он обыкновенно в таких случаях: не поеду, не поеду! Не рассыпайся, пожалуйста, только в красноречиях-то!»

Кнесчастию, Софьин, по усмотрению Соломониды Егоровны, попал во второй разряд будущих знакомых его высокородия, и визит к нему отложен был на неопределенное время. Он, впрочем, знал, что прибыл новый Председатель, что он человек семейный, – и только. Дальнейшие сведения о его особе не слишком интересовали Софьина,

ине случись известного нам происшествия на кладбище, все семейство Небеды надолго бы осталось для него покрытым, как говорится, мраком неизвестности.

Глава третья

Небеды занимали бельэтаж в одном из лучших домов в городе: но, как водится в провинциях, домохозяин очень мало обратил внимания на удобство входа. Несмотря на то, что Софьин приехал в самый полдень, он должен был пробираться почти ощупью по крутой и извилистой лестнице и, обсчитавшись одной ступенькой, крепко стукнул ногой, поднятой без всякой надобности, что заставило его остановиться на минуту и пожелать до-

163

В. И. Аскоченский

мохозяину что-то очень нехорошее. Отворив дверь прихожей, он чуть было не столкнулся с какой-то салопницей и услышал тоненький голосок, произнесший довольно явственно следующее:­

–  Хорошо, хорошо; доложу генералу, как только он воротится.

В дверях залы мелькнуло что-то и исчезло за захлопнутой дверью.

–  Генерал? – сказал вполголоса Софьин. – Кто здесь квартирует? – спросил он салопницу, не видя никого из прислуги.

–  Генерал, батюшка.

–  А не Председатель? – сказал он тише, поворачивая к дверям.

–  Может, и заседатель, только чин-то на нем, видишь, генеральский.

Софьин остановился в недоумении, держась за ручку двери.

Вошел лакей.

–  Кто здесь квартирует? – спросил Софьин. –  Штатский советник Небеда-с.

–  Можно его видеть?

–  Барина дома нет-с, а барыня принимают. Как прикажите доложить?

Сказав что нужно, Софьин остался с салопницей.

–  Взгляньте оком сострадания, – начала она, – на Творца всемогущего и воздвигните сердце.

–  Что вам от меня угодно?

–  Единственно милосердием высокоименитых благотворителей.

Салопница замолчала, приметив, что Софьин доставал портмоне.

–  Вдова, – опять заговорила она: капитанша, – трое детей, брат слепой, сестра хромая, без крова и пристаница.

164

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

Она заморгала глазами, стараясь выжать из них привычную слезу.

Софьин протянул к ней руку с какой-то мелкой монетой. –  Ах, батюшка! – заговорила салопница, приняв однако ж деньги. – Что это вы? Разве я нищая? Ошибаетесь, молодец! Я благородная, вдова, капитанша, у генералов бы-

ваю; меня и губернатор знает.

–  Что ж вам угодно от меня?

–  Пожалуйте-с! – сказал лакей, отворяя обе половинки дверей в залу.

Софьин сбросил с себя шинель и сделал шаг к дверям. –  Позвольте, позвольте, батюшка, – сказала салопница, заступая дорогу, – взгляньте оком сострадания

на Творца...

Софьин взглянул на лакея, который, к счастию, был не глуп и понял его взгляд.

–  Ну, поди ж, поди! – сказал он, оттесняя салопницу. Софьин прошел в залу.

–  Эх, ты пани на все сани! – говорил лакей, оставшись с салопницей. – А ложку зачем стянула у Ивановых?

–  Ах, ты мерзавец, невежа этакий! как ты осмеливаешься....

–  Ну, не пыли ж, не пыли. Ведь вытрусили! Будто я не знаю!

–  Мужик необразованный! постой же, нечто я не скажу генералу...

–  Тут тебе никакого нет генерала. А ты проваливай, вот что!

–  На зло ж вот тебе не пойду, да и знай! И однако ж сделала шаг к дверям.

–  У меня пойдешь! – сказал лакей каким-то решительным тоном, отворяя дверь прихожей.

–  Ну, и пойду, конечно, пойду! Не с тобой же, хамом, мне заниматься.

165

В. И. Аскоченский

–  Благородная! Всякая шваль туда ж лезет в благородные! – говорил лакей, затворяя дверь за салопницей, которая еще что-то бормотала, спускаясь в лестницы.

Взале, которою проходил Софьин, заметна была немалая претензия на роскошь. Занавеси и портьеры были из тяжелого штофа, но довольно подержанные и, как видно, совершившие, кроме официального путешествия из столицы в провинцию, несколько других переходов по нисходящей линии. В одном углу прислонена была этажерка, уставленная фарфоровыми и бронзовыми безделушками,

вдругом стояло фортепьяно, покрытое чехлом; в простенках между окон висели большие зеркала и массивная люстра обременена была несколькими десятками свечей, что однако ж мало гармонировало с величиной залы; старые кресла и стулья недружелюбно поглядывали на своих собратий, недавно прибывших из мебельного магазина и еще сохранявших запах свежего дерева. На стенах висело несколько эстампов превосходной работы и рядом с ними прескверно вышитая гарусом какая-то картина.

Взале никого не было.

Софьин прошел в гостиную. Там на диване, приняв заранее обдуманную позу, сидела знакомая нам барыня, Соломонида Егоровна Небеда. Рука ее была небрежно брошена на бархатную подушку; богатое шелковое платье охватывало ее плотный бюст, рельефно обрисовывая все его округлости; легенький чепчик едва касался волос, взбитых à la помпадур; массивный браслет втиснулся в ее мясистую руку и заставлял подозревать, что это украшение, перенятое нашими львицами у диких, не без значительной боли обходилось дебелой щеголихе.

На вежливый поклон Софьина Соломонида Егоровна грациозно покачнулась всем корпусом и, показав рукой на кресло, проговорила самым мягким и как бы болезненным голосом:

–  Prénez place, мусье Софьин.

166

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

–  Извините, что я так замедлил засвидетельствовать...

–  Mieux tard, que jamais, – сказала Соломонида Его-

ровна, очень кстати перебив глупо-официальное начало этикетного визита, – признаться, мы еще не устроились, как следует. Только какой ужасный ваш город! Нигде нельзя достать порядочной мебели.

–  У Голли, кажется, недурна; дорога только.

–  Ах, как это можно говорить? Не в том, что дорога; мы готовы заплатить, что угодно, но дурна, ужасно дурна. Можете вообразить, каково привыкать к мебели какого-то там вашего Молли, Голли, право, не знаю, после Гамбсовской. У нас в Петербурге вся мебель была от Гамбса.

Действительно, сказать что-нибудь против этого было очень трудно, и Софьин молчал в благоговейном уважении к мебели Гамбса, покоившей тучную особу барыни.

–  И все это нами продано решительно за бесценок, – продолжала Соломонида Егоровна.

–  Да, переезды никогда не обходятся без потерь. Сказав такой глубокомысленный афоризм, Софьин

опять замолчал. Бог его знает, или уж в течение этих двух летонразучилсяговорить,илиСоломонидаЕгоровнаимела в себе что-нибудь расклеивающее всякую складную речь, только разговор как-то не вязался. К вопросам о здоровье, к толкам о погоде Софьину не хотелось прибегать, и потому он положил лучше слушать и, смотря уже по обстоятельствам, подкинуть и свою какую-нибудь сентенцию.

–  Скажите, мусье Софьин, есть тут у вас какое-нибудь общество?

Опять вопрос, весьма трудный к разрешению, но однако ж отвечать все-таки надо.

–  По крайней мере, – сказал Софьин, – нельзя отказать в этом ни одному губернскому городу.

–  Да, это конечно, – с достоинством подтвердила Соломонида Егоровна. – Только ж такое, я думаю, и общество! Какие-нибудь советники, секретари...

167

В. И. Аскоченский

–  Есть и советники, и секретари, которые не уронили бы никакого общества.

–  Да все ж это не то, что называется socièté. Вот в Петербурге, например... поверите ли, мусье Софьин, от одних карет не было проезду мимо нашего дома. Все первостепенные сановники да всякие знаменитости – вот это так общество! А здесь кто ж такой?

Софьину, видимо, становилось досадно.

–  По Сеньке шапка, – сказал он с провинциальной откровенностью.

–  Ах,мусье,–заметилабарыня,жеманясь,какнедавно выпущенная институтка, – как вы странно выражаетесь!

«Вот тебе раз, – подумал Софьин, – а ты небось лучше выражалась на кладбище-то!» – Извините, – сказал он улыбаясь, – но пригодней этой поговорки мне на этот раз ничего не пришло в голову.

–  Я ужасно была зла на моего Онисима, – сказала Соломонида Егоровна, уладив серьезную физиономию и какбыжелаяудержатьэтимгостявпределахгалантерейной вежливости, – как-таки ехать на службу в такое захолустье? Разве ты не можешь, говорила я ему, взять себе приличное место в Петербурге? Тебе стоит сказать лишь слово... его там просто на руках носили. Я вам говорю, – продолжала Соломонида Егоровна, приходя в воодушевление, – такого человека, как мой Онисим, нет другого в целом мире. Этакой честности, этакого благородства вы ни в ком не встретите! Сам министр всегда ставил его в образец другим...

–  Смею вас уверить, что для достоинств вашего супруга и провинция слепа не будет, – сказал Софьин, рассматривая кончик своего сапога.

–  Достоинства моего мужа не для провинции! – гордо отвечала Соломонида Егоровна. – Мы, одначе, останемся тут ненадолго. Онисим Сергеевич ожидает лишь производства в генералы, а потом тотчас же возьмет перевод в сто-

168

Раздел II. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (Проза)

лицу; там уж и место для него приготовлено, директорское место. Он будет директором в одном департаменте.

Владимир Петрович решительно не мог найтись, что сказать на это.

–  А вы, – продолжала Соломонида Егоровна после некоторого молчания, – большой имеете тут круг знакомства?

Нелегко было отвечать и на этот вопрос, особенно после того, что говорила до сих пор барыня.

–  Сколько это возможно в провинции, – сказал Софьин.­

–  А я так еще не успела никому сделать визита. Такое мученье без собственного экипажа! С отчаянья поедешь и на извощике.

И Соломонида Егоровна начала нежно и гармонически хохотать над своей такой отчаянной решимостью, придерживая рукою мясистую грудь.

Софьин сидел как на иголках.

–  Maman! – послышалось из боковых дверей.

–  Qu’est que voulez-vous? Tout-suit! Вы, мусье Софьин,

конечно, позволите мне познакомить вас с моим семейством, – сказала Соломонида Егоровна, поднимаясь с дивана и направляясь к боковым дверям.

Софьин поклонился.

Соломонида Егоровна вошла было и потом вернулась, проговорив с грациозной улыбкой: pardon, мусье! – взяла позабытый на канапе платок и вышла.

–  Что это такое? – сказал Софьин, оставшись один, – мистификация или отчаянное бесстыдство? Ей-богу, не понимаю.

Он задумался на минуту, потом поправил волосы, взглянул в зеркало и стал зевать по сторонам. Наскучив этим занятием, Софьин принялся пересматривать модные картинки, лежавший на столе.

169

В. И. Аскоченский

–  Pardon, мусье, – сказала Соломонида Егоровна, выходя через несколько минут, – я так долго заставила вас ждать себя.

«Дай-ка, – подумал Софьин, – заговорю я с ней пофранцузски. Может, она на этом диалекте умнее, чем на своем природном». – Вы, – сказал он по-французски, – оставили меня при самом интересном занятии. Пересматривая эти картинки, я удивлялся своенравию моды, которая так любит повторять себя.

–  Вуй, мусье, – отвечала Соломонида Егоровна и в то же время устремила беспокойный и нетерпеливый взор на боковые двери.

–  Не помню, кто-то заметил, – продолжал Софьин все на том же языке, – что мода сваливает свои изделия в одну кадушку; наполнив ее до верха, она переворачивает кадушку верх дном и снова начинает брать старое с маленькими лишь прибавлениями да переменами.

–  Да-с, – сказала Соломонида Егоровна по-русски и как-то напряженно и взволнованно, – мы получаем это прямо из Парижа.

–  Что такое? – спросил Софьин тоже по-русски.

–  Вы говорите о журнале мод? – отвечала Соломонида Егоровна, покраснев страшно.

–  Да, точно так-с, о журнале-с, – сказал Софьин, опустив глаза.

–  Я, признаться, хорошо не расслушала вас. Мои мысли были заняты не такими пустяками... это все дети... – говорила Соломонида Егоровна, стараясь, сколько можно, поправиться.

«Вот тебе и нафранцузил! – подумал Софьин. – И что за охота болтать, как попугай, несколько затверженных слов, обманывая лишь добрых людей? Ну, барыня!..»

Дверь отворилась и вошла... но это была не та девица, которую Софьин видел на кладбище. Вместо юного, ми-

170