6. Едва только Демосфен вошел в возраст, он сразу же привлек к суду

своих опекунов {12} и, так как те находили все новые увертки и поводы для

пересмотра дела, писал против них речь за речью. Приобретая, по слову

Фукидида {13}, навык и опыт среди трудов и опасностей, он в конце концов

выиграл и, хотя не смог вернуть и малейшей части отцовского наследства, зато

привык выступать и почувствовал достаточную уверенность в себе, а главное -

узнал вкус чести и силы, приобретаемых победою в борьбе мнений, так что

впредь решил выступать перед народом и заниматься делами государства.

Рассказывают, что Лаомедонт из Орхомена, страдая каким-то расстройством

селезенки и упражняясь по совету врачей в беге на большие расстояния, развил

в себе эту способность, а потом принял участие в состязаниях и сделался

одним из лучших бегунов, - подобным же образом и Демосфен сперва обратился к

искусству речи, чтобы поправить собственные дела, а впоследствии, достигши

мастерства и силы, стал первым уже в состязаниях на государственном поприще

и превзошел всех своих сограждан, поднимавшихся на ораторское возвышение. А

между тем в первый раз народ встретил его недовольным шумом и осмеял за

необычное строение речи, периоды которой казались запутанными и сбивчивыми,

а доводы натянутыми и неестественными. К этому присоединялись, сколько можно

судить, слабость голоса, неясный выговор и, наконец, короткое дыхание,

которое, разрывая периоды, нарушало смысл произносимого. Демосфен перестал

бывать в Собрании, и однажды, когда он уныло бродил по Пирею, его заметил

Эвном из Фрии, уже глубокий старик, и выбранил за то, что, владея даром

слова, почти таким же, как у Перикла, он по робости и безволию изменяет

самому себе, если не оказывает решительного сопротивления толпе и не готовит

для борьбы свое тело, но позволяет ему увядать от безделия и изнеженности.

7. Однако ж, как сообщают, и новая попытка Демосфена успеха не имела, и

тут, когда в полном отчаянии, закрывши от стыда лицо плащом, он отправился

домой, его пошел проводить актер Сатир, близкий его приятель. Демосфен стал

ему жаловаться, что из всех ораторов он самый трудолюбивый и отдает

красноречию чуть ли не все силы без остатка, а народ знать его не желает,

между тем как пьяницы, мореходы {14} и полные невежды всегда находят

слушателей и не сходят с возвышения. "Верно, Демосфен, - отвечал Сатир, - но

я быстро помогу твоей беде. Прочти-ка мне, пожалуйста, наизусть какой-нибудь

отрывок из Эврипида или Софокла". Демосфен прочитал, а Сатир повторил, но

при этом так передал соответствующий характер и настроение, что Демосфену и

самому этот отрывок показался совсем иным. Так он убедился, сколько

стройности и красоты придает речи "игра" {15}, и понял, что сами по себе

упражнения значат очень мало или даже вообще ничего не значат, если ты не

думаешь о том, как лучше всего преподнести и передать слушателям содержание

твоих слов. Он устроил себе в подземелье комнату для занятий, которая цела и

до нашего времени, и, неукоснительно уходя туда всякий день, учился

актерской игре и укреплял голос, а нередко уединялся и на два-три месяца

подряд, выбрив себе половину головы, чтобы от стыда невозможно было выйти

наружу, даже если очень захочется.