10. И однако все соглашались, что Демад, полагавшийся только на свой

природный дар, был непобедим и, выступая без всякой подготовки, брал верх

над Демосфеном со всеми его предварительными размышлениями и трудами.

Аристон Хиосский приводит, между прочим, суждение Феофраста об этих

ораторах. На вопрос, что он думает об ораторе Демосфене, Феофраст отвечал:

"Достоин своего города", а о Демаде - "Выше своего города". А Полиэвкт из

дема Сфетт, один из тех, кто ведал тогда государственными делами в Афинах,

по словам того же Аристона, заявлял, что Демосфен - величайший из ораторов,

но самый искусный - Фокион, который в кратчайшие слова вкладывает больше

всего смысла. И сам Демосфен, говорят, всякий раз как Фокион {20}, собираясь

возражать ему, всходил на ораторское возвышение, шептал друзьям: "Вот

поднимается нож, направленный в грудь моим речам". Неясно, впрочем, имел ли

в виду Демосфен силу речей Фокиона или безукоризненность его жизни и блеск

славы, понимая, что одно-единственное слово, один кивок человека, внушающего

к себе доверие, весит больше многих и пространных периодов.

11. Деметрий Фалерский пишет, что Демосфен уже в старости сам

рассказывал ему, какими упражнениями он старался исправить свои телесные

изъяны и слабости. Неясный, шепелявый выговор он одолевал, вкладывая в рот

камешки и так читая на память отрывки из поэтов, голос укреплял бегом,

разговором на крутых подъемах и тем, что, не переводя дыхания, произносил

несколько стихов или какие-нибудь длинные фразы. Дома у него было большое

зеркало, и перед ним он выполнял задания, которые сам себе ставил.

Рассказывают, будто однажды к Демосфену пришел какой-то человек и, жалуясь,

что ему нанесли побои, просил выступить на суде в его защиту. "Да ведь с

тобою ничего подобного и не случалось", - возразил Демосфен. Гость сразу

возвысил голос до крика: "Да ты что, Демосфен? Как так "не случалось"?" -

"Вот теперь, клянусь Зевсом, - промолвил Демосфен, - я слышу голос

обиженного и потерпевшего". Вот в какой мере, по его мнению, зависела

убедительность речи от тона и "игры" говорящего.

Собственная его "игра" приводила народ в восторг, но люди образованные,

знатоки - и среди них Деметрий Фалерский - находили ее низменной, пошлой и

бессильной. По сообщению Гермиппа, Эсиона однажды спросили о древних и новых

ораторах, и тот сказал, что, если бы кому довелось услышать древних, он был

бы поражен, как красиво и величественно говорят они к народу, но речи

Демосфена, когда их читаешь, кажутся намного выше благодаря своей стройности

и силе. Что записанные речи Демосфена отличаются большой резкостью и

суровостью, вряд ли нужно доказывать, но в случайных ответах и быстрых

возражениях он иной раз умел и остро пошутить. Демад как-то воскликнул:

"Смотри-ка, Демосфен меня поучает - свинья учит Афину!" {21} - "Да, но эту

Афину позавчера поймали в Коллите в чужой постели!" - немедленно откликнулся

Демосфен. Известный вор, по прозвищу Медяк, тоже пытался что-то сказать о

его бдениях и ночных занятиях. "Знаю, знаю, - перебил его Демосфен, - тебе

не по душе, что у меня горит свег. А вы, господа афиняне, не удивляйтесь

частым кражам - ведь воры-то у нас медные, а стены глиняные". На этом мы

остановимся, хотя могли бы привести гораздо больше таких рассказов и

подробностей. Но мы должны познакомиться еще с теми чертами его нрава и

поведения, которые отразились в действиях Демосфена на государственном

поприще.