5. Ме­тодологическое и содержательное обновление сравнительной политологии в 70-е годы.

равнительная политология, активно развивающаяся под влиянием позитивистской методологии бихевиоризма и структурного функционализма в 1950-60-е годы, в начале следующего десятилетия попала под огонь критики [Easton 1969; MacIntyre 1978; Ricci 1984]. Можно выделить несколько ее направлений. Во-первых, политическая наука в целом и сравнительная политология в частности оказались невосприимчивыми к новым социальным и политическим переменам, которые так бурно выявились в конце 1960-х – начале 1970-х годов в виде контркультурных движений, постиндустриальной революции, коммуникационных трансформаций. Во-вторых, попытка создать на основе бихевиоризма и структурного функционализма политическую науку, лишенную ценностной нагрузки, фактически привела к господству лишь однойтеоретической парадигмы, связанной с идеологией «буржуазного либерализма». В-третьих, оказалось, что эти методологии сравнительного анализа, ориентирующиеся на поиск закономерных связей и подобий, фактически вели к созданию картины политического мира, лишенной значительной доли уникальности и многообразия. В-четвертых, преобладание количественных методов анализа в сравнительной политологии хотя и создавало возможность для проверки гипотез, но одновременно приводило к их обеднению. Путем статистической проверки утверждались зачастую либо довольно банальные истины, либо уже известные зависимости. В-пятых, хотя сравнительная политология и включала в свое поле зрения страны Азии, Африки и Латинской Америки, но сформированная телеологическая концепция зависимого развития вызывала протест как у западных компаративистов, так и у исследователей незападных стран.

После кризиса 1970-х годов сравнительная политология потеряла значение однородной с точки зрения методологии отрасли и развивалась то под влиянием намерений найти новую методологическую парадигму, то под воздействием изменений в самом объекте исследования. В этом отношении два десятилетия сравнительная политология сохраняла статус весьма дифференцированной отрасли и по предмету, и по методам исследования. Методология неоинституционализма, которая получила распространение в политической науке в результате экономического империализма, все же не изменила общей картины, а третья волна демократизации позволила продвинуть дальше некоторые теоретические конструкты без радикального преобразования отрасли. Новое оживление сравнительная политология начинает демонстрировать в конце прошлого – начале нынешнего столетия. Появляются обобщающие работы, в которых сделана попытка подвести определенные итоги развитию сравнительной политологии в послекризисный период [Munck 2007; Munck, Snyder 2007]. Вновь разворачивается дискуссия о соотношении количественной и качественной методологии сравнительного исследования [Brady, Collier 2004; Bennett, Colin 2006; Levy 2007; Mahoney 2007]. На первый план некоторые исследователи выдвигают проблемы герменевтического понимания политического действия и интерпретативного подхода к политике и управлению [Bevir, Rhodes 2004; Bevir, Kedar 2008]. При этом указывают на принципиальное различие между сциентистской американской традицией политических исследований и британской политологией, отмечая в последней акцент на историческое познание и интерпретативизм [Adcock, Bevir 2005]. Что еще более знаменательно, так это стремление всех участников дискуссии не противопоставлять различные подходы и традиции, а попытаться найти некоторую синтетическую основу для их взаимодействия и взаимообогащения. В этом отношении общую установку формулирует Герардо Мунк, который, завершая главу об истории сравнительной политологии, пишет: «Короче, требуют уважения как приверженность сравнительной политологии гуманистической традиции, так и ее живая устремленность к науке. Душа компаративистов возбуждается не только сущностным интересом к глобальной политике, но менее всего – только методами, используемыми для исследования своего предмета. Отсюда, будущее сравнительной политологии, вероятно, должно вращаться вокруг способности компаративистов преодолевать ослабевающие различия и связывать их интерес одновременно с субстанцией и методом, политикой и наукой» [Munck 2007: 59; курсив – Л.С.]. «Ослабевающие различия» связаны с понижением уровня противостояния дюркгеймовской и веберовской традиций, количественных и качественных методов, объяснения и понимания, выяснения причин и простого описания, позитивизма и герменевтики. В целом, в сравнительной политологии начинает господствовать убеждение, что метод должен быть подчинен исследовательской субстанции, т.е. политике; следует искать такие подходы, которые базировались бы на особенностях политической реальности. В этом движении к синтезу особую роль начинают играть когнитивные составляющие политического процесса, идеи, которыми люди руководствуются в политике. То, что идеи оказывают влияние на политику, является в данном случае довольно банальным утверждением; новым является рассмотрение идей в качестве значимых объяснительных причин политических процессов и событий. До этого идеи всегда сводились к интересам, функциям, структурам, институтам, мирам, т.е. к чему-то объективно данному, реальному и аналитически выводимому из наблюдений, и эти объективированные факты рассматривались в качестве основы объяснений. Идеи требовалось объяснить, но сами они редко выступали в качестве фактора объяснения. Инструменталистское понимание идей для политики сегодня заменяется субстанциональным пониманием политических идей и их значимого внедрения в процесс конструирования интересов, функций, структур, институтов, миров, режимов. В политической науке и сравнительной политологии этот поворот в методологии находит выражение, в частности, в конструктивистском подходе [Dessler 1999; Finnemore, Sikkink 2001; Green 2002; Hay 2004; Guzzini, Leander 2006; Bucker 2007]. Основная проблема заключается в том, удалось ли конструктивизму преодолеть слабости сциентистских ориентаций бихевиоризма и структурного функционализма? Вместе с тем, в каком отношении к ним находится конструктивизм, не является ли он новой версией (хотя и обогащенной когнитивным подходом) позитивистской науки? Именно эти вопросы и будут являться основным предметом данной статьи. При этом акцент будет сделан на применимости конструктивизма к сравнительным политическим исследованиям.