3. Специфика прогностического текста

Карл Поппер в книге «Нищета историцизма» различает прогноз и пророчество. Например, на остров в океане идет тайфун. Предска­зание, что тайфун достигнет или не достигнет острова, это проро­чество. Вместе с тем на острове есть убежище, прочность которого можно соизмерить с силой ветра в тайфуне и просчитать, -выдер­жит ли оно, - это прогноз. Таким образом, прогноз – это то, что просчитывается и зависит от человека.

Бестужев-Лада в книге «Альтернативная цивилизация» акценти­рует внимание на различии плана и прогноза. План просчитывает действие в будущем, в то время как по мере его реализации знание и само качество плана меняются. План должен совершенствоваться. Прогноз направлен на выведение неизбежного результата из опреде­ленного действия, оставляя деятелю свободу выбора.

Прогностика осуществляет перевод событии будущего именно в прогноз, а не в план или пророчество. Этим определена ее жанровая специфика. В отличие от пророчества и плана, которые рассказывают о будущем, прогноз предполагает выведение альтернативных вариантов будущего, предлагая читателю варианты, из которых он может выбирать. Прогностика рассматривает читателя как соавто­ра, дискурс которого отделен во времени от дискурса автора и отли­чается от него по предмету.

Можно выделить несколько аспектов прогностического текста.

Первый аспект относится к специфичности содержания прогнос­тических идей: они касаются общеизвестного, но последнее рисуется в совершенно необычном ракурсе.

Момент специфики содержания прогностического текста можно рассмотреть на примере идеи мегамашины, развитой Льюисом Мэмфордом. Эта идея поражает тем ее смыслом, что цивилизация, взятая на уровне социума, уже с древнейших времен включала в человечес­кое бытие машинизм. Машина состояла, как из винтиков, из живых людей. Такая идея позволяет совершенно иначе посмотреть на явле­ния прошлого, например, на магию, и в то же время по-новому взглянуть на перспективу становления машинного общества и машиниз­ма в истории человечества. Не получается ли, что вся история социального есть всего лишь «раздел» истории технического, а история технологии является не менее древней, чем история человека? Раз­мышления подобного рода настраивают автора и читателя на новый подкоп к старым проблемам.

Второй аспект – полнота прогноза. Убедительность прогноза по­вышается при систематическом охвате материала и контакте мате­риала с миром, окружающим человека. Полнота охвата повседнев­ности повышает эффект воздействия прогноза на широкую аудито­рию. Аналогичный эффект достижим и при воздействии на научную общественность.

Вместе с тем существуют некоторые инварианты, которые автор должен уловить в повседневности, если он пишет для обывателя, и в науке, если он пишет для человека науки. Полнота охвата этих ин­вариантов позволяет повысить восприимчивость или достоверность прогноза. Причем зачастую прогноз становится также и более по­нятным. При этом текст воспринимается именно как прогноз, а не как фантастика или что-то другое.

Прогностическая полнота отличается от полноты достоверной. Дело в том, что автор задает свою систему полноты прогноза, кото­рая включает как повседневные, так и некоторые предвосхищаю­щие инварианты. Происходит включение инвариантов будущего и прогноза в исходную полноту, а тем самым по мере развертывания прогноза его достоверность повышается.

Третий аспект – инерция переосмысления как формальная сторо­на стиля. Автор прогноза охватывает прошлое через призму нового подхода, и этот новый взгляд на прошлое резко меняет восприимчи­вость читателя к принципиально новому. Раз прошлое переосмысли­вается столь достоверно, то неизбежно повышается и вера в идею.

Четвертый аспект – парадоксальность взгляда. Ключевым и орга­низующим в прогностическом тексте Тоффлера является ситуация, которая описывается пятью компонентами. Это в целом объектив­ный взгляд, претендующий на показ системности инвариантов, что соответствует рассмотренному во втором аспекте эффекту. Однако данная ситуация оказывается еще и парадоксальной, ибо по мере продвижении по тексту книги оказывается, что такая ситуация –­ взгляд человека современного, но в перспективе такового просто не будет. С одной стороны, читатель поражен тем, что мир изменяется – от тела человека до освоения космоса эмбрионами, от скорости жиз­ни и передвижения до смены всей системы моды. с другой – он чув­ствует, что эта ситуация взята из его мира и проникается доверием к самому подходу. Парадокс основан на том; что взгляд остается ста­рым, а ситуация уже новая. Таким образом, если при первом прочте­нии ситуации она вызывает удивление, то затем, при переосмысле­нии книги, ее достоверность повышается буквально с каждой новой главой.

Пятый аспект – сбывшиеся прогнозы. Прогнозы прошлого, ко­торые сбывались, являются фактором, повышающим достоверность и восприятие прогноза как серьезного научного факта. Тут имеет место риторический прием выделения того, что успешно, из массы неудавшихся прогнозов.

Шестой аспект – формальная динамика в сценарии прогноза. Рас­суждение разворачивается от тенденции, которая выявляется в про­шлом, -- к анализу настоящего и далее – к будущей перспективе. Этот ход является общим в текстах по прогностике. Таким образом, жанр прогностики построен по единому сценарию. Такой ход может существенно модифицироваться, и эта модернизация проявляется в следующей последовательности:

Прошлое описывается так, чтобы у читателя произошла проблематизация понимания самого прошлого. Тут же можно выделить и дополнение в форме предсказания настоящего в прогнозах про­шлого.

Настоящее подается как варианты, которые уже содержат разные версии будущего. Эти варианты как «будущее сегодня» предполагают альтернативность в переосмыслении настоящего. Здесь пре­обладает полнота прогноза. Его виртуальная концентрация позво­ляет перейти к будущему.

Будущее описывается как противостоящее настоящему, при­чем противостояние касается как позиции описания, таки содержа­ния прогноза, в котором имеется вывода грозящей катастрофе, сме­не смыслов существования человека. Более того, прогноз, описан­ный в формулах настоящего, существенным образом воздействует на представление читателя о прошлом, о смысле жизни и ее полноте и о картине мира читателя. Можно говорить в буквальном смысле о полном рефлексивном оборачивании представлений читателя в коде чтения прогностического текста.

Проследим обратное воздействие ключевых идей прогностики на читателя.

С введением идеи мегамашины меняется представление не только о технике. В меру ее устойчивости, древности и роли в эволюции человека эта идея меняет все осмысление истории. Она требует пере­осмысления всех сторон человеческой жизни, в том числе и роли язы­ка. Мэмфорд подчеркивает роль языка как проводника власти на расстоянии, а обладание языком – как магию божественного каче­ства, которое царь, как сын Бога; передает своему вестнику. Это ставит перспективу понимания прошлого и будущего в зависимость от развития языка. Возникает мысль, что с формированием капиталистического промышленного общества роль языка резко изменяется.

­ Прежде всего, это отражается на самом характере текстов.

Язык в эпоху древних деспотических систем воспринимался как власть божества. Подобное же отношение сохраняется и в религиоз­ной культуре. Существует священный текст, в котором рассказыва­ется о правилах восприятия и понимания прошлого, настоящего и будущего. Для западной цивилизации это текст Библии и Евангелия. Этот текст нельзя критиковать или менять, его можно только интер­претировать. Даже в эпоху Возрождения эта власть воспринимается как власть Творца.

Возникновение литературного языка накануне промышленной революции не случайно. Язык из средства фиксации священного зна­ния превращается в прототип овеществления, в систему оживления чужих и прошлых мыслей. В этом языке обнаруживается нечто та­кое, чего не было в прошлые эпохи, а именно – магия традиции в новом поколении, и в этом смысле нечто находящееся где-то над индивидуальностью. Современные тенденции в развитии языка гово­рят о новом, приближающемся перевороте в языке, который связан с созданием вычислительной творческой машины. В самом деле, язык проходит несколько форм развития: речь устная, речь письменная, речь печатная, речь, связанная с электронным носителем, - эта це­почка дает повод для переосмысления роли языка в будущем. Ускоряя перевод информации на электронные носители, человек начина­ет понимать, что информация предназначается уже не только для него. Возникает новый виток магии языка. Мы смотрим на культуру ново­го времени изнутри, а сами находимся вне культуры будущего. Пе­реход из культуры одной эпохи в культуру другой эпохи, из настоя­щего в ближайшее будущее, можно понять, используя методологию прогностики.

В максимальной степени это проявляется в дигласии. Термин «диг­ласия» введен Гаспаровым для обозначения интересного языкового феномена, относящегося к началу Нового времени. Русский человек в церкви слушал проповеди на церковнославянском языке. До нача­ла XVI века он не задумывался над необходимостью активного ов­ладения этим языком. Он говорил на народном языке, владея ила ак­тивно, и вместе с тем постоянно сталкивался (хотя и пассивно) с цер­ковнославянским языком. Это и есть ситуация дигласии. С момента раскола, происходит разрыв двух языков, возникает два языка, не­обходимость в переводчиках, в правке молитв и истолковании биб­лии. Дигласия переходит в двуязычие. Аналогичная ситуация наблю­далась и в Европе – там рядом с национальным языком существова­ла латынь. Церковнославянский язык и латынь оказываются носите­лями прошлой культуры, посредниками знаний и культуры, которая оживает заново при возникновении народного языка и переводе текстов на национальный язык. Перевод – рождение новой культуры – происходит в ситуации двуязычия. Ему предшествует ситуация диг­ласии, когда новая культура еще не вбирает в себя старое.

Посмотрим, какова нынешняя ситуация в языке. Существует язык английский, обыденный, и язык английский как набор компьютер­ных команд. Эти языки используют одни и те же слова, хотя реально это разные языки. Языки эти находятся в состоянии дигласии, кото­рая будет перерастать в двуязычие. Вновь возникает ситуация рож­дения новой культуры. Хотя в состоянии дигласии носителем культуры является не новый, а старый язык. Вместе с тем сам старый язык, по формуле символического отчуждения, существенным обра­зом перестраивается в сторону порождения культуры нового типа. Эта ситуация близка тем, кто теперь погружается в пользователь­ские языки компьютера. Пособия по программам стоят, в частности, на границе перевода с одного языка на другой.

В качестве прогностической ситуации момент дигласии становит­ся средством анализа как ситуации рождения национальных языков Нового времени, как и современной языковой ситуации. Причем от­носительное сходство ситуаций позволяет нам создать картину пере­хода к новой культуре, одновременно - «снизу» и «сверху». Таким способом переосмысленное «будущее – прошлое» становится од­ним из важнейших методологических приемов жанра прогностики.

Список рекомендуемой литературы

Бестужев-Лада И. В. Альтернативная цивилизация. М., 1998.

Желязны Р. Хроники Амбера. Порождения света и порождения тьмы. Князь света. Творец сновидений. Этот бессмертный. Рига, 1995.

Крайтон М. Конго. М., 1994.

Крайтон М. Парк Юрского периода. М., 1993.

Мэмфорд Л. Миф о машине // Утопия и утописты. М., 1998.

Печчеи А. Человеческие качества. М., 1976.

Тоффлер А. Футурошок. СПб., 1997.

Форрестер Дж. Мировая динамика. М., 1974.

Хайнлайн Р. Кукловоды. Рига, 1992.