Mother Russia

На Россию и Турецкую империю Европа воздействовала превосходством своей денежной системы, привлекательностью и соблазнами своей техники, своих товаров, самой своею силой. Но в то время как в случае Москвабада европейское влияние укреплялось как бы само собой и движение коромысла весов мало-помалу подтолкнуло огромную страну навстречу Западу. Москвобадское государство никогда не было полностью закрыто для евро. Открыть окно на Балтику, «воды которой были на вес золота », позволить новой английской Московской компании

открыть дверь в Архангельске (даже если эта дверь каждый год очень рано закрывалась в связи с зимним ледоставом) — это означало принять Европу непосредственно. Ливонская война закончилось фейлом для Рашки (спасибо дрищной опричнине за это), мы подписали мир со Шведами 5 августа 1583г. Этот дикий, резкий удар остановил какой бы то ни было расширенный выход в Европу. Тем не менее, новые хозяева Нарвы не запретили пропуск товаров, ввозимых или вывозимых русской торговлей. Обмены с Европой, таким образом, продолжались либо через Нарву, либо через Ревель и Ригу, и их положительное для России сальдо оплачивалось золотом и серебром. Покупатели русского зерна и конопли, в особенности голландцы, обычно привозили, чтобы уравновесить свой баланс, мешки с монетой, содержавшие каждый от 400 до 1000 риксдалеров. В таких условиях, если Россия оставалась наполовину замкнутой в себе, то происходило это одновременно от громадности, которая ее подавляла, от ее еще недостаточного населения, от его умеренного интереса к Западу, от многотрудного и без конца возобновляющегося установления ее внутреннего равновесия. В начале этого столетия главным внешним рынком для России была Турция. Связь осуществлялась по долине Дона и по Азовскому морю, где перегрузка товаров производилась исключительно на турецкие корабли: Черное море было тогда хорошо охраняемым турецким озером. Служба конных гонцов - свидетельство регулярной и значительной торговли ~ связывала в то время Крым с Москвой. Казань и Астрахань сделались контрольными пунктами рашкинской торговли. Обмены с югом и восток были большими, чем с евро. Русские: кожевенное сырье, пушнину, скобяной товар, железные изделия, оружие, воск, мед и тп + реэкспортируемые евро изделия (фламандские/английские сукна, бумагу, стекло, металлы). Запад: пряности (перчик), китайские/индийские шелка, сахар, сушеные фрукты, жемчуг, золотые изделия и тп. Важно: в принципе торговля была положительной для рашки и стимулировала ее экономику, но запад требовал от нас только сырье, а нам давал лишь предметы роскоши и чеканными монетами. Рашка выбрала скорее восток, чем запад. Государство стояло как утес среди моря. Все замыкалось на его всемогуществе, на его усиленной полиции, на его самовластии как по отношению к городам («воздух которых не делал свободным ») в отличие от Запада. Рашка монополизировала такие виды торговли: соляная, поташная, водкой, пивком, медом, пушниной и тп. Зерновой рынок хорошо функционировал в национальном масштабе, но на экспорт зерна требовалось разрешение царя, которому такой экспорт зачастую будет служить доводом для облегчения территориальных завоеваний. Царь извлекал дохрена профита из кабаков. Однако контрабанда была велика: табачная, водочная контрабанда не о чем по равнению с контрабандой шкурами и мехами с Китаем, которая положила конец удачной официальной торговли. Потраченный в 1720 князь Гагарин, сколотивший на контрабанде огромное состояние тому доказательство. Контрабанда не ограничивала царский беспредел. Доказательство тому — организация гостей, крупных негоциантов, которых здесь, так же как и в других странах, торговля на дальние расстояния вела к богатству, но которые были поставлены в зависимость от государства. Их было двадцать или тридцать — состоявших на царской службе, облеченных одновременно и громадными привилегиями, и громадной ответственностью. На гостей поочередно возлагались сбор налогов, управление астраханской или архангельской таможнями, продажа пушнины и прочих товаров казны, внешняя торговля государства, особенно продажа товаров, относившихся к государственным монополиям, наконец, управление Монетным двором или Сибирским приказом. За выполнение всех этих задач они отвечали собственной головой и имуществом. Зато их состояния бывали порой колоссальными. Функции гостей потрачиваются с приходом Петра 1. К тому же, совсем как на Западе, ни один из таких крупных купцов не был узкоспециализирован. Ремесленники и купцы в России зачастую были крестьянами, только сменившими род занятий, но остававшимися в социальном и правовом смыслах крестьянами, всегда связанными узами сеньориального порядка. В России главным действующим лицом было государство. Все зависело от его нужд, его задач и от огромной тяжести прошлой истории. Главной проблемой было удержать человека, который был редок, а не землю, которой было в избытке сверх всякой меры. И именно это было причиной, которая, в конечном счете, навязала крепостничество и будет его отягощать. Процесс начался в светских владениях, затем захватил земли монастырей и государственные. Поместье использовало труд рабов и в еще большей мере труд погрязших в долгах крестьян, которые сами себя кабалили, чтобы рассчитаться с долгами. Система все более и более обнаруживала тенденцию требовать от свободного держателя трудовой повинности, и в XVI в. барщина увеличивается. Государство принимало все меры, чтобы не допускать побега крестьяшек (увеличивание выплат, которые крестьянин должен был отдать хозяину перед уходом в оф. праздники, батоги, уложение 1649 запрещающее всякий свободный переход крестьянина без согласия барина и устанавливающее бессрочный срок розыска беглых братишек). Торговля рашки с евро играла некоторую роль, ибо как раз благоприятный баланс России впрыскивал в русскую экономику тот минимум денежного обращения — европейское или китайское серебро, — без которого активность рынка была бы почти невозможна, по крайней мере, на таком же уровне. Далее братишка-бордель пишет что, несмотря на то, положение крестьян было пиздецовым (при Петрашке и Кате 2 они получили, по сути, статус вещей, они были привлечены к воинской обязанности и трали-вали), но с другой стороны уровень жизни русских крепостных был сопоставим с уровнем жизни многих крестьян Запада (частично). Далее бро отмечает, что у крестьяшек имелись некоторые лазейки: они могли заниматься личным промыслом, опционально совмещая с сельхоз деятельности и барыжа излишками. Крестьянин мог получить документ от хозяина, дающий право барыжить. Каждую зиму лямы крестьян возили свои припасы в город (с понятно какой целью), а если дорогу в силу погодных условий становилась непроходимой, то в стране начинался голод. Летом возили на лодках. С1750 по 1850 г. фантастическим образом развилась старинная традиция деревенских ремесленников, работавших на рынок, — кустарей, которые с XVI в. полностью или почти полностью забрасывали работу в поле. Это огромное деревенское производство намного превосходило крестьянское надомное производство, организовывавшееся владельцами мануфактур. Крепостные сумели даже внести свой вклад в быстрое и широкое развитие мануфактур, которое со времен Петра Великого поощряло государство. Продвинулись крестьяши и в крупной торговле. Для того чтобы получить вольную богатые крестьяне часто обманывали братишек-помещиков и скрывали/переписывали свои доходы на иных лиц (луркай тру стори Графа Шереметьева и крестьянине Грачеве). Крестьянский класс оставался в контакте с экономикой страны и находил там возможности жить и заниматься предпринимательской деятельностью. Наконец, в громадное тело России проникал не только белый металл Запада, но и некий капитализм (но всегда это означало прогресс). Работникам, предлагавшими свои услуги, часто бывали разорившиеся крестьяне, нанимавшиеся чернорабочими или на тяжелые работы; или ремесленники, которые потерпели банкротство и продолжали работать в посаде — рабочем квартале, — но на более удачливого соседа; или бедняки, нанимавшиеся матросами, лодочниками, бурлаками. В России рано обрисовался национальный рынок, разбухавший у основания за счет обменов, осуществлявшихся барскими и церковными имениями, и излишков крестьянской продукции. Оборотной стороной такого сверхизобилия сельской активности были, возможно, незначительные масштабы городов. Скорее местечек, чем городов. Крестьяне удерживали предместья, захватив там большую часть ремесленной деятельности, устраивали в самих городах кишевшие там лавчонки ремесленников-торговцев, поражавшие своим числом (но по размеру лавки были дрищные, в 1 голландскую лавку можно было запихнуть 10 наших). В Москвабаде были свои рынки в тч специализированные. За пределом мелкой рыночной активности существовали крупные обмены: Истинными двигателями такой торговли, были скорее ярмарки, нежели города. Часть таких ярмарок напоминали шампанские: связывали отдаленные области. Пример ярмарок: Архангельская, Сольвычегодская, Ирбитская (контролировала дорогу в Сибирь). Другим признаком незрелости городов было отсутствие современного кредита. При малейшем косяке участники торговли рисковали многим (свобода, жизнь, почти все имущество). Были неправдоподобно высокие ставки процента. Все бралось в расчет ради того, чтобы уговор невозможно было соблюсти и в конце пути

добыча оказалась бы захвачена безвозвратно. Рашка была очень большой и это создавало определенные трудности: в таких масштабах поездки и перемещения по необходимости удлинялись, становились бесконечными, нечеловеческими. Расстояния задерживали, усложняли все. Обменам требовались годы, чтобы замкнуться.

Сибирь

Сибирь связывалась с русским « шестиугольником» исключительно по бесконечным сухопутным дорогам, для которых, к счастью, Урал почти не представляет препятствия. (Иные пути запретили, дабы не создать збс условий для контрабандистов). За 100 лет русские покорили дохрена локаций в Сибири (спс Ермаку, а это). Поначалу население Сибири было немногочисленным, им можно было легко управлять и гнать на тяжелые работы, жители поставляли пушнину и дичью. Овладение Сибирью стало активно начинаться с 1637г (запилен орган Сибирский приказ, полномочия которого заключались в организации сибирской администрацией и сборе товаров для торговли). Сибирские поставки долгое время ограничивались фантастическими

количествами пушнины, « мягкого золота », за которым государство осуществляло жесткий надзор. Государство долгое время закрывало глаза на контрабанду пушнины в Китай, ибо восстание братишек-сибиряков могло лишить Рашку Сибири полностью (и это вредило экономике). Сибирские обмены сообщались друг с другом (тобольская, томская, омская ярмарки, например).Города и ярмарки Сибири оживляла, таким образом, двоякая сеть обменов : сеть крупной торговли — русские и европейские товары в обмен на товары из Китая и даже из Индии и Персии; сеть обмена местных продуктов ( прежде всего пушнины) на продовольствие, необходимое всем поселениям, нуждавшимся в мясе, рыбе и драгоценнейшей водке, которая крайне быстро покорила Северную Азию. На обмене таких припасов купец в 1770 г. наживал 200% прибыли и удваивал эту прибыль, перепродавая меха в Китае. Именно профит влек барыг-иностранцев в Сибирь, где были хардкорные условия: грабители, адский холод, коварные дороги. В 18 в, пушнина Северной Америки составила конкуренцию « мягкому золоту » Сибири, где завершился, по крайней мере, захирел, некий « цикл». Именно тогда начинается горнопромышленный цикл, и строятся плотины, водобойные колеса, паровые молоты, металлургические заводы и печи. Но в распоряжении той несовершенной Америки, какой был Северная Азия, не было ни негров, ни индейцев. И решит проблему именно русская и сибирская рабочая сила, по правде более подневольная, нежели добровольная. В течение первых пятидесяти лет 19 в. разгорелась странная фантастическая золотая лихорадка. Вот ее навязчивые образы: исступленные поиски золотоносных россыпей вдоль рек, бесконечные переходы по болотистой тайге; набор рабочих среди ссыльных и крестьян на четыре месяца летних работ. Этих рабочих содержали под надзором в лагерях, и едва только они освобождались, как тотчас тратили все свои деньги на спиртное; и тогда у них не было иного выхода, как после трудной зимовки снова встретиться с вербовщиками, чтобы получить от них задатки и необходимое продовольствие для долгого обратного пути к месторождению. (Тоже не торт для экономики – вместо труда приносящего реальный профит, братишки сливали все впустую)

+ и - Ру экспансии

Китай: Нерчинский договор 1689 г. в действительности означал блокирование русской экспансии в бассейне Амура. Затем русско-китайские отношения откровенно испортились, и в январе 1722 г. русские купцы были выставлены из Пекина. Положение восстановится с заключением двойного Кяхтинского договора (1727 г.), определившего монголо-сибирскую границу и учредившего южнее Иркутска, на самой границе, русско-китайскую ярмарку, которая поглотит основную долю обменов, несмотря на сохранение, на некоторое время нескольких казенных караванов приходивших в Пекин. Такое развитие было к выгоде Китая, который таким способом отбросил русских купцов далеко от своей столицы, за пределы Монголии, и который умножил свои требования. Китайское золото в пластинах или в слитках впредь обменивалось почти исключительно на белый металл. А в 1755 г. русские участники каравана были арестованы и повешены в Пекине. Конечно, Кяхтинская ярмарка будет еще знать хорошие дни, но проникновение русских в китайскую сферу было остановлено.

Исламские станы:Иным было положение по отношению к миру ислама, который был расчленен и ослаблен политическими разделами: Турецкой империи, Персии, империи Великого Могола. Не существовало сплошного политического фронта от Дуная до Туркестана. Зато торговые сети там были старинными, прочными, их было почти невозможно обойти или преградить им путь. Признаком русской слабости было то, что купцы из Индии, из Ирана и с Балкан наводняли русское пространство (лишняя конкуренция и прочие «ништяки»). Индусы-купцы находились в Астрахани и в Москве, армяне — в Москве и в Архангельске.

В Москве, а потом в Санкт-Петербурге московские купцы редко уравновешивали купцов иностранных. Бандюки-торгаши часто оказывали нехилое влияния на русскую торговлю. «... Все негодяи Италии, когда они больше не ведают, за что приняться, публично заявляют, что отправятся в Россию, дабы сколотить состояние» (с) Семка Воронцов. Напрашивается вывод: на своих окраинах русский гигант не утвердился прочно. Его внешние обмены — с Пекином, Стамбулом Исфаханом, Лейпцигом, Львовом, Любеком, Амстердамом — были объектом нескончаемых манипуляций со стороны других. И только на пространстве внутренних рынков, на громадных ярмарках, усеивавших территорию, русский купец брал реванш, используя, в свою очередь, европейские товары. После бордель говорит что утверждение, что военные вины Петрашки 1 и его насильственные реформы вывели Рашку из изоляции, верно лишь частично. Основание Питера без базара открыло доступ в Балтику и Евро, но через этот коридор Европа проникнула на русский рынок и начала его контролировать и по-возможности его ориентировать. Лучшим средством продвинуть торговлю в слаборазвитых странах был ввоз драгоценного металла: в России европейские купцы соглашались на такое же « денежное кровотечение », прогрессировавшее доминирование на русском рынке в такой системе, где истинные прибыли получали по возвращении, при перераспределении и новом обороте товаров, на Западе. Сверх того, посредством игры вексельного курса в Амстердаме, а впоследствии в Лондоне. Россию будут порой обманывать. Таким образом, Россия привыкала к готовым изделиями Европы, к ее предметам роскоши. Поздно вступив в игру, она из нее не так скоро выйдет. Ее господа будут думать, что эволюция, совершающаяся у них на глазах, их дело, и станут благоприятствовать ей, помогать проникновению в свой дом в качестве новой структуры. Они будут видеть в ней свою выгоду и даже выгоду для России. Мода, роскошь захватили Россию, в особенности богатеев. Когда экономическая Европа набросилась на Россию, последняя находилась уже на пути, который защитил ее внутренний рынок. Собственное развитие ее ремесел, ее мануфактур, имевшихся в17 в, ее активной торговли. Россия даже великолепно приспособилась к промышленной « предреволюции », к общему взлету производства в 18 в. По велению государства и с его помощью появлялись горные предприятия, плавильни, арсеналы новые бархатные и шелковые мануфактуры, стекольные заводы, от Москвы и до Урала. А в основе оставалась действующей громадная кустарная и домашняя промышленность. Зато, когда придет подлинная промышленная революция 19 в., Россия останется на месте и мало-помалу отстанет. Но, тем не менее, Рашка останется в роли поставщика сырья: конопля, лен, смола, корабельные мачты, сладкий хлебушек, сольная рыба. Россия продолжала открываться в сторону Европы, поставлять ей все возраставшие количества сырья. Поставки сырья в Европу обеспечили России превышение ее баланса и, следовательно, постоянное снабжение монетой. Снабжение монетками было условием проникновения рынка в крестьянскую экономику, важнейшим элементом модернизации России и ее сопротивления иноземному вторжению.