Uchebnoe_posobie_po_filosofii_Boldyrev

То же самое можно сказать и о времени. Одновременность и последовательность не воспринимались бы, если бы в основе со - зерцания не лежало априорное представление о времени. Таким образом, представление о времени также не выводится из отно - шений между предметами и явлениями, а является условием воз - можности этих отношений. С другой стороны, если бы представ -

ления о пространстве и времени были выведены из опыта по	-
средством индукции, то они были бы частью, общей для пред	-
ставлений локальных пространств и времен, то есть включались
бы в эти, менее общие, чем они, но более содержательные част	-
ные представления. На деле же представление пространства во	-
обще включает в себя эти конкретные пространства как свои
фрагменты.
И еще одно. О том, что время и пространство – не получен	-
ные опытным путем понятия или представления, говорит также

следующее: из понятия нельзя вывести положения, выходящие за его пределы, то есть не включенные в него изначально. В то вре - мя как геометрия, наука о пространстве, определяет свойства по - следнего, не содержащиеся в представлении о нем, то есть синте - тически, и, более того, a priori, не прибегая к опыту. И из пред - ставления о времени нельзя вывести таких необходимых положе - ний, как: «время имеет одно измерение», или: «различные време - на существуют не вместе, а последовательно», ибо они не входят в понятие времени. Но их нельзя получить и из опыта, так как то - гда они не будут иметь необходимого и всеобщего характера.

Наличие такого характера свойств пространства и времени можно объяснить, с точки зрения Канта, лишь предположив, что последние являются формами не реального бытия, а чувственно - го созерцания, или формами восприятия, данными человеку a priori80. Образно выражаясь, они представляют собой очки или призму, через которую человек смотрит на предметный мир. Но это не простые очки. Они показывают нам мир не таким, каков он на самом деле, а в соответствии со своей структурой и свойства -

806 Слово a priori ничего не говорит о том, врожденные это формы или приобретенные, и что они собой представляют. Сам Кант считал, что пространство и время – это не схемы или рамки, а действия разума на основании постоянных законов, стимулируемые на - шими чувственными впечатлениями, по приведению в порядок наших ощущений. А поскольку действия не являются в мир готовыми, их нельзя считать врожденными.

1716

ми. Мысль Канта, возможно, станет еще яснее, если сравнить пространство и время с кривым зеркалом, которое, отражая ре - альный предмет, в процессе отражения изменяет его до неузнава - емости, придавая ему форму своей поверхности.

Таким образом, исследуя предметы, данные нам через призму

пространства и времени, мы познаем формы и свойства не самих
предметов, а именно пространства и времени, которые (формы и
свойства) проявляются, когда предметы воздействуют на нас.
Причем делаем мы это путем чистого созерцания. То есть не
обобщаем наблюдения за многими предметами, а на одном пред	-
мете или явлении выясняем закономерности пространства в це	-
лом и времени в целом. И поскольку иных «очков» (иных форм
восприятия) нам не дано, то есть все предметы настоящего и бу	-
дущего опыта даются и будут даваться нам через них, познанные

формы и свойства являются для нас всеобщими и необходимыми. Но именно свойства пространства и времени являются предметом математики, так как они определяются числом. Поэтому возмож -

ность чистой математики, то есть математических синтетических
знаний a priori, с точки зрения Канта, доказана.
Из сказанного выше явствует, что в процессе чувственного
познания мы имеем дело не с вещами самими по себе, а с их яв	-
лениями, или со «способом, каким они действуют на наши чув	-

ства»81. Форма этих явлений (пространственно-временная) зада - ется нашим разумом, а выступающие в качестве материи ощуще - ния, наполняющие эти формы, являются лишь реакцией наших органов чувств на воздействие внешних предметов и ни в коем случае не соответствуют их объективным качествам.

Следующей задачей кантовской «Критики» является ответ на вопрос: «Как возможно чистое естествознание?». Предметом естествознания является природа, как «существование вещей, на - сколько оно определено общими законами» 82. Иными словами, в естествознании речь идет не только о чувственно воспринимае - мых предметах, но и о связях между ними, которые недоступны чувственному созерцанию. Причем под «предметами» философ, естественно, понимает не вещи сами по себе, а их явления, или,

681 И. Кант. Пролегомены. – М., 1937, с. 53.

682 Там же, с. 50.

1726

как еще говорит Кант, «предметы нашего опыта».

Если математика имеет дело с чистым созерцанием, естество -

знание предполагает действие рассудка. «Дело чувств – созер	-
цать, рассудка – мыслить» 83. Мыслить же, значит связывать
представления и понятия в сознании, устанавливая между ними
отношения. Иными словами, рассудок выносит свои суждения о
понятиях, присоединяя к ним свойства (предикаты), не содер	-
жавшиеся в них заранее. Такие суждения могут быть случайны	-
ми, основанными на индивидуальном опыте: «комната тепла»,
«сахар сладок», «когда солнце освещает камень, он становится

теплым». Они говорят лишь о том, что данные восприятия соеди -

нены в моем индивидуальном сознании, но не вообще. Соедине	-
ны ли они на самом деле, эти суждения не сообщают. Поэтому
Кант называет их «суждениями восприятия».
Но суждения могут носить всеобщий и необходимый харак	-

тер. Автор «Критик» называет их «суждениями опыта» и пытает - ся найти условия, при которых эти суждения возможны. С точки зрения Канта, чтобы получить суждения опыта, надо отношения между представлениями в суждении восприятия подвести под априорные понятия – категории. Они даны нам a priori, до опыта в нашем рассудке. Кант перечисляет двенадцать таких категорий, объединяя их в группы по следующим критериям: по количеству, качеству, модальности и отношению, – и называет понятиями или формами чистого рассудка:

1

П о количеству:

Е д и н с т в о (мера)

Множественн

ость (величина)

836 Там же, с. 73.

1736

			Всеобщность
			(целое)
2						3
П о							П	о
качеству:							отношению:
Реальность							Причина
Отрицание							Субстанция
							Взаимодействи
Ограничение							е
		4
			П	о
			модальности:
			Возможность
			Существовани
			е
			Необходимост
			ь

Если пространство и время как формы чувственного воспри - ятия являются условиями, при которых предметы даются в созер - цании, то есть могут восприниматься, то формы чистого рассудка такие условия не представляют. То есть предметы могут являться нам без помощи рассудка. Тогда как получается, что мышление имеет объективную значимость, то есть становится условием возможности всякого познания предметов?

Ответ на этот вопрос заключается, по Канту, в том, что «все не только воспринимается, но и мыслится». А осмысление любо -

го предмета, то есть установление связей его с другими предме	-
тами или внутри самого предмета, возможно только посредством
ряда перечисленных выше двенадцати форм чистого рассудка.
Иными словами, сами эти формы и являются единственно воз	-
можными образцами отношений абсолютно для всех предметов.
Они задают эти отношения нашим суждениям восприятия. Сов	-

1746

падение связей в суждении восприятия с одним из типов связей,
задаваемых формами чистого рассудка, делает первые объектив	-
ными, то есть имеющими характер всеобщности и необходимо	-
сти.
Так, подобрав для суждения «Камень нагревается, когда све	-
тит солнце» категорию причинности, мы превращаем связь в
суждении восприятия (то есть просто фиксацию сосуществова	-
ния в моем восприятии двух представлений: света солнца и на	-

гретости камня) в действительную связь, то есть в связь в сужде -

нии опыта. Полученные описанным способом синтетические
априорные суждения и представляют собой чистое естествозна	-
ние.
На пути к этому выводу Кант столкнулся с двумя проблема	-

ми. Первая сводилась к вопросу о том, каким образом можно под -

вести суждение восприятия под категорию рассудка. Первое –
суждение восприятия – является констатацией реального факта,
системой определенных чувственных образов, данных наблюда	-
телю в пространстве и времени. Второе – категория – не содер	-

жит в себе ничего чувственного, является чистой мыслью, чистой абстракцией. По сути, они представляют собой две взаимоисклю -

чающие противоположности. Каким же образом они могут объ	-
единиться в суждении опыта?
Для решения этой проблемы Кант вводит понятие «схемы».
Переходным звеном между суждением восприятия и категорией
является создаваемая с помощью способности воображения на	-
глядная схема, образная связь представляемых в суждении вос	-
приятия предметов. Схема объединяет в себе черты того и друго	-
го. Она наглядна, и это роднит ее с восприятием. Но эта нагляд	-

ность не реальная, а искусственная, созданная мыслью. Ведь обо - значаемая ею связь не воспринимается органами чувств. Она – знак или символ. И это сближает ее с категорией. Именно посред - ством схемы тип связи, обозначаемый категорией, накладывается на чувственно воспринимаемые явления, содержащиеся в сужде - нии восприятия.

Вторая проблема, или трудность, заключалась в вопросе о том, под какую из двенадцати категорий необходимо подвести суждение восприятия, чтобы оно превратилось в суждение опыта. Существует ли какое-либо правило, или суждение, определяющее

1756

порядок такого подведения? Кант считает, то такого правила, или
суждения, не существует. Ведь «правило, – говорит он, – именно
потому, что оно есть правило, снова требует наставления со сто	-
роны способности суждения»84.
Что он хочет этим сказать? Его мысль заключается в следу	-
ющем: подведение суждения восприятия под категорию есть, по
сути дела, подведение его под общее правило. Но если мы попы	-

таемся выявить, как выбрать нужную категорию, то это будет по - пытка сформулировать новое правило, под которое надо подво - дить подведение суждения восприятия под категорию. Но это по - требует нового правила, и так до бесконечности.

Кант полагает, что способность «суждения опыта», то

есть способность подводить воспринимаемые явления под кате	-
гории чистого рассудка есть «особый дар», которому нельзя на	-

учиться. А отсутствие способности суждения есть то, «что назы - вают глупостью, и против чего нет лекарства».

Интересно, что такая позиция Канта вполне согласуется в це - лом с его познавательной концепцией. Поскольку объективная истина непостижима – внешний мир (мир вещей-в-себе), по Кан - ту, недоступен нашему познанию, – то должно быть безразлично, под какую категорию нам подводить наше суждение восприятия. Лишь бы ее содержание не противоречило нашему восприятию и делало его понятным познающему субъекту.

Последней задачей «Критики чистого разума» Канта являет - ся ответ на вопрос: «Как возможна метафизика как наука?». В от - личие от предыдущих двух, этот вопрос не получает у Канта по - ложительного решения. Причиной такого результата является ха - рактер метафизических проблем. Кант предлагает для рассмотре - ния следующие три: проблему души как безусловной целокупно - сти всех обусловленных психических явлений, проблему мира как безусловной целокупности бесконечного ряда причинно обу - словленных явлений и проблему Бога как безусловной причины всех обусловленых явлений. Все эти проблемы невозможно ре - шить однозначно. Попытка их осмысления приводит к антиноми - ям (неразрешимым противоречиям). Так, рассуждая о мире в це - лом, мы с одинаковым успехом можем доказать и то, что мир ко - нечен, и то, что он бесконечен. Рассуждая о Боге – то, что он есть,

846 Кант. Критика чистого разума. – М.: Мысль, 1994, с. 121.

176

и то, что его нет и т.д.

Объясняется это тем, что такие понятия, как «Бог», «душа», «мир в целом» и т.п., не являются понятиями предметов опыта, то есть их объекты не даны нам в формах пространства и времени. Они представляют собой так называемые «регулятивные идеи», или идеи разума, имеющие априорный характер и, подобно про - странству и времени и понятиям чистого рассудка, относящиеся к «трансцендентальным формам». Под трансцендентальными фор - мами Кант понимал познавательные формы, данные нашему рас -

судку до всякого опыта и являющиеся его условиями. Регулятив	-
ные идеи – это орудия разума, задача которого – придание един	-
ства понятиям об объектах.
Но поскольку регулятивные идеи – не предметы опыта, дан	-
ные нам в пространстве и времени, то к ним, по Канту, неприме	-
нимы понятия чистого рассудка. Ведь через них (через понятия

чистого рассудка) осмысляется то, что дано нам в созерцании. Но

разве можно созерцать мир в целом, или душу, или Бога? Когда
мы все же пытаемся осмыслить регулятивные идеи в формах чи	-
стого рассудка (а иначе ничего осмыслить и невозможно), это
приводит нас к неизбежным противоречиям.
Кант здесь отразил реальный характер философских про	-

блем, которые относятся скорее к области самосознания, чем нау - ки. Их решение никогда не бывает однозначным и меняется от ав - тора к автору, от эпохи к эпохе, от народа к народу. И окончатель - ное их решение невозможно в принципе. Кант, правда, надеется, что такое положение когда-нибудь изменится. По его мнению, ме -

тафизика просто не выработала соответствующего метода, и это
дело будущего.
Этика. Однако, какое бы важное место в философии Канта
ни занимала теория познания, в центре его интересов всегда
оставалась этика, то есть поведение людей. Практическому разу	-
му, ответственному за поступки человека, он отдавал первенство
перед разумом теоретическим. Кант считал, что знание «имеет
ценность только в том случае, если оно помогает человеку стать
человечнее, обрести твердую нравственную почву, реализовать
идею добра». Но в принципе, человек может распознать добро и
зло, и не прибегая к науке или философии. И в этом Кант расхо	-
дится с Сократом, который учил о зависимости нравственности

1776

от знаний.

Практический разум Кант описал в трех книгах: «Основах метафизики нравственности», «Критике практического разума» и в «Метафизике нравов». В них он в первую очередь проводит мысль об автономности морали. До него философы и теологи вы - водили мораль либо из религии, либо из потребностей человека, либо из его жизненного опыта, представлений о пользе. Кант же говорит о самоценности и независимости нравственных поступ - ков. У истоков нравственности не стоят ни вера, ни чувственные потребности. Это у животных связь между «чувственным стиму - лом» и поведением имеет необходимый характер. У людей же он вызывает лишь желания. Так же мало служит формированию нравственных понятий у человека его повседневный опыт. С точ - ки зрения Канта, повседневный опыт аморален. Жизненные пе - рипетии показывают нам, что в выигрыше чаще всего оказывает -

ся тот, кто преступает нравственные нормы.
Еще в «Критике чистого разума» Кант показал, что человек
существует в двух мирах: феноменальном (мире явлений) и но	-
уменальном, трансцендентном (мире вещей-в-себе). Соответ	-
ственно и сам он (человек) является существом двойственным.
Часть его поступков подчинена внешним обстоятельствам. Дру	-
гая – совершается под воздействием некоего данного ему до вся	-
кого опыта воления, которое абсолютно не зависит от внешних

оснований, а определяется чувством долга. Нравственным Кант называет поведение, диктуемое именно этим волением.

Воля любого человека содержит максимы и императивы. Под

максимой Кант понимает «желание, намерение субъекта посту	-
пать определенным образом». Это «субъективное правило, кото	-
рое рассматривается субъектом как значимое только для его
воли». В отличие от них императивы «имеют значение для воли
каждого разумного существа». Императивы, в свою очередь, бы	-
вают «гипотетическими» и «категорическими». Первые направ	-
лены на достижение какой-либо цели. Вторые не обусловлены
никакой целью и ценны сами по себе.
Цели гипотетического императива могут быть двоякими.
Одни из них ясно осознаются человеком, и тогда задача воли со	-

стоит лишь в осуществлении намерения: «Хочешь стать врачом – изучай медицину». Этот императив говорит о том, что для любого

1786

желающего стать врачом изучение медицины необходимо. Но здесь нет речи о том, хороша или плоха эта цель, а говорится лишь о способе ее достижения. Следовательно, здесь нет речи и о морали.

Второй тип цели характеризуется неопределенностью. Он относится к счастью человека. Представление о счастье весьма туманно. Пути его достижения не ясны. Результат – не предсказу - ем. Никакой императив не может дать предписания, как действо - вать, чтобы стать счастливым. Дело в том, что представление о счастье имеет эмпирическое происхождение. И у каждого оно связано с индивидуальным опытом, который к тому же постоянно

меняется. Поэтому оно не может стать основой для формирова	-
ния моральных правил, являющихся законами для всех «облада	-
ющих разумом и волей».
Только категорические императивы обладают характером мо -
ральных законов. Их суть Кант выразил следующим образом:
«Поступай так, чтобы максима твоей воли могла всегда стать и

принципом всеобщего законодательства» 85. В дополнение к это - му признаку Кант формулирует еще одну черту категорического императива: поступай так, «чтобы ты всегда относился к челове - честву и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»86.

Однако не все поступки, соответствующие категорическому императиву, являются моральными. Кант делит их на легальные и моральные. Поступки, совпадающие с категорическим императи - вом «не из сознательного следования ему, а из простого чувства склонности» к такого рода действиям, он называет легальными. Ничего морального в них нет. Морален же поступок лишь тогда, когда он совершается из чувства долга и сознательно ориентиру - ется на категорический императив.

При этом Канта не смущают возникающие в результате тако -

го подхода недоразумения. Например, к типу категорического
императива относится правило: «самоубийство аморально». «Но
самоубийство ли – идти на верную смерть ради спасения Отече	-
ства?», «можно ли вменить в вину самоубийство воину, не жела	-
856 Кант И. Соч. В 6 т. – Т. 4. – М., 1965, с. 260.
86 Там же, с. 270.

1796

ющему попасть в плен», или «больному, считающему, что его не - дуг неизлечим?» Долг, с точки зрения Канта, остается незыбле - мым критерием всех моральных поступков. И именно он придает действию моральный характер.

Но что дает человеку следование категорическому императи - ву? Может ли человек стать счастливым, выполняя его? На это Кант отвечает: «Мораль, собственно говоря, есть учение не о том, что мы должны сделать себя счастливыми, а о том, как мы долж - ны стать достойными счастья» 87. Выше мы уже отмечали, что успех и удача, а следовательно, и счастье в этом мире сопутствует чаще всего тем, кто не брезгует аморальными поступками. Одна - ко Кант не считает только эмпирические успех и удачу настоя - щим счастьем. Высшее благо для человека, по Канту, заключается в сочетании морального состояния, выражающегося в следовании

во всем моральным нормам, и счастья. Другими словами, чтобы
обрести высшее благо, надо «привести счастье в мире в полное
согласие с достойностью быть счастливым». Не тот счастлив, кто
просто наслаждается или добивается того, что все происходит по
его воле и желанию, но тот, кто удовлетворен своим поведением.
А быть довольным своим поведением можно, лишь поступая со	-
гласно категорическому императиву.
Однако полное соответствие воли с моральным законом, го	-
ворит Кант, есть «святость – совершенство, недоступное ни од	-

ному разумному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования». Его можно допустить «толь -

ко в прогрессе, идущем в бесконечность к этому полному соот	-
ветствию». А такой прогресс возможен, если только, в свою оче	-
редь, допустить вечное существование «личности разумного су	-
щества», то есть, фактически, бессмертия души. Но чтобы «мое
существование в этом мире имело свое продолжение», «чтобы
мое существование было бесконечным», нужен Бог. Таким обра	-
зом, религия у Канта становится следствием морали. И подверг	-

нутые теоретическим разумом критике утверждения о существо - вании Бога и бессмертии души принимаются, по мнению фило - софа, «практическим разумом». Вера необходима людям, чтобы не отступать от морального закона. Они «укрепляются в морали только благодаря религиозной вере».

876 Там же, с. 463.

1806