10.4. Некоторые пути и методы урегулирования конфликтов

Миротворческим силам ООН удалось решить проблемы конфликтов лишь частично, на время приглушить их в Анголе, Сомали, ЮАР, в Кам­бодже, в Афганистане, в Гватемале, Сальвадоре, Никарагуа, на Кипре. Но означает ли приглушение конфликта его ликвидацию? Безусловно нет. Усилия международных структур пока не дают положительного ответа на этот вопрос, посреднические силы часто работают неэффективно. Чаше, чем обычно, приходится направлять в зону конфликта вооруженные фор­мирования. Сегодня работают 16 миротворческих миссий ООН, в кото­рых принимают участие 22,5 тыс. солдат и гражданских полицейских. Но эти операции приобретают зловещий оттенок перманентности. В чем причины такого явления? По мнению французского исследователя Ф. Моро Дефаржа, первая причина состоит в том, что «на самом деле кон­троль над насилием - это бесконечная задача... Государство уже не является неоспоримым повелителем насилия. Если "классовые" войны продолжают существовать (например, на Ближнем и Среднем Востоке), расширяется также спектр организованных форм насилия, от терроризма до частных конфликтов торговцев наркотиками».

Вторая причина кроется в методах разрешения конфликта. Обще­принято, что чаще других используются политические методы, подразде­ляющиеся на традиционный и институциональные. К первым относят переговоры, посредничество и примирение. Во всех трех методах огром­ное значение имеет коммуникация и ее эффективность. Английский ис­следователь Дж. Бертон понимает целенаправленную передачу информа­ции, а также получение и интерпретацию ее именно и точно в том виде, в каком она передавалась. Важно и то, чтобы при последующем использо­вании информации ее первоначальный характер не искажался, а влиял на формирование и изменение ценностей интересов и целей. Будет ли ком­муникация использоваться в отношениях сотрудничества людей или кон­фликта, зависит от ее содержания и от понимания этого содержания.

Основные традиционные методы урегулирования конфликтов пред­полагают обращение к «третьей стороне», которая должна развести про­тивников или облегчить достижение ими согласия. Главное условие, предъявляемое к посреднику, - беспристрастие. Однако, как подчеркива­ет французский исследователь М. Мерло, «основное свойство всех про­цедур урегулирования состоит в том, что на всех этапах они являются добровольными. Посредник не может и не должен осуществлять шаги с целью примирения, если конфликтующие стороны не желают принимать такое вмешательство».

Использование же институциональных методов включает в себя: а) установление мира, б) принуждение к миру, в) построение мира. Но возникает закономерный вопрос: какая структура будет это осуществлять, ибо мир, согласно точке зрения нидерландского философа Б. Спинозы, не есть отсутствие войны, а добродетель, родившаяся из душевной силы.

Традиционно к таким задачам деятельности ООН относились контроль и принудительное установление перемирий, наблюдение за пограничными линиями и посредничество между воюющими сторонами. Обычно они реализовывались на основе трех главных принципов: согласия сторон, беспри­страстности миротворцев и неприменения силы в большинстве случаев. Хотя неприменение силы не являлось нерушимым принципом, тем не ме­нее оно оставалось ведущим в миротворческой деятельности ООН на про­тяжении многих лет. Ее использование допускалось, но только в мини­мально необходимых пределах и только в целях самообороны. Однако по­сле 1973 г. возобладало мнение, что это понятие включает и случаи, когда вооруженные институты препятствуют посредникам в осуществлении их обязанностей. Тем самым определение содержания самообороны было расширено. Таким образом, за первые четыре десятилетия миротворческой деятельности ООН сформировались главные ее принципы, на основе кото­рых можно сделать определение этого понятия.

Так, бывший заместитель Генерального секретаря ООН по политиче­ским вопросам М. Гулдинг (и с ним согласны многие исследователи) оп­ределяет миротворческую деятельность организации как полевые опера­ции, проводимые ООН с согласия заинтересованных сторон с целью со­действия ограничению и разрешению конфликтов между ними, под контролем и командованием ООН, за счет всех государств-членов организа­ции. силами военного и другого персонала и с использованием оснаще­ния. предоставляемого ими добровольно, при соблюдении беспристрастности в действиях между сторонами и применении силы в минимально необходимых пределах.

В первые десятилетия миротворческой деятельности ООН необхо­димость в беспристрастности привела, например, к общепринятой прак­тике неприменения войск определенных стран, в частности, контингентов пяти постоянных членов Совета Безопасности близлежащих государств. Это, с одной стороны, гарантировало изоляцию региональных конфлик­тов от глобального противостояния по линии Восток - Запад, но, с другой стороны, миротворческим силам зачастую не хватало авторитета и воен­ной силы, которые бы могли нейтрализовать вмешательство крупной державы, либо отсутствовало знание местных условий и заинтересован­ность в решении проблемы.

Таким образом, несмотря на определенные трудности ООН, ее успехи достаточно значительны: эффективное замораживание (хотя и не оконча­тельное разрешение) некоторых конфликтов, уменьшение риска вмешатель­ства соседних или крупных мировых держав, изоляция локальных конфлик­тов от противоборства зарубежных субъектов.

С конца 80-х гг. XX в. количество миротворческих операций и активность ООН в этой сфере резко возросли. Причинами этого являются лучшие возможности достижения договоренности в Совете Безопасности о действиях по отношению к конкретным кризисам. Символом его стало сокращение применения права вето, широкое распространение получил взгляд на ООН как на организацию, которая могла бы играть большую роль в международной безопасности и решать практически любые задачи. Кроме этого, окончание «холодной войны» привело к усилению необходимости в международных миротворческих силах.

Но, несмотря на благоприятные факторы после окончания глобаль­ной конфронтации Востока и Запада, миротворчество претерпело серьез­ные изменения, и сегодня деятельность ООН сталкивается с серьезными проблемами. В первую очередь, дискуссии все чаще вызывают вопрос уточнения сути этого явления. Если традиционно ключевым и опреде­ляющим элементом миротворческой деятельности являлось согласие, то сегодня понятие «поддержание мира» включает так называемое «расши­ренное миротворчество» (термин, принятый в британской армии для обо­значения большого спектра таких операций, выполняемых с согласия воюющих сторон, но в чрезвычайно взрывоопасной обстановке). Для сравнения: силовое вмешательство определяется как «операции, прово­димые с целью восстановления мира между воюющими сторонами, не все из которых согласны с таким вмешательством и могут проводить "боевые действия».

Характеристика миротворчества, данная Международной академией мира, а также термин, принятый в НАТО, не содержит упоминания о согласии как принципиальном критерии, обусловливающем различие между поддержанием, мира и силовым вмешательством, поэтому в теории, но особенно в реальности, эти понятия могут смешиваться. Но большинство исследователей все же поддерживают мысль о решающем значении со­гласия для проведения расширенных операций по поддержанию мира и его роли как ключевого фактора, определяющего порядок планирования, управления и осуществления подобных операций. В силу этого характер согласия, как разграничительной линии, заслуживает особого внимания. Прежде всего следует отметить, что само проведение операции должно дополняться одобрением по ходу ее проведения. К тому же оно на ло­кальном уровне (при проведении операций в полевых условиях) может уравновесить его недостаток на оперативном уровне (т. е. в масштабе всей операции) и наоборот. В рамках проведения операции согласие обычно бывает хрупким и весьма уязвимым. В зависимости от взрыво­опасности обстановки оно может быть не более чем частичным и в прин­ципе никогда не может быть полным, полученным от некоторых людей и на определенное время. Разграничительную линию между поддержанием мира и силовым умиротворением, исходя из вышесказанного, можно изо­бразить следующим образом: на локальном или тактическом уровне со­гласие вытекает из развития событий на местах и многих других факто­ров, которые влияют на преобладающее общественное мнение; оно под­вержено колебаниям в обе стороны, потому его рамки подвижны, непред­сказуемы и нечетки. На оперативном же уровне одобрение главным обра­зом основывается на официальных соглашениях, отсюда и его рамки бо­лее четки и устойчивы. Выход за разграничительную линию компромисса с тактической стороны необязательно означает разрушение всей линии в целом.

Наряду с дискуссией о сути миротворческих операций большое ме­сто в современной науке о международных отношениях занимает во­прос о задачах миротворческой деятельности в современном мире. Существует устойчивая тенденция существенного расширения диапазона действий таких миссий, некоторые из них либо вообще были совершен­но новыми для ООН, либо ранее осуществлялись в значительно мень­ших масштабах. В этом процессе нет ничего плохого, ибо другие об­стоятельства требуют иных форм действия, но это требует глубокого осмысления, определенной классификации выполняемых задач, чтобы способствовать большей эффективности их выполнения на практике. Приводимые ниже категории деятельности, предложенные английским исследователем Ч. Добби, охватывают весьма широкий спектр задач, хотя и являются исчерпывающими. Все эти виды деятельности зачастую осуществляются одновременно, отчасти перекрывают друг друга, так что двух одинаковых задач миротворческих операций практически не бывает. Однако в интересах обсуждения этой темы данные категории служат для создания нижеизложенной схемы.

• Предотвращение конфликта, направленное на его предвидение и сдерживание, оно включает в себя раннее предупреждение, наблюде­ние, меры по стабилизации и превентивное развертывание сил.

• Операции по доставке гуманитарной помощи, включающие охрану доставки грузов и персонала, а также создание, поддержку и защиту безопасности зон (как было, например, в Боснии).

• Военная помощь, охватывающая всякую деятельность в поддержку гражданских властей. Прежде всего, необходим надзор за процессом передачи власти, реформирование сил безопасности, а также создание или поддержка деятельности гражданской инфраструктуры.

• Операции по демобилизации.

• Гарантии и запрет на право передвижения.

• Информирование о нарушении принципов военных действий проти­воборствующими сторонами.

Анализ практических задач миротворческих операций, разнообразие ситуаций, в которых они могут выполняться, еще раз показывает чрезвы­чайную важность сотрудничества и согласия со стороны местных властей и населения.

Однако какой бы ни была теория, в расчет принимается лишь то, что срабатывает на практике. На эмпирическом уровне такие критерии, как беспристрастность, ведение переговоров, терпение, доверие, взаимопо­нимание. развитие отношений с населением, не всегда соблюдаются на практике, что и является одной из главных причин неэффективности ми­ротворческих операций, что имело место в Сомали, бывшей Югославии, Анголе, Руанде, Чечне. ]

Неспособность ООН положить конец многим конфликтам, связанная с чрезвычайно ограниченным использованием военной силы, неэффек­тивным управлением и системой принятия решения в самой ООН, хао­тичность, зависимость действий от интересов великих держав все чаще выдвигают тезис об избирательности таких шагов. Причина видится в том, что сказывается неумение или нежелание организовать эффективное сотрудничество, превентивную дипломатию на первой стадии конфликта.

В европейском регионе, казалось бы, по сравнению с другими, име­ется целая система институтов безопасности: НАТО, ОБСЕ, Совет Евро­пы, Европейский совет, Центрально-Европейская инициатива и др. Но каждая структура поражена бюрократизмом и тянет на себя решение или дублирует других. Есть и иные мотивы. Общий диагноз действий США и НАТО в Югославии показал однозначно: попытка рецидива «политики силы и подрыва всей системы современного международного права». Как отмечает российский ученый и дипломат А. Торкунов, «эти амбиции на­ходят свое обоснование в доктринальном отходе НАТО от оборонитель­ной стратегии с присвоением себе права на осуществление военных опе­раций за пределами своей территории». Идеологи альянса утверждают, что необходима глобальная мораль. Существующее международное пра­во якобы устарело, оно не обеспечивает условий для предотвращения появления новых гитлеров, сталинов, хусейнов, каддафи и прочих дикта­торов, способных уничтожить либерализм, устраивать этнические чистки, осуществлять геноцид. Поэтому нужны превентивные меры, в том числе насильственные, чтобы воспрепятствовать такому развитию событий. Но самое печальное состоит в том, что огромные средства и время, затрачен­ные США и НАТО, не привели к разрешению косовской проблемы и не могли позволить уничтожить террористические организации в Афгани­стане и других регионах мира. Наоборот, иногда миротворческие усилия заканчиваются ничем по самой простой причине – нежеланию значительной части европейской бюрократии серьезно заняться проблемой.

Третья причина нерешаемости конфликтов носит как бы внутренний характер. Политические элиты в антагонистических странах неконтролируют ситуацию и не имеют системы управления постольку, поскольку делятся сами по принципу клановости, классовости, партий­ности, трайболизма и внешнеполитической ориентации. В таких системах сложились группировки, выдающие свои узкие, эгоистические планы за интересы народа или нации, ведущие политику временщиков и не отвечающие ни перед кем за свое поведение. Все это создает обстановку ма­фиозности. Смесь высокомерия и провинциализма со стороны части эли­ты приводит к невозможности решить конфликт. «Африканцы, - не без горькой иронии пишет одна угандская газета, - заключают мир вовсе не для того, чтобы покончить с войной. Передышка им нужна, чтобы попол­нить запасы оружия, зализать раны и по возможности помешать сделать это противнику... Иногда перемирие заключается лишь для того, чтобы один из лидеров выдал замуж дочь, женил сына или провел рождество в Париже или Лондоне. А затем все по новой». Вот почему у мировой и европейской общественности возникает много вопросов о необходимости усиления деятельности Международного суда в Гааге. В противном слу­чае искусство решения конфликта обречено на провал в условиях человеческого ожесточения, нехватки всего и вся, развала экономики, деградации морали, в обстоятельствах, когда при помощи автомата Калашникова можно решить все проблемы.

Четвертая причина касается деятельности СМИ, которые по-разному подают информацию, констатируют факт и создают у людей превратное представление о ходе развития и природе явления. Как пишет украинский исследователь Г. Почепцов, такая война «нацелена на все возможности и факторы уязвимости, неизбежно возникающие в возрастающей зависимо­сти от информации, а также на ее использовании во всех настоящих и будущих конфликтах». Например, еще в Древнем Риме применялся про­образ современных избирательных технологий. Моральный дух воинов поддерживался особой технологией (типа известного высказывания «На щите или под щитом»). Применялся такой вид информации как слухи: войска, к примеру, Чингисхана шли вслед за рассказами об их невероят­ной жестокости, что в сильной степени подрывало моральный дух их противников. Из современных примеров применения информационных технологий можно привести ситуацию с войной в Персидском заливе в начале 90-х гг. XX в., где было 2 основных типа целевой аудитории: ирак­ские солдаты и американское общественное мнение. В первом случае активно использовались листовки (их было сброшено 29 млн) и радио, которое транслировало свидетельства сдавшихся солдат, перемежавшиеся молитвами из Корана и сообщениями о направленности бомбовых ударов на следующий день. В результате 75 % пленных подтвердили, что на их поступок повлияли листовки и радио. Что касается американского обще­ственного мнения, то на него в сильной степени оказывало воздействие телевидение: было установлено, что. чем больше зритель смотрел ТВ, тем более уверенно он одобрял военные действия. Поддержка ДД. Буша- старшего превосходила 80 %.