1.3. Смертная казнь в период формирования централизованного государства и сословно-представительской монархии в России.

Процесс образования русского централизованного государства начался во второй половине XIII в. и завершился в начале XVI столетия. В это время была ликвидирована политическая независимость ряда важнейших русских княжеств и феодальных республик. К Москве были присоединены суздальско-нижегородские, ростовские, ярославские, тверские, новгородские земли, что означало образование единой государственной территории и начало перестройки политической системы, завершившейся установлением самодержавия в России.

Имеющиеся источники не дают ясного представления о состоянии общеуголовной преступности и применении казней в этой области в России XV в. Но летописи дают возможность представить картину казней за политическую деятельность («измены» и «крамолы»), а также характер массовых казней. В своем основном массиве, факты казней описываются в различных летописях, что доказывает достоверность и относительную полноту этих данных.

В 30-е гг. XVI в. во время проведения денежной реформы в Москве были казнены фальшивомонетчики. Следствие по этому делу имело большой размах и велось в разных городах. По-видимому, казни по общеуголовным делам были довольно редким явлением, поскольку летопись специально выделяет этот эпизод из области борьбы с общеуголовной преступностью. Примерно в это же время (в малолетство Ивана IV) боярская олигархия казнила через повешение 30 новгородских помещиков, замешанных в интригах князей Старицких. На жизнь более знатных феодалов посягнуть, тогда не решились.

Осторожный подход к казням в этот период создавал известные посылки для лояльности уголовной политики в последующем. Отразилось это и на характере кар, предусмотренных Судебником 1497г¹. Его созданию предшествовали крупные кодификационные работы. Более половины века Судебник определял уголовную политику России и правовые возможности государственных репрессий.

Известный историк права С.Н. Викторский полагал, что фиксация казней в Судебнике 1497 г. была «ограничением случаев самосуда», т.е. победой государственных начал над остатками мести в судебной деятельности. В то время проповедовался порочный разрыв с прошлым, не читывала государственной деятельности в предшествующее время и отрицала роль политико-правовых традиций.

Между тем, статьи о казнях в Судебнике 1497 г. явились закреплением в общегосударственном кодексе сложившихся правовых традиций. В этой связи небезынтересно рассмотреть развитие такой нормы, как смертная казнь. Юридически она была впервые закреплена в Двинской Уставной грамоте (1397-1398 гг.)¹. Затем она появляется в статьях о государственной измене Псковской Судной Грамоты (1467 г.)² и, наконец, переходит в Судебник 1497 г.³, где фигурирует значительно чаще. При этом надо иметь в виду казней в более ранний период (в 13-14 вв.) базировалось на существовании так называемой «надзаконной» деятельности князей, которые имели право на вынесение смертных приговоров. Истоки такого положения сформировались еще в древности⁴. До издания Судебника 1497г. масштабы казней ограничивались не только нормами права, сколько принятыми морально-нравственными категориями. Первенствующую роль играла, таким образом, политика, правосознание, традиции. Судебник Ивана III покончил с этим дуализмом.

Смертную казнь предусматривали четыре статьи Судебника (9, 11, 13 и 39); ее, следовало применять примерно в десяти случаях. Однако с абсолютной точностью указать число таких случаев вряд ли возможно: все зависит от группировки статей. Совершенно проста ситуация со статьей 11, по которой смерть назначалась за повторную кражу. Статьи 13 и 39 имеют в виду «лихого» человека, которого согласно первой из них наказывают смертью и за первую кражу.

Можно предположить, что какая-то сторона репрессий не получил отражения в источниках.

Рассмотрев подавляющее большинство летописных сведений о казнях в России во второй половине XV — первой половине XVI вв. можно отметить следующее: во-первых, то, что политика казней в Русском государстве была, в целом типичной для феодального средневековья, равно как и сами способы лишения жизни. Во-вторых, в деятельности власти нельзя обнаружить перманентной жестокости и изощренного изуверства. Карательной политике московских великих князей были присущи элементы здравого смысла, политического такта и большая доля терпимости.

Уголовные репрессии периода опричнины положили начало принципиальным изменениям в развитии русского уголовного право. Безудержный террор Ивана IV продолжался почти до конца его жизни, и этого времени оказалось достаточно для укоренения в обществе искаженных взглядов на уголовное законодательство и вседозволенность действий власти. За два десятилетия террора (1565 - 1584 гг.) выросло целое поколение людей, перед глазами которых происходили бесчисленные казни.

Опричнина явилась худшим вариантом разрешения сложных проблем развития русского общества, назревавших в первой половине XVI в. и лишь частично решенных в ходе реформ середины столетия. В тяжелых условиях Ливонской войны и финансового кризиса решался вопрос о перспективах развития государства: будет ли страна идти по пути демократизации и реформ, апогей которых приходится на середину 50-х гг. или управление выродится в тотальную государственную централизацию. Как известно, развитие общества пошло, но второму пути. Искусственное превознесение монархической власти могло создать лишь иллюзию благополучия. Неизбежным следствием должно было стать усиление репрессий и террора. Это важнейший аспект опричного времени всеобъемлющая централизация - отмечен в хрониках иностранцев¹.

По мнению Скрынникова Р.Г. на уголовную политику периода опричнины громадное влияние оказала личность Ивана IV. Дело осложнилось тем, что за несколько десятилетий до опричнины в России произошло становление профессиональной преступности, вызвавшей усиление карательной деятельности государства. Личную жестокость царь обнаружил еще в юности². Уже во время похода на Казань (1548 - 1549) царь приказал казнить видных бояр, лишив их перед смертью исповеди, что по понятным того времени, было вопиющий произволом.

Оправдывая террор служением высшим целям, Иван IV подрывал основания христианской нравственности. «Опричный террор и эксцессы опричников, - справедливо замечает С. Б. Веселовский, — расшатывали у населения все представления о праве и создавали обстановку необеспеченности элементарных прав личности»³.

Жизнь подданных, считал Иван IV, должна принадлежать не государству, а царю. Идея эта подробно развивается в его послании А. Курбскому. По мнению Грозного, кто противится власти — противится Богу, а это — худший из грехов; Курбский для собственного блага и радости жизни избегал смерти, но ему следовало бы принять ее, дабы спасти душу⁴.

Сегодня можно сказать о том, что Иван IV до предела исказил идею служения личности государству. Фактически были попраны и закон, и нравственность, и мораль. Личные эмоции и желания монарха диктовали теперь любые, самые абсурдные уголовные наказания. Самостоятельно мыслящая и мятущаяся в сомнениях личность в то время не имела права на существование, ибо, по словам царя, страсти человеческие — основа всех пороков⁵.

Царь настойчиво добивался изменения действовавшей на Руси системы права, которая исключала самовластие и не позволяла реализовать политику террора.

В развитие Судебников 1497 и 1550 гг. издавались многочисленные законодательные акты, регулировавшие отношения, не охваченные Судебниками.

В царствование Ивана IV произошли серьезные изменения в трактовке политической преступности. Новая доктрина политической преступности складывалась в ситуации, когда обвинения зависели не от норм действующего права, а от воли государя и его фаворитов. В Судебнике 1550 г. эта категория дел обобщенно именовалась «крамолой», означавшей «изменные» дела»¹. Такая «растяжимая» формулировка позволяла подводить под обвинение в измене всех неугодных правительству и временщикам. По указанию С.Ф. Платонова, термин «измена» охватывал все формы непослушания властям². В измене могли обвиняться и простые люди, но чаще родовитые верхи и дворяне, замешанные в интригах против царского окружения. Обвинениями в измене сводили счеты претенденты на власть; по этой же категории дел проходили те дворяне, начало следствия, в отношении которых было вызвано доносами их холопов, зачастую подкупленных. Постепенно устанавливалось правило, по которому доносившее холопы получали свободу и наделялись имуществом своих господ. Наконец, всегда оставалась возможность обвинения неугодных лиц в чародействе и колдовстве.

Таким образом, выдвижение на первый план политической преступности сопровождалось приданием ей расплывчатых форм.

Налицо было вкладывание в патриархальную формулу «измены» всех новых признаков антигосударственной деятельности. Более или менее четко признаки политической преступности были сформулированы лишь в Соборном Уложении 1649 г.

Во времена Ивана Грозного в Москве на Лобном месте вешали бояр, подозреваемых в заговорах против царя, сжигали еретиков и колдунов, закапывали заживо в землю женщин, виновных в супружеской измене, сажали на кол, четвертовали, колесовали различных преступников, отсекали головы политическим противникам.

Иван Грозный изощрялся в придумывании новых видов смертной казни. Одно из его «изобретений» заключалось в том, что человека зашивали в медвежью шкуру, а затем натравливали собак. Однажды он приказал привязать нескольких монахов к бочке с порохом и взорвать, «чтобы они сразу летели на небеса». Одного из министров по приказу царя привязали к столбу, после чего опричники отрезали от его тела по куску мяса. Один из видов казни заключается в попеременном обливании человека кипятком и холодной водой, пока он не умрет. Применялось вырезание из живой кожи ремней, сдирание ее полностью, разрубание человека на куски, кипячение в масле, вине или воде, забивание палками, кнутом и другие, не менее варварские методы умерщвления¹.

Повешивание считалось позорящим видом смертной казни. Оно назначалось, например, военным, перешедшим на сторону врага. Утопление как вид казни использовалось, когда нужно было одновременно казнить много лиц. Путем сожжения казнили религиозных преступников (на костре или в специально изготовленном срубе). Это один из старейших способов смертной казни. Иногда применяли сожжение на медленном огне, что продляло муки казнимого.

По приказу Ивана Грозного изменников казнили путем кипячения в воде, в вине или масле. Приговоренного к смерти помещали в котел с водой и начинали медленно нагревать до тех пор, пока человек сваривался. Залитие горла расплавленным свинцом применялось к фальшивовалютчикам. Четвертование назначалось за преступление против государя, за измену, самозванство (выдавание себя за другое лицо, например, за царя). Казнимому отрубали четыре конечности, а затем голову. Так казнили, например, Степана Разина.

Колесование заключалось в переламывании тяжелым железным ломом каждой конечности в двух местах, а затем позвоночника. Изуродованного человека привязывали к ободу колеса так, что пятки сходились с головой, после чего его оставляли в этом положении до наступления смерти.

Закапывание заживо применялось к женщинам за убийство мужа. Провинившуюся закапывали до плеч и оставляли в таком положении, пока она не умирала от голода, холода и жажды. Около нее стояла стража и следила, чтобы никто не передавал ей пищи и воды. Смерть наступала через несколько дней.

Посажение на кол применялось к изменникам и бунтовщикам. От тяжести тела кол медленно проникал внутрь человека, вызывая боль, страдания и мучения. Умирание длилось иногда несколько дней, причем в некоторых случаях этот процесс искусственно замедляли с помощью различных приспособлений, чтобы продлить муки казнимого¹.

Как отмечали современники, ужасы смертной казни не возмущали общественное мнение, не производили какого-либо потрясающего впечатления, не вызывали протеста и отвращения. Роль палача считалась даже почетной, причем это было характерно как для России, так и для Европы².

Право бесконтрольной деятельности по делам об измене и крамоле, полученное Иваном IV в начале опричнины, обернулось абсолютным бесправием его подданных любого ранга. Царь положил начало не только безудержному террору, но и резкой деформации отношений государства с личностью, развитию бесправия и духовного холопства в широком смысле.

В царствование Алексея Михайловича в 1649 г. был принят первый в истории России систематизированный свод законов. У исследователей Соборного уложения сложилось стойкое мнение, что смертная казнь по Уложению стоит во главе всех наказаний. При этом насчитывают до 60 и более случаев применения смертной казни¹.

Таким образом, получается, что по этому признаку Уложение стоит как бы особняком от предшествующих законодательных актов Русского государства.

Во всяком случае, можно согласиться с О.Ф.Шишовым, что смертная казнь в названном Уложении была основным видом наказания².

В Уложении 1649 г. подробно регламентировались и способы смертной казни. Они делились на простые и квалифицированные. К числу первых относились: отсечение головы, повешение и утопление; к числу вторых – сожжение, залитие горла металлом, четвертование, колесование, закапывание в землю по плечи, посажение на кол и др.

После длительного перерыва власть законодательно вернулась к истокам сути смертной казни как высшей меры наказания, установив смертную казнь за умышленное убийство, невзирая на социальный статус преступника и рецидив преступления (гл. XXII, ст. I, 2, 7, 9, 14, 17, 19, 22, 23)¹.

Кроме того, традиция общинной круговой поруки, заложничества нашла свое отражение в законодательном его использовании в Соборном уложении 1649 г. Согласно ст. 21 гл. XXI приговоренных к смертной казни разбойников в целях розыска сообщников власти могли оставлять в заложниках в течение полугода².

В Уложении сохраняется и общая идея становления русского самодержавия в его деспотической форме об обязательности наказания тех, кто (по мнению власти) вынашивает «злое умышление», «мыслит... злое дело», «какое злое умышление учнет мыслить»³. Это касается, прежде всего, государственных преступлений, собранных во II главе Уложения. Более того, впервые в истории отечественного уголовного права по Уложению (ст. 1 гл. II) появляется голый умысел, который был наказуем смертной казнью, если преступник «учнет мыслить на государское здоровье злое дело...»⁴. Все дела по государственным преступлениям (по смыслу ст. 12 и 22 гл. II) являются исключительной прерогативой самодержца.

Судебник ввел понятия «добрых» и «лихих людей». К «добрым» Судебник относит наиболее зажиточных представителей господ­ствующего класса, которым предоставлялось право «облиховать», т.е. признать виновным любого. Доказывать виновность оговоренного не требовалось. Человек, признанный добрыми людьми «ведомым лихим человеком», подлежал смертной казни.

В соответствии с изменением понятия преступления усложнялась и система преступлений. Судебник 1497 г. выделил следующие виды преступлений: государственные, преступления против личности, имущественные преступления, преступления против суда. Смертная казнь предусматривалась за все из них.

Новым преступлением государственных преступлений груп­пы стала крамола. Под крамолой понималась измена, заговор, призыв к восстанию и иные действия, направленные против правительства. Статья 9 Судебника, говоря о крамоле, выделяла таких преступников, как подымщик (подметчик) и зажигалник. В статьях о государствен­ных преступлениях под подметом понимался шпионаж, разглашение секретных сведений, призыв к заговорам и измене путем распространения «подметных писем». Зажигальниками называли людей, поджигаю­щих города или крепости с целью передачи их неприятелю.

Наказанием за государственные преступления была смертная казнь. Что касается преступлений против личности, то в Судебнике выделялись следую­щие преступления этой группы: убийство (душегубство), ябедничество, т. е. злостная клевета, и преступления против чести. Не упоминаемые Судебником деяния — нанесение увечий и побоев, регулировались, ве­роятно, Русской Правдой.

Убийство в Судебнике делилось на простое и квалифицирован­ное. К квалифицированному убийству, караемому смертной казнью, относилось убийство крестьянином своего господина и убийство, coвершенное «ведомым лихим человеком». Простое убийство каралось продажей и наказанием, назначенным судьей.

Преступление против чести включало в себя оскорбление действи­ем и оскорбление словом. Споры по данным искам решались полем и влекли для виновного обязанность уплаты продажи и требуемого .истцом вознаграждения. В случаях примирения сторон до проведения поля ответчик освобождался от уплаты продажи, но стороны обязаны были возместить судебные издержки.

Судебник предусматривал следую­щие виды преступлений против имущественных прав: 1) разбой, 2) похищение чужого имущества (татьба), 3) истребление или повреждение чужого имущества, 4) незаконное пользование чужим имуществом.

Судебник 1497 г. делил кражу на простую и квалифицированную. К квалифицированной краже, которая каралась смертной казнью, от­носилась кража из церкви, повторная кража, кража с поличным, кража людей и кража, совершенная «ведомым лихим человеком».

Целью наказания по Судебнику являлось не только отмщение со стороны пострадавшего и возмещение нанесен­ного ему убытка, но и устрашение, и предупреждение будущих пре­ступлений. Именно в целях устрашения казни участников заговоров и восстаний производились открыто, при массовом стечении народа и отличались особой жестокостью.

Особенность наказания — известная неопределенность. Устанавли­вался лишь вид наказания, но не уточнялось его конкретное содержа­ние. Вид смертной казни, число ударов при телесном наказании, размер штрафа определялись судьями.

Формально законодательство о смертной казни во второй половине XVII в. не претерпело особых изменений. Отмена пытки при первой татьбе и смягчение других мер дознания дало повод некоторым историкам говорить даже о смягчении уголовных санкций по Новоуказным статьям 1669 г. В частности, Указом от 20 октября 1653 г. отменялась смертная казнь для воров и разбойников и заменялась наказанием кнутом, отсечением пальца левой руки и ссылкой в Сибирь или украинные города¹. Кроме того, Указ от 25 мая 1654 г. предусматривал замену сожжения поджигателей повешением и запрещал держать пришлых людей без регистрации их в приказе¹.

Нельзя согласиться с тем, что на основании этих указов происходило смягчение уголовно-правовых санкций во второй половине XVII в., такой поворот в сфере уголовных санкций объясняется конъюнктурными обстоятельствами². Смягчение уголовно-правовых санкций было обусловлено заботой по укреплению тыла в преддверии и в начале русско-польской войны. Но вскоре после того, как разбой в условиях военного времени усилился, правительство вновь вернулось к жестким репрессиям.

Так, Указом от 8 августа 1659 г., удовлетворяя жалобы помещиков о разбоях, было предписано за первый разбой карать смертной казнью. Указ от 11 мая 1663 г. формально предусматривал смягчение наказания татям и разбойникам: приговоренным к смертной казни за два или три разбоя казнь заменялась на членовредительские наказания — отсечение обеих ног и левой

руки, которые прибивали на деревьях возле больших дорог с целью устрашения. Подобное же наказание вводилось и фальшивомонетчикам. По указам от 18 сентября и 21 октября 1664 г. предусматривалось вместо заливания горла оловом «сечь у них по левой руке, да ноги обе»³.

Однако вряд ли в этой санкции можно усмотреть акт милосердия, а подобную казнь можно назвать замаскированной смертной казнью. Можно еще отметить Указ, исходящий от патриарха, от 16 августа 1655 г., по которому освобождались от смертной казни добровольно покаявшиеся преступники, отдавшие себя приказным людям⁴, и реализация этого Указа, находив свое подтверждение и на практике.

Так, практика казней жен за убийство своих мужей продолжалась. О порядке подобной казни есть множество свидетельств. Котошихин пишет: «Живых закапывают в землю, но титки, с руками вместе, отоптывают ногами»⁵, оставляя без пищи и питья до наступления смерти. За этим следила специальная стража. Около окопанной находился священник, который с зажженной восковой свечой читал молитвы. Смерть наступала на второй или третий день, но нередко — через 7—8 дней, а иногда через 12—20 дней. Единственным «послаблением» в наказании женщин за убийство своих мужей можно считать изменение способа смертной казни. Указ от 19 февраля 1689 г. грозил женам «за убийство мужей их... отсечением им голов». Но на практике жен часто казнили по старинке вплоть до 1740 г.

Однако большинство казненных во второй половине XVII в. проходили по «слову и делу государеву». Это было обусловлено дальнейшим распространением крепостничества из центра на окраины государства и связанное с этим сопротивление властям со стороны широких народных масс: крестьянства, казачества и нерусских северных народов. Так, по Окружной царской грамоте от 25 февраля 1658 г. в Угличе запрещалось под страхом смертной казни посадским людям принимать у себя беглых людей и крестьян, переходить из посада в посад, а также жениться и выдавать замуж без отпускных.

Смертная казнь использовалась и в отношении народов Дальнего Севера, куда постепенно распространялась самодержавная власть. Чтобы заставить коренное население платить ясак, в заложники (в аманаты) захватывали видных вождей местных племен, которых держали до тех пор, пока сполна не будет получен ясак. В случае невыплаты податей или сопротивления властям аманатов казнили.

Смертная казнь использовалась и как превентивная мера предупреждения бунтов и заговоров местного населения против царской администрации. Воевода И. Голенищев-Кутузов, отписывая Алексею Михайловичу в грамоте от 3 февраля 1666 г. о возмущении тунгусов около Охотска и расправе над ними, отмечал: «...взяли живых под острогом... велел трех человек повесить, чтобы, на то, смотря, воры не воровали, к городу не приступали, служилых людей не побивали...».

Разновидностью антифеодальной борьбы крестьян против крепостничества было и движение старообрядцев-раскольников, в отношении которых часто применялась смертная казнь. Однако одним только протестом против крепостного права это явление в русской общественной и государственной жизни не объяснишь, оно гораздо сложнее и многообразнее. Уже к середине XVII в. значение Православной церкви усиливается, ибо она выступала за ужесточение мер наказания против вероотступников, придерживавшихся старых обычаев.

Государственными преступления против Церкви и религии по Указным статьям 1686 г. стали классифицировать при правительницы Софьи Алексеевны (1682—1696 гг.). Указные статьи регламентируют порядок привлечения к пытке и казни заподозренных в старообрядчестве, Согласно ст. 1 основанием для пытки являлось любое подозрение в игнорировании официальной Церкви: несоблюдение обрядов и таинств, «непристойные слова» в отношении Церкви. В 80-е гг., XVII в., казнили не только за раскольничество, святотатство, совращение в иную веру или за хулу на Бога, но и вообще за богомерзкие дела. Этому есть ряд примеров. В 1689 г. в Москве был сожжен иноземец К. Кульман. В грамоте на имя новгородского боярина князя Петра Прозоровского говорится о найденных у Кульмана развратных книгах и письмах. В обвинении сказано, что он «...чинил многий ереси и свою братью иноземцев прельщал... и учил той ереси...». Казнили и за «волшебство».

Таким образом, смертная казнь в России с древнейших времен до 18 века применялась довольно широко за самые различные преступления, что приводило к постепенному примирению населения со смертной казнью.