5. Эпический масштаб сюжета
Некоторые вещи очевидны настолько, что мы их как бы не замечаем. Но их анализ – может дать нам интересные наблюдения.
Речь идёт о предпочтении Маяковским «больших», эпических, исторических тем.
Заметно это уже с самых ранних стихотворений Маяковского.
Метафоры при описании городских пейзажей в течение 1913-го года становятся всё более сложными, резкими, вывернутыми. И наконец, достигают космического масштаба. Но, что характерно, в – стихотворении «Я». Это – тоже «городское» стихотворение, оно полно уличными футуристическими образами. Но также – это первое стихотворение, тема которого – сам Маяковский и его место в мире. В нём –впервые возникают библейские аллюзии. И также –впервые переживания поэта описаны, как имеющие космический масштаб. Ближайшие несколько лет по-другому Маяковский писать о себе не будет.
Первоначально большая часть сюжетов и метафор, используемых для придания сюжету эпического размаха, – были «природными» и «космическими»: солнце, луна, звёзды в «Я», «Послушайте!», земля и природа в «От усталости» и «Кофте фата». Историческая тематика появляется с началом войны в военных стихотворениях. В «гимнах» 1915 года проявляется новый подход. Маяковский пишет о профессиях, повседневных вещах – но не как о конкретных людях или мелочах жизни, а как об архетипах, элементах мироустройства. Говоря о критике, Маяковский имеет в виду всех критиков, а также всех писателей:
Писатели, нас много. Собирайте миллион.
И богадельню критикам построим в Ницце.
Воспевая обед, обращается сразу ко всем обедающим:
Слава вам, идущие обедать миллионы!
С этого времени Маяковский редко пишет о конкретных, индивидуальных людях и явлениях, в его стихах присутствует только общее, многочисленное, важное.
Если из стихотворений 20-х годов исключить сатиру, то почти все оставшиеся можно рассматривать, как мини-эпос о какой-то социальной группе. Стихотворение «Красная зависть» - о всех советских детях сразу. «Еврей (товарищам из ОЗЕТа)» - сразу о всех советских евреях. Даже в любовной лирике Маяковский следует этому принципу. Например, в стихотворении «Письмо Татьяне Яковлевой», как замечено Карабичевским, поэт выражает свою ревность через коллективные социальные понятия:
70 Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
<…>
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
100 в ужины
с нефтяниками.
Понятно, что подобный подход к лирике идеально вписывается в коммунистическую идеологию, с ей тщательно разработанной системой социальных групп, классов; взглядом на индивидуальное только в контексте коллективного.
Но помимо космических и природных сил, помимо сил социально-политических, то есть всего, что обладает большой властью над человеком, что считается людьми важным, есть ещё один ресурс, из которого Маяковский черпает эпическую важность своих стихотворений. Это – другие эпосы и нарративы, вошедшие в культурный канон.
Поэмы «Облако в штанах» и «Человек» используют религиозные сюжеты. «Флейта-позвоночник» - образ из «Гамлета» Шекспира. Сюжет «Я и Наполеон» строится вокруг наполеоновской истории. Летописный нарратив о создании Руси переосмысливается в стихотворении «Киев».
Поэма «150 000 000» – отсылает к гомеровскому эпосу. Последние строчки поэмы:
Ну и катись средь песенного лада,
цвети, земля, в молотьбе и в сеятьбе.
Это тебе
революций кровавая Илиада!
Голодных годов Одиссея тебе!
Как нам известно, из «Как делать стихи»: « Одним из серьезных моментов стиха, особенно тенденциозного, декламационного, является концовка. В эту концовку обычно ставятся удачнейшие строки стиха».
Помимо, прямого упоминания в концовке, присутствует и скрытое – в середине
О горе!
Прислали из северной Трои
1280 начиненного бунтом человека-коня!
Рассмотрим эту легендарную параллель. Из раны, нанесённой Ивану, появляются «Люди, дома, броненосцы, лошади», и вступают в бой. Маяковский сравнивает это с греческой хитростью с троянским конём. Но очевидно, что такая сравнение не совсем корректно. Конь был оставлен жителям Трои, как признание их победы, а гигант Иван заведомо пришёл с войной. Здесь нет никакой хитрости. Не следует ожидать, что поэт должен точно следовать фабуле греческого эпоса, но если считать это изменение существенным, то следует заметить: это изменение в сторону большей агрессивности, более прямолинейного боевого столкновения. Классовая борьба непримирима и не предполагает тактического отступления. Хитроумный Одиссей – не харизматичный персонаж для Маяковского.
Другая мифологическая отсылка, содержащаяся в поэме, - последние строки описания самой битвы, - такая:
"Авелем называйте нас
или Каином,
разница какая нам!
Будущее наступило!
Будущее победитель!
Эй, века,
на поклон идите!"
1590 Горизонт перед солнцем расступился злюч.
И только что
мира пол заклавший,
Каин гением взялся за луч,
как музыкант берется за клавиши.
Отец Каина и Авеля – также упомянут в начале. Говоря, про сбор губерний, поэт говорит про них:
стоявшие недвижимо
даже при Адаме,
Преступление Каина – первое преступление в истории человечества. То, что Маяковский воспевает выигранную войну, как поступок Каина, кажется даже ещё более немыслимым святотатством, чем покушение на Бога в «Облаке в штанах». Ненавидеть Бога можно в силу каких-то идеологических и философских причин, убийство же Авеля не может иметь никаких оправданий. «Облако в штанах» было написано в 1915-м году, и его жестокость, богохульство можно объяснить эпатажем. Но кого эпатирует Маяковский в 1920-м году, в поэме, которая обращена к единомышленникам, а не врагам? Слова о Каине говорятся сразу же после победы Ивана над Вильсоном. Это не эпатаж, эти слова – радостны для Маяковского. Получается, поэт воспевает ужасное преступление?
Рассмотрим богохульство, совершаемое Маяковским в «Облаке в штанах». Поэт пытается убить или даже убивает (из текста можно понять и так и так) Бога. Но, как выше было сказано, поэма имеет много отсылок к христианскому нарративу. Последовательный ли Маяковский ненавистник Бога?
У церковки сердца занимается клирос!
В противовес многим сюжетам Маяковского о разрушении храмов, здесь церковь выступает положительной метафорой.
я - где боль, везде;
на каждой капле слёзовой течи
распял себя на кресте.
Христианский символ снова обозначает что-то положительное. Используя эту метафору, Маяковский соглашается, что распятие – есть самопожертвование во имя других.
Следующая цитата особенно важна в нашем исследовании. Она тоже посвящена убийце:
Видишь - опять
голгофнику оплеванному
предпочитают Варавву?
Несмотря на то, что Маяковский утверждает совсем не христианские ценности своей поэзией, в той метафоре нет никакой перестановки акцентов. Предпочтение убийцы Вараввы Христу выступает, как трагическое заблуждение. В отличии от Каина, Варавва – остаётся просто убийцей, не больше.
И, наконец, сам Господь, уже назадолго до покушения:
И когда мой голос,
похабно ухает -
530 от часа к часу,
целые сутки,
может быть, Иисус Христос нюхает
моей души незабудки.
Драматургия этой метафоры – в том, что низкое – показано, как высокое: Маяковский со всеми его эпатажными и жестокими образами – всё-таки полагает, что добро и зло – реально существующие вещи, и Христос ждёт от человека – именно добра.
Кого же тогда попытается убить через несколько страниц Маяковский, если только что он признал Христа, как нечто великое, доброе и прекрасное? Бога-Отца? И не трогает Бога-Сына и Богоматерь?
Очевидно одно: Маяковский – не последовательный богохульник. Он использует религиозные образы – ситуативно, в зависимости от того какую мысль хочет подчеркнуть. Часто делает это парадоксально, на контрасте, как в случае с Христом, оценивающим прекрасную душу поэта.
Значит, и Каин – не символизирует какое-то преступление. Гений-Каин – просто традиционный мотив Маяковского: уничтожение старого, строительство нового. Вот подобное место из той же поэмы.
В диком разгроме
старое смыв,
новый разгромим
по миру миф.
Время-ограду
360 взломим ногами.
Тысячу радуг
в небе нагаммим.
В истории Каина и Авеля интересует только внешняя сторона события: убийство, насилие. Революция жестока, классовая война – это большая война, одна половина мира побеждает другую половину мира, - только поэтому упоминается Каин. Используя эту историю, Маяковский не задумывается, что это история означает на самом деле. Противоречия в использовании библейских образов в «Облаке в штанах» также говорят об этом. Для понимания его поэзии, не следует привлекать гуманитарную эрудицию и внимательно «разворачивать» каждый из образов, как например это нужно для понимания поэзии Бродского. Маяковского увлекает историческая и культурная важность канонических нарративов. Он использует их из своей любви к размаху.
В завершении следует сказать, что коммунистическая идеология, в отличии от прочих, также – близка Маяковскому и этим, потому что как раз – представляет глобальный всемирный эпический нарратив, заключающийся в смене социально-экономических формаций. Марксизм считает такой взгляд на историю – истинным и научным, а значит прибавляет ему ещё больше веса.
Израсходовав весь «канон» главных исторических нарративов в своём раннем авангардистском творчестве, Маяковский создаёт свои самые крупные по объёму произведения на основе этих самим коммунистических повествований. Поэма «Владимир Ильич Ленин» рассказывает о последовательном приходе капитализма в Европе и о победе над ним Социалистической революции, совершённой народом под руководством Ленина. Поэма «Хорошо» воспевает три революции, Гражданскую войну, голод и восстановление страны.
Заключение
Подобный взгляд, - от приёма к идеологии, позволяет нам высказать гипотезу, что коммунизм был нужен Маяковскому во многом - для его личных поэтических целей – только он позволял увидеть в мире вокруг поэта – драматическую и эпическую битву добра со злом .в котором сам Маяковский мог отадавать приказания и влиять на историю.
Значит возможен авангард, стоящий на другой идеологической платформе? Да, ответ утвердительный. Итальянский футуризм, в отличии от русского брата был правым по политической окраске. В нём абстрактные фигуры в живописи и сложные метафоры в поэзии нанизаны на те же архетипические сюжеты войны и т.п. Но «центры добра и зла» - расставлены по другому, часто противоположно русскому футуризму. Итальянский футуризм также достигал высокого эмоционального напряжения за счёт драматического конфликта. И также – на поздней стадии влился в тоталитарное искусство фашистской Италии.
Рассмотренная в этическом аспекте, история русского левого авангарда – это история о том, как художник поддался искушению злом. Урок, который человек, восприимчивый к искусству, может извлечь из этой истории, что этика – всё-таки выше и важнее эстетики.
Владимир Маяковский говоря, о необходимости «наступить на горло собственной песне», имел в виду отказ от поэтического воплощения личных частных чувств и мыслей – в пользу общественного и поэтического идеала. В действительности «наступить на горло собственной песне» означало бы – усомниться этом идеале.
Приложение. Слон в русских лесах.
В поэме «150 000 000» возмущение голодом, вызванным капиталистами, переполняет и зверей.
Будилась призывом,
из лесов
спросонок,
90 лезла сила зверей и зверят.
Визжал придавленный слоном поросенок.
Щенки выстраивались в щенячий ряд.
Что делает слон в русском лесу? Может быть, это – вовсе не русский лес, и имеется в виду то, что животные всех частей света вступают в битву с голодом? Но встречаем опровержение этому буквально через две строки:
110 К чреватым саженными травами Индиям,
к американским идемте пастбищам!"
Также и в поэме «Пятый интернационал»: один из лучей революционной красной звезды приходит в Индию – из России. Сама Индия – не начинает революцию. Итак, на бунт поднимаются именно животные русской природы. Что может обозначать слон?
Ответ может подсказать другое стихотворение Маяковского, где южное экзотическое животное – также непонятно откуда оказывается в России. Это стихотворение 1916 года «России»
РОССИИ
Вот иду я,
заморский страус,
в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь,
в оперенье звенящее врыв.
Я не твой, снеговая уродина.
Глубже
в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина,
10 вижу -
выжжена южная жизнь.
Остров зноя.
В пальмы овазился.
"Эй,
дорогу!"
Выдумку мнут.
И опять
до другого оазиса
вью следы песками минут.
20 Иные жмутся -
уйти б,
не кусается ль? -
Иные изогнуты в низкую лесть.
"Мама,
а мама,
несет он яйца?" -
"Не знаю, душечка.
Должен бы несть".
Ржут этажия.
30 Улицы пялятся.
Обдают водой холода.
Весь истыканный в дымы и в пальцы,
переваливаю года.
Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей.
[1916]
Сюжет понятен. Это – центральная для раннего Маяковского тема непризнании гения. И в связи с этим непризнанием– о презрении к людям, которые не могут его оценит. Характерен также следующий мотив: люди не замечают уязвимости, беззащитности, а наоборот считают его опасным.
Отметим, также вероятно сознательно допущенную двусмысленность в строчках
"Мама,
а мама,
несет он яйца?" -
"Не знаю, душечка.
Должен бы несть".
Отметим синтаксический параллелизм с другими строчками о сексуальном желании из «Облака в штанах»:
Что может хотеться этакой глыбе?
50 А глыбе многое хочется!
Также вопрос «Хочет ли этот мужчина женщину?». И также ответ: да.
Экзотическое животное в русском пейзаже в стихотворении «России» - сам Маяковский. Может ли быть Маяковским и слон из «150 000 000»?
Чтобы ответить на этот вопрос, стоит вспомнить ещё одного известного слона в поэзии Маяковского:
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
40 Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Понятно, что здесь и бык и слон – два сильных животных – выступают метафорой самого Маяковского – очень сильного, но утомлённого внешними силами, и нуждающегося в отдыхе – любимой женщине. Обратим внимание, что бык – архитипический символ мужской оплодотворяющей силы. Что же символизирует слон? Психоанализ объясняет, что он означает примерно то же самое.
Американский фольклорист Ален Дандес в исследовании американских анекдотов о слонах, пишет, что величина слона – «олицетворяет сексуальную мощь. Среди постоянно повторяющихся мотивов — его гигантский размер (в особенности величина его фаллоса) ... Огромный, на первый взгляд неуклюжий, но поразительно сильный и удивительно искушенный, слон во многом является современным вариантом сказочного великана или людоеда".
Отметим, что мы многократно сталкивались с подобным самоописанием Маяковского, например из «Облака в штанах»:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
50 А глыбе многое хочется!
А интерес Маяковского к фигуре великана и описание, как великана, - себя – очевидны. Рассматриваемые нами поэмы «150 000 000» и «Пятый интернационал» -эта истории о битве великанов, и рассказ о себе, как о ещё более гигантском великане соответственно.
Таже тема – уже в контексте отношений с женщинами – в стихотворение «Себе, любимому, посвящает эти строки автор»:
Если б был я
маленький,
10 как Великий океан, -
на цыпочки б волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!
И т.д.
Кроме того, художественный приём гиперболы присутствует в каждом стихотворении поэта: всё становится большим, проходя через поэтический взгляд Маяковского.
Итак, мы видим, что психоаналитическая трактовка образа слона совпадает с поэтическим самоописанием Маяковского. А сюжет экзотического животного в недружелюбной русской природе, как метафора гения, уже встречалась в его творчестве. Можно предположить, что слон – это воплощение самого Маяковского в этом эпизоде поэмы, сознательное или подсознательное.
Выше говоря, о поэме «150 000 000», мы заметили частые нарушения логики повествования в конкретных эпизодах, поэтому не следует искать в образе слона-Маяковского какой-то ключ ко всему сюжету. Сам Маяковский появляется ещё несколько раз в поэме, опять же как великан-футурист в строках:
1560 Фермами ног отмахивая мили,
кранами рук расчищая пути,
футуристы
прошлое разгромили,
пустив по ветру культуришки конфетти.
И ещё раз – уже в поэме «Пятый интернационал», как свидетель этой же битвы и великан уже совершенно космического масштаба:
«Я облаками маскировал наши колонны. Маяками глаз указывал места легчайшего штурма. Путаю вражьи радио. Все ливни, все лавы, все молнии мира – охапкою собираю, обрушиваю на черные головы врагов»
То есть нас не должно удивлять, что Маяковский присутствует в своих произведениях в нескольких различных воплощениях, и нам не слудует при анализе какого-то образа выходить за границы эпизода.
Итак, возможно, слон – это Маяковский. Посмотрим, в какой ситуации он оказался.
Животные включаются в поход, так как чувствую голод, вызванный капиталистами. Они обращаются к Вильсону:
"Слушай,
Вильсон,
100 заплывший в сале!
Вина людей -
наказание дай им.
Но мы
не подписывали договора в Версале.
Мы,
зверье,
за что голодаем?»
Это обращение внушает сочувствие, мы эмоционально откликаемся на эти слова. Но посмотрим, как описаны сами животные:
Визжал придавленный слоном поросенок.
Щенки выстраивались в щенячий ряд.
Животные выглядят комично. Поросёнок и щенки – дитёныши – кажутся ужасно слабыми, их гнев выглядит скорее жалким. Слон – единственное взрослое и сильное животное среди голодающих. Видимо, именно – к нему следует испытать уважительное сочувствие. Выше приведённое стихотворение заканчивается следующими словами, выражающими как раз такое его положение:
такой большой
и такой ненужный?
Но он не только находится в страдающем положении, он причиняет и некое зло другому животному – поросёнку. Итак, соберём все мотивы воедино. Слон- Маяковский – самый большой, сильный и сексуально активный зверь в лесу. Рядом с ним – животные слабые и ничтожные. И это сильное животное нуждается в сочувствии – поскольку испытывает голод. При этом он причиняет боль другому животному. Но то, животное, которому он причиняет боль, заслуживает только презрения, так что слон делает правильное дело. А кроме того, хотя он и самое сильное животное, но также – и экзотическое, южное, ему холодно в русском лесу. Другими словами, мы должны одновременно признать его силу, испытать к нему сочувствие и разрешить совершать любые действия по отношению к другим существам.
Картина, которую мы нарисовали очень близка к тому, как понял личность Маяковского Карабчиевский: "Неутоленная жажда обладания -- вот первоисточник всех его чувств. Здесь, конечно, на первом плане женщина -- как реальный объект вполне реальных и вполне понятных желаний ("Мария-- дай!"). Но это одновременно еще и знак, физиологически ощутимый символ отдающегося -- НЕ отдающегося! -- мира. <...> Почти во всех воображенных картинах его будущего признания и величия, где сознательно, а где бессознательно, где развернутой сценой, где одним промелькнувшим словом,-- присутствует этот навязчивый образ ("Проститутки, как святыню, на руках понесут..."). Но все это в будущем, в светлом далеком завтра. Пока же мир не спешит отдаваться ни в виде женщины обобщенной, ни в лице конкретной желанной женщины. Не любит, не отдается, не обожает -- значит, должен быть уничтожен! Но сначала -- проклят и опозорен, втоптан в грязь, изруган, оплеван. <...> Им не нравится, они не любят, не обожают, не отдаются, ерзая мясами. А тогда разговор с ними один: в усы -- капусту, на щеки -- белила, обозвать вошью и плюнуть в лицо".