Лекция 9 Тема. Историография сша во второй половине хх в.

Цель. Раскрыть сущность общего развития американской историографии в послевоенный период, упадка экономического направления, появления «неолиберализма», охарактеризовать «новый консерватизм», «школу бизнеса», историографию второй мировой войны, показать суть теории «атлантической общности», концепции Западного полушария, школы «реальной политики».

Содержание

1. Общее развитие американской историографии в послевоенный период.

2. Упадок экономического направления. «Неолиберализм».

3. «Новый консерватизм».

4. «Школа бизнеса».

5. Историография второй мировой войны.

6. Теория «атлантической общности». Концепция Западного полушария.

7. Школа «реальной политики».

Основная литература

1. Дементьев И. П. Американская историография гражданской войны в США (1861-1865). – М.: Изд-во МГУ, 1963.

2. Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки. / Под ред. Галкина И.С. и др. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968. – 598 с.

3. Фурсенко А. А. История бизнеса на службе американских монополий. // «Вопросы истории», 1963, № 10.

Дополнительная литература

1. Кон И. С. Философский релятивизм в современной американской буржуазной историографии. // «Новая и новейшая история», 1958, № 5.

2. Мальков В. Л., Наджафов Д. Г. Новейшая американская буржуазная историография о происхождении «нового курса» Ф. Рузвельта. В кн.: «Против фальсификации истории». – М., Соцэкгиз, 1959.

3. Нарочницкий А. Л. Реакционная американская литература о дальневосточной политике США (1938-1945 годов). // «Вопросы истории», 1954, № 4.

1. Общее развитие американской историографии в послевоенный период

Американская историография после второй мировой войны испытывала на себе прямое воздействие конфликта со­временности: конфликта между социализмом и капитализмом.

Требования правящих кругов США к американским историкам были откровенно сформулированы бывшим президентом Трумэном в его послании к Американской исторической ассоциации в декабре 1950 г. Главной задачей американской политики, писал он, является борьба с коммунизмом, и в этом деле «труд американских историков имеет колоссальное значение». «Американские историки, — заявлялось в послании, — могут способствовать делу свободных наций, помогая правительству увековечить и интерпретировать политику, которую наша нация ведет для сохранения мира и свободы в мире».

После войны объем исследований американских историков значи­тельно возрос, при этом особенно увеличилось число работ по новой и новейшей истории, происходит «актуализация» исторической тематики. Правительственные учреждения, монополии оказывают немалую мате­риальную поддержку историкам. Возросли масштабы подготовки профессиональных историков в университетах, учрежден и функционирует ряд новых научно-исследовательских центров (в облас­ти изучения внешней политики, социальных отношений и т. д.).

Первостепенную роль в развитии исторических исследований иг­рают такие университеты, как Гарвардский, Висконсинский, Колумбий­ский, Стэнфордский, Калифорнийский, Чикагский, исследовательские центры по истории рабочего движения в г. Итаке (штат Нью-Йорк), Чикаго, Беркли (штат Калифорния) и т. д.

Большинство исторических обществ получило свою собственную из­дательскую базу. Увеличилось количество периодических изданий по истории. Центральными историческими журналами являются: орган Американской исторической ассоциации «Американское историческое обозрение» («American Historical Review»), «Журнал американской истории» («Journal of American History») (до 1964 г. выходил под на­званием «Mississippi Valley Historical Review»). К числу важнейших периодических изданий относятся также «Журнал новой истории» («Journal of Modern History»), «Современная история» («Current Histo­ry») и «Тихоокеанское историческое обозрение» («Pacific Historical Review»).

В послевоенные годы увидел свет ряд многотомных изданий-серий по истории США. Наиболее значительные из них: «Экономическая исто­рия США» под редакцией Г. Дэвида, «История Юга» под редакцией У. Стефенсона и Э. Каултера и «Чикагская история американской ци­вилизации» под редакцией Д. Бурстина. Появилось большое число обобщающих работ — пособий для студентов, изучающих историю США. Наиболее известны среди них книги М. Кэрти, Ф. Даллеса, Г. Фолкнера и А. Шлезингера-старшего.

После войны значительно пополнились документальные коллек­ции, заметен прогресс в архивном деле. Крупнейшими хранилищами исторического материала являются Национальный архив и Библиотека конгресса в Вашингтоне, Библиотека Гарвардского университета, Нью-Йоркская публичная библиотека, а также библиотеки различных исторических обществ в штатах Массачусетс, Пенсильвания, Висконсин и т. д. Библиотеки отдельных университетов часто создают у себя кол­лекции документальных источников по специальным проблемам исто­рии США. Например, Стэнфордский университет в Калифорнии известен как обладатель уникальной коллекции прессы раннего периода американской истории, а также собрания материалов по истории внешней политики новейшего времени (библиотека Гувера), Висконсинский уни­верситет по традиции сосредоточивает у себя документальные источни­ки и литературу по проблемам истории рабочего движения.

Американская историография все более претендует на главенствующую роль в исторической науке капиталистического мира. Большие средства выделяются на пополнение американских архивов путем приобретения документальных источников по истории других стран. В соответствии со специальными программами американские историки выступают в роли наставников в различных зарубежных уни­верситетах и научно-исследовательских центрах.

В 1949 г. в списке подготавливавшихся в то время докторских дис­сертаций собственно американской тематике посвящалось лишь немно­гим более половины работ. Между тем за предыдущие 20 лет (1925-1945) на каждую монографию или докторскую диссертацию по европейской истории приходилась по крайней мере дюжина книг по отечественной истории. Характерна тенденция к созданию «глобаль­ных» исследований. В 1948 г. увидела свет «Энциклопедия всемирной истории» под редакцией У. Лангера. В 1957 г. вышел первый том аме­риканской «Истории мировой цивилизации» под редакцией М. Сэвела.

После второй мировой войны американские историки очень актив­ны в области изучения внутренней истории других стран, особенно Европы и Латинской Америки. Этими проблемами занимаются специаль­ные исторические журналы: «Журнал новой истории», в значительной мере «Журнал истории идей» («Journal of the History of Ideas»), «Испано-американский исторический журнал» («Hispanic-American Historical Review»).

Показательно внимание к истории славянских стран Восточной Ев­ропы. Если в предвоенный период американские историки рассматри­вали судьбы малых славянских народов лишь в связи с борьбой круп­ных европейских держав, то ныне выходит большое число работ по воп­росам внутренней истории отдельных славянских стран, издается специальный журнал «(Славянское обозрение» («Slavic Review») (до 1961 г. выходил под названием «American Slavic and East European Review»).

Характерной чертой этой литературы, посвященной в значительной мере новейшей истории, была антикоммунистическая направленность. Среди американских историков-славистов много реакционеров-эмигран­тов, таких, как О. Халецкий, М. Дзеновский (из Польши), К. Таборский (из Чехословакии), Деллин (из Болгарии).

Сильной стороной американской историографии является весьма высокая техника исторического исследования. Широко используются разнообразные источники, большое место занимают анализ огромного статистического материала (при этом подчас применяется и математи­ческий метод исследования), методы социологического анализа и т. д.

Отказ от идеи поступательного развития общества, характерный для американской историографии данного периода, получил наибо­лее четкое выражение в концепциях круговорота и теологической трак­товке истории. Циклическая теория развития, предложенная английским историком А. Тойнби, снискала популярность в США. Наи­более влиятельным американским вариантом циклической теории яв­ляется философско-историческая схема Питирима Сорокина. Концеп­ция «культурных суперсистем» Сорокина объясняет исторический про­цесс как извечный круговорот культур и тем самым отрицает прогресс во всемирной истории. В отличие от Тойнби с его теологической трак­товкой первопричин и целей исторического движения, Сорокин ставит вопрос о движущих силах исторического развития в духе позитиви­стской «теории факторов». Но его «поправки» сводятся к предложению дополнить «теорию созидательных факторов» Тойнби такими фактора­ми, как роль «культурной свободы», роль «сверхчувственных и сверхрациональных гениев», роль «счастливого стечения обстоятельств» и т. д.

Американские социологи избегали говорить об историческом прогрессе, предпочитая ему понятие «социальные изменения». Согласно их мнению, общественный про­гресс — понятие, существующее только в сознании исследователя, но отнюдь не внутренняя черта исторического процесса. Подобный подход тесно связан с релятивизмом, отказом от признания познаваемости за­кономерностей исторического развития. Эти взгляды получили широкое распространение в историографии после второй мировой войны. Еще в 1946 г. Ч. Бирд и С. Хук подвергли критике историческую терминологию, объявив понятие «прогресс» субъективным. Американ­ский историк Дж. Хекстер в работе «Переоценки в истории» призывает вообще отказаться от таких понятий, как «развитие», «эволюция», «клас­сы».

Идея хаотического движения, лишенного логической последователь­ности, не подчиняющегося никаким законам, не поддающегося естест­веннонаучному обоснованию и предвидению, служила подосновой идео­логии социального пессимизма, противопоставляемого американской исто­риографией исторической теории марксизма. «Если будущее представляется нам каким-то преддверием ада, скопищем неожидан­ностей, то это происходит потому, что мы больше не видим в нем естест­венного завершения прошлого, растущего элемента будущего», — пишет американский социолог Р. Хейлброунер в книге «Будущее как исто­рия».

Изменения, произошедшие в послевоенный период, увеличили спрос на новые доктрины. Авторы этих новых доктрин не отрицали прогресса, но он мыслился ими как разновидность плавного движения по мере постепенного накопления материальных ценностей, а высшим достижением объявлялась та стадия социально-экономического развития, на которой находились США.

Наиболее известной и широко распространенной концепцией такого рода стала теория «стадий экономического роста», связанная прежде всего с именем социолога и историка-экономиста, одного из ведущих со­ветников правительства США У. Ростоу. В книге «Стадии экономиче­ского роста. Некоммунистический манифест» Ростоу в качестве крите­рия социального прогресса выдвигает уровень научно-технического раз­вития и потребления товаров. Он делит историю общественного развития на пять стадий: традиционное общество, стадия подготовки условий экономического роста, рывок, движение к зрелости и век массового по­требления. Каждая из этих стадий открывает новые, более широкие воз­можности производства и потребления товаров на душу населения. Концеп­ция Ростоу заключалась в том, что он, игнорируя социально-экономиче­ские отношения (отношения собственности, распределения и т. д.), пы­тается установить прямую связь между научно-техническим потенциа­лом общества и народным потреблением.

Весьма распространено было в американской историогра­фии персонифицирование исторического процесса, объяснение его злой волей или добродетелями отдельных исторических деятелей. Часты попытки найти решение исторических проблем познавательными средствами так называемого бихевиоризма, т. е. на пу­тях чисто психологической мотивировки поведения людей в процессе исторического творчества. Попытка объяснить развитие гражданского общества почти исключительно взглядами, чувствами и настроениями людей имела одним из своих последствий известный перекос в сторону так называемой «интеллектуальной истории», точнее — истории полити­ческих идей. Эта сравнительно новая отрасль знания, находящаяся на стыке философии, истории, литературоведения, получила необычайное развитие после второй мировой войны. Отдавая должное достоинствам некоторых конкретных исследований в этой области, нельзя не видеть, что неопозитивистские догмы и экзистенциалистская философия, объяв­ляющие человеческую природу и мораль решающими факторами соци­ального развития, играют в работах исследователей «интеллектуальной истории» доминирующую роль.

Как и прежде, следствием субъективизма высту­пает презентизм. Еще в 1949 г. президент Американской исторической ассоциации К. Рид в обра­щении «Социальная ответственность историка» призвал объяснять прош­лое в интересах настоящего: «Тотальная война, горячая или холодная, мобилизует всех и требует, чтобы каждый выполнял свою роль. Исто­рик должен выполнять это обязательство не в меньшей мере, чем фи­зик».

Одной из наиболее распространенных форм реализации презентистских установок в историографии и социологии являлся антикоммунизм. Особенно попу­лярна была «теория заговора», изображавшая освободительное движение де­лом рук штаб-квартир «коммунистической агрессии». В свою очередь, акты США и их союзников по военным блокам про­возглашаются гуманистическим мессианством и филантропией, неизбеж­ными элементами «великой борьбы в защиту свободы». Марксистское учение на страницах исторических исследований выглядит как теория «этатистского всевластия», подавляющего человеческое до­стоинство и индивидуальную свободу, социализм объявляется тождест­венным «тоталитаризму». Историческую теорию К. Маркса социологи и историки объявляют узкой дог­мой, неким вариантом вульгарного «экономического детерминизма», не­применимого к анализу сложной природы общественного движения. С другой стороны, ленинизм противопоставляется марксизму как разно­видность «теории силы», опирающейся на бланкистскую идею заговора. Убеждая своих читателей в «случайном» или в лучшем случае в «исключительном» характере октябрьской революции, американские историки М. Флоренский, Дж. Кэртисс, У. Чемберлин, Дж. Кеннан и др. объясняют возникновение международного коммунисти­ческого движения как следствие «революционных иллюзий» горстки «экстремистов». Складывание же мировой социалистической системы после второй мировой войны изображается как результат «экспорта ре­волюции». В США выходил специальный журнал «Проблемы коммуниз­ма» («Problems of Communism»).

Правое крыло американской историографии стремилось наделить прошлое и настоящее США привлекательными чертами. Достигнув зрелости, Америка должна была выполнить «великое предначер­тание», осуществляя руководство во всем мире, во всех сферах челове­ческой деятельности — материальной, политической и духовной. Книжный ры­нок страны наводнили работы, безудержно восхваляющие прошлое Аме­рики и ее настоящее. Один из видных американских историков Г. Коммейджер пишет: «В наших книгах по истории превозносится все аме­риканское. В них проводится контраст между нашей политикой в отно­шении индейцев и нечестивой политикой испанцев, при этом игнорирует­ся тот элементарный факт, что индейцы выжили в Мексике и в Южной Америке, но не выжили в Соединенных Штатах. В этих книгах рабство изображается как некий романтический институт или, быть может, как своего рода удача для африканцев. Даже чрезвычайную щедрость при­роды они приписывают не провидению или счастью, а нашим собствен­ным добродетелям». Как признает другой видный американский ис­торик Р. Хофстедтер, в исторической литературе существует сильный крен в сторону всемерного приукрашивания прошлого, оно подается в «более розовых тонах, чем это делалось ранее...». В результате в вооб­ражении читателя вся история США предстает как «пышный и оптимистический спектакль», как успех, который «побуждает наблю­дать и восторгаться, а вовсе не анализировать и действовать».

В новейших работах историков США встречались утверждения, что все пороки капитализма были обусловлены эксцессами ранних стадий промышленной революции и в нынешних условиях давно утратили всякое значение. Согласно этим авторам, где-то во второй половине XIX в. в США начал укоре­няться строй «всеобщего благосостояния», и о лишениях масс и о со­циальном неравенстве можно говорить лишь в «давно прошедшем вре­мени». Прямо связаны с этой концепцией социологические и экономические теории «демократизации богатства», «революции, менеджеров» (управляющих), «народного капитализма», призванные подтвердить миф о радикальной трансформации американского капита­лизма в XX в. Теория «нового» капитализма оказала влияние на подход к ряду важных исторических проблем. Марксизм представляется как «устарелое учение», результат протеста против условий жизни в «нераз­витом» обществе XIX в., которое ничего общего не имеет с современным капитализмом (У. Ростоу, С. Хук). Теория «старого» и «нового» капитализмов лежит и в основе концепций неоколониалистской историографии, пытающейся отыскать принципиальное различие между старым колониализмом и политикой империалистических держав (П. Гриффите, Д. Перкинс и др.).

Характер американской историографии подчеркивается также упадком экономического направ­ления, давшего плодотворное решение ряда важных проблем американ­ской истории. На первый план выступают «новый консерватизм» с его негативным подходом к демократическим традициям американ­ского народа и «неолиберализм», стоящий на позициях «социаль­ной реформы» и антикоммунизма.

Демократические движения прошлого, борьба нег­ров находились в поле зрения ряда видных историков. Среди них Н. Поллак, С. Линд, А. Янг, К. Стэмп, М. Дженсен, Г. Зинн, К. Лэш, У. Уиль­ямс, Р. Джинджер и др.