Ориентация в процессе социализации.

Мы можем выделить следующие виды межличностных отношений: симбиотический союз, отстраненность, деструктивность, любовь.

1. В симбиотическом союзе человек сосуществует с другими, но утрачивает или иногда не обретает своей независимости. Он убегает от опасности одиночества; становясь частью другого человека, «поглощаясь» или «поглощая» других (мазахизм, садизм)

2. Отношение второго вида основана на дистанции, отстраненностью и деструктивности. Чувства индивидуального бессилия может быть преодолено посредством отстраненности от других людей, воспринимаемых как угроза. В известной мере отстраненность является частью нормального ритма во всех отношениях человека с миром, она необходима для сосредоточения, для умственной работы, для обработки материалов, мыслей, установок.

Деструктивность – это активная форма отстраненности; импульс к разрушению других. Проистекает из страха быть разрушенным ими… Деструктивность является примером более интенсивной и более полной блокировки плодотворности, чем отстраненность. Это извращение жизненного импульса, энергия неизвестной жизни, трансформированная в энергию, направленную на разрушение жизни…

Любовь представляет собой плодотворную форму отношения к другим и к саму себе. Она предполагает заботу, ответственность, уважение и знание, а также желание, чтобы другой человек рос и развивался. Это проявление близости между двумя человеческими существаит при условии сохранения ценности каждым из них.

Как явствует из вышеизложенного, должно существовать определенное средство между некоторыми формами ориентации соответственно в процессах ассимиляции и социализации.

Человек для себя

http://www.book.ru

17.

Сарт Жан – Поль

Экзистенциализм

…Мы можем сказать, что под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякое тоска и всякое действие предполагают природную среду и человеческую субъективность.

Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человек не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать (субъективность экзистенциализма). Если существование действительно предшествует сущности, то человек ответственен за то, что он есть. То, первым делам экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.

…Экзистенциализм – это не попытка отбить у человека охоту к действиям, ибо он говорит человеку, что надежа лишь в его действиях, и единственное, что позволяет человеку жить- это действие.

…Экзистенциализм хочет показать связь между абсолютным характером свободного действия, посредством которого каждый человек реализует себя, реализуя в то же время определенный тип человечества, - действия, понятного эпохе и человеку, и относительностью культуры, которая может явиться следствием и только выбора.

..мне говорили: « Ведь вы же писали в «Темноте» что гуманисты не правы, вы надсмеялись над определенным типом гуманизма, зачем к нему возвращаться».

Действительно слово «гуманизм» имеет два совершенно разные смысли. Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность. Такой гуманизм абсурден… Экзистенциалист никогда не рассматривает человека как цель, так как человек всегда не завершенен. И мы не обязаны думать, что есть какое-то человечество, которому можно поклонятся на манере Огюста Канта.

Но гуманизм можно понимать и в другом смысле. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя во вне, но существует как человек. Нет никакого другого мира, помимо человеческого мира, мира человеческой субъективности. Эта связь конституируют человека трансцендентности (не в том смысле в каком трансцендентен бог, а в смысле выхода за свои пределы) и субъективности – в том смысле, что человек не замкнут в себе, а всегда присутствует в человеческом мире, - и сеть то, что мы называем экзистенциальным гуманизмом. Это гуманизм, поскольку мы напоминаем человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого, в заброшенности он будет решать свои судьбу, поскольку мы показываем, что реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели во вне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление.

Экзистенциализм – не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет, если даже бы бог существовал, это ничего бы не изменило… Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может спасти его самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм – это оптимизм, учение о действии. И только вследствие нечестности, путая свое собственное отчаяние с нашими, христиане могут назвать нас ….

Экзистенциализм – это гуманизм

http://www.lib.ru

18.

Сорокин П.А.

Самой рядовой моделью малого социокультурного деления является значимое взаимодействие двух или более индивидов. Под «взаимодействием» понимается событие, с помощью которого один человек полуосязаемым путем влияет на конкретные действия или состояние для другого. В отсутствии такого влияния невозможно ни какое социокультурное явление. Миллион полностью изолированных людей не представляет собой социального явления или общества, поскольку они не влияют друг на друга. Под «значимым» нужно понимать «все то, что для одного сознания выступает как знак чего-то иного». Значимое взаимодействие – это взаимодействие, в котором влияние, оказываемое одной частью на других, имеет значение или ценность.

Если взаимодействие является значимым в этом смысле, если оно не представляет собой социокультурное явление, но есть лишь чисто физическое или биологическое явление – это нормальный объект для изучения физики или биологии, но не для социологии или социологических наук. В случаях проституции, изнасилования тела, инцидента в супружеских отношениях, взаимодействие между людбми, может быть идентична биологически в каждом из этих случаев оно приобретает ценность или становиться значимым. Акт погружения…. в тело человека, взятый без привнесений ценности или значения, не является социокультурным явлением. Его биофизические свойства изучаются не социальными, а биологическими науками.

Термин «осязаемый» введен в определение, что лишь осязаемое или наблюдаемое взаимодействие может быть подлинным социальным явлениям.

Каждый процесс значимого человеческого взаимодействия состоит из трех компонентов:

1. мыслящих, действующих и регулирующих людей являющихся субъектами взаимодействия;

2. значение, ценности и нормы: благодаря которым индивиды взаимодействуют , осознавая их и обмениваясь ими.

3. открытые действия и материальные артефакты как двигатели или проводники с помощью которых объективируется и социализируется нелатеральные значения, ценности и нормы.

В гемосоциологии субъектами взаимодействия является либо человеческие индивиды (в межличностном взаимодействии) либо организованные группы людей (в межгрупповом взаимодействии).

Что касается числа взаимодействующих индивидов, мы можем выделить следующие типы межличностных взаимоотношений:

А) между двумя индивидами (пара или диада). Например, между мужем и женой.

Б) между тремя индивидами (например, мужем, женой, любовником)

В) между четырьмя, пятью и более индивидами

Г) между индивидами и многими

Д) между многими. Например, между продавцами с покупателями.

19.

Тойнби А. Дж.

Ложность концепции единства цивилизации. Ответив на возражение, согласно которому цивилизации слишком разнородны, для сравнения, отметим на прямо противоположное ему, но также допустимое возражение, что цивилизации, будучи однородными, по сути тождественны, и мы фактически имеем дело с одной-единственной. Цивилизация эта уникальная, и ее не с чем сравнивать. Этот тезис о «единстве цивилизации» является ложной концепцией, весьма популярной среди современных западных историков, мышление которых находится под сильным влиянием социальной среды.

Одна из причин, породивших это заблуждение, заключается в том, что современная западная цивилизация распространила само экономическую систему по всему миру.

Западное общество провозглашается, тем не менее, цивилизацией уникальной, обладающей единством и неделимостью, цивилизацией, которая после длительного периода борьбы достигла наконец цели – мирового господства. А то обстоятельство, что ее экономическая система держит в своих сетях все человечество, представляются как небесная свобода чад Божьих.

Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории приводит к грубейшему искажению фактов и к поразительному сужению исторического кругозора.

Во-первых, подобный взгляд на современный мир следует ограничить только экономическим и политическим аспектами социальной жизни, но никак не распространять его на культуру, которая не только глубже первых двух слоев, но и фундаментальнее. Тогда как экономическая и политическая карта мира действительно почти полностью «вестернизированы», культурная карта и поныне остается такой, какой она была до начала западной экономической и политической экспансии…

Во-вторых, догма «единства цивилизации» заставляет историков игнорировать то, что непрерывность истории двух родственных цивилизаций отличается от непрерывности двух последовательных глав истории одной цивилизации. Не считаясь с этим различием, историки начинают рассматривать эллинскую историю как одну из глав истории западной цивилизации, которую они уже безоговорочно отождествили с Цивилизацией. Таким образом, три цивилизации оказывается выпрямленной в линию, нисходящую от всеобъемлющей современной западной цивилизации к примитивному обществу неолита, а от неолита через верхний и нижний слои материальной культуры палеолита – к доисторическим предкам Человека.

В-третьих, они попросту игнорируют этапы или главы истории цивилизаций, если те не вписываются в их общую концепцию, опуская их как «полуварварские» или «разлагающиеся» или относя их к Востоку, который фактически исключался из истории цивилизаций. Наконец, они совершенно не учитывают наличия других цивилизаций. Православное христианство, например, либо считается частью западного христианства, что можно вывести из названия, либо изображается временным наростом на теле западного общества. Православное христианство, по этой версии, зародившись, служило оплотом западного общества в борьбе с Востоком. Исчерпав свои функции, нарост этот атрофировался и исчез, подобно тому, как у головастика отваливаются жабры и хвост на стадии его превращения в лягушку. Что же касается трех других незападных цивилизаций – исламской, индуисткой и дальневосточной, - они вообще отвергаются как «туземные» по отношению к колеснице западного общества…

Ложная концепция «единства истории» на базе западного общества имеет еще одну неверную посылку – представление о прямолинейности развития.

Это ни что иное, как простейший образ волшебного бобового стебелька из сказки, который пробил землю и растет вверх, не давая отростков и не ломаясь под тяжестью собственного веса, пока не ударится головой о небосвод.

Тойнби А.Дж. Постижение истории. – М., 1991. – С. 80-85.

20.

Франкл В.

Стремление к поиску и реализации человеком смысла своей жизни рассматривают как двигатель поведения в развитии личности; отсутствие смысла жизни или невозможности его реализации порождает состояние «экзистенциональной разстации, лежащей на основе неогенных неврозов. Смысл уникален для каждого человека и каждого момента его жизни. Однако смысл вездесущ. Нет такой ситуации, в которой им не была предоставлено жизнью возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы на готове какое-нибудь дело.

Эйнштейн как-то заметил, что тот, кто ощущает свою жизнь лишенной смысла, не только несчастлив, но и вредно жизнеспособен. Действительно, стремление к смыслу обладает тем, что в американской психологии получило название «ценность для выживания». Позднее они получили этому подтверждение на материале военнопленных.

Попытка дать человеку смысл свелась бы к морализированию.

Смысл нельзя дать его нужно найти. Процесс нахождения смысла подобен восприятию чем то там… Нахождение смысла от восприятия Гешмальта: на мой взгляд отличает следующее: в отличии от восприятия просто фигура, которая бросается на в глаза на «фоне», при восприятии смысла речь идет об обнаружении возможности на фоне действительности. И эта возможность всегда единственна.

Смысл должен быть найден, но не может быть создан. Создать можно либо субъективный смысл, простое ощущение смысла, либо бессмыслицу. Если бессмыслица происходит на сцене (театр абсурда!), то простое ощущение смысла происходит в хмельных грезах… Это сопряжено с риском пройти в жизни мимо истинного смысла, истинного дела во внешнем мире.

Смысл не только должен, но и может быть найден, и поисках человека направляет его совесть. Одним словом, совесть – это орган смысла.

Общество изобилия порождает и изобилие свободного времени, которое по идее, и представляет возможность для осмысленной организации жизни, в действительности лишь еще сильнее способствует проявления экзистенциального вакуума. Осуществляя смысл, человек реализует сам себя. Осуществляя же смысл, заключенный в отрицании, мы реализуем самое человеческое в человеке… Страдание имеет смысл, если ты сам становишься другим…

В век общества изобилия большинство людей имеют достаточно средств для жизни, однако многим людям совершенно неизвестно, ради чего им жизнь. Теперь же вполне возможным становиться смещение акцентов от средств к жизни на жизненные цели, на смысл жизни. И в отличии от источников энергии этот смысл не исчерпан, вездесущ.

Виктор Франкл. Человек в поисках смысла.

http://www.book.ru

21.

Фрейд З.

Деление психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа, и только оно дает ему возможность понять и приобщить науке наблюдающиеся и очень важные патологические процессы в душевной жизни. Иначе говоря, психоанализ не может перенести сущность психического в сознание, но должен рассматривать сознание как качество психического, которое может присоединиться или не присоединиться к другим его качествам.

Быть сознательным – это, прежде всего, чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надежное восприятие. Опыт показывает нам далее, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным является то, что состояние сознательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестанет быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период, мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым (латент), подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание. Это бессознательное в таком случае совпадает со скрыто или потенциально сознательным.

К термину или понятию бессознательный мы пришли другим путем, путем разработки опыта, в котором большую роль играет душевная динамика. Мы видели, т.е. вынуждены были признать, что существуют весьма напряженные душевные процессы или представления – здесь прежде всего приходится иметь дело с некоторым количественным, т.е экономическим моментом – которые могут иметь такие же последствия для душевной жизни, как и все другие представления, между прочим, и такие последствия, которые могут быть сознаны опять-таки как представления, хотя в действительности и не становятся сознательными.

Понятие бессознательного мы, таким образом, получаем из учения о вытеснения. Вытесненное мы рассматриваем как типичный пример бессознательного. Мы видим, однако, что есть двоякое бессознательное: скрытое, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может стать сознательным. Наше знакомство с психической динамикой не может не оказать влияния на номенклатуру и описание. Скрытое, бессознательное, являющееся таковым только в описательном, но не в динамическом смысле, называется нами подсознательным; термин «бессознательное» мы применяем только к вытесненному динамическому бессознательному; таким образом, мы имеем теперь три термина: «сознательное (Bw), подсознательное (Vbw)» и «бессознательное» (Ubw), смысл которых уже не только чисто описательный. Подсознательное (Ubw) предполагает нами стоящими гораздо ближе к сознательному (Bw), чем бессознательное, а так как бессознательное (Ubw) мы назвали психическим, мы тем более назовем так и скрытое предсознательное (Ubw).

Таким образом, мы с большим удобством можем обходиться нашими тремя терминами: Bw, Vbw, Ubw, если только не станем упускать из виду, что в описательном смысле существует двоякое бессознательное, в динамическом же только одно. В некоторых случаях, когда изложения преследует особые цели, этим различием можно пренебречь, в других же случаях оно, кончено, совершенно необходимо. Вообще же мы достаточно привыкли к двойственному смыслу бессознательного и хорошо с ним справлялись. Избежать этой двойственности, поскольку я могу судить, невозможно; различие между сознательным и бессознательным есть в конечном счете вопрос восприятия, на которой приходится отвечать или да или нет, самый же акт восприятия не дает никаких указаний на то, почему что-либо воспринимается или не воспринимается. Мы не вправе жаловаться на то, что динамическое в явлении может быть выражено только двусмысленно.

В дальнейшем развитии психоаналитической работы выясняется, однако, что и эти различия оказываются неисчерпывающими, практически недостаточным. Из числа положений, служащих тому доказательством, приведем решающее. Мы создали себе представления о связной организации душевных процессов в одной личности и обозначаем его как Я этой личности. Это Я связано с сознанием, что оно господствует над побуждениями к движению, т.е. к вынесению возбуждений во внешний мир. Это та душевная инстанция, которая контролирует все частные процессы, которая ночью отходит ко сну и все же руководит цензурой сновидений. Из этого Я исходит также вытеснение, благодаря которому известные душевные побуждения подлежат исключению не только из сознания, но также из других областей значимости и деятельности. Это устраненное путем вытеснения в анализе противопоставляет себя Я, и анализ стоит перед задачей устранить сопротивление, производимое Я по отношению к общению с вытесненным. Во время анализа мы наблюдаем, как больной, если ему ставятся известные задачи, попадает в затруднительное положение; его ассоциации прекращаются, как только они должны приблизиться к вытесненному. Мы нашли в самом Я нечто такое, что тоже бессознательно и проявляется подобно вытесненному, т.е. оказывает сильное действие, не переходя в сознание, и для осознания чего требуется особая работа.

Знакомство с динамикой внесло первую поправку, структурная теория вносит вторую. Мы приходим к выводу, что Ubw не совпадает с вытесненным; остается верным, что все вытесненное бессознательно, но все бессознательное есть вытесненное. Даже часть Я (один бог ведает, насколько важная часть Я может быть бессознательной), без всякого сомнения, бессознательна. И это бессознательное в Я не есть скрытое в смысле предсознательного, иначе его нельзя было бы сделать активным без сознания и само сознание не представляло бы столько трудностей. Когда мы, таким образом, стоим перед необходимостью признания третьего, не вытесненного Ubw, то нам приходится признать, что характер бессознательного теряет для нас свое значение. Он обращается в многосмысловое качество, не позволяющее широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать. Тем не менее, нужно остерегаться пренебрегать им, так как в конце концов свойство бессознательности или сознательности является единственным светочем во тьме психологии глубин.

Фрейд З. Я и оно // Избранное. – М., 1989. – С. 370-374.

22.

Хайдеггер М.

Сущее существующее способом экзистенции, это человек. Только человек экзистирует. Скала существует, но она не экзистирует. Дерево существует, но оно не экзистирует. Лошадь существует, но она не экзистирует. Ангел существует, но он не экзистирует. Предложение: «Только человек экзистирует» никоим образом не значит, что только человек оказывается действительно сущим, а все прочее сущее недействительно и только кажимость или представление. Предложение «Человек экзистирует» означает: человек есть то сущее, чье бытие отмечено открытым стоянием внутри непостоянности бытия, отличительно благодаря бытию, отмечено в бытии. Экзистенциальное существо человека есть основание того, что человек умеет представить сущее как таковое и иметь сознание о представленном. Всякое сознание заранее предполагает экстатически понятую экзистенцию в качестве essentia человека, причем essentia означает то, в качестве чего человек существует, пока он человек. Сознание, наоборот, и не создает впервые открытость сущего, и не представляет впервые человеку открытость для сущего. Куда и откуда и каком свободном измерении должна была бы двигаться всякая интенциональность сознания, если бы человек не имел уже в том выстаивании своего существа? На что еще другое, если всерьез о том задуматься, должна указывать приставка «со» - в именах «со-знание» и «само-со-знание», кроме как на экзистенциональное существо того, что существует, поскольку экзистирует? Быть самостью – конечно, характеристика существа того сущего, которое экзистирует, однако экзистенция и не заключается в самости, и не определяется из нее. Но поскольку метафизическая мысль выводит человеческую самость из субстанции или, что в основе то же, из субъекта, постольку первый путь, ведущий от метафизики к экстатически-экзистенцианальному существу человека, должен проходить через метафизическое определение человеческой самости.

Хайдеггер М. Бытие и время. – С. 32.

… Всякий гуманизм или основан на определенной метафизике, или сам себя делает основой для таковой. Всякое определение человеческой сущности, заранее предлагающее, будь то сознательно или бессознательно, истолкование сущего в обход вопроса об истине бытия, метафизична. Поэтому своеобразие всякой метафизики – имея в виду способ, каким определяется сущность человека, - проявляется в том, что она «гуманистична». Соответственно, всякий гуманизм остается метафизичным. При определении человечности человека гуманизм не только не спрашивает от отношении бытия к человеческому существу. Гуманизм даже мешает поставить вопрос, потому что ввиду своего происхождения из метафизики не знает и не понимает его. И наоборот, необходимость и своеобразие забытого в метафизике и из-за нее вопроса об истине бытия, не может выйти на свет иначе, как если среди господства метафизики будет задан вопрос: «Что такое метафизика?». Более того, всякий вопрос о «бытии», даже вопрос об истине бытия, приходится на первых порах вводить как «метафизичность»..

Хайдеггер М. Письмо о гуманизме. Проблема

человека в западной философии. – М., 1988. – с. 319-320.

23.

Швейцер А.

[Этика благоговения перед жизнью]

Если познание будет давать только то, что оно может познать, то воля будет получать всегда одно и то же знание, а именно во всем и всех явлениях заложена воля к жизни….

Всякое истинное познание переходит в переживание. Я не познаю сущность явлений, но я постигаю их по аналогии с волей к жизни, заложенной во мне. Познание, ставшее переживанием, не превращает меня по отношению к миру в чисто познающий субъект, но возбуждает во мне ощущение внутренней связи с ним. Оно заставляет меня мыслить и удивляться и ведет меня к высотам благоговения перед жизнью. Отныне моя воля к жизни сама должна найти дорогу в жизнь…

Как в моей воле к жизни заключено стремление продолжить жизнь и после таинственного возвышения воли к жизни, стремления, которое обычно называется желанием, и страх перед уничтожением и таинственным приложением воля к жизни, который обычно называют болью, так эти моменты присущи и воле к жизни, окружающей меня, независимо от того, высказывается ли она или остается немой.

Этика заключается в том, что я испытываю побуждение высказывать равное перед жизнью как по отношению к моей воле к жизни, так и по отношению к любой другой. В этом и состоит основной принцип нравственного. Добро то, что служит сохранению и развитию жизни, зло есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей.

….Поистине нравственен человек только тогда, когда он повинуется внутреннему побуждению помогать любой жизни, которой он может помочь и удерживается от того, чтобы причинить живому какой-либо вред. Он не спрашивает, настолько та или иная жизнь заслуживает его усилий, он не спрашивает также, может ли она и в какой степени ощутить его доброту. Для него жизнь как таковая. Он не сорвет листочка с дерева, не сломает ни одного цветка и не раздавит ни одного насекомого. Когда он летом работает при лампе, чтобы не увидеть ни одной бабочки, упавшей с обожженными крыльями на его столе. Этика есть безграничная ответственность за все, что живет.

Я подвержен раздвоению воли к жизни. В тысячах форм моя жизнь вступает в конфликт с другими жизнями. Необходимость уничтожать жизнь или наносить вред ей живет также и во мне. Когда я иду по непроторенной тропе, то мои ноги уничтожают крохотные живые существа, обитающие на этой тропе, или причиняют им боль. Чтобы сохранить свою жизнь, я должен оградить себя от других жизней, которые в моей комнате, могу убить насекомое, гнездящееся в доме, могу уничтожить бактерии, которые подвергают мою жизнь опасности. Я добываю себе пищу путем уничтожения растений и животных. Мое счастье строится вреде другим людям.

Обычная этика ищет компромиссов. Она стремится установить, в какой мере я должен пожертвовать моей жизнью и моим счастьем и сколько я должен оставить себе за счет жизни и счастье других жизней. Таим образом, она создает относительную, прикладную этику…

Этика благоговения перед жизнью не признает относительной этики. Она признает добрым только то, что служит сохранению и развитию жизни. Всякое уничтожение жизни или нанесение ей вреда независимо от того, при каких условиях это произошло, она характеризует как зло. Абсолютная этика благоговения перед жизнью всегда и каждый раз по-новому полемизирует в человеке с действительностью. Она не отбрасывает конфликт ради него, а вынуждает его каждый раз самому решать, в какой степени он может подчиняться необходимости уничтожения или нанесения вреда жизни и в какой мере он может взять за все это вину на себя.

Человек становиться более нравственным не благодаря идее взаимной компенсации этики и необходимости, а благодаря тому, что он все громче слышит голос этики, что им овладевает все сильнее желание сохранить и развивать жизнь, что он становится все более твердым в своем сопротивлении необходимости уничтожения и нанесения вреда жизни.

В этических конфликтах человек может встретить только субъективные решения. Никто не может за него сказать, где каждый раз проходит крайняя граница настойчивости и сохранения и развития жизни. Только он один может судить об этом, руководствуясь чувством высочайшей ответственности за судьбу другой жизни.

Там, где я наношу вред какой-либо жизни, я должен ясно сознавать, насколько это необходимо. Я не должен делать ничего, кроме неизбежного, - даже самого незначительного. В каждом отдельном случае они должны взвесить, существует ли в действительности необходимость приносить это животное к жертву человечеству. Они должны быть постоянно обеспокоены тем, чтобы ослабить боль, насколько это возможно.

Швейцер А.Культура и этика. – М.,

1973. – С. 305-308, 314-316.

24.

Шелер М.

1)

2)Я взялся за то, чтобы на самой широкой основе дать новый опыт философской антропологии.

Уже слово и понятие «человек» содержит коварную двусмысленность, без понимания которой даже нельзя подойти к вопросу об особом положении человека. Слово это должно, во-первых, указывать на особые морфологические признаки, которыми человек обладает как подгруппа рода позвоночных и млекопитающих…

Именно слово «человек» должна означать совокупность вещей, предельно противоположную понятию «животного вообще», в том числе всем млекопитающим и позвоночным и противоположную им в том же самом смысле, что, например, и инфузория stentor, хотя едва ли можно спорить, что живое существо называемое человеком, морфологически, физиологически и психологически несравненно больше похоже на шимпанзе, чем человек и шимпанзе похожи на инфузорию.

Я утверждаю: сущность человека и то, что можно назвать его особым положением, возвышается над тем, что называют интеллектом и способностью к выбору, и не может быть достигнуто, даже если предположить, что интеллект и избирательная способность произвольно возросли до бесконечности. Новый принцип, делающий человека человеком, лежит вне всего того, что в самом широком смысле, с внутренне-психической или внешне-витальной стороны мы сможем назвать жизнью. То, что делает человека человеком, есть принцип, противоположный всей жизни вообще, он, так таковой, вообще несводим к «естественной эволюции жизни», и если его к чему-то и можно возвести, то только к высшей основе самих вещей – к той основе, частной манифестацией которой и является «жизнь». Мы хотели бы употребить для обозначения этого Х более широкое по смыслу слово, слово, которое заключает в себе и понятие разума, но наряду с мышлением в идеях охватывает и определенный род созерцания, созерцание первофеноменов или сущностных содержаний, далее определенный класс эмоциональных и волевых актов, которые еще предстоит охарактеризовать. Деятельный же центр, в котором дух является внутри конечных сфер бытия, мы будем называть «личностью». Только человек, поскольку он личность – может возвыситься над собой как живым существом и, исходя из одного центра как бы по ту сторону пространственно-временного мира, сделать предметом своего познания все, в том числе и себя самого.

Но этот центр человеческих актов 6опредмечивания мира, своего стала и своей Psyche (душа, жизнь (греч.)) не может быть сам «частью» именно этого мира, то есть не может иметь никакого определенного «где» или «когда», - он может находиться только в высшем основании самого бытия. Т.о., человек – это существо, превосходящее само себя и мир.

… Способность к разделению существования и сущности сопоставляет основной признак человеческого духа, который только и фундирует все остальные признаки. Для человека существенно не то, что он обладает знанием, как говорил уже Лейбниц, но то, что он обладает сущностью apriori или способен овладеть ею.

… Сознательно и бессознательно человек пользуется техникой, которую можно назвать пробным устранением характера действительности. Животное целиком живет в конкретном и в действительности. Со всякой действительностью каждый раз связано место в пространстве и положение во времени, «теперь» и «здесь», а во-вторых, случайное так-быть (so-sein), даваемое в каком-нибудь аспекте чувственным восприятием. Быть человеком значит бросить мощное «нет» этому виду действительности.

Задачи человеческой антропологии – точно показать, как из основной структуры человеческого бытия, кратко обрисованной в нашем предшествующем изложении, вытекает все специфические монополии, свершения и дела человека: язык, совесть, инструменты, оружие, идеи праведного и неправедного, государство, руководство, изобразительные функции искусства, миф, религии, наука, историчность и общественность.

Шелер М. Положение человека в Космосе //

Проблемы человека в западной философии. – М.,

1988. – С. 31-33, 51-54, 55-56, 60, 63-64, 65, 90.

25.

Шпенглер О.

1) Биография

Шпенглер родился 29 мая 1880 года в небольшом провинциальном городке Бланкенбурге у подножия гор (Гарц, нынешняя земля Саксония-Ангальт) в семье почтового чиновника. Он был старшим из четырех детей и единственным мальчиком.

В 1891 году семья переехала в Галле, где юный Шпенглер изучал латинский язык в заведениях Франке. Шпенглер изучает математику, естественные науки и философию в университете Галле, Мюнхенском и Берлинском университетах. Он защищает диссертацию на тему «Метафизические основы философии Гераклита» в университете Галле и получает докторскую степень по философии в 1904. Затем Шпенглер работает учителем в Гамбурге.

Академическую карьеру начал в Мюнхенском университете в качестве преподавателя математики. Пытался заняться публицистикой, однако, после прихода к власти нацистов в 1933 году и изъятия одной из его книг, вёл уединённую жизнь.

[править]

Основные труды

«Закат Европы» (нем. Der Untergang des Abendlandes, Т. 1 — 1918, Т. 2 — 1922).

«Человек и техника» (нем. Der Mensch und die Technik, 1931),

«Годы решений» (нем. Jahre der Entscheidungen, 1933),

[править]

Философские взгляды

Предметом философско-культурологических исследований Шпенглера была «морфология всемирной истории»: своеобразие мировых культур (или «духовных эпох»), рассматриваемых, как неповторимые органические формы, понимаемые с помощью аналогий. Решительно отвергая общепринятую условную периодизацию истории на «Древний мир — Средние века — Новое Время» (поскольку она никакого значения не имеет для неевропейских обществ), Шпенглер предлагает другой взгляд на мировую историю — как на ряд независимых друг от друга культур, проживающих, подобно живым организмам, периоды зарождения, становления и умирания.

Нивелирующее единство идеи всемирно-исторического процесса Шпенглер предлагает заменить более богатой содержанием картиной — циклической историей возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. К числу «великих культур», вполне реализовавших свои потенции, Шпенглер относит китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также «пробуждающуюся» русско-сибирскую. Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием её «души»: в основе античной культуры лежит «аполлоновская» душа, арабской — «магическая», западной — «фаустовская» и т. д.

Умирание всякой культуры, будь то египетской или «фаустовской» (то есть западной культуры XII—XVIII вв), характеризуется переходом от культуры к цивилизации. Отсюда ключевое в его концепции противопоставление на «становящееся» (культура) и «ставшее» (цивилизация).

Так, культура Древней Греции находит свое завершение в цивилизации Древнего Рима. Западно-европейская культура, как неповторимый и ограниченный во времени феномен, зарождается в IX веке, переживает свой расцвет в 15—18 вв. и с 19 в., с наступлением периода цивилизации, начинает «закатываться»; конец западной цивилизации (с 2000 г.), по Шпенглеру, проделавшему колоссальную работу по сбору фактического материала о различных мировых культурах, сопоставим (или «одновременен»)с 1—2 вв. в Древнем Риме или 11—13 вв. в Китае.

Последовательно проводимый Шпенглером тезис об уникальности культур, их сменяемости (не преемственности) вел к признанию их ценностной эквивалентности: все они равны по своему историческому значению и должны сопоставляться вне всяких оценочных категорий.

Сравнительный анализ культур, как считает Шпенглер, обнаруживает единство их судьбы: каждая культура проходит одну и ту же последовательность фаз развития, и основные черты каждой фазы тождественны во всех культурах; все культуры сходны по длительности существования (около 1000 лет) и темпам своего развития; исторические события, относящиеся к одной культуре, имеют соответствия (гомологии) во всех других.

Каждая культура, исчерпывая свои внутренние творческие возможности, мертвеет и переходит в фазу цивилизации («цивилизация», по Шпенглеру, есть кризисный исход, завершение любой культуры), для которой свойственны атеизм и материализм, агрессивная экспансия вовне, радикальный революционизм, сциентизм и техницизм, а также урбанизация(«в мировом городе нет народа, а есть масса» ("Закат Европы").

В качестве фундамента исторического метода Шпенглера выступал концепт «смысла чисел», ещё более дистанцирующий друг от друга природу и историю. По мысли Шпенглера, духовная жизнь человека, наделенного «бодрствующим сознанием», разворачивается во времени и в определенном направлении. Как результат, в сознании индивида конституируется присущая только ему, его личная картина мира: либо образно-символическая, либо рационально-понятийная. Посредством типа математического числа или слова фиксируется образное мирочувствование уже ставшего, осуществленного — «природа», согласно Шпенглеру, «исчислима». История же как динамичное осуществление возможной культуры сопряжена с хронологическими величинами и чужда однозначным расчетам.[источник не указан 287 дней]

При этом, согласно Шпенглеру, саморазвитие культуры возможно лишь в контексте осознания её субъектами значимости процедур измерения, счёта, формирования и фиксации образов внешнего мира и т. д. Так, в контексте концепции «смысла чисел», античная культура, базирующаяся, по Шпенглеру, на конечности, телесности числового ряда, противоположена цивилизации современного Запада, фундируемой числовой идеей бесконечности.

Свое собственное видение истории Шпенглер определил как критику классического историзма: по его мнению, именно хронология и «глубинное переживание» судеб культур обусловливают систематизацию явлений по историческому методу — культурология в таком контексте выступает в качестве «морфологии» истории.[источник не указан 287 дней]

По схеме Шпенглера, все способы познания суть «морфологии»; морфология природы — это обезличенная систематика; морфология же органического — жизни и истории — есть «физиогномика» или перенесенное в духовную область подчеркнуто индивидуализированное искусство «портрета культуры». Постижение культурных форм, по мнению Шпенглера, в корне противоположно абстрактному научному познанию и основано на непосредственном «чувстве жизни». Проявления той или иной культуры объединяет не только общая хронологическая и географическая отнесенность, но, прежде всего, тождество стиля, которое обнаруживается в искусстве, политике, экономической жизни, научном видении мира и т. п.

Культуры, по мнению Шпенглера, возникают «с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле», и столь же бесцельно уходят со сцены («…лишь живые культуры умирают»[источник не указан 287 дней]), не оставляя после себя ничего. Морфология культуры Шпенглера сообщила западному миру, что он неудержимо клонится к закату: по убеждению Шпенглера, рационалистическая цивилизация означает деградацию высших духовных ценностей культуры, обреченной на гибель. Великие культуры прошлого, по мысли Шпенглера, как бы демонстрируют Западу его собственную судьбу, его ближайшее историческое будущее.

Шпенглер негативно относился как к социалистическим идеям

«социализм, вопреки внешним иллюзиям — отнюдь не есть система милосердия, гуманизма, мира и заботы, а есть система воли к власти… „благоденствие“ в экспансивном смысле… Все остальное самообман»

так и к правым идеям — открыто отказался от сотрудничества с нацистами в Германии.

Идеи Шпенглера оказали влияние на Тойнби, Ортегу-и-Гассета и др.

2)Древний мир – Средние века – Новое время – вот невероятно скудная и бессмысленная схема.

Я называю эту привычную для нашего западноевропейца схему, в которой развитые культуры вращаются вокруг нас как мнимого центра всего мирового свершения птоломеевской системной истории и рассматриваю как коперниковское открытие в области истории то, что в этой книге место старой схемы занимает система в которой античность и Запад наряду с Индией, Вавилоном, Китаем, Египтом, арабской и мексиканской культурой – отдельные миры становления, имеющие одинаковое значение.

Я отличаю идею культуры, совокупность ее внутренних возможностей от ее чувственного проявления. Такого отношение души к живой плоти, ее выражению в самой сердцевине светового мира наших глаз. История культуры есть поступательное осуществление ее возможностей.

Культура – это прафеномен всякой прошлой и будущей мировой истории.

Культура рождается в тот миг, когда из прадушевного состояние вечно-младенческого человека пробуждается и отслаивается великая душа, некий лик из пучины безличного, нечто ограниченного и преходящее из безграничного – пребывающего. Она расцветает на почве строгого отмежевания ландшафта, к которому она остается привязанной чисто вегетативно. Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук, и таким образом снова возвращалась в прадушевную стадию. Но ее исполненное жизни сущ-ние целая череда великих эпох, в строгих очерчивающих поступательное самосущ-ие представляет собой сокровенную, страстную борьбу за утв-ие идеи против сил хаоса давящих извне против бессознательного расширяющегося изнутри, куда эти силы злобно стянулись….. Как только цель достигнута и идея, вся полнота внутренних возможностей, завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются – она становится цивилизацией.

Таков внутренний смысл всех законов в истории – внутреннего и внешнего завершения, доделанности, ожидающей каждую живую культуру, - из числа которых в наиболее отчетливых контурах вырисовывается перед нами «закат античности», между тем как уже сегодня мы явственно ощущаем в нас самих и вокруг нас брезжущие знамения нашего – вполне однородного по течению и длительности с названным – события, которое падает на первые века ближайшего тысячелетия – «закат Европы».

Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть свое детство, своя юность, своя возмужалость и старость…

Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии

мировой истории. Т.1. – М., 1993. – С. 262-265

26.

Энгельс Фридрих

Для метафизики вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными непосредственными противоположностями; речь состоит из: «да-да, нет-нет; что сверх того, то от лукаво». Для него вещь или существует или не существует, и точно так же вещь не может быть самой собой и в то же время иной. Положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу тоже находятся в застывшей противоположности. Этот способ мышления кажется нам на первый вполне приемлемым потому, что он присущ так называемому здравому человеческому рассудку. Но здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутнику в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважиться выйти на широкий простор исследования. Метафизический способ понимания, хотя и является проавомерным и даже необходимым в известной области, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, рано или поздно достигает каждый раз того предела, за которым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием – на возникновения и исчезновения, из-за их покоя забывает их движение, за деревьями не видит леса.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг/ /Собрание сочинений. Т. 20. – С. 21

Для диалектики же, для которой существенно то, что она берет вещи и их умственные отражения в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении, - такие процессы, как вышеуказанные, напротив, лишь подтверждают ее собственный метод исследования. Природа является пробным камнем для диалектики, и надо сказать, что современное естествознание доставило для такой пробы чрезвычайно богатый, с каждым днем увеличивающийся материал и этим материалом доказало, что в природе все совершается диалектически, а не метафизически…

Энгельс Ф. Анти-Дюринг/ /Собрание сочинений. Т.20. – С. 21-22.

27.

Юм Д.

Предположим, что перед нами налицо два объекта, один из которых – причина, а другой – действие; ясно, что путем простого рассмотрения одного из этих объектов или же их обоих мы никогда не заметим той связи, которая их соединяет, и никогда не будем в состоянии решить с достоверностью, что между ними есть связь. Итак, мы приходим к идее причины и действия, необходимой связи, силы, мощи, энергии и дееспособности не на основании какого-нибудь единичного примера. Если бы мы никогда ничего не видели, кроме овершенно отличных друг от друга единичных соединений объекта, мы никогда не были бы в состоянии образовать подобные идеи.

Но далее, предположим, что мы наблюдаем, несколько примерив того, что одни и те же объекты всегда соединены вместе: мы тотчас же представляем себе, что между ними существует связь, и начинаем заключать от одного из них к другому. Таким образом, эта множественность сходных примеров оказывается самой сущностью силы, или связи, и является тем источником, откуда проистекает эта идея. Следовательно, чтобы понять идею силы, мы должны рассмотреть эту множественность – больше ничего и не требуется, чтобы преодолеть затруднение, так долго смущавшее нас…

Предполагать, что будущее соответствует прошлому, побуждает нас лишь привычка… И даже после того как я в процессе опыта воспринимал множество повторяющихся действий такого рода, нет аргумента, понуждающего меня предположить, что действие будет соответствовать прошлому опыту. Силы, которые действуют на тела, совершенно неизвестны. Мы воспринимаем только свойства тех сил, которые доступны смущениям…

Руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому…

…Я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они суть не что иное, как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении. Наши глаза не могут повернуться в глазницах без того, чтобы не изменились наши восприятия. Наша мысль еще более изменчива, чем зрение, а все остальные наши чувства и способности вносят свою долю в эти изменения, и нет такой душевной силы, которая оставалась бы неизменно тождественной, разве только на одно мгновение. Дух – нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия…

Необходимость есть нечто существующее в уме, а не в объектах, и мы никогда не оставим о ней даже самой отдаленной идеи, если будем рассматривать ее как качество тел.

Юм Д. Трактат о человеческой природе

Сочинения: в 2-х тт. Т.1. – М., 1965. – С.170-174, 369, 795, 796-800.

28.

Юнг К.Г.

Гипотеза о существовании коллективного бессознательного принадлежат к числу тех научных идей, которые поначалу остаются чуждыми публике, но затем быстро превращаются в хорошо ей известные и популярные. Хотя у Фрейда бессознательное выступает – по крайней мере метаморфическая, в качестве действующего субъекта, по сути оно остается не чем иным, как местом скопления именно вытесненных содержаний и только потому за ним признается практическое значение. Ясно, что с этой точки зрения бессознательное имеет исключительно личностную природу, хотя с другой стороны, уже Фрейд понимал архаико-мифический характер бессознательного способа мышления.

Конечно, поверхностный слой бессознательного является в известной степени личностным. Мы назвали его личностным бессознательным. Однако этот слой покоится на др. более глубоком, ведущем свое происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. Этот врожденный более глубокой силой и является так наз. Коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективное», поскольку речь идет о бессознательном, имеющем не индивидуальную, а всеобщую природу. Это означает, что оно включает в себя, противоположность личностной душе, содержание и образы поведения, которые… являются повсюду и у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным.

Существование чего-либо в нашей душе признается только в том случае, если в ней присутствуют так или иначе осознаваемые содержание. Мы можем говорить о бессознательном лишь в той мере, в какой способны удостовериться о наличии таких содержаний. В личном бессознательном это по большей части, так называемые эмоционально окрашенные комплексы, образующие интимную душевную жизнь личности. Содержанием коллективного бессознательного явления, так называемые архетипы.

Юнг К.Г. Архетип и символ. – М., 1991. – С. 97-98

29.

Ясперс Карл.