Монументальная живопись

Пример ранней гробничной живописи этрусков дает нам гробница Кампана в Вейях (VIIв.). Роспись, выполненная желтым, серым и красным по голубому фону, чрезвычайно напоминает росписи на современных ей греческих вазах ориентализирующего стиля. Она декоративна и наполнена восточными мотивами: животные, в том числе и сказочные (сфинксы, львы, олени, пантеры) сплошь заполняют поверхность стены, наряду с растительными мотивами - пальметтами и цветами. Есть и повествовательно-символический момент: в центральном фризе представлена сцена с мальчиком на коне в сопровождении двух юношей, которую интерпретируют как путешествие души в загробный мир (возможно, человек в набедренной повязке с топором на плече – этрусский бог и водитель душ Харун).

Гробница Быков в Тарквиниях (VI в. до н. э.). Роспись, размещенная между двумя входами в погребальную камеру, уже имеет откровенно выраженное нерративное (повествовательное) содержание. Здесь представлена сцена из греческого мифа об убийстве Ахиллом троянского царевича Троила – по духу и по исполнению очень греческая, возможно выполненная греческим мастером. Притаившийся за алтарем Ахилл одет как эллинский воин: на нем коринфский шлем, меч, поножи, красная набедренная повязка. Троил изображен обнаженным и длинноволосым, подобным греческим куросам. Он держит в руках стрекало (kentron), инструмент, который используют, как правило, когда погоняют двух лошадей (роспись хранит следы двойного контура около головы и правой ноги коня - возможно, изначально планировалось изобразить двух лошадей). Наверху в тимпане изображен другой всадник и бегущая ему навстречу химера (образ, который надолго задержится в этрусском искусстве). Примечательно изображение быка с «очеловеченной» мордой на фризе, размещенном над дверью (это один из двух быков, из-за которых гробница получила свое название). Под главной сценой, в цокольной зоне и в простенках справа и слева от двери изображены стилизованные деревья, представляющие, очевидно, священную рощу Аполлона, где произошло убийство.

Гробница Авгуров в Траквиниях. Центр дальней стены в этой гробнице занимает живописная ложная дверь - очень устойчивый в древнем мире символ связи двух миров, мира живых и мира мертвых. С двух сторон от двери изображены мужчины, одетые в белые хитоны и короткие черные плащи, в характерной заостренной обуви. Их руки подняты в жесте скорби. Это живые, стоящие у входа в иной мир, которые оплакивают ушедших мертвых. Другие сцены, очевидно, тоже связаны с погребальными церемониями. Есть изображение двух борцов, сцепившихся друг с другом (состязания как часть погребального ритуала широко известны в Греции и других частях Древнего мира). Есть изображение человека с посохом, смотрящего на летящую птицу (раньше полагали, что это авгур, прорицатель, гадающий по полету и поведению птиц – отсюда условное название гробницы). Особенно загадочной представляется сцена поединка двух людей. Один, одетый в маску с длинным носом и ослиными ушами, держит на длинной веревке пса. Пес атакует второго участника схватки, на голову которого одет мешок. Эта сцена радикальным образом отличается от схватки двух борцов, упомянутой выше, и не имеет аналогий в греческом искусстве. Особую остроту придает поединку неравенство противников, как позднее в битвах гладиаторов (например, в поединке тяжеловооруженного гладиатора и ретиария). От греческого автора Афинея мы знаем, что знаменитые гладиаторские бои, столь любимые впоследствии в Риме, происходили из Кампании (области на юге Италии), где они устраивались во время пиров, и что римляне переняли эту традицию у этрусков. Это свидетельство подтверждается тем, что имя лидера и тренера гладиаторов (lanista) этрусского происхождения, а человек, который даже в позднем Риме оттаскивал трупы с арены, был уподоблен этрусскому демону преисподней – Харуну (он одевал маску с ушами сатира, со свирепым оскалом, а в руках имел молот).

Итак, гладиаторский поединок пришел к римлянам из Кампании, с юга Италии, где жили рядом этруски и греки. Но конечно не греки, а именно этруски были изобретателями гладиаторских игр. Очевидно, эти игры изначально были волнующей частью реальных человеческих жертвоприношений, приносимых в честь умершего на его тризне, где одному из участников давался шанс спастись. Со временем этот обряд превратился в одно из любимых зрелищ в республиканском, а затем и в императорском Риме.

Говоря о гробнице Авгуров, нельзя не заметить, что смысл представленных здесь сцен с трудом поддается расшифровке (сказанное относится ко многим этрусским гробницам). Возможно, тут мы сталкиваемся с особой чертой этрусского искусства, которая затем перейдет и к римлянам: некая фрагментарность художественного видения. Перед нами не последовательное повествование, объединенное единым временем и местом, а лишь выхваченные из контекста, но самые существенные эпизоды, связь которых для нас не ясна (а не понимая связи, трудно оценивать целое). Очень возможно, что в этрусских гробницах мифологические сцены смешивались с изображениями реального погребального ритуала.

Гробница львиц (VI в. до н. э.) дает нам более традиционный и понятный набор погребальных сюжетов. В цокольном фризе волнистым контуром обозначено море, из которого выпрыгивают дельфины и летающие рыбы. Тема ныряния в другой, подводный-подземный мир, вообще стихия воды и водных животных – все это издавна связывалось с темой смерти и возрождения. В центральном фризе главное место занимает сцена заупокойного пира (еще один устойчивый сюжет в погребальном искусстве Древнего мира). На боковых частях изображены крупные фигуры возлежащих пирующих юношей. Один из них, облокотившийся на подушку, в левой руке держит чашу, а правой протягивает яйцо (древний символ вечности). Большую часть фриза занимают услаждающие пирующих музыканты и танцоры, изображенные в меньшем масштабе. Особенно привлекает внимание пара – юноша и девушка. Мастерски переданное динамичное движение, сглаживающее грузность их фигур, умело примененный цветовой контраст, эффектное сочетание пятна и контура – все это выдает руку талантливого мастера. В треугольном люнете (тимпане) над дверью помещены изображения львиц (отсюда название гробницы) в характерной для этрусков геральдической композиции, напоминающей фронтоны архаических храмов Греции.

Гробница Охоты и Рыбной ловли (конец VI в. до н. э.). Здесь художники по сути дела отказываются от жесткого регистрового построения. Сцены охоты на львиц, ловли сетями рыб, прыжков в воду, несомненно, имеют символическое значение, но приобретают неожиданный для архаики натурный характер. Они сплошь покрывают стены, перетекая друг в друга как некий спонтанный рассказ. В люнете центральной камеры вновь изображена сцена ритуального пира.

В гробничных росписях периода ранней классики (первой половины V в. до н. э.) продолжают повторяться те же сюжеты и уже готовые иконографические схемы, сложившиеся в архаике. Только пластический язык становится иным, очевидно, под влиянием греческой классики: контуры более изысканными, пропорции фигур более «правильными», приближенными к реальности, а колорит чуть более сдержанным, тонким, не таким пестрым как в архаике (характерные примеры: гробница Леопардов и гробница Триклиния в Тарквиниях).

В зрелую классику, во второй половине V в. до н. э., живопись вообще отходит на второй план, в то время как особое развитее получает скульптура, бронзовая и терракотовая пластика. С IV в. до н. э. гробничная монументальная живопись вновь становится ведущей сферой искусства. Многочисленные росписи склепов (прежде всего из Тарквиний) свидетельствуют о тех глубоких переменах, что произошли в искусстве и в самом мировоззрении этрусков к этому времени. При сохранении старых сюжетов, в этих памятниках совершенно меняется настроение по сравнению с архаикой и ранней классикой. В росписях, где прежний фриз сменяется отдельными сложными композициями, нарастает тема страха, намеренно нагнетаемого ужаса. Наиболее важной остается тема сакральной трапезы, но теперь пиры проходят в присутствии страшных демонов и богов подземного мира: Гадеса, Персефоны или, например, крылатого демона Тухулки с птичьим клювом и змеями на голове, изображенного в гробнице Чудовищ в Тарквиниях (ок. 300 г. до н. э). Сами пирующие нередко погружены в мрачное оцепенение, состояние безнадежной тоски, как в гробнице Щитов в Траквиниях (III в. до н. э.), что тоже вносит мрачную ноту в прежде яркие, и, несмотря на заупокойный контекст, радостные изображения пира. Гробницы наполняются изображениями посмертных страданий в Аиде, где демоны загробного мира терзают грешников (сцена с Тесеем и Перифоем из гробницы Чудовищ). В так называемой гробнице Франсуа из Вульчи (II-I вв. до н. э.) изображено принесение в жертву пленных троянцев в присутствии Харуна и крылатой демоницы Вант. В гробнице Тифона (II в. до н. э.) страшный демон ведет процессию в преисподнюю. Змееногие монстры из этой гробницы напоминают образы гигантов современного им Пергамского алтаря.

Характерно, что и колорит и сами художественные приемы в этих поздних произведениях меняются. Живописно-пространственное решение усложняется: на смену контурному рисунку приходит более сложная светотеневая лепка. В целом, эти вещи удивляют своей беглой, «импрессионистичной», а иногда и несколько неряшливой техникой письма. Вместе с тем, колорит, усложняясь, теряет яркость, цветовую насыщенность, характерную для архаических и раннеклассических росписей, становится более темным и мрачным, что вполне отвечает общему настроению этого искусства.