Технологические уклады
Доиндустриальный
Индустриальный
Постиндустриальный?
Способы производства
Первобытный
Азиатский / Античный
Феодальный
Буржуазный
?
Формации
Первичная (доэкономическая)
Вторичная (экономическая)
Третичная (постэкономическая)?
Цивилизации
Восточные
Евразийская
Античная / Европейская
Рис. 2.2. Критерии периодизации общественного развития
Что же касается проблемы смены исторически определенных экономических систем производства, то авторы в полной мере признают, что без качественных (революционных) изменений развитие экономики никогда не осуществлялось и осуществляться не будет
Другое дело, что этот процесс всегда предполагал и порождал реформы как предпосылку и последствие революционных качественных изменений; более того, он никогда не был прямолинейным. Так, рождение рыночной, буржуазной экономики сопровождалось целой чередой революций и контрреволюций, гражданских и прочих войн, колониальных захватов и антиколониальных войн вплоть до конца ХХ века.
Возникновение нового типа экономических систем (например, буржуазных) ставит проблему экстенсивного развития экономических систем, когда происходит их эволюция внутри прежнего системного качества. Здесь происходит развертывание простейшего отношения (например, производства и обмена товаров) во все более и более сложные (совокупность отношений капиталистической экономики) по мере развития самого материального производства. В последнем, напротив, могут происходить революционные сдвиги, вызываемые прогрессом производственных отношений (в нашем примере — углубление общественного разделения труда и — на определенном этапе — промышленная революция).
В любом случае, рассматриваем ли мы революционные или эволюционные сдвиги, перед исследователем стоит проблема правомерности линейного подхода к экономическому прогрессу.
1.1.4. Нелинейность социально-экономического развития; типы социально-экономических систем
Признание нелинейности экономического развития, возможности “попятного” движения экономического времени, идущего для некоторых конкретных систем вспять или как бы останавливающегося на время (“застой”), требует существенных пояснений. Последние тем более важны, что явная нелинейность и альтернативность общественной эволюции в конце ХХ века стала не только теоретической, но практической социальной и даже геополитической проблемой.
Альтернативность развития экономических систем внешне предстает как ветвление исторического развития в двояком смысле: как параллельное развитие альтернативных экономических систем в пространстве и как реализация в данный момент времени (определяемый как точка перелома или точка ветвления) одного из потенциально возможных путей экономического развития. Примеры широко известны: параллельное существование феодальных и буржуазных экономик в XVIII—XIX веках, “социалистических” и капиталистических — в XX. Точки перелома или ветвления так же обнаружить несложно: буржуазные революции в XVII веке в Англии и Голландии, в конце XVIII века — во Франции и в США, и отсутствие таковых в остальной Европе до середины XIX века; победа революций в России в 1917 году, победа в Германии буржуазно-демократической революции 1918 года и поражение революции 1919 года — во всех этих случаях реализованы разные альтернативные варианты.
Нелинейность прогресса предполагает и возможность своеобразного “возврата” (иногда частичного) к точке ветвления (перелома). Однако такой “возврат” (хотя и относительный) с точки зрения восстановления экономической формы возможен в большей мере, нежели с точки зрения “социальной материи” (имеется в виду материальная и духовная культура, начиная от материальных условий производства и заканчивая стереотипами социального поведения, традициями).
Социальную материю, уже успевшую развиться определенным образом и до определенной ступени по альтернативному руслу, гораздо труднее видоизменить, чем форму. Однако и здесь возможны варианты как “деградации”, приближающей социальную материю к уровню, сложившемуся до точки ветвления, так и заимствования новых элементов материальной культуры из сосуществующих “русел”, перестающих быть альтернативными. С другой стороны, “косность”, “инертность” социальной материи препятствует полному восстановлению (относительно точки перелома) или заимствованию (из русел, бывших до этого альтернативными) соответствующей социальной структуры.
Вот один из примеров: “варварское” завоевание Римской империи не привело к восстановлению (или установлению) в ней как доантичных, так и свойственных “варварским” племенам социальных порядков (несмотря на значительную деградацию материальной и духовной культуры). Однако и античная система не уцелела, а была заменена принципиально новой.
Другой, более актуальный пример: распад системы “реального социализма” не привел к установлению досоциалистических порядков или полной победе порядков, свойственных альтернативному, капиталистическому руслу, несмотря на значительное заимствование элементов у стран буржуазной экономики. Однако складывающиеся трансформационные системы обладают существенным сходством с капиталистической и не имеют ряда базовых структур “социализма”.
Проблема усложняется, если рассматривать сосуществование, взаимодействие и “наложение” альтернативных русел, находящихся рядом в пространстве. Переход от одной альтернативы к другой (он же — “возврат” к точке ветвления) происходит с точки зрения прогресса одновременно и “вперед”, и “назад”. Причем это может происходить при переходе: (1) от более “прогрессивной” альтернативы к более “отсталой”, (2) от более “отсталой” к более “прогрессивной”. В последнем случае заимствование более прогрессивных экономических форм и элементов материальной культуры вступает в противоречие с недостаточно развитыми элементами той же культуры.
Невозможно уже существующие (в альтернативном русле) элементы более высокой (или более низкой) экономической структуры “пересадить” в полной мере и готовом виде “на почву”, взращенную альтернативной системой. Тем не менее, отчасти такая пересадка (заимствование) происходит, что создает возможность ускоренной “модернизации” или “реставрации”, но одновременно и повышает как напряженность экономических проблем, так и неоднородность, неравномерность эволюции различных структур системы.
Примером варианта (1) отчасти может служить трансформация “реального социализма” в условиях нынешних трансформационных экономик (этот пример, повторим еще раз, годится лишь отчасти, ибо переход идет не от “чистой” формы нового, более прогрессивного строя, а от своеобразного переходного общества).
Примером варианта (2) может служить попытка перехода к более развитой системе при отсутствии достаточных предпосылок (с последующим “откатом” к нецелостным и незрелым формам, в рамках, казалось бы, более прогрессивной системы) — Октябрьская революция в России. Вводя форму общего контроля над средствами производства в условиях низкого уровня обобществления производства и культурного уровня населения, эта революция привела к восстановлению элементов азиатской деспотии и полукрепостничества (Россия вышла на уровень буржуазной культуры в духовной сфере в 50-е годы, в материальной — в 70-е, в то время как социально-экономическая структура “социализма” складывалась в 20—50-е годы).
При любом ветвлении альтернативных русел истории эта альтернативность (в силу всемирности исторического развития и существования неких общих тенденций-закономерностей) оказывается неабсолютной. Что-то из экономических элементов сохраняется из периода до точки ветвления (социальная инерция, естественно-историческая преемственность развития), что-то заимствуется из параллельного русла. Однако это заимствование по-разному действует на данную систему.
Заимствование из “будущего”, из “более прогрессивного” русла укрепляет систему, вводя в нее переходные элементы, соответствующие направлению и потребностям экономического и прогресса. Однако так происходит до тех пор, пока накопление несобственных элементов не подводит систему к качественному скачку. Попытка же в таком случае волевым, насильственным путем избежать заимствования приводит к регрессу.
Заимствование из “прошлого”, из “более отсталого” русла первоначально укрепляет систему, поскольку поддерживает через переходные отношения естественно-историческую преемственность развития, неразрывность традиций и т.д. Однако со временем такое заимствование выступает как симптом неблагополучия и вызывает деградацию системы, ее разложение, что говорит о неспособности системы сформировать собственные, адекватные ей экономические структуры и механизмы.
Примером первой взаимосвязи может служить политика поощрения мануфактурного капитализма во Франции XVII века (кольбертизм), которая укрепляла французский абсолютизм. Но тот же рост капитализма привел французскую монархию к гибели. Пример второго случая — “рабовладельческий капитализм” на Юге США создавал дешевую сырьевую базу для развития промышленного капитализма, но затем стал препятствием для его дальнейшей экспансии. В ходе гражданской войны рабовладельческий элемент был устранен, поскольку стало возможным развитие по пути свободного фермерства. Пример того же рода, но с другим исходом — заимствование капиталистических форм в 20-е годы укрепило экономку СССР, а такого же рода заимствования в “социалистическом лагере” в 60—80-е годы привели его к разложению, поскольку не сформировались более эффективные альтернативы на собственно “социалистической” основе.
При всей альтернативности и нелинейности исторического развития в условиях всемирности исторического процесса в экономической (да и социокультурной) жизни действуют своего рода принципы “сохранения социальной материи” и “сохранения количества социального движения”.
Любой исторический прогресс имеет определенные (хотя и варьирующие) пределы “скорости”, определяемые взаимодействием, с одной стороны, материальных и духовных элементов данной системы, ее культуры, с другой — способностью людей к творчеству (социальному, техническому, художественному и т.п.). Экономическая и социокультурная среды определяют указанную способность, но одновременно и сами изменяются под ее воздействием.
Изменение “скорости” исторического развития за эти пределы возможно только в том случае, если находятся дополнительные материальные возможности. Последние, разумеется, не берутся “из ничего”. Для их возникновения необходимо либо поглощение дополнительных единиц материальной и духовной культуры извне, из альтернативных русел развития (что нередко ведет к деградации обществ-“доноров”), либо ускорение развития одних элементов системы за счет деградации других.
Так, например, в СССР прогресс в таких областях, как системы социальных гарантий, методы централизованного перераспределения хозяйственных ресурсов, организация науки и образования, сопровождался регрессом в сфере прав и свобод, бюрократизацией общества и т.д. (заметим, что в такого рода взаимодействиях велики различия на этапах доклассового, докапиталистического, капиталистического и посткапиталистического обществ).
После этих замечаний, пожалуй, самое время поставить вопрос: как видоизменяется понятие “экономическая система” в контексте гипотез об альтернативности исторического развития и нелинейности прогресса? Это система, не только локализованная в экономическом времени и пространстве, но локализованная в том числе и по отношению к её альтернативным вариантам. Если же говорить о ее “наличном бытии”, непосредственно данном исследователю, начинающему анализ, то это система, имеющая определенные исторические, географические, этнические, духовные, политические и экономические границы. Иными словами, она выступает в виде какого-либо конкретного государственно-политического образования.
Эти краткие замечания, опирающиеся на достаточно подробно описанные в литературе (в том числе учебной) социально-исторические закономерности, дают достаточные основания для типологизации социально-экономических систем.
Сказанное выше позволяет сделать вывод, что для современного состояния экономики характерны следующие основные типы экономических систем.
Первый тип — системы, где до сих пор господствуют доиндустриальные технологии, традиции и натурально-хозяйственная замкнутость, как способ аллокации ресурсов, докапиталистические формы зависимости и собственности при постепенном развитии индустриальных технологий, рыночных начал, традиционной частно- и корпоративно-капиталистической собственности. Эти системы в настоящее время являются исключением; в то же время вполне реальной остается угроза деградации (вследствие войн, межнациональных конфликтов или иных глобальных катастроф) более развитых систем к этому состоянию.
Второй тип — экономические системы, где господствуют индустриальные технологии, рыночные начала и капиталистическая (в том числе, ранне-монополистическая) собственность; в некотором смысле можно сказать, что это экономики догоняющего типа, как бы воспроизводящие (в новых условиях, естественно) эволюцию классических капиталистических систем.
Третий — капиталистические системы, вступившие в эпоху реформирования своих технологических и экономических основ; в рамках этих систем развиваются постиндустриальный уклад, регулируемый рынок, корпоративно-капиталистическая собственность при сильном социальном ограничении рынка и капитала.
Четвертый тип — системы, которые были основаны на преимущественно индустриальном базисе, характеризующемся чрезмерной концентрацией и централизацией производства и ростками постиндустриальных “пластов” (преимущественно в сфере ВПК), в которых противоречиво сочетались ростки пострыночных отношений и административно-плановой системы, элементы ассоциированной общественной и господствовавшей государственно-бюрократической собственности, а “экономика дефицита” была основным типом воспроизводства. В силу внутренних антагонизмов начиная с конца 80-х годов этот тип систем вошел в кризис и постепенно трансформируется в системы типа (1)—(3), причем наиболее вероятен переход ко второму состоянию (со множеством особенностей, порожденных инерцией прошлого). (см. рис. 2.3).
I |
доиндустриальные/ранние индустриальные технологии |
|
натурально-хозяйственная замкнутость/генезис рынка |
|
докапиталистическая зависимость/генезис капитализма |
|
трансформационные системы |
II |
индустриальные технологии |
|
рынок |
|
капитализм/генезис монополий |
|
трансформационные системы |
III |
индустриальные/постиндустриальные технологии |
|
рынок/косвенное регулирование |
|
корпоративно-монополистический капитализм |
|
трансформационные системы |
IV |
индустриальные/позднеиндустриальные технологии |
|
бюрократическое планирование/пострыночные регуляторы |
|
государственный корпоративизм/ассоциированное присвоение |
Рис. 2.3. Типология экономических систем XX—XXI вв
В реальной экономической жизни (особенно в периоды всемирных качественных трансформаций) господствующие типы могут как бы “взрываться” в силу мощных выбросов энергии внеэкономического свойства — войн, геополитических, социально-политических, экологических и иных глобальных подвижек. Эти выбросы разрушают технологически и экономически обусловленное сцепление элементов систем, приводя к образованию непривычных и, с точки зрения экономиста, нерациональных (по сущности, структуре и модели “поведения”) сцеплений названных выше элементов. В эти периоды господствующими детерминантами становятся неэкономические факторы и складываются весьма причудливые трансформационные системы.
В современном состоянии понимание природы экономических систем (и в первую очередь, переходных) требует обязательного учета и еще одного фактора — начавшегося всемирного перехода к качественно новому, постэкономическому, состоянию мирового сообщества.
Эта укрупненная типологизация, однако, оказывается далеко не достаточной для того, чтобы понять устройство и провести исследование конкретных экономик конкретных стран, их союзов или регионов, а также для понимания закономерностей функционирования и типологизации экономических систем. Для выхода на этот уровень исследования необходимо вновь обратиться к политическим факторам, а также цивилизационному подходу.
Если для проникновения в глубь сущностных характеристик экономических систем последний не продуктивен, то для выяснения конкретных различий конкретных экономик различных стран цивилизационный и конкретно-исторический анализ весьма важны. Отталкиваясь от характеристик различий, принадлежащих к сфере форм общественного сознания (религия, идеология, господствующий менталитет), цивилизационный подход позволяет уловить важные конкретно-исторические особенности (локализованные в данном времени и пространстве — в такой-то стране в такие-то годы). Как мы уже отметили, эти факторы особо важны для понимания особенностей конкретных систем на рубеже XX-XXI веков. Эта важность понимания цивилизационного контекста разных стран с разными экономиками тем больше, что значительная часть современных экономик находится на стыке между традиционно выделяемыми цивилизациями (чего стоит одна проблема “евразийства” для России), а некоторые (Китай, Вьетнам) принадлежат вообще к иной, нежели США и Западная Европа, “цивилизации” (между тем именно западный мир и его стандарты рассматриваются до сих пор значительной частью экономистов как априорно и однозначно определенная модель эффективной экономики).
1.2. Структура экономической системы: методологические замечания
Теперь мы можем поставить проблему внутренней структуры экономической системы.
Мы можем выделить феномен ее рождения, генезиса, который будет локализован во времени и пространстве. Как правило, это не дата, а некоторый исторический период. Тем не менее, с определенной точностью мы можем провести такую локализацию. Если это сделано, можно выделить ее системное качество, границу и предел.
Для экономики системное качество описывается как самый простой для данных специфических условий способ распределения ресурсов и поддержания пропорций. Как правило, выделяют три типа этих связей.
Первый — натуральный, основанный на традиции, патриархальной модели, обычно замкнутый в рамках натурального хозяйства. На этой базе вырастает затем азиатская иерархия, войны (как средство перераспределения хозяйственных территорий и населения) и тому подобные способы обмена деятельностью.
Второй — рынок как способ распределения ресурсов, установления пропорций. Невидимая рука рынка, конкуренция, взаимодействие обособленных производителей — вот из чего вырастает современный буржуазный мир.
Третий — некий способ, который мы можем назвать сознательным плановым регулированием. Он возник в форме командной экономики в странах так называемой “социалистической” системы и в большинстве этих стран ушел в прошлое. Тем не менее, даже в развитой рыночной экономике существуют механизмы, которые мы можем называть сознательным (государственым, общественным) регулированием. Они вырастают на базе рынка и снимают его. Это нормы, которые устанавливаются и в рамках корпораций, и в обществе в целом: социально-экономические, гуманитарные, технологические и т.д. Это государственное регулирование и программирование экономики и многое другое.
Патриархальная система была ориентирована на консервацию структуры производства, хозяйственных связей и пропорций. Изменения касались лишь приспособления к изменяющимся природным условиям. Отсюда господство традиционных, близких к природе отраслей, прежде всего сельского хозяйства. Более того, первичной была обратная связь — доминирование аграрного производства обусловливало господство натурального, традиционного хозяйства.
Рыночная экономика связана со стремлением хозяйственных агентов к снижению издержек, поиском наиболее экономных способов удовлетворения общественных потребностей. Это создает стимулы к росту производительности труда, научно-техническому прогрессу, обусловливает подвижность и динамизм этой системы. Естественно, что такая экономика не могла быть связана только с сельским хозяйством и даже преимущественно с сельским хозяйством. Начав развиваться в сфере торговли и финансов, товарное производство стало всеобщим, что, в свою очередь, было связано с промышленной революцией и переходом к доминированию индустрии, обеспечивающей массовое производство однотипных товаров, возможность гибкого изменения экономических пропорций и т.п. Все это дало товарной, капиталистической экономике многие преимущества, но создало и определенные ограничения.
Командная, “социалистическая” экономика показала возможность вырождения сознательного регулирования в “экономику дефицита”, ведущую к подрыву стимулов научно-технического прогресса, экстенсивному типу развития и т.п. В то же время опыт современной мировой экономики показывает, что плановые методы позволяют сознательно регулировать экономические пропорции, концентрировать важнейшие ресурсы на ключевых направлениях, решать долгосрочные глобальные, социальные и гуманитарные проблемы при помощи целевых программ, ориентированных на обеспечение технического прогресса и т.п.
Перед нами три разных системных качества, каждое из которых задает тип экономической системы, ее границы, ее предел.
Как уже было сказано, после выделения системного качества мы исследуем и отображаем экстенсивное и интенсивное развитие каждой из систем: как, сколь быстро, сколь эффективно разворачивается эта экономическая система (скажем, проходит экспансия рынка c развитием товарной экономики). Внутри каждой из экономик происходит ее усложнение, расширение ее объемов, она развивается в пространстве и во времени.
На этой основе в системе складывается адекватный для данной экономики, устойчиво воспроизводимый, новый тип распределения прав собственности. Если мы берем рыночную систему, то по мере прогресса товарного производства уходит в прошлое старая система отношений работника и собственника, основанная на внеэкономическом принуждении, постепенно (через череду революций и реформ), уходят в прошлое крепостная зависимость и рабство. Рождаются независимый наемный работник, собственник капитала и частная собственность, отношение соединения работника со средствами производства, предполагающее обмен между собственником товара – рабочей силы и собственником капитала.
Для переходной экономики, соответственно, встает аналогичная проблема. Трансформация командной экономики в рыночную приводит к тому, что сторонники последовательных рыночных реформ неизбежно сталкиваются с задачей слома государственной бюрократической собственности, создания каких-то новых форм.
Итак, в “центре” развития каждой из социально-экономических систем находится отношение соединения производителей со средствами производства. Его содержание определяет господствующие формы и систему распределения прав собственности.
Соответственно, складывается адекватная для нее система отношений распределения, а затем вся система отношений начинает воспроизводиться. И здесь возникает то ли капиталистическая модель воспроизводства с циклами, которые более или менее сглажены в современных условиях (экономика спросоограниченного типа), то ли “экономика дефицита” (ресурсоограниченная экономика), воспроизводящаяся на базе государственно-бюрократической системы отчуждения работников от средств производства, с одной стороны, превращенных форм коллективизма и социального творчества (“энтузиазма”) — с другой. В любом случае, возникает определенная самовоспроизводящаяся экономическая система.
Если система достигла своей зрелости и воспроизводится на собственной основе, то на первый план выходит вопрос о перспективах ее дальнейшей эволюции.
Кризис экономик в странах “социализма” дает нам интереснейший исторический пример, позволяющий проанализировать закат экономических систем. Здесь перед нами готовый исторический феномен, раскрывающий путь самоотрицания определенной модели ранее устойчиво воспроизводившейся системы. Начиная с 30-х годов советский тип экономики достаточно активно развивался, демонстрируя устойчивые темпы роста (5—7% в год) и лишь в конце 70-х годов начался экономический застой, который после горбачевских реформ перешел в стагнацию, а затем и в кризис, приведший к качественному изменению экономической системы.
Этот опыт позволяет предположить, что закат социально-экономической системы предполагает рождение в недрах данной системы новых отношений, которые должны развиться на ее обломках. Если мы говорим о разрушении “социалистической” экономики, то внутри нее постепенно должны были накапливаться элементы будущей новой системы. И по мере того, как они накапливались, система начинала все более и более самоотрицаться, внутри нее происходил подрыв ее сущностных основ, с какого-то момента произошла качественная ломка, система вышла за свой предел и появилось новое экономическое целое.
Для “социалистической” экономики целостное исследование такого процесса еще впереди, хотя уже кое-что на этом пути проделано, и если бы этого анализа не было, мы никогда не смогли бы понять, почему и как возникла трансформационная экономика.
Однако самая важная здесь проблема, если мы рассматриваем экономические системы как исторически ограниченные, преходящие, — это вопрос о том, как происходит переход от одной системы к другой, как происходит выход за рамки системы. Особенно важна эта проблема для сравнительного анализа современных трансформационных экономик, где очевидны процессы умирания одной и рождения другой системы и, соответственно, есть начало и конец этой трансформации.
Существует два основных варианта объяснения перехода от одной системы к другой.
Первый. Между экономическими системами все-таки существуют качественные различия и для перехода нужны революционные сдвиги (понимая под революцией не штурм Зимнего или физическое разрушение общественного богатства, культуры и политических систем, а, прежде всего, социально-экономические качественные изменения, характеризующие окончание развития одной системы и рождение другой). Следовательно, мы можем предположить: если в нашей экономике в результате завершения трансформации возникнет устойчиво воспроизводящаяся экономическая система, качественно отличная от командной по всем параметрам, то мы можем утверждать, что у нас произошла социально-экономическая революция.
Признание того, что экономические революции “имеют место быть”, ставит вопрос: что из себя представляет сам процесс перехода? Видимо, он может быть рассмотрен не только как социально-экономическая революция. Последняя может быть ключевым моментом этой трансформации, но трансформационная экономика будет включать в себя также, во-первых, самоотрицание, нисходящее развитие внутри “старой” системы (условно скажем — “застой” и “перестройка” в Советском Союзе), и, во-вторых, путь от зарождения до полного развертывания новой системы при постепенно ослабевающей инерции старой.