3 Вопрос.

Свобода и произвол. Свобода воли. Проблема свободы в русской философии. Свобода и ответственность. Негативные последствия свободы.

Свобода для одного (произвол)

Для Робинзона (классический, в философии, образ) его произвол в точности равен его праву. Он может все, что может, и границы его свободы те же, что и границы его сил – их полагают законы природы. Лишь от его сметки зависит, насколько он их постигнет и учтет; а не учтет – хуже только ему, сам виноват.

Негодяй остается Робинзоном и в человеческой среде. Самоценности, то есть моральной, а не только материальной реальности другого он не сознает – такого рода объективность ему не по силам; интересы других для него, как прежде на острове – лишь физические препятствия его собственным.

…Вот, кстати, что обычно называют «индивидуализмом» (вместо правильного эгоцентризм или эгоизм): это когда человек ощущает себя Робинзоном и в обществе – среди двуногих; сам универсум для него, как сказано, необитаемый остров, ибо и в нем для «индивидуалиста» есть лишь одно самоценное и достойное свободы – его собственное я. Идеал личной свободы как произвола и в обществе остается тем же, что в одиночестве – делать, что хочешь, и ни за что не отвечать. То есть положение, когда издержки моей свободы несут другие… И увы, идеал этот в обществе достижим еще менее. Сделал, что хотел… и не только своего не добился, но и ответил за то: получил сдачи. Уже в обществе Пятницы, в условиях, что выживать надо совместно, полная свобода одного из этой пары значила бы полное рабство другого; вот сущность произвола. Так что такое свобода для одного, или произвол, в человеческой среде? – То, что всякий может все, в чем только не смогут помешать ему другие. Ошибка, переоценка своих возможностей, будет естественно ими наказана, отмщена, и хорошо, если только «око за око» (ударивший первым естественно поплатится большим). В общем, границы могуществу каждого полагает лишь его сила… А следовательно и подлость, коварство и т.д.: иначе пришлось бы говорить не только о силе сторон, но и о правилах их честной борьбы, то есть уже не о произволе. Совместное бытие негодяй воспринимает, как войну всех со всеми, а на войне компромиссов нет, и коварство – лишь маневр. Подчеркну – произвол, настоящее «право силы», узаконивает подлость. В борьбе без правил сила вообще не главное. Соответственно и «прав», если быть точным, остается не сильнейший, а победивший. Право силы неправедно, оно – право подлости. Итак, произвол устанавливает так называемое право силы. А право силы есть власть. Ибо всеобщий произвол, война всех со всеми, длиться не может, это состояние, скорее, теоретическое. Одни располагают властью над другими, пока не станут жертвами третьих; завершением этого процесса должна стать власть кого-то одного, «самодержца», «il principe». Последний же раньше или позже родит устав, то есть предпишет подданным свой порядок подчинения. Другими словами, венцом произвола является институт власти и ее закона – «порядок». Надо сказать, предписанный даже явно неправедной силой порядок, логикой вещей, неминуемо будет содержать в себе что- то от правового порядка. Ибо и произвольный порядок «закрывает» произвол, стесняет насилие. Больше сходства с правовым у него будет в том, что касается отношений между подданными, меньше, вплоть до нуля – в отношении их с самою властью. При тоталитаризме от несправедливых притязаний соседа защититься сравнительно легко, от притязаний власти невозможно; законы ее дело, они для нас, а не для нее; с бандитами «не цацкаются» и потому их меньше, но бандит – само государство. Надо сказать, предписанный даже явно неправедной силой порядок, логикой вещей, неминуемо будет содержать в себе что- то от правового порядка. Ибо и произвольный порядок «закрывает» произвол, стесняет насилие. Больше сходства с правовым у него будет в том, что касается отношений между подданными, меньше, вплоть до нуля – в отношении их с самою властью. При тоталитаризме от несправедливых притязаний соседа защититься сравнительно легко, от притязаний власти невозможно; законы ее дело, они для нас, а не для нее; с бандитами «не цацкаются» и потому их меньше, но бандит – само государство. Привилегии – форма «свободы для одного», – произвол власти в пользу ее фаворитов. Сама власть – самая несправедливая привилегия, – сам произвол.

СВОБОДА ВОЛИ — способность человека к самоопределению в своих действиях. В контексте ранне-греческой культуры в понятии СВ. акцентируется не столько философско-категориальное, сколько юридическое значение. Свободный человек — это гражданин полиса, тот, кто живет на земле своих предков. Противоположность ему — военнопленный, увезенный на чужбину и превращенный в раба. Исток свободы личности — полис, его земля (Солон); свободен от рождения живущий на земле полиса, где установлен разумный закон. Поэтому антоним термина "свободный" — не столько "раб", сколько "негрек", "варвар". В гомеровском эпосе понятие свободы обнаруживает еще один смысл. Свободный человек тот, кто действует без принуждения, в силу собственной натуры. Предельно возможное выражение свободы — в действиях героя, преодолевающего судьбу и тем сравнивающегося с богами. Теоретическая предпосылка научно-философской постановки вопроса о СВ. складывается в мышлении софистов, противопоставлявших "фюсис" (единственно возможный, порожденный самой природой порядок) и "номос" (порядок жизни, самостоятельно устанавливаемый каждым народом). Сократ подчеркивает решающую роль знания в осуществлении свободы. Подлинно свободный, нравственный поступок возможен лишь на основе ясных понятий блага и доблести. Никто не может поступать дурно по доброй воле, человек стремится к лучшему в своих поступках, и лишь незнание, невежество толкает его на неверный путь. Платон связывает понятие СВ. с бытием блага как высшей "идеи". Благо освящает порядок, действующий в мире как порядок целесообразный. Поступать свободно — значит действовать, ориентируясь на идеал блага, согласуя личные устремления с общественной справедливостью. Аристотель рассматривает проблему СВ. в контексте нравственного выбора. Свобода связана со знанием особого рода — знанием-умением ("фронесис"). Оно отлично от знания-"технэ", обеспечивающего решение задач по известному образцу.

Экзистенциализм, или философия существования ( от позднелатинского existentia существование), зародился в начале ХХ века и в течение нескольких десятилетий завоевал широкое признание и популярность.Среди первых представителей экзистенциализма принято считать русских философов Льва Шестова и Николая Бердяева, хотя основное развитие это течение получило после 1-ой мировой войны в трудах немецких мыслителей Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса и в сороковых годах в работах Альбера Камю, Жана Поля Сартра и Симоны де Бовуар. В то же время своими предшественниками экзистенциалисты считают Паскаля, Кьеркегора, Достоевского и Ницше. В философском отношении на экзистенциализм оказали преобладающее влияние такое направление как философия жизни, а также феноменология Гуссерля и Шеллера. Экзистенциализм как яркое проявление нонкомформизма явился своеобразной реакцией на духовный кризис, вызванный войнами и страданиями.В ситуации безнадежности и душевной растерянности призыв экзистенциалистов к человеческой подлинности, к чувству человеческого достоинства оказался источником мужества и нравственной стойкости. Его основная тема - человеческое существование, судьба личности в современном мире, вера и неверие, утрата и обретение смысла жизни, Достоевский как-то писал, что "если бога нет, то все дозволено". Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма", человек свободен, человек—это свобода. Экзистенциализм, в его стремлении раскрыть специфику человека и его мира, отвергает и "многофакторную" концепцию человека как существа, "частично" детерминированного; например, подвластного страстям (не говоря уж о начальстве), — и частично, в чем-то свободном. Это значило бы, что можно быть наполовину свободным, а наполовину рабом. Человек же "всегда и целиком свободен — либо нет".

Мы свободны, потому что ответственны и мы ответственны потому, что свободны; нет свободы без ответственности, как и нет ответственности без свободы – они неразрывны.

Гражданско-правовая ответственность, несомненно, не является единственным гражданским институтом, покоящимся на свободе; гражданское право сегодняшней Европы является целиком правом свободы. Семья как величайшая освободительница человека; собственность, без которой не существует свобода; договор, который не мыслим без свободы. Но одинаково верным является и обратное утверждение: семья, собственность и договор часто выступают притеснителями и ограничителями свободы. Не просто ответственность, но свобода и ответственность, которые являются понятиями глубоко связанными.

Этот теоретический принцип не воспринимается позитивным правом. Но право и не сводится к позитивному праву: оно существует как дух, который вдохновляет законы, как дух законов. С этой точки зрения, свобода и ответственность являются основополагающими ценностями. Нести ответственность за свои поступки – именно в этом заключается достоинство человека. Свободные действия ответственного человека – вот тот критерий, который отличает человека от «бедолаги».