Глава V

МЕХАНИЗМ

ВОСПРИЯТИЯ ГЛУХИМИ УСТНОЙ РЕЧИ

В предыдущей главе была охарактеризована сенсорная база, которой располагает глухой для усвоения устной речи, навыков ее восприятия и продуцирования. Приведенные данные указывают на то, что каждый из имеющихся в распоряжении глухого анали­заторов, включая сохранивший в той или иной степени свою функцию слуховой анализатор, представляет в общем ограничен­ные возможности для опознавания и различения фонетических элементов речи.

В то же время^5ыло отмечено, что, несмотря на всю неполноту зрительного отображения речевых движений, глухие оказываются в состоянии понимать речь окружающих посредством чтения с губ, которое практически служит для них основным способом восприятия устной речи.

Для того чтобы понять, насколько удивительна способность глухих читать устную речь с губ собеседника, необходимо принять во внимание некоторые сведения из теории разборчивости речи. Применение этой теории для оценки качества различных линий связи (телефонных, радиотелефонных) включает использование так называемого «метода артикуляции», сущность которого состо­ит, в прослушивании группой операторов слогов, слов или фраз, передаваемых диктором, и в последующем вычислении процента правильно принятых элементов, который и служит показателем качества испытываемой линии. В зависимости от того, какие единицы звучащей речи передаются и подсчитываются, различают слоговую, словесную и фразовую разборчивость. Существует так­же звуковая разборчивость, которая определяется процентом звуков, правильно принятых в составе переданных слогов.

Между названными видами разборчивости имеются определен­ные соотношения, которые позволяют, например, на основе сло­говой разборчивости более или менее точно судить о словесной или фразовой.

В частности, представляется важным отметить, что звуковой разборчивости в 50%'соответствует примерно 40% фразовой раз­борчивости, если же звуковая разборчивость оказывается ниже 50%, то фразовая начинает катастрофически падать, так что, например, при 40% звуковой разборчивости фразовая едва дости­гает 10% [Н. Б. Покровский, 19621.

Ш

В предыдущей главе было указано, что при чтении с губ зву­ковая разборчивость близка к 40%, но и этот показатель является вероятно, завышенным. При исследовании чтения с губ звуки речи предъявлялись испытуемым в наиболее благоприятных для вос­приятия фонетических условиях, в частности, согласные заклю­чались между двумя гласными, из которых одним всегда был звук а, например, аба, ифа, асу и т. п. В то же время стандартные спис­ки слогов, используемые при испытании линий связи, состоят из гласного в окружении согласных, причем некоторые из них вклю­чают и стечения согласных, например: плех, вастъ. Конечно использование таких слогов должно было бы еще более снизить звуковую разборчивость при чтении с губ. Если при всем этом учесть далеко не достаточное оптическое отображение слоговой структуры слов и словесного ударения, а также фразовой интона­ции, из которой полностью выпадает мелодический компонент, то способность глухих воспринимать речь посредством чтения с губ может казаться просто загадочной. В. И. Бельтюков с пол­ным основанием говорит в связи с этим о «парадоксе чтения с губ» [В. И. Бельтюков, 1970].

Чтобы выяснить, каким образом, несмотря на всю ограничен­ность сенсорной базы чтения с губ, глухие оказываются в состоя­нии пользоваться им как способом речевого общения, необходимо остановиться на механизме чтения с губ. Поскольку же чтение с губ представляет собой особый способ восприятия речи, следует прежде всего отметить некоторые черты, характеризующие меха­низм обычного слухового восприятия речи нормально слышащими и говорящими людьми, и воспользоваться для этой цели данными современной психологии речи, психолингвистики.

Надо иметь в виду, что речевое общение представляет собой двуединый процесс, в котором один из коммуникантов передает некоторое сообщение, а другой принимает его. Таким образом, восприятие речи составляет лишь одну сторону этого процесса, предполагающую наличие другой — порождения речи.

В самом упрощенном виде общую структуру акта коммуника­ции поясняет следующая схема, представленная на рис. 52 *. Ле­вая и правая части схемы соответствуют двум партнерам, вступаю­щим в речевое^общение: первая — отправителю, вторая — адре­сату.

В процессе коммуникации происходит передача сообщения от отправителя к адресату по каналу, которым в обыденной жизни чаще всего служит воздух, заполняющий пространство между ними.

Необходимой предпосылкой успешного речевого общения слу­жит то, чтобы отправитель и адресат располагали некоторым об-

¹ С небольшими изменениями эта схема заимствована у Г.'Линднера [G. Lind­ner, 1965].

114

щ им для обоих жизнен­ным опытом, багажом познаний. Эта общность символизируется в схе­ме заштрихованной ча­стью двух пересека­ющихся кругов, один _из которых обозначает опыт отправителя (О), другой — адресата (О').

Рис. 52.

Схема акта коммуникации:

О ,0' — опыт; Я, Я' — язык; М, М' — мысль; С, С' — сообщение; К — канал связи; П — помеха

Познания, жизнен­ный опыт двух партне­ров никогда не совпа­дают полностью, но ес­ли это несовпадение не выражено очень резко, то акт коммуникации не страдает. В против­ном случае общение ли­бо затрудняется, либо становится вовсе не воз­можным. Что, напри­мер, может понять че­ловек из сообщения о новых данных, касаю­щихся строения атома, если он не имеет достаточной подготовки в области физики?

Другой столь же необходимой предпосылкой успешной комму­никации служит, разумеется, общность языка партнеров. Следует опять-таки заметить, что и в данном случае невозможно найти двух людей, даже среди говорящих на одном языке, которые одинаково владели бы им. Однако если различия между языковым багажом и фонетическим оформлением речи отправителя (Я) ж адресата (Я') оказываются чрезмерными, то речевое общение также затрудняется или становится невозможным. Известно, что «язы­ковой барьер» служит часто серьезным препятствием в деловом общении людей, которые в равной мере сведущи в предмете разго­вора, но говорят на разных языках. В схеме общность языка партнеров также символизирована заштрихованной частью пере­секающихся кругов.

Стрелки, соединяющие в схеме О и Я, О' и Я', указывают на тесное взаимодействие и единство языка и содержания сознания, речи и мышления.

В акте коммуникации у отправителя возникает намерение передать адресату некоторое сообщение. При этом он, исходя из имеющихся у него познаний и жизненного опыта, опираясь на язык и его правила, кодирует свою мысль (М) в развернутое речевое сообщение (С). Это сообщение, материализованное в зву-

118

чащей речи, передается по каналу связи (К) адресату. Канаь связи может подвергнуться воздействию помех, например в виде постороннего шума, в результате чего звучание речи может пре­терпеть некоторое изменение, искажение и переданное сообщение (С) поступит к адресату в несколько ином виде (С"). Задача адре­сата состоит теперь в том, чтобы на основе своих познаний и опыта с помощью тех же правил языка декодировать полученное сообще­ние, извлечь из него переданную отправителем мысль. Различия партнеров в отношении их опыта, познаний, речевого багажа, а также возможное влияние помех могут привести к тому, что заклю­ченная в сообщении мысль отправителя (М) будет осмыслена адресатом в более или менее измененном виде (М'). Но иногда отличие декодированной адресатом мысли от закодированной от­правителем оказывается настолько значительным, что переданное понимается неправильно. Каждый может вспомнить примеры тому из собственной жизненной практики.

Обращаясь теперь к механизму восприятия речи, следует отметить, что его раскрытие составляет сложную проблему, раз­работка которой находится пока на дальних подступах к своему завершению. Все же благодаря интенсивным психолингвисти­ческим исследованиям к настоящему времени установлен ряд важных положений, которые являются отправными для дальней­шего изучения проблемы. К их числу принадлежат, несомненно, положения об активности процесса восприятия речи и об иерар­хическом его строении.

Первое из этих положений отражает общую концепцию вос­приятия, принятую советской психологией и рассматривающую его как действие, сопряженное с проявлением встречной активнос­ти [В. П. Зинченко, 1964 и др.]. Сущность второго положения заключается в том, что структура процесса восприятия речи включает ряд уровней, которые частью отражают систему языка, частью выходят за его пределы. Различают фонологический уро­вень, на котором производятся операции со звуковыми средствами языка, используемыми для выражения и различения значений, и морфологический, лексический, синтаксический уровни, на ко­торых производятся операции с морфемами, словами, предложе­ниями. За пределами этих языковых уровней выделяют еще и такие уровни процесса восприятия речи, как семантическая интер­претация высказывания, его понимание, оценка истинности выс­казывания [D. A. Miller (Д. А. Миллер), 1968].

Зосприятие речи характеризуется сложным взаимодействием операций, осуществляемых на разных уровнях его иерархиче­ской структуры.

Чрезвычайная сложность и ""многоплановость проблемы меха­низма восприятия устной речи заставляет поневоле ограничиться некоторым определенным аспектом ее рассмотрения. С психолого-педагогической точки зрения [представляется наиболее важным

116

сосредоточить внимание на проявлениях активности восприятия устной речи на разных его уровнях.

Активность процесса восприятия речи находит свое проявле­ние уже в том, что сенсорный аппарат ее функционирует в тесном взаимодействии с моторным. Тот и другой составляют две части единой речевой функциональной системы.

При восприятии речи работа слухового анализатора поддер­живается системой кинестезии, которые возбуждаются в речедви-гательном анализаторе в связи с более или менее сокращенным внутренним рефлекторным проговариванием воспринимаемых слов.

Участие моторного аппарата речи в механизме ее восприятия служит частным примером рефлекторной природы всякого вос­приятия, на которую в свое время указывал И. М. Сеченов^ Каса­ясь же работы слухового аппарата, И. М. Сеченов говорил бук­вально следующее: «Слуховые ощущения имеют перед другими то важное преимущество, что они уже в раннем детстве ассоции­руются самым тесным образом с мышечными в груди, гортани, языке, губах, т. е. с ощущениями при собственном разговоре» [И. М. Сеченов, 1952, стр. 87].

Причастность моторного аппарата речи к ее восприятию сле­дует также из понимания И. П. Павловым роли кинестетических раздражений, поступающих в мозг от речевых органов, в качестве «базального компонента» второй сигнальной системы. Указания на сопряженность речевосприятия с проявлением речедвигатель-ной активности можно найти в работах многих советских исследо­вателей [С. И. Бернштейн, 1937; Н. И. Жинкин, 1958; А. Р. Лурия, 1947, 1962; А. Н. Соколов, 1967; Н. X. Швачкин, 1948 и др.].

Особенно большое значение придают речедвигательному ком­поненту восприятия речи представители так называемой моторной теории [А. М. Liberman (А. М. Либерман), 1962; Л. А. Чистович, 1965 и др.]. При этом дело доходит порой до крайностей, когда из факта сопряженности слухового восприятия речи с деятель­ностью моторного речевого аппарата делается уже неправильный вывод об абсолютной необходимости речедвигательного компонен­та в механизме слухового восприятия речи.

Это противоречит фактам, которые указывают на то, что, например, при анартрии или при выраженной моторной алалии у детей может достаточно хорошо развиваться слуховое восприя­тие речи. В частности, Э. Г. Леннебергом описан случай анартрии, при которой ребенок успешно воспринимал обращенную к нему речь, хотя при этом у него не удавалось зарегистрировать какого-либо проявления мышечной активности периферического речевого аппарата [Е. Н. Lenneberg, 1967].

Тем не менее в нормальных условиях участие моторного аппа­рата речи в процессе ее восприятия не подлежит сомнению.

Однако когда говорят об активности процесса восприятия речи, то, конечно, дело не сводится к одному этому. Да и само

417

участие речедвигательного аппарата в восприятии речи вряд ла могло бы рассматриваться как проявление активности, если бы оно состояло лишь в отраженном повторении, полном или сокра­щенном проговаривании уже услышанного.

В действительности восприятие речи связано с проявлением встречной активности, охватывающей всю речевую систему человека, включая ее сенсорный и моторный аппарат, а также всю совокупность сопряженных с ее работой психических процессов^

Воспринимая обращенную к нам речь, мы, по выражению И. М. Сеченова, «слушаем, а не слышим».

Восприятие речи не простая пассивная регистрация и по­следующее суммирование того, что было услышано, а активная деятельность. Важнейшим компонентом этой деятельности явля­ется антиципация, т. е. предвосхищение, прогнозирование того, что может быть сказано говорящим. Фактически услышанное сличается с ранее построенной моделью ожидаемого сообщения и результаты этого сличения подвергаются последующей перера­ботке, приводящей в конечном счете к схватыванию смысла, за­ключенного в сообщении.

Данные психолингвистических исследований свидетельствуют о том, что подобное прогнозирование может осуществляться по отношению к разным отрезкам речи (от фонем до целых фраз и связных высказываний) и на различных уровнях ее иерархической структуры (от фонологического до семантического и за его пре­делами). При этом прогнозирование носит вероятностный харак­тер, т. е. основывается на высказывании собеседником того или иного сообщения в целом, на вероятности появления того или иного звена в развертывающемся высказывании. Подобного рода вероятность сама по себе обусловлена комбинаторными и статис­тическими характеристиками речи (возможность сочетания тех или иных фонем, морфем, слов, частота их употребления в речи) и контекстом, понимаемым в самом широком смысле этого слова, j

Для фонемы таким контекстом могут служить слог, морфема и слово.

Так, в слоге ня принадлежность согласной фонемы к мягким опознается главным образом по w-образному началу следующей гласной фонемы. Если записать такой слог на магнитофонную ленту и при воспроизведении пустить ее в обратном направлении, то отчетливо слышится не анъ, а айн.

Редуцированный гласный ъ опознается в слове въдавос (водо­воз) как фонема о (в понимании московской фонологической шко­лы) благодаря тому, что он входит в состав морфемы вод. Часть отдельно взятого глагола, состоящая из фонемосочетания выку..., указывает на вероятность появления одной из таких фонем, как р' (выкурить), п (выкупать), п" (выкупить) или, допустим, ш (выкушать). Для морфемы контекстом могут служить другие морфемы того же слова, а для слова — другие слова, составляю-

Ш

щие вместе с ним словосочетание, синтагму или фразу (предло­жение). Так, незаконченное слово прибег... может быть завершено довольно ограниченным набором морфем (-у, -ала, -путь и неко­торые другие). Так же ограничен набор морфем, которыми можно закончить глагол в словосочетании дети пойма... (-ют, -ли и некоторые другие).

Последовательность слов незаконченного предложения В вазу поставили свежие . . . позволяет предположить примерный набор заключающих его слов и их падежную форму (цветы, розы, гвоз­дики и т. п.).

Контекстом, способствующим антиципации, может служить содержание предшествующего сообщения, вопроса, на который должен последовать ответ, а также общая тема, к которой относит­ся сообщение.

Так, например, прослушанная часть сообщения по радио о соревнованиях по легкой атлетике, где говорилось о результатах, показанных спортсменами по бегу на различные дистанции, соз­дает у нас готовность (установку) к прослушиванию последующей информации о результатах, показанных по прыжкам, метанию копья и т. д. Спрашивая, когда прибывает поезд к месту назначе­ния, пассажир уже готов к тому, что ему будут названы тот или иной день, то или иное время суток.

К контексту следует отнести все многообразие выразительных средств интонации, мимику, жесты, позы говорящего, самую лич­ность человека, который является источником сообщения, а также ситуацию, в которой происходит разговор.

Наряду с внешним по отношению к слушаюшему контекстом на восприятие и понимание речи влияет внутренний контекст, который определяется всем прежним жизненным и речевым опытом слушающего, всем строем его мыслей, чувств и стремлений в мо­мент, предшествующий и сопутствующий приему^речевой инфор­мации.

Все разновидности контекста, как речевого, вербального (вы­раженного средствами языка), так и внеречевого (выраженного в связях предметов, явлений окружающего мира, в субъктивном состоянии человека, воспринимающего речь), контекста внешнего и внутреннего, служат основой прогнозирования и составляют важнейшее условие успешного восприятия речи. Это особенно сказывается в тех случаях, когда общение затрудняется раз­личными помехами (например, посторонним шумом), недоста­точной громкостью речи или ее искажением (например, при поль­зовании плохим телефоном, радиоприемником, при дефектах речи говорящего или нарушениях слуха у того, кому адресовано сооб­щение).

Правда, при очень больших помехах или чрезмерно сниженной громкости речи, когда она становится неразборчивой, наличие смыслового контекста может в некоторых случаях направить слу­шающего и по ложному пути, ввести его в заблуждение. Любопыт-

119

ный эксперимент был проведен английским психологом Д. Брюсом [D. Bruce, 1956]. Он записал на пластинку ряд предложений, чтобы затем дать их прослушать и повторить испытуемым в усло­виях такого шумового заглушения речи, при котором она стано­вилась неразборчивой. Опыт с одной и той же записью повторялся несколько раз, и во всех случаях ее прослушиванию предшество­вало объявление экспериментатором определенной и каждый раз новой темы, к которой якобы относятся записанные предложения. Замечательно, что одни и те же предложения воспринимались одними и теми же испытуемыми совершенно по-разному, но в строгом соответствии с объявленной темой, чему по окончании эксперимента они сами не могли поверить.

Разумеется, помимо всего прочего, эффективность опоры на контекст зависит от того, что представляет собой человек, воспри­нимающий сообщение, и прежде всего в какой степени он владеет языком (его лексическим составом, грамматическим строем и фо­нетической системой), каков его жизненный опыт и умственный кругозор.

Контекст может быть эффективно использован слушающим лишь в том случае, если в его мозгу прочно запечатлены и находят свое адекватное отображение те связи и отношения, которые ха­рактеризуют структуру языка и окружающий мир.

Встречная активность при восприятии речи предполагает на­личие в памяти слушающего речевых образов, соответствующих фонемам, морфемам, словам и различным синтаксическим струк­турам. Если на фонологическом уровне основу этих образов приме­нительно, например, к фонеме составляют следы слуховых и кинестетических раздражений, связанных с ее восприятием и воспроизведением, то на уровне морфологическом, лексическом и синтаксическом образ характеризуется не только своим слухо-кинестетическим обликом, но прежде всего тем значением (лекси­ческим, грамматическим), которое за ним закреплено.

Представить себе существование образов слов, конечно, легче, чем образов грамматических. Однако остроумный эксперимент Л. В. Щербы, предложившего студентам произвести грамматичес­кий разбор предложения, составленного из придуманных им не существующих в русском языке слов, — Глокая куздра штеко буд-ланула бокра и курдячит бокренка,— сразу дает представление о том, что в нашей памяти хранятся отвлеченные грамматические образы, независимые от конкретного лексического значения слов, составляющих предложения.

Наличие речевых образов составляет необходимую предпосыл­ку для опознавания соответственных компонентов слышимой речи в процессе ее восприятия. Такое опознавание, достигаемое в ре­зультате сличения поступивших речевых сигналов с хранящимися в памяти образами, представляет собой как бы принятие решений относительно того, что содержится в переданном сообщении.

Возникает вопрос, какова минимальная оперативная единица,

120

по отношению к которой принимается решение в процессе восприя­тия речи, и в каком взаимодействии находится принятие решений по отношению к разным единицам речи.

Данные современных исследований позволяют заключить, что минимальной единицей, по отношению к которой слушающий принимает решения, служит слово [А. А. Леонтьев, 1961, 1969; Л. А. Чистович, 1965; Р. Г. Пиотровский, 1968]. Это значит, что, находясь, так сказать, в цейтноте при восприятии быстротеч­ной живой речи, слушающий обрабатывает ее не «пофонемно», а «пословно». Слово представляет собой в этом смысле как бы наименьшую порцию, своего рода квант воспринимаемой речи. Как показал ряд экспериментов, это сохраняет свою силу и для зрительного распознавания элементов текста [Р. М. Фрумкина, А. П. Василевич, М. С. Мацковский, 1968].

Разумеется, то, что сказано о слове как минимальной единице, по отношению к которой принимается решение в процессе воспри­ятия живой речи, не распространяется на те случаи, когда перед слушающим возникает специальная задача восприятия более мелких единиц речи (допустим, отдельных морфем или бессмыс­ленных слогов). При таких обстоятельствах стратегия слушаю­щего перестраивается и в качестве оперативных единиц восприя­тия выступает уже не слово, а более дробные компоненты речи. Однако всем, кто имел дело с экспериментами, в ходе которых испытуемым предлагается прослушивать и повторять бессмыслен­ные слоги, знакома возникающая у них порой тенденция воспри­нимать слог как осмысленное слово. В этом сказывается устано­вившаяся в практике речевого общения привычка ориентировать­ся на слово как минимальную оперативную единицу.

Применительно к восприятию письменного текста любопытной иллюстрацией пословного квантования служат эксперименты по угадыванию. Испытуемому предлагается одну за другой угадывать буквы слов, составляющих какой-либо текст, например предложе­ние. Наряду с буквами испытуемый должен указывать также пробелы, отделяющие конец одного слова от начала следующего. При этом отмечается число попыток, которое потребовалось испы­туемому, для того чтобы угадать каждую букву (включая пробел). Результаты такого эксперимента могут быть представлены в виде графика, в котором по горизонтали слева направо после­довательно расположены буквы, составляющие слова предложе­ния, а по вертикали — число попыток, оказавшееся необхо­димым для угадывания каждой буквы.

На рис. 53 приведен график, на котором представлено среднее по 10 испытуемым число попыток в угадывании букв, состав­ляющих предложение Мой брат купил себе новый портфель.

На графике отчетливо видны границы слов, которые характе­ризуются резким нарастанием числа попыток для начальных букв каждого слова и его падением для конечных. Исключение состав­ляет первое слово. В нем отсутствие предшествующего контекста

131

затрудняет выбор первой буквы. Когда же найдена буква, то наиболее вероятным становится появление вслед за ней гласной буквы (сочетание начальной буквы м с какой-либо согласной встречается сравнительно редко). Но гласных букв в русском ал­фавите всего 10, и выбрать из них часто употребляемую после м букву о уже нетрудно. Новая трудность возникает после буквы о, так как здесь имеется довольно большой выбор возможных про­должений¹.

Если слово может рассматриваться в качестве наименьшей еди­ницы, по отношению к которой принимается решение в процессе

ИОН БРАТ КУПИЛ СЕБЕ НОВЫЙ ПОРТФЕЛЬ

Рис. 53.

Диаграмма угадывания букв.

восприятия речи, то другими, более крупными единицами такого рода служат словосочетания, синтагмы и предложения.

О том, как взаимодействуют в ходе восприятия речи различ­ные единицы, существует несколько предположений, которые во многом противоречат друг другу [А. А. Леонтьев, 1969, стр. 118 и далее].

Несомненным, однако, является то, что принятие решений относительно единиц низшего порядка носит предварительный характер и в случае его несоответствия решениям, принятым относительно единиц высшего порядка, подлежит «пересмотру». На фоне предварительного и текущего прогнозирования сообще­ния, его антиципации слушающий последовательно воспринимает слова и словосочетания, составляющие то или иное предложение, и удерживает их в оперативной памяти до того момента, пока не прослушано все предложение, не произведен его анализ и син-

¹ Подробнее об использовании угадывания букв в качестве метода исследо­вания восприятия речи можно узнать из работы Р. Г.Пиотровского [1968].

122

тез и не принято решение, определяющее общий его смысл. Если уже в процессе развертывания предложения переход от предыду­щего слова к последующему, соединения их в словосочетания происходит текущая коррекция предварительных решений, то схватывание смысла всего предложения может быть связано с но­вой коррекцией ранее принятых решений, уже заключительной для данного предложения.

Это можно наблюдать при ослышках, когда человек восприни­мает, допустим, начальный кусок предложения Они вазу какую-то..., а затем по его окончанию ...устроилилыжную обнаружива­ет ошибку и вносит в свою интерпретацию предложения коррек­цию, поправку: не вазу, а базу.

Подобного рода коррекция, связанная с пересмотром ранее принятых решений на основе сличения их с результатами обра­ботки последующей информации, указывает на то, что в процессе восприятия речи важную роль играет принцип обратной связи. Приведенный пример иллюстрирует действие принципа обрат­ной связи по отношению к слову в рамках предложения, однако принцип этот универсален, и действие его может быть прослежено по отношению к отрезкам речи, большим, чем предложение, и меньшим, чем слово, на любом уровне, вплоть до фонологического. Достаточно напомнить, что опознаванию некоторых согласных фонем в значительной мере содействует характер звучания после­дующей гласной фонемы, как это имеет место, в частности, при опознавании мягкости согласной фонемы н' в слоге ня.

Исходя из приведенной характеристики процесса восприятия устной речи нормально слышащими и говорящими людьми, следует признать совершенно неприемлемым примитивное представление о том, что процесс этот состоит из последовательного слияния слышимых фонем в морфемы, морфем в слова, слов в словосочета­ния, синтагмы и, наконец, в предложения.

Истинному положению вещей отвечает, по-видимому, та теория восприятия речи, которая усматривает в его основе осуществление «анализа через синтез» [М. Халле (М. Halle), К. Стивене (К. Ste­vens), 1964 и др.]. Сущность этой теории состоит в том, что на любом уровне восприятия речи опознавание ее элементов проис­ходит в результате взаимодействия двух связанных между собой процессов: порождения слушателем предположительных речевых моделей и обработки фактически поступающего речевого материа­ла. При таком понимании механизма восприятия речи на второй план отступают противоречия между «акустической» и «моторной» теориями, первая из которых рассматривает восприятие речи как осуществляемое шаг за шагом слуховое опознавание элементов звучащей речи [Р. Якобсон (R. Jacobson), 1966], а вторая утвер­ждает, что опознавание этих элементов обусловлено сопровожда­ющей работу слухового аппарата деятельностью двигательного аппарата речи [А. Либерман (A. Liberman), 1962; Л. А. Чистович,

1965].

123

Таковы некоторые черты, характеризующие современное по­нимание механизма восприятия устной речи нормально слышащи­ми и говорящими людьми в обычных, благоприятных условиях.

Но, как уже было сказано, слуховое восприятие речи нередко протекает в затрудненных условиях — при недостаточной ее громкости, при сильном шуме или при искаженном ее звучании. В результате одни фонемы, морфемы и слова становятся трудно­различимыми, а другие — вообще выпадают из акустической структуры речи. Отмечалось, что если указанные нарушения зву­чащей речи не достигают чрезмерной степени, возможность ее восприятия и понимания сохраняется. Это действительно не толь­ко по отношению к таким единицам речи, как предложения, даю­щим достаточный простор для догадки, основанной на контексте в виде наиболее доступных восприятию опорных слов, но и по отношению к отдельно взятым словам, привычным словосочета­ниям.

Дело в том, что наличие в памяти слушающего обобщенных слуховых и кинестетических образов позволяет ему опознавать эти слова по отдельным, доступным слуху акустическим призна­кам (элементам фонематической структуры слов, их ритмического контура). Такая способность мозга восстанавливать целое по части, восполнять недостающие компоненты структуры хорошо известна в психологии. Она описывается в физиологии высшей нервной деятельности [К. М. Быков и А. Д. Сперанский, 1925; Л. Г. Воронин, 1952, и др.]. Эта способность является важнейшей предпосылкой восприятия неполноценно звучащей речи.

Однако более общим и решающим в этом смысле фактором служат все те проявления встречной активности слушающего, его мыслительной деятельности, которые лежат в основе прогно­зирования, догадки, опирающихся на речевой и внеречевой кон­текст. При неполноценном звучании речи значительно возрастает роль переработки поступающей информации на высших уровнях ее восприятия. Иначе говоря, при таких обстоятельствах требует­ся значительное повышение встречной активности слушающего в процессе восприятия им речи.

Если после всего, что было сказано относительно слухового восприятия речи, обратиться к чтению с губ, то прежде всего надо учесть, что его отнюдь нельзя рассматривать как способ вос­приятия речи, присущий только глухим. Известно, что и люди с нормальным слухом, слушая обращенную к ним речь, стремятся видеть лицо говорящего. Это облегчает ее восприятие, причем не только благодаря выразительной мимике лица, но и благодаря видимым артикуляционным движениям. Если мимика лица пред­ставляет собой компонент внеречевого контекста и имеет перво-сигнальную природу, то видимые речевые движения, подобно слышимому потоку звучащей речи, носят характер второсигналъ-ных раздражителей.

Вспомогательная роль чтения с губ возрастает когда слуховое 124

восприятие речи затрудняется в силу недостаточной ее громко­сти, постороннего шума или плохой дикции говорящего.

Чтение с губ или «чтение по устам» в сочетании со средствами мимики и жеста служит обычным способом компенсации при мас­кировке звучащей речи на шумных производствах.

Известно также, что, например, в театре при затрудненном (из-за большого расстояния от сцены, плохой дикции) восприятии слов в речи или пении значительное повышение разборчивости может быть достигнуто, если поднести к глазам бинокль.

Факт компенсаторного использования чтения с губ людьми с нормальным слухом, часто наблюдаемый в жизни, находит свое отражение и в художественной литературе.

Всем знакомы, например, строки из романа Л. Н. Толстого «Война и мир», где в описании посещения Наташей Ростовой оперы есть такой эпизод: «Взглянув на Наташу, он (Анатоль Курагин. — Ф. Р.) подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и, наклонясь, спросил что-то, указывая на Наташу.— Mais charmante! — сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ»¹.

Очевидно, способность слышащих людей извлекать из видимых артикуляционных движений речевую информацию определяется теми условными связями, которые с детских лет устанавливаются между слуховыми, кинестетическими и зрительными раздражени­ями, сопряженными с восприятием устной речи и ее продуцирова­нием.

Известно, что, когда маленькие дети, сидя на руках матери, отца, слушают обращенные к ним слова, они часто внимательно всматриваются в движения речевых органов. Наблюдения за этими движениями играют известную роль и для усвоения детьми произношения, на что указывают, в частности, данные о фонети­ческих особенностях речи у слепорожденных или рано ослепших детей [М. Е. Хватцев, 1939].

Благодаря запечатленной в коре головного мозга единой сис­теме следов от слуховых, кинестетических и зрительных раздра­жений, связанных с устной речью, видимые движения речевых органов могут служить не только подкреплением слышимых слов, но и самостоятельной основой для восприятия речевой ин­формации. Конечно, эффективность такого восприятия в значи­тельной мере ограничивается специфическими особенностями оптического кода, на который опирается чтение с губ, неполно­ценностью отображения этим кодом фонетической системы языка.

Если для нормально слышащих людей чтение с губ выступает в роли лишь подсобного средства восприятия устной речи, то для людей с нарушенным слухом роль его значительно возрастает. Осо-

¹ Л. Н. Толстой. Война и мир, Собр₍ соч., т. 5. М., Гослитиздат, 1958, стр. 340.

125

бенно велика роль чтения с губ для глухих, которым оно, как уже указывалось, служит основным способом восприятия устной речи. Это относится не только к тотально глухим, но и к тем, кто, со­храняя большие или меньшие остатки слуха, может с помощью звукоусиливающей аппаратуры использовать все выгоды бисен-сорного слухо-зрительного восприятия речи.

Обращаясь к механизму чтения с губ, надо прежде всего уяс­нить себе, что оно является всего лишь одним из способов восприя­тия устной речи и потому имеет много общего со слуховым ее восприятием, особенно для тех случаев, когда последнее затрудня­ется какими-либо помехами (искажение звучания речи, посторон­ние шумы и т. п.).

При таких обстоятельствах неполноценность поступающих ре­чевых сигналов требует максимальной «встречной активности», т. е. усиления работы моторного аппарата речи и всех тех процес­сов, которые лежат в основе опознавания целостных речевых единиц по их фрагментам, в основе прогнозирования. Повышенная актив­ность речедвигательного аппарата, если она и не проявляется в доступных непосредственному наблюдению движениях речевых органов, может быть зарегистрирована с помощью приборов в виде микродвижений языка или в виде усиления электрических импульсов с мышц языка и губ [А. Н. Соколов, 1968].

Если рассматривать механизм чтения с губ применительно к глухому, владеющему устной речью (которую он сохранил, поте­ряв слух уже взрослым, или усвоил в результате обучения) и имеющему хорошие навыки в зрительном ее восприятии, то осо­бенности этого механизма сводятся по существу к следующему. В то время как основу обычного слухового восприятия речи составляет ее акустическая структура, а видимые движения ре­чевых органов играют, как правило, лишь вспомогательную роль, чтение с губ целиком опирается именно на эти видимые артикуля­ционные движения.

Ввиду того, что оптическое отображение речевых движений, а следовательно, и фонетической структуры речи является весьма неполным и недостаточно дифференцированным, чтение с губ всегда протекает в таких условиях, которые характерны для слу­хового восприятия речи при наличии помех. Поэтому для читаю­щего с губ важна не только и даже не столько быстрота и точность собственно зрительного восприятия речевых движений, сколько активизация всех остальных психических процессов, связанных с переработкой поступающей информации и определяющих в ко­нечном счете понимание речи.

Если при слуховом восприятии речи повышенная активность речедвигательного аппарата вызывается лишь в случаях затруд­нений или при необходимости зафиксировать принятую информа­цию в оперативной памяти, то при чтении с губ она постоянна. Этому особенно способствует то обстоятельство, что, в отличие от слышащего, у которого проговаривание опирается преимущест-126

венно на звучание воспринимаемой им речи, производное от рече-движений, глухой основывает свое проговаривание на непосред­ственном зрительном восприятии речевых движений.

Отсутствие слуховых речевых образов и фрагментарность зри­тельных приводят к тому, что основная тяжесть в процессе опоз­навания тех или иных речевых единиц по видимым их компонен­там падает на речедвигательный анализатор. Обрывочных зри­тельных сигналов оказывается часто достаточно, чтобы осуще­ствить запуск соответственных речедвижений, актуализировать кинестетический образ того или иного слова, употребительного словосочетания.

Речедвигательный анализатор, взаимодействуя со зрительным, как бы расшифровывает, или, по выражению В. И. Бельтюкова, «проявляет», зрительно воспринятый рисунок речедвижений, сни­мает заключенную в нем неопределенность^ Так, самое простое слово вам на основе возможных фонемных значений оральных рисунков могло бы быть истолковано многими способами. В самом деле, если пренебречь возможностью опознания орального рисун­ка согласной фонемы как стечения согласных (вгам вместо вам), то рисунки фонем в и м могут иметь следующие значения: в = в, ф, в', ф' (4)i м = м, п, м', п' (4)

Нетрудно подсчитать, что в таком случае число возможных толкований орального рисунка, соответствующего слову вам, составляет 4x4 = 16. Комбинация фонем, представленная опти­чески словом вам, могла бы быть истолкована как фам, вап', ф'ап, в'ам' и т. п.

Однако в речедвигательном анализаторе глухого хранится лишь один кинестетический словесный образ, соответствующий зрительно воспринятому оральному рисунку,— это образ именно слова вам.

Если бы с тем же оральным рисунком столкнулся глухой француз, то у него, вероятно, всплыл бы кинестетический образ слова femme [fam] (женщина), тогда как все прочие комбинации фонем, в том числе и вам, были бы отброшены.

В подобной способности речедвигательного анализатора со­действовать расшифровке оптических структур, поступающих в зрительный анализатор, В. И. Бельтюков усматривает выполне­ние первым по отношению ко второму функции следящего аппара­та [В. И. Бельтюков, 1967].

Разумеется, наряду с кинестетическими образами слов можно говорить и об их зрительных образах, закрепляющихся в практи-

¹ Значения б и б' для орального рисунка фонемы м здесь не указаны, так как в русском языке звонкие согласные в конце слов оглушаются. Но если толковать фонему не как звуковой тип, а как подвижной компонент морфемы и, следовательно, рассматривать конечные п и п' как возможные варианты (аллофоны) фонем б и б', то число значений орального рисунка фонемы м увеличится[до 6.

! 1~ 127

ке чтения с губ. Многие из тех слов и словосочетаний, которые часто встречаются в обиходе и обладают достаточно выраженным оптическим рисунком, могут опознаваться непосредственно на основе глобального зрительного их восприятия, т. е. идеовизуаль-но, без активного вмешательства моторного аппарата речи. Кста­ти, подобного рода глобальное зрительное восприятие употреби­тельных слов и словосочетаний, экономизирующее процесс чтенш с губ, снимающее необходимость проговаривания хотя бы части речевого материала, служит свидетельством высокого уровня раз­вития навыка чтения с губ. Самый механизм чтения с губ приобре­тает при этом большую гибкость в том смысле, что в зависимости от воспринимаемого материала степень загрузки моторного рече­вого аппарата проговариванием постоянно колеблется.

При идеовизуальном восприятии слов, нередко наблюдаемом у глухих с высокоразвитым навыком чтения с губ, проговаривание находится как бы в снятом виде. Это значит, что, выключаясь при восприятии примелькавшихся слов и словосочетаний, которые легко «узнаются в лицо», проговаривание может тут же вновь выступить на сцену в явном или скрытом, развернутом или реду­цированном виде, чтобы содействовать расшифровке более слож­ных для восприятия оральных оптических рисунков.

Возможность идеовизуального чтения с губ хороню видимых, употребительных слов и словосочетаний, как и необходимость включения моторного аппарата речи при чтении с губ более слож­ного материала, находит себе известную аналогию в фактах, характеризующих процесс обычного чтения «про себя».

Опытный чтец узнает в тексте хорошо знакомые слова по из общему графическому облику. Недаром быстро читающий чело­век, схватывая взором целые слова и словосочетания, часто не замечает опечаток, таких, например, как «Билботека» или «Прось­ба не круить». Моторный компонент чтения, игравший когда-то при обучении грамоте важнейшую роль, оказывается при глобаль­ном чтении заторможенным. Однако достаточно читающему встре­тить малознакомое или незнакомое слово, как в действие вступает проговаривание.

Интересные примеры сохранения идеовизуального чтения при нарушении способности проговаривания можно встретить ъ кли­нике речевой патологии. Установлено, что при афферентной мо­торной афазии больные, утратив внутренние артикуляционные схемы слов, теряют способность аналитико-синтетического чтения и в то же время сохраняют возможность чисто зрительного опо­знавания отдельных особо значимых для них слов (фамилия боль­ного, название его родного города и т. п.), начертание которых приобретает для них как бы характер целостных идеограмм [А. Р. Лурия, 1947].

Повышенная активность речедвигательного анализатора в ме­ханизме чтения с губ обусловлена не только той ролью, которую играют запечатленные в мозгу речедвигательные динамические

128

стереотипы слов и привычных словосочетаний для опознавания соответственных оптических оральных рисунков.

Поскольку речевые кинестетические раздражения и их следы в мозгу составляют базальный компонент второй сигнальной системы, речедвигательному анализатору принадлежит первосте­пенная роль в реализации всех тех психических процессов, кото­рые развертываются при чтении с губ и которые выходят далеко за пределы опознавания слов и словосочетаний — этих наимень­ших единиц речевого сообщения.

Неполноценность сенсорной базы чтения с губ, которая предъяв­ляет повышенные требования к прогнозированию и переработке поступающей через зрительный анализатор информации, при­водит не только к максимальной активизации моторных ком­понентов восприятия речи, но и к изощрению всей совокупности психических процессов, завершаемых в конечном счете осмыс­лением принятого сообщения. О том, что представляют собой эти процессы, было достаточно сказано при характеристике слухо­вого восприятия речи, особенно протекающего в затрудненных условиях.

Очень отчетливо выступают в процессе чтения с губ пред­восхищение поступающей информации, а также коррекция пред­варительно принятых решений на основе обратной связи, когда, допустим, в результате понимания смысла предложения вносится поправка в понимание составляющих его слов, а схватывание целого слова определяет собой и его фонематическую структуру, включая сюда как фонемы, имеющие четкое и однозначное оптическое выражение, так и фонемы с многозначным оральным рисунком или даже вовсе не доступные в некоторых фонетических условиях зрительному восприятию.

Характерно, что по имеющимся данным показатели правиль­ного восприятия фонем в составе бессмысленных слогов значи­тельно превышаются показателями правильного восприятия фо­нем в составе хорошо знакомых глухому слов¹.

Этим доказывается, что читающий с губ, первично схва­тывая доступные глазу признаки общей структуры слова, прини­мает решение, которым уже вторично определяется полный фонематический состав слова'.

То, что при чтении с губ опознавание слов (как наименьших единиц, по отношению к которым принимается решение в процессе восприятия речи) определяет собой опознавание фонемного сос­тава воспринимаемого материала, косвенно подтверждается еще одним фактом.

Экспериментами установлено, что ассортимент замен, который встречается для различных фонем при ошибочном зрительном

Именно поэтому для определения звуковой разборчивости при испытании линий связи пользуются не словами и тем более не фразами, а бессмыслен­ными слогами [Н. Б. Покровский, 1962, стр. 15 и 31].

⁵ Ф. Ф. Pay 129

восприятии слов, значительно шире, чем тот, который зарегист­рирован для тех же фонем при их ошибочном восприятии в бес­смысленных слогах. Конечно, во многих случаях это расширение ассортимента замен в словах может быть отнесено за счет опреде­ленных фонетических условий, представленных в словах и от­сутствовавших в слогах, которые были использованы в экспери­ментах. Однако в ряде случаев при ошибочном восприятии слов одни фонемы заменяются другими вопреки их явному оптическо­му несходству.

Так, слово жарко воспринимается как шапка (замена р на п), слово капли как цапли (замена к на и) и т. п. [Е. И. Обозова, 1970].

В таких случаях читающий с губ, приняв решение относитель­но произнесенного диктором слова, как бы пренебрегает несоот­ветствием между оптическим рисунком одной из фонем фактичес­ки произнесенного и ошибочно воспринятого слова.

Вряд ли есть необходимость приводить примеры, показываю­щие, что при чтении с губ, как и при слуховом восприятии речи, решение, принимаемое относительно того или иного слова, может само быть изменено под влиянием решений, принятых по отноше­нию к другим словам данного предложения или ко всему предло­жению.

Если говорить об отличительных особенностях механизма чте­ния с губ при сравнении его с механизмом нормально протека­ющего слухового восприятия речи, то помимо очевидной замены слухового анализатора, как приемника речевых сигналов, зри­тельным и связанной с этим неполноценностью кода, лежащего в основе чтения с губ, следует указать на высокую активность речедвигательного анализатора и изощренность процессов прог­нозирования, переработки и осмысления поступающей речевой информации.

Надо полагать, что именно высокая активность речедвигатель­ного анализатора и изощренность психических процессов, свя­занных с прогнозированием и переработкой речевой информации, дают ключ к разгадке «парадокса чтения с губ». По-видимому, именно эти компоненты чтения с губ в наибольшей степени под­даются совершенствованию под влиянием тренировки, а не навык собственно зрительного восприятия речевых движений, совер­шенствование которого ограничено неполнотой и недостаточной дифференцированностью оптического орального кода. Это находит свое подтверждение в экспериментально установленном факте, показывающем, что глухие учащиеся в процессе школьного обу­чения довольно рано приближаются к пределу распознавания фонем в бессмысленных слогах, который характеризует взрослых оглохших, обладающих наиболее развитым навыком чтения с губ. По нашим данным, этого предела школьники достигают примерно к V классу, а по данным В. И. Бельтюкова, даже ко II классу [В. И. Бельтюков, 1967].

130

Мы рассмотрели характерные черты механизма чтения с губ применительно к глухому, вполне владеющему речью и навыком зрительного ее восприятия по видимым движениям речевых орга­нов. При этом были приняты во внимание процессы, развертываю­щиеся в рамках устной речи. Между тем грамотные глухие, как и слышащие, владеют письменной речью. Те глухие, которые обу­чались в специальной школе или постоянно общаются друг с дру­гом, сверх того пользуются дактилологией. Разумеется, все эти разновидности словесной речи наряду с устной речью входят в единую функциональную систему и находятся между собой в определенном взаимодействии. Само по себе взаимодействие устной речи с письменной и дактильной представляет большой теоретический и практический интерес, однако рассмотрение его составляет особую задачу.

Здесь же представляется важным, не выходя за рамки устной речи, осветить вопрос о том, какие особенности характеризуют механизм чтения с губ, присущий тем глухим, которые не обучены устной речи, а также позднооглохшим и слабослышащим.

Еще у В. И. Флери можно найти указание на способность не обученных речи глухих понимать некоторые слова и фразы по­средством чтения с губ [В. И. Флери, 1859]. П. Д. Енько, основы­ваясь на этой способности глухих детей, рекомендовал предпосы­лать формированию у них произношения обучение их чтению с губ обиходных слов и фраз [П. Д. Енько, 1907]. Та же идея лежала в основе материнского метода сестер Гаррет [П. Д. Енько, 1904-1905].

Такого рода чтение с губ по своему существу и механизму глубоко отличается от зрительного восприятия устной речи, опи­санного выше по отношению к глухим, владеющим ею.

Так, не умея еще говорить, глухой может научиться распозна­вать посредством чтения с губ свое имя, имена товарищей, назва­ния предметов явлений окружающего мира, простейшие фразы, например: Встань! Сядь! Иди сюда! Возьми карандаш! Положи карандаш! Дай мне мел! и т. п.

Однако отсутствие членораздельной артикуляции, словарного запаса и грамматических представлений лишает такого глухого возможности проговаривать слова, использовать лексический и грамматический контекст в качестве основы для прогнозирования, догадки для коррекции и уточнения принимаемых решений.

Это — синтетическое или глобальное чтение с губ, идеовизу-альное по своей природе, поскольку оральные оптические рисунки слов и фраз непосредственно связываются с теми или иными зна­чениями. Оно подобно глобальному чтению написанных слов глухими детьми, еще не умеющими говорить и не знакомыми с дактилологией. Правда, глобальное чтение с губ тоже обычно сопровождается рефлекторным повторением видимых речевых дви­жений, но повторение это носит крайне диффузный, нечленораз­дельный характер.

⁵* 131

Идеовизуальное чтение с губ, отмечаемое у неговорящих глу­хих, не может рассматриваться как восприятие речи в полном смысле слова. Лишенное опоры на сложившуюся речевую систему, оно носит не второсигнальный, а скорее первосигнальный харак­тер.

В данном случае реакция глухого на оральный рисунок слова близка по своей природе к тем реакциям, которые могут быть выработаны у высших животных на звучащее слово [Л. Г. Воро­нин, 1952].

Идеовизуальное чтение с губ, встречающееся у глухих, не владеющих речью, нельзя смешивать с идеовизуальным чтением с губ, которое упоминалось выше применительно к глухим, вла­деющим речью и обладающим высокоразвитым навыком зритель­ного ее восприятия. У первых Идеовизуальное чтение с губ харак­теризует низшую, примитивную ступень восприятия устной речи, лишенную опоры на речевые кинестезии, тогда как у вторых оно выступает в качестве приема, характеризующего высшую ступень восприятия устной речи.

Возможности идеовизуального чтения с губ, не получающего поддержки в виде членораздельного проговаривания, а также в виде прогнозирования и догадки на основе речевого контекста, в общем очень ограниченны* С увеличением набора глобально воспринимаемых слов и фраз распознавание их крайне затрудня­ется.

Если теперь рассмотреть особенности механизма чтения с губ, отличающего позднооглохших, т. е. тех, кто утратил слух после того, как речь уже полностью сформировалась, или взрослыми, то прежде всего следует принять во внимание то, что они обычно сохраняют на более или менее длительный срок звуковые образы, как речевые, так и неречевые. Известно, например, что Бетховен, полностью потеряв слух, сохранил настолько яркие звуковые представления, что, опираясь на них, продолжал свою твор­ческую работу и создал ряд истинных шедевров, в том числе свою гениальную Девятую симфонию.

У людей, внезапно потерявших слух и вынужденных прибег­нуть к помощи чтения с губ, нередко возникает иллюзия слышанья обращенной к ним речи. У некоторых оглохших звуковые образы сохраняются на долгие годы жизни.

Актуализацией этих образов сопровождаются процессы вос­приятия речи, окружающего мира, мыслительные процессы. Г. Форхгаммер приводит по этому поводу интересные высказыва­ния оглохших, в том числе одной женщины, полностью потеряв­шей слух в десятилетнем возрасте. Вот что она говорила спустя 25 лет после окончания школы глухих в Ниборге: «Я мыслю абсо­лютно звуками. И когда мне говорят, я никогда не думаю о том, что не слышу голосов. Мне кажется даже, что я различаю разные голоса, хотя я их никогда и не слышала. Подобным же образом я непроизвольно присоединяю звуки ко всему, что я вижу: я

132

слышу плеск волн о берег — ведь я знаю, как он звучит. То же самое относится и к шелесту листьев, грохоту повозок и ко всему, что производит шум» [G. Forchhammer, 1930, S. 26].

Таким образом, у позднооглохших, как, впрочем, и у слыша­щих, вынужденных обстоятельствами воспринимать устную речь зрительно, механизм чтения с губ дополняется актуализацией звуковых образов слов.

Что касается глухих детей с остатками слуха, составляющих основной контингент специальных детских садов и школ для глухих, то механизм восприятия ими устной речи может быть очень различным в зависимости от степени сохранности слуховой функции, уровня ее развития в результате акупедической работы и от качества используемых звукоусиливающих технических средств.

При благоприятных условиях, как было указано в главе IV, даже те глухие, которые относятся Л. В. Нейманом к I и II груп­пам, способны улавливать на слух известные компоненты речи (в первую очередь звучание гласных, слоговой ритм, ударение, темп произнесения слов и фраз, паузы). Таким образом, уже при­менительно к этой категории глухих следует говорить не о моно­сенсорном восприятии речи посредством чтения с губ, а о бисен-сорном слухо-зрительном ее восприятии.

Основная, ведущая роль в этом случае принадлежит чтению с губ, однако в механизм восприятия речи вплетается прием зву­ковых сигналов и связанная с ним актуализация акустических образов, что способствует повышению разборчивости восприни­маемой речевой информации.

Для глухих III и особенно IV группы роль слухового компо­нента в механизме восприятия речи значительно возрастает, по­скольку при надлежащих условиях они оказываются в состоянии наряду с указанными только что компонентами речи улавливать на слух мелодическую структуру интонации, более или менее уверенно распознавать в словах гласные фонемы и некоторые типы согласных. Это при соответственной тренировке и достаточ­ном усилении речи позволяет им достичь способности моносенсор­ного слухового распознавания хорошо знакомых слов и некото­рых фраз, хотя при слухо-зрительном восприятии устной речи и у этой категории глухих основная роль остается за чтением с губ.

..У.слабослышащих роль слухового компонента в механизме слухо-зрительного восприятия речи еще более возрастает и по мере снижения степени тугоухости становится уже не дополни­тельной, а основной. Соответственно расширяются возможности моносенсорного слухового восприятия речи. Все это хорошо пока­зано в упоминавшихся ранее работах К. Хаджинса [С. Hudgins, 1954] и А. Ван Удена [A. Van Uden, 1960].

Наконец, своеобразные черты должен приобретать механизм восприятия устной речи у глухих в случае дополнения чтения

133

с губ или слуховой рецепции тактильно-вибрационными ощуще­ниями, связанными с применением вибрационных устройств, а также в случае одновременного слухо-зрительно-тактильного приема речи. Вопрос этот изучен пока недостаточно, однако одно остается несомненным: до тех пор, пока бисенсорное или трисен-сорное восприятие звучащей речи не сможет обеспечить полного и дифференцированного приема глухим всех компонентов ее фо­нетической структуры, механизм этого восприятия всегда будет сопряжен с проявлением той высокой степени встречной активнос­ти, которая служит условием понимания звучащей речи нормаль­но слышащими людьми при наличии тех или иных помех.

Приведенная выше общая характеристика механизма восприя­тия устной речи нормально слышащими и глухими позволяет подойти к определению задач, которые возникают в связи с необ­ходимостью сформировать этот механизм при нарушенном слухе.

Первая из этих задач состоит, очевидно, в том, чтобы обеспе­чить максимально полный и дифференцированный прием элемен­тов фонетической структуры речи, доступных слуховому, зритель­ному и кожному анализаторам порознь и в сочетании друг с дру­гом, а следовательно, и в том, чтобы сформировать соответствен­ные слуховые, зрительные и тактильно-вибрационные образы, закрепить их в памяти.

Для полностью глухих здесь имеются в виду зрительные сиг­налы и образы, связанные с чтением с губ, и отчасти дополнитель­ные тактильно-вибрационные сигналы с соответствующими им образами, возникающими при использовании вибраторов.

,|По отношению к глухим, имеющим остатки слуха, речь должна ид|ги как о зрительных, так и о слуховых образах и опять-таки дополнительно — о тактильно-вибрационных^'

Наряду с формированием раздельных образов различной мо­дальности представляется необходимым также формирование слит­ных интермодальных образов, и прежде всего слухо-зрительных (для большинства глухих) и зрительно-тактильных (для полностью или почти полностью глухих).

В решении этой задачи одни придерживаются аналитического подхода, начиная упражнения с отдельных фонем, слогов и лишь затем переходя к словам и фразам, другие же отдают предпочтение синтетическому подходу, исходя сразу из целых слов и фраз. Су­ществует и третий, аналитико-синтетический, подход, сочетающий в себе элементы первого и второго.

Применительно к обучению чтению с губ сторонниками первого подхода были, например, П. Фишер [P. Fischer, 1810], Ф. Рётцер [F. Rotzer, 1908], второго — П. Д. Енько [1907], Г. Гёпферт [Н. Gopfert, 1924], а третьего — Э. Ничи [Е. Nitchie, 1919], Н. A. Pay [1929], А. И. Метт и Н. А. Никитина [1965]. Примени­тельно же к развитию слухового восприятия устной речи у глу­хих представителями аналитического подхода могут служить М. А. Гольдштейн [М. A. Goldstein, 1939], В. К. Орфинская [1936],

134

М. В. Уайтхерст [М. V. Whitehurst, 1955], убежденным же сторон" никои синтетического подхода является В. Уатс [W. J. Wotts> 1969]. Синтетический подход с элементами анализа разрабаты­вается в настоящее время в Научно-исследовательском институте дефектологии АПН СССР.

/ Учитывая важную роль моторного компонента в механизме восприятия речи, вторую задачу должна составлять выработка навыка отраженного проговаривания (сначала внешнего, развер­нутого, затем внутреннего, редуцированного) воспринимаемого речевого материала'.

Особое значение этой задаче придавали при обучении чтению с губ К. Браукман [С. Brauckmann, 1925] и многочисленные его последователи. Не меньшее значение имеет эта задача при разви­тии навыков слухового восприятия, а также, разумеется, навыков распознавания связанных с восприятием речи тактильно-вибра­ционных сигналов. Отраженное проговаривание служит важным условием формирования навыков комплексного, в частности слу-хо-зрительного и зрительно-тактильного, восприятия речи.

Наконец, как это явствует из сказанного ранее, очень важную третью задачу формирования механизма восприятия устной речи у глухих составляет выработка навыков прогнозирования, догад­ки, основанных на использовании речевого и внеречевого кон­текста. Большое внимание этой задаче уделено в методических рекомендациях по обучению чтению с губ для позднооглохших Г. Гёпферта, Э. Ничи, а также Н. A. Pay [1929], А. И. Метт и Н. А. Никитиной [1965]. Но не меньшего внимания заслуживает она и при формировании у глухих навыков слухового восприятия речи. То же относится к формированию навыков тактильно-вибра­ционного распознавания элементов речи и комбинированного слу-хо-зрительного, зрительно-тактильного и слухо-зрительно-так-тильного восприятия речевой информации.

Конечно, решение всех этих задач должно выглядеть по-раз­ному применительно к разным категориям глухих. Это можно видеть на примере формирования навыков чтения с губ.

Представим себе такой случай, когда человек, вполне нормаль­но слышащий и говорящий, внезапно теряет слух и при этом выясняется, что степень и характер его нарушения не оставляют надежды на успех реэдукации, на возможность эффективного использования слуховых аппаратов. У такого оглохшего, как, впрочем, и у нормально слышащих, вынужденных обстоятельст­вами воспринимать речь зрительно, механизм чтения с губ факти­чески готов.

Его формирование является результатом всего предшествую­щего жизненного и речевого опыта, практики слухо-зрительного восприятия речи, особенно в тех случаях, когда одно слуховое восприятие оказывалось затрудненным.

Применительно к таким позднооглохшим людям приходится говорить лишь о совершенствовании механизма чтения с губ во

135

всех его звеньях. Это может быть достигнуто как практикой, так и специальными упражнениями, направленными на изощрение навыков зрительного восприятия речевых движений, их отражен­ного повторения, а главное —• навыков предвосхищения и осмыс­ления поступающей информации.

Совсем по-другому выглядит задача формирования механизма чтения с губ по отношению, допустим, к глухим детям, не обучен­ным еще словесной, а следовательно, и устной речи. В этом случае в наличии имеется лишь зрительный компонент чтения с губ и отчасти самый примитивный моторный, который может выражать­ся в диффузном рефлекторном подражательном движении речевой мускулатуры. Это механизм элементарного идеовизуального чте­ния с губ, о котором говорилось выше. Перспективы совершенст­вования такого механизма путем тренировки в общем весьма ограниченны, хотя бы уже по одному тому, что по мере увеличения объема речевого материала, предлагаемого для чтения с губ, начинает все более сказываться скудость оптических признаков, которыми характеризуется каждое слово в отличие от других. Это приводит к нарастанию трудностей в различении слов, в вы­боре адекватного слова среди множества других, сходных с ним по своему оптическому облику.

Таким образом, по отношению к глухим, не владеющим речью, действительно возникает задача формирования механизма чтения с губ или перестройки примитивного глобального чтения с губ в полноценное аналитико-синтетическое. Однако совершенно оче­видно, что решение этой задачи (как и задачи формирования слу­хового, слухо-зрительного восприятия устной речи) перерастает рамки формирования собственно механизма чтения с губ и стано­вится составной частью формирования у глухих словесной речи, в ходе которого они овладевают словарем и грамматическим стро­ем языка, усваивают навыки произношения.

Если глухой усвоил богатый словарь, овладел грамматическим строем языка, научился говорить и получил достаточную практику в зрительном распознавании речевых движений (благодаря работе над произношением, восприятию устной речи в процессе обучения и общения), если он имеет достаточный жизненный опыт и умст­венный кругозор, то в его распоряжении оказываются все компо­ненты, составляющие полноценный механизм аналитико-синтети-ческого чтения с губ.

Так, большая практика пользования зрительным восприятием устной речи в процессе обучения и общения не требует от таких глухих того же внимания к зрительному компоненту чтения с губ, какое должно быть уделено ему людьми, только что потерявшими слух.

В то же время у глухих школьников и выпускников школы часто отмечается замедленный темп речи, недостаточная вариатив­ность темпа. Это затрудняет чтение с губ так же, как, например, затрудняется слуховое восприятие речи на иностранном языке,

136

если ее темп значительно расходится с собственным темпом речи слушателя, изучающего этот язык [Г. Б. Архипов, 1968].

Очевидно, в данном случае особое внимание должно быть уделено моторному компоненту механизма чтения с губ, выработ­ке более подвижного, быстрого темпа речи глухого, быстроте отраженного проговаривания слов в процессе чтения с губ.

Что касается сложного комплекса операций, ведущих к ос­мыслению воспринимаемой речи, то для обученных речи глухих совершенствование этого третьего компонента механизма чтения с губ представляется во всяком случае не менее важным, чем для позднооглохших.

Столь же различными и своеобразными являются задачи фор­мирования механизма слухового и слухо-зрительного восприятия речи у не обученных еще ей глухих детей, у детей, уже овладев­ших устной речью в результате специального обучения, и у тех оглохших с полностью сохранившейся речью, с которыми ведется работа по развитию остаточной слуховой функции.